***
Сэхун подорвался на кровати и испуганно заозирался по сторонам. Была глубокая ночь, и все спали. Он упал на подушку и откинул назад влажную от пота чёлку. Сэхун не уверен, но, кажется, стонал. Всё тело горело от возбуждения, член плотно прижимался к животу. Во сне Чонин трахал Лухана на кровати Сэхуна. Даже колкие мысли, что и во сне Сэхуну нет места между этими двумя, не уменьшали возбуждения. Он нетерпеливо обхватил ладонью член. Сжал губы, проглотив громкий удовлетворённый стон, и быстро задвигал рукой. Как только возбуждение схлынет, он будет себя ненавидеть. Сэхун понял это настолько отчётливо, что неконтролируемое злое «блять» сорвалось с губ. Он импульсивно выгнулся и кончил. Весь день Сэхун ходил раздражённый и неудовлетворённый. После уроков Чонин остался помогать учителю, что послужило причиной отказа и ещё больше разозлило Сэхуна. Он не так часто о чём-то просил, и быстрый перепих где-нибудь в укромном месте избавил бы Сэхуна от навязчивого сна. Теперь он шёл по коридору с определённой целью. Пять дней назад Сэхун решил поиграть. Стать ещё большим ублюдком, чем на самом деле, и использовать обоих. Плевать, что в тот же день он передумал, сейчас Чонин сам подтолкнул его к Лухану. Сэхун редко наведывался в библиотеку. Не любил сидеть за длинным столом и писать конспект. Намного удобней разложить книги на кровати, чтобы рядом был Чонин и пачка сигарет. В отличии от Лухана, который периодически пропадал в хранящем благоговейную тишину зале, где пахло пылью и старыми книгами. Лухан сидел практически в конце зала и был слишком увлечён древней книгой в кожаной обложке. На короткий миг ослеплённому злостью Сэхуну это показалось милым. Он за локоть дернул Лухана вверх и, не обращая внимания на упавшую книгу, прижал его к стеллажу. Лухан испуганно охнул и попытался сопротивляться, но чем напористее целовал Сэхун, тем слабее упирался Лухан. − Сэхун! Вздрогнув, Сэхун разжал руку и сглотнул. Лухан сильнее вжался спиной в стеллаж и даже не попытался застегнуть наполовину распахнутую рубашку. Приоткрыв рот, он тяжело дышал. Сэхун сделал шаг назад, но всё ещё не сводил глаз с голой груди. Лухан вцепился в его толстовку, притянул к себе и судорожно зашептал: − Пожалуйста, пожалуйста… Сэхун шумно выдохнул, медленно расстегнул оставшиеся пуговицы на рубашке и вытянул её из-под пояса школьных брюк. Лухан взволнованно сглотнул. Смотрел на Сэхуна широко распахнутыми глазами и позволял раздевать себя. Расслабленно прикрыл их, когда Сэхун провёл ладонями по груди, животу, обхватил талию и сомкнул руки на спине. Лухан неуверенно обнял в ответ, прижался щекой к щеке Сэхуна и отчаянно прошептал: − Я люблю тебя. Сэхун зажмурился. Внутри нестерпимо болело и жгло. Дальше будет только хуже. Он сильнее сжал Лухана в объятиях. Молча. Боялся, что любое слово, сказанное вслух, поранит. Вечером Сэхун кидал раздражённые взгляды на циферблат. Чонин вернулся полчаса назад, а Лухан задерживался на тренировке. Сэхун волновался. Чжэук в качестве мести за разбитое лицо мог подловить Лухана, когда тот будет возвращаться с футбольного поля. − Может, сбежим? Мы давно не делали ночные вылазки. − Не сегодня. Я устал, − Сэхун мог врать всем и не чувствовать угрызений совести. Всем, но не Чонину. − Я могу помочь расслабиться, − Чонин плавно обнял его со спины и провел носом вдоль шеи. Сэхун опустил голову. Совсем недавно он хотел быть ублюдком, а сейчас оказаться далеко. Желательно старого себя оставить здесь. Сбросить, как змея кожу, забыть всё и начать с чистого листа где-то на другом конце Земли. − Скоро вернётся Лухан... − и может не так понять? Или совесть у Сэхуна всё-таки имелась, и он не хотел, чтобы Лухан их видел? Сэхун мягко освободился из объятий и стянул футболку. − Я лягу спать.***
Осень плавно перетекала в зиму. Сэхун бегал от Лухана, Чонина, от самого себя и ненавидел всё это больше и больше. Иногда, замечая тоску в глазах Лухана, Сэхун подрывался и сваливал из комнаты подышать свежим воздухом. В один из таких побегов Чонин нашёл его в парке, встал рядом и закурил, что делал крайне редко. Они смотрели на одно и то же дерево и молчали. Потом Чонин вплёл пальцы Сэхуну в волосы и слегка помассировал затылок. Взгляд его оставался задумчивым, и, казалось, он всё делал на автомате. - Не загоняйся. У тебя есть время столько, сколько нужно.***
