Белый лотос с Закатной Горы

      Было раннее утро. Солнце лишь недавно вышло из-за горизонта, но Коноха уже была полна жизнью: щебетали птицы, переговаривались люди, проносились по крышам вечно спешащие шиноби, и нежное оранжевое солнце, казалось, улыбалось глядя на них.       Жизнь кипела в деревне шиноби, и ее бурлящий поток не обошел стороной маленькую уютную квартирку в казенном общежитии.       Аппетитный запах куриного филе, готовящегося в кисло-сладком соусе, разносился по округе, заставляя прохожих глотать слюни.       Несмотря на то, что был уже октябрь, погода стояла по-летнему теплая — это было особенностью климата Страны Огня. Кухонное окно было открыто настежь. Аппетитный запах мяса смешивался с ароматом цветов, что густым рядом заставили весь подоконник, порождая нечто совсем уж невообразимое, но без сомнения привлекательное.       Немного подросшая Сакура в переднике приступила к десерту: она собиралась сделать апельсиновые дольки в карамели.       Ну, мне нравятся апельсины… Они такие оранжевые!       По детским меркам она слышала эту фразу очень давно. По меркам прожитых лет — совсем недавно. Сакура не могла не запомнить пристрастия человека, ставшего очень важным для нее, даже если сказано о них было лишь мельком.       Думая об этом важном человеке, Сакура улыбнулась краешком губ.       И тут он, подтверждая поговорку «помяни черта», внезапно появился.       — Доброе утро, Сакура-сама! — вися вниз головой над окном кухни, как заправский шиноби, гаркнул Наруто. Но ожидаемого эффекта не было: Сакура, спрятав мимолетную улыбку, лишь лениво на него взглянула.       — Ты слишком шумный.       Ее не могло удивить такое появление Наруто. В конце концов, он был ее соседом сверху, и она слышала все его передвижения с тех пор, как он встал с кровати. Даже если Наруто пытался красться, сверхчуткий слух Сакуры это обмануть не могло.       — Бу… Сакура-сама, с тобой невозможно играть в прятки. — Обиженно проворчав, Наруто змейкой скользнул внутрь. Ни один цветок на подоконнике не шелохнулся благодаря его долгой практике.       Сакура иногда думала, что Наруто стал бы отличным вором-домушником с его талантом проникать в чужие квартиры, но полученное на Закатной Горе воспитание не позволяло ей говорить такое: там это считалось грубостью.       Наруто привычно уселся за стол и сложил ладони перед собой, уставившись на Сакуру как на Рикудо-сеннина во плоти. Как любитель вкусной еды, он благоговейно поклонялся ее божественной кулинарии.       Однажды дождливым вечером, ровно год назад, Сакура подобрала Наруто, как брошенного котенка. Она обработала его раны, накормила вкусным ужином и позволила переночевать у себя, чтобы не мокнуть под дождем по дороге домой — тогда они еще не поняли, что являются соседями. С того памятного вечера Наруто прилип к Сакуре, как репей, и приходил к ней домой когда ему заблагорассудится.       Впрочем, Сакура не была против. Наглое поведение Наруто ей даже нравилось, оно было так непохоже на почтительность и фальшивое поклонение, сопровождавшие ее на Закатной Горе.       День, когда она подобрала Наруто, Сакура помнила четко.       Десятое октября. День скорби о людях, погибших во время нападения Кьюби, но Йоко.       День рождения Узумаки Наруто, джинчурики Девятихвостого.       Было странно, что о личности Наруто как сосуде для демона было легко узнать. Сакура не прилагала никаких усилий. Фактически, о том, что Наруто джинчурики, в Конохе знала каждая собака.       Только Наруто сам о себе этого не знал. И не понимал, почему люди так ненавидят его и называют демоном.       Сакура могла бы рассказать ему этот неприятный факт о нем самом, но не знала, как к этому разговору подступиться. Да и, честно говоря, она считала, что все должно идти своим чередом. В конце концов Наруто и сам догадается, что его прозвище не на пустом месте появилось.       Сакура хотела, чтобы ее близкий человек просто радовался жизни, а не забивал голову лишней чепухой.       Впервые она встретила человека, о котором искренне желала заботиться, которого хотела беречь от всех невзгод. Наруто будил в ней инстинкт сродни материнскому, его доверчивая наивность наполнила наконец ее жизнь смыслом.       Хотя она была неопытна в такого рода отношениях, и немного чрезмерна в желании баловать Наруто, это не имело значения, потому что делало их обоих счастливыми.       Разве не в этом смысл жизни — быть счастливым?       Сакура не старалась как-то особенно украшать стол, и все же он оказался шикарен, если сравнивать с повседневными завтраками.       — Сакура-сама, сегодня какой-то особенный день? — удивился Наруто.       — Да. — Ответила Сакура, усаживаясь за стол, и смерила Узумаки тем самым взглядом разочарованного в окружении мизантропа.       «Как ты мог забыть?!» — буквально вопил этот взгляд, и Наруто даже занервничал. Но когда он, чеша затылок, безуспешно пытался вспомнить, что это за особенный день, Сакура прервала поток хаотичных мыслей, протянув ему палочки для еды.       — Не думай слишком много, Наруто-сан, — улыбнулась она краешком губ, и Наруто прочел ее нынешнее настроение как «ну как с такого идиота не поумиляться?»       Хотя они обращались друг к другу с уважительными суффиксами — «Наруто-сан», «Сакура-сама» — они не несли того почтения, что обычно выражается при таком обращении. Скорее, эти суффиксы имели ироничный оттенок. Поначалу Сакура использовала суффикс «сан» по привычке: он создавал иллюзию дистанции, почти как звания соучениц на Закатной Горе. Наруто сразу же подхватил эту привычку, став добавлять к имени Сакуры суффикс «сама» — так он выражал свое восхищение. С самого первого дня, когда он встретил Сакуру в раменной, она показалась ему особенной, отличающейся от других людей, и Наруто не смел ставить ее на один уровень с собой, что, при его высоком самомнении, было удивительным. Потом обращаться так друг к другу вошло в привычку, и эти суффиксы использовались не для обозначения вежливой дистанции, а для выражения особенных отношений между ними. Это их «Наруто-сан» и «Сакура-сама» фактически равнялось тому уровню, когда двое людей могли называть друг друга домашними прозвищами.       В общем, этот уровень отношений был несколько выше, чем просто друзья, вплотную приближаясь к уровню членов семьи.       Поддавшись на мгновение смущению, Наруто действительно выбросил лишние мысли из головы.       — Иттадакимас! — воодушевленно воскликнул он, принимаясь за восхитительное мясо с гарниром из риса и овощей.       Выражение лица Сакуры смягчилось, когда она смотрела, с каким удовольствием Наруто ест приготовленную ей пищу. Хотя никто не мог ей этого сказать, сейчас она была похожа на гиперзаботливую мамочку, которую радовал аппетит ее ребенка.       — Ого! Апельсин в карамели! — глаза Наруто маньячно заблестели — участь десерта была предрешена.       Сакура не удержалась от смешка. Наруто, запихав кучу сладостей за щеки, стал похож на милого жадного хомячка.       Воздав должное шикарному завтраку, Наруто помог Сакуре вымыть посуду. Хотя в своей квартире убираться он ненавидел, но когда дело касалось обожаемой «Сакуры-сама», Наруто готов был пахать как вол, лишь бы получить ее одобрительный взгляд.       — Идем гулять, Сакура-сама, я та-акое обалденное место нашел! — не успев вытереть мокрые руки, Наруто начал скакать вокруг Сакуры, полыхая неуемной энергией.       — Подожди, — властным жестом, отработанным еще в далекие времена прошлой жизни, остановила Сакура джинчурики. Под его внимательным взглядом она прошла в свою спальню, и вышла оттуда с подозрительным свертком, который она и вручила ошеломленному Узумаки.       — Это мой подарок тебе на день рождения, Наруто-сан. Примерь.       Наруто дрожащими пальцами развернул оберточную бумагу и с предельной осторожностью взял в руки куртку, что оказалась в свертке. Черная куртка из плотного дорогого материала, она изобиловала оранжевыми вставками, а на спине имела мастерски выполненный орнамент в виде феникса.       Это была шикарная вещь, чье качество Сакура гарантировала лично: она ведь сшила эту куртку самостоятельно, хоть ей и было сложновато создавать вещи подобного стиля: традиционные хаори и юкаты были милее ее сердцу. Навык создания зачарованной одежды считался престижным на Закатной Горе, и Шан Хэ, как лучшая ученица, постигла его в совершенстве.       Куртка Наруто могла спасти ему жизнь, поскольку обладала свойствами отражать ниндзюцу и минимизировать физический урон. Но Сакура, конечно же, не стала рассказывать Наруто о всех секретах ее подарка: полагаться на снаряжение никогда не было хорошей идеей.       Для Наруто эта вещь была всего лишь красивой курткой, но вызвала в нем бурю эмоций. Он долго рассматривал ее, опустив голову вниз, и когда Сакура подумала, что что-то здесь не так, она заметила капельки слез, разбившиеся о поверхность пола.       — Са-акура-са-ама! — с воплем и слезами Наруто бросился Сакуре на шею, и она, к сожалению, не успела отреагировать.       Наруто рыдал, уткнувшись лицом ей в плечо, а она могла лишь беспомощно похлопывать его по спине, ожидая, когда его эмоции утихнут, и слушая бессвязные бормотания мальчишки.       Наконец, Наруто отстранился от нее. Видя насквозь промокший рукав одеяний Сакуры, Наруто устыдился своего поведения и попытался извиниться, но Сакура просто отмахнулась.       «Видимо, не приняла близко к сердцу «, — подумал Наруто, почувствовав облегчение.       — Эт-то мой первый подарок, С-сакура-сама. Обещаю, я б-буду хранить его как зеницу ока! — заикаясь, произнес Наруто с забавным смущенно-решительным выражением на лице.       Сакура хмыкнула, не зная, как относиться к такому заявлению.       — Примерь уже наконец, Наруто-сан.       — Д-да!       Куртка оказалась немного великовата, но Сакура сделала ее такой специально — Наруто в это время быстро рос, и через полгода подарок, вероятно, пришлось бы выбрасывать.       И все же Наруто выражал всем своим видом пример абсолютно счастливого человека, даже покрасневшие от слёз глаза не портили его образ.       Сакура, удовлетворившись результатом своей работы, щелкнула по рукаву своего зеленого ханьфу, и он мгновенно высох: ее одежда была зачарована на самоочистку. Наруто уже давно не удивлялся таким фокусам, хотя и знал, что на такое способна лишь Сакура. Но как он мог выдать хотя бы один ее секрет, будучи абсолютно преданным ей, протянувшей руку помощи в момент крайней нужды и ни разу его не упрекнувшей?       Хотя по Наруто и не скажешь, он был не из болтливых людей, и не был непроходимым глупцом — такие не выживают в жестоком мире беспризорных детей. Сакура доверяла ему. Хоть и не полностью, но гораздо больше, чем кому-либо в этом огромном мире.       Величественно протянув Наруто свою руку — хотя с ее внешностью ребенка это скорее смотрелось просто убойно мило, — Сакура произнесла:       — Покажи мне место, которое ты нашел, Наруто-сан.       Мгновенно преисполнившийся энтузиазмом Наруто крепко, но бережно сжал ее ладонь в ответ.       — Хай, Сакура-сама!       ***       «Красивое место», которое нашёл Наруто, являлось вершиной горы Хокаге. Сакура уже бывала там несколько раз — следуя вбитой в неё наставницей привычке, она тщательно изучила каждый уголок своего нынешнего места жительства. Обычная гора с плоской вершиной, с которой открывался вид на Коноху. После долгой жизни в секте подобный пейзаж был последней вещью, что могла её впечатлить.       Они добрались сюда лишь к вечеру. В Конохе в этот день было шумно и людно, и каждый второй житель считал своим долгом сорвать на Наруто злость. К скале с высеченными на ней лицами хокаге они шли по тёмным незаметным ходам, играя в шиноби. Наруто не забывал по пути пакостить всем встречным-поперечным: кому-то обернет на голову ведро воды, другому бросит под ноги шкурку от банана.       Сакура только едва заметно хмурила брови. Если бы в её мире простые смертные так относились к ученикам секты, как жители Конохи к Наруто, даже их жизни не стали бы достойной компенсацией.       Кто сильнее — тот и прав. Какой смертный осмелится оскорблять существо, для которого убить человека — все равно что прихлопнуть надоедливую муху, если судить по затраченным усилиям?       Местные «небожители», которых называли шиноби, воспитывались по иным принципам, не понятным Шан Хэ и почти не понятным Сакуре. Где ещё человек, способный в одиночку уничтожить целый город, будет пресмыкаться перед простым смертным? Да, он может быть правителем или богачом, но какая разница, если у него нет личной силы? Любой, неспособный выдержать её атаку хотя бы вполсилы, в глазах Шан Хэ был не более чем мусором.       Если смертный относится к ней с почтением — Сакура по доброте душевной выполнит его просьбу. Но если никчёмный человечишка забудет о высоте неба и глубине земли, то есть о своём месте в «пищевой цепочке» человечества, она убьёт его без сожалений. Тоже по доброте душевной: все равно для глупцов смерть — наилучшая участь.       Шан Хэ, то есть теперь уже Сакура, не была злой и властной. Она просто была воспитана в иных условиях, нежели люди этого мира, и ценность человеческих жизней для неё имела другое значение.       Для Сакуры вообще ценны были лишь жизни немногих людей, которых можно было пересчитать по пальцам одной руки. В отношении остальной массы общества она придерживалась принципа «не трогай меня, и я, так уж и быть, пощажу твою жизнь».       Хотя иногда, видя, как насмехаются над Наруто, Сакура хотела нарушить этот принцип и подарить этим никчёмным людям милостивую смерть. Только Наруто, казалось, давно не замечал эти насмешки: лишь улыбался беззаботно своим врагам-соседям в лицо, а после пакостил им, и рассказывал с довольной ухмылкой Сакуре о своих «подвигах». Это было его личное дело, и Сакура, следуя воспитанию Закатной Горы, в него не лезла.       Но, как бы то ни было, все это было неважно. Солнце склонялось к горизонту, и нежный розовый оттенок, которым оно раскрасило этот мир, рисовал умиротворенную картину. Коноха внизу расстилалась как на ладони. Там скорбели, пьянствовали и поминали погибших в битве с Лисом, но все это не касалось двух детей. И буквально, и в метафорическом смысле они были выше переживаний обычных смертных.       У Наруто был день рождения — только это волновало Сакуру.       А «Сакура-сама», а глазах джинчурики являющаяся воплощением святой доброты и вообще всего лучшего, что есть в этом мире, сидела сейчас рядом с Наруто, устремив задумчивый взгляд вдаль. И сердечко голубоглазого мальчишки трепыхалось пойманной в силки птицей, тонуло в невообразимой нежности, смешанной с благоговейным восхищением.       Только Сакура была по-настоящему добра к нему. И это неизбежно вело к тому, что Наруто с каждым днем привязывался все больше и больше к ней.       — Сакура-сама… Мы же всегда будем друзьями, правда? — горло сдавило, и этот короткий, по-детски наивный вопрос дался Наруто с большим трудом.       Сакура обернулась к нему, и отстраненная задумчивость в зелёных глазах сменилась недоумением.       — Друзьями? Мы никогда ими не были. — Ясно и чётко ответила Сакура, и её спокойный ответ погрузил Наруто в бездну отчаяния.       Никогда не были друзьями… Что это значило? Разве Сакура-сама не испытывает к нему добрых чувств?       Невыразительная мимика Сакуры помешала ей донести до конца свою мысль до непонятливого Узумаки. Она считала его шиди — младшим боевым братом, хоть они и не состояли в секте. Немного позже ответственность за Наруто в её сердце стала так велика, что она решила сделать его своим учеником, когда он немного подрастёт. В конце концов, Наруто был единственным человеком в этом мире, которого Сакура считала по-настоящему близким — возможно, потому, что в круге её общения лишь Наруто был наивным ребёнком, что не мог замыслить против неё зла. Ко взрослым Сакура была немного предвзята.       Все это приводило к одному выводу.       — Я считаю тебя своей семьёй, Наруто-сан, — Сакура, ощущая неловкость момента, сжала ладонь Наруто своей рукой — вроде, так люди передавали свою любовь и поддержку?       Наруто переводил шокированный взгляд со сцепленных в замок ладоней на лицо Сакуры и обратно, не в силах поверить в услышанное.       Сакура-сама, его благодетельница… Она действительно так считает?       — Сакура-сама-а-а! — в порыве чувств мальчишка набросился на неё с объятиями, но он не учёл, что они любовались видом на краю скалы.       С этого края они оба и свалились.       За секунду полёта Наруто успел распрощаться с жизнью, помолиться богу и раскаяться в том, что навредил обожаемой «Сакуре-сама». В ожидании удара о землю он зажмурил глаза, но боли так и не дождался.       Сакура, подобно кошке, перевернулась в воздухе, поймала падающего Наруто, и, держа его на руках, словно какую-то принцессу, сконцентрировалась на силе, циркулирующей внутри её тела.       Полет на землю прекратился. Правой ногой Сакура словно касалась прозрачной платформы, левая была немного поджата, подражая позе журавля. От кончика её ботинка в воздухе расходились волны голубоватой энергии, похожие на круги на воде.       Наруто приоткрыл один глаз. Затем, не поверив увиденному, широко распахнул оба, а руки мёртвой хваткой вцепились в ханьфу Сакуры.       Они парили в воздухе! Натурально парили!       — Сакура-сама!.. — позабыв страх, восторженно начал джинчурики, но, наткнувшись на застывшее напряжённое выражение лица девочки, осекся.       — Ты тяжёлый, — мрачно молвила Сакура, и, немного сменив позу, начала падать вниз. Паря, как падающий с дерева листок, она вполне безопасно спустилась, и там уже, сокрытая деревьями и кустами от любопытных взглядов прохожих, разжала руки, безжалостно уронив мальчишку на жёсткую землю.       — Наруто-сан, не делай так больше. Это создаёт лишние проблемы. — Её лицо, впервые на памяти Наруто, было вымораживающе строгим.       Сакура чувствовала себя очень уставшей, все же техника хождения по воздуху и в предыдущем мире считалась довольно сложной. Гораздо сложнее, чем хождение по воде, которое вполне успешно практиковали и местные шиноби. С её юным телом и не до конца развитой чакросистемой делать подобное было очень неосмотрительно — это могло привести к непоправимым травмам, но в той ситуации иного выхода попросту не было.       Ей нужно было срочно расслабиться в целебной ванне — каждая клеточка юного тела ныла после краткого момента перенапряжения. Сакура надеялась, что обошлось без травм, ведь лечить их в нынешних условиях было затруднительно.       В то время как Сакура уже рассчитывала в уме репецт состава для целебной ванны и медленно, едва сохраняя достоинство, ковыляла по направлению к дому, Наруто не мог сдвинуться с места, переваривая давно очевидную, но от того не менее шокирующую мысль.       Сакура-сама нереально крута!       — Сакура-сама, подожди! — опомнился наконец джинчурики и погнался за ней.       Сакура не оборачивалась, не желая разрушать воспитательный эффект — она изображала обиду на несдержанность Наруто, что едва не привела к их смерти.       Но её бледно-розовые губы сложились в мягкую улыбку.       Разве можно было обижаться на этого солнечного ребёнка?