Бэкхён перехватил Сэхуна на выходе из кампуса и потянул в сторону стадиона. Он делился последними новостями, а Сэхун зябко потирал руки и проклинал свою легкомысленность. Футбольный сезон начался, но школа всё ещё использовала открытый стадион. Пока они будут смотреть футбол, Сэхун закоченеет в первом тайме. Пообещав занять место, Бэкхён ушёл к Чанёлю и Чонину, а Сэхун, сунув руки в карманы кожаной куртки, побрёл в сторону раздевалок. Футбольная команда собралась внутри, и грубый голос тренера был слышен через закрытую дверь. Юркнув под старое дерево, Сэхун прикурил. Лухан вышел через три минуты в окружении команды. Сэхун видел, как сильно он нервничал. Давило всё: первый в сезоне матч, требовательный тренер и взмыленная команда. Всегда занятые родители, которые не смогли найти время на сына. Сэхун удивлён, почему Лухан ещё не сорвался. Пока никто не видел, Сэхун вдавил окурок в стену, схватил Лухана за руку и увёл в туалет. Защёлкнув замок кабинки, он опёрся руками по обе стороны от Лухана. – Выкладывай. − Мне страшно… − шепнул Лухан на грани слышимости. Он кусал губы и нервно дёргал низ футболки. − Издеваешься? Ты капитан команды и потрясающий игрок. Вы должны размазать этих сопляков по полю. А ты сейчас стоишь и дёргаешься, как девчонка, − подавшись неконтролируемому порыву, Сэхун прижался к нему теснее и коснулся губами щеки. Лухан сдавленно выдохнул и расслабил напряжённые плечи. Дверь в туалет хлопнула. Раздался гогот парней и шум воды в умывальниках. Сэхун крепко обнял Лухана за талию и ласково шепнул: – Сыкуха… Лухан гневно сдвинул брови и, коротко замахнувшись, ударил его в живот. Сэхун согнулся и беззвучно сполз на пол. Прижал руки к месту удара и судорожно хватал ртом воздух. Но всё же, был доволен. Лухан сжал ворот куртки и дёрнул Сэхуна на себя. Угрожающее выражение лица плавно смягчилось, Лухан наклонился и поцеловал его раскрытые губы. − А в конце года мы будем пить шампанское из кубка, − прошептал Сэхун и усмехнулся, услышав короткий смешок. После матча Сэхун окончательно сломался. Увидел улыбку Лухана, как он светился и заливисто смеялся рядом с возбуждённым, подхватившим всеобщее сумасшествие Чонином. Сэхун одним из последних сжал Лухана в объятиях, задержался чуть дольше положенного и поздравил с победой. Его голос, как и улыбка, дрогнул. Лухан непонимающе вцепился в руку Сэхуна и судорожно вздохнул. Толпа болельщиков сомкнулась вокруг, как бушующее море, отталкивая Сэхуна всё дальше от кричащего Лухана и растерянного Чонина. Сэхун знал, что пожалеет. Всё зимние каникулы будет сходить с ума, сжирать себя по маленькому кусочку, чтобы в итоге выплюнуть бесформенную кучу боли и отчаяния. Но всё равно бежал до общаги, задыхаясь и спотыкаясь. Времени слишком мало. Ворвавшись в комнату, он вытянул из-под кровати заранее собранную спортивную сумку и бросился прочь. Лухан, может, и не кинется его искать − после победы тренер не отпустит, а вот Чонин – вполне. Такси стояло за воротами. Сэхун швырнул сумку на заднее сидение и запрыгнул следом. Едва отдышавшись, назвал адрес и откинулся назад. Телефон в кармане слабо завибрировал. Сэхун подождал, пока вызов закончится, и выключил телефон. Он успел заметить десяток пропущенных от Чонина и Бэкхёна. Каникулы в загородном доме пойдут Сэхуну на пользу. Он будет видеть только прислугу и изредка отца. Каникулы им всем пойдут на пользу. Этим же вечером Сэхун напился. Громил гостиную, кричал и разбивал всё, что попадалось под руку. Отец приехал сразу же. Закрыв лицо руками, Сэхун беззвучно плакал. Слёзы смешивались с кровью и причиняли боль порезанным ладоням. Но нестерпимее всего болело внутри. Разъедало, рвало, уничтожало. Отец опустился на колени рядом и неловко приобнял его за плечи. Сэхун ткнулся ему в плечо и провыл: − Почему мне так больно, пап? Вот тут, − он стукнул кулаком по груди и отчаянно всхлипнул. − Ничего-ничего, завтра станет легче. Успокоительное подействовало моментально. Сэхун обмяк, выпустил из рук стакан и пустым взглядом уставился в одну точку. Он не морщился, когда отец обрабатывал раны, лишь на глубоких порезах его перекашивало от боли. Он уснул там же, в разгромленной гостиной, на руках обеспокоенного отца.***
К обеду Сэхун спустился вниз мрачнее обычного. Его голова больше не болела, и всё казалось стабильно нормальным. Лишь белые бинты выделялись уродским стерильным пятном. Все делали вид, словно ничего не произошло. Отец не кричал, не требовал оплатить испорченные вещи, он и словом не обмолвился о вчерашнем. Будто срывы Сэхуна − совсем обычное дело. Он молча пил кофе и лишь после того, как ложка дважды выпала из рук Сэхуна, сел ближе. Так же молча взял чистую ложку, окунул её в суп и поднёс ко рту Сэхуна. − Не думал, что когда-то буду снова кормить тебя, как в детстве, − он мягко улыбнулся, и Сэхун не сдержал ответной улыбки. Он всё думал, почему отец не вызвал врача и ждать ли психолога. Но вечером отец сам зашёл к нему и сел на край кровати. − Я не знаю, как правильно поступить. Стоит ли мне закрыть глаза или же поговорить с тобой. Ты мой сын. Пусть отношения у нас никогда не были тёплыми, я волнуюсь. − Я влюбился, − сказал Сэхун и выдал заранее приготовленную ложь: – В сестру друга. Мы с ней были довольно долго вместе, а потом что-то пошло не так и я вроде как влюбился в её подругу. Я не знаю, кого люблю больше, и люблю ли вообще. − С кем ты хочешь быть сейчас? − Со второй. Но не могу отпустить первую, потому что она всё ещё мне не безразлична. − Если бы ты любил первую, посмотрел бы на вторую? Сэхун задумался. Чонин всегда рядом, они всё делали вместе. Первая сигарета, первый поцелуй, первый секс. Он не мог сказать, что Чонин надоел. Может быть, это Сэхун надоел Чонину? Ему сложно признать, что отношения превратились в дружбу с небольшой привилегией на секс. «Как думаешь, сколько мы будем вместе?» − может быть Чонин тогда, полгода назад, видел и знал куда больше, чем Сэхун? − Отдыхай, сын. За это время ответ должен появиться. − А если нет? Что мне тогда делать? – Сэхун взволнованно приподнялся на кровати. – Что бы ты сделал? − Оборвал отношения с обеими. Встречаясь с одной, ты причинишь боль не только себе, но и им. Потому как мыслями будешь возвращаться к девушке, которую отверг.***
Оставшиеся дни Сэхун глотал успокоительное, задумчиво слонялся по большому дому и пропадал в библиотеке, а вечерами через телескоп любовался звёздами. Ответ не находился, и Сэхун всё чаще задумывался попросить отца перевести его в другую школу. Но это не честно по отношению к Чонину и Лухану. Когда Сэхун только приехал, выключил телефон. А сейчас и вовсе закинул в ящик прикроватной тумбочки. Он боялся сорваться и набрать номер… кого? Он невыносимо тосковал по обоим. В четверг Сэхун съездил с отцом к врачу. Эффект от новых таблеток ему очень понравился. Только вот ответ всё так же за гранью. Сэхун дошёл до того, что сидел на холодном полу в небольшом зимнем саду и один за другим выдёргивал лепестки розы. Но вид общипанного бутона навеял тоску, и Сэхун бросил издеваться над ним, так и не вспомнив, чьё имя выпало последним. В воскресенье Сэхун обнял отца и сел в машину. Через полтора часа он будет в кампусе. Включенный телефон молча лежал в кармане тёплого бомбера. Вроде бы Сэхун не растерял решительность, но как только машина остановилась у главных ворот школы, он попросил водителя отвезти его в другую сторону. Бэкхён открыл дверь сразу. Повис на шее Сэхуна и безостановочно говорил. Сэхун закатил глаза. − Слезь с меня, ну. Задушишь. − Какой же ты придурок, − Бэкхён от души влепил ему затрещину. Спохватился, погладил пострадавшую голову и затащил Сэхуна в квартиру. Когда они пили чай, Сэхун рассказал, как провёл время дома. Умолчал о многом, и Бэкхён бы наверняка поверил, что каникулы прошли тихо-мирно, пока не увидел заживающие раны на руках. − Только не говори, что резал руки. − Я упал. В нашем доме куча древних ваз с тебя ростом, так что… повалялся немного. Бэкхён скептически приподнял брови, мол «эту фигню впаривай другому», но расспрашивать не стал. − Что будешь делать, когда вернёшься? − А я что-то должен делать? Буду учиться. − Ты внезапно пропал, объявился к концу каникул и говоришь мне об учёбе? − Слушай, − Сэхун поставил кружку на стол и подпёр щёку рукой. – Я затрахался каждый день думать о Чонине, Лухане, о себе, о нас всех. Я просто устал. Бэкхён тяжело вздохнул. − Ты раньше не был таким равнодушным. − Я на крутых забугорных колёсах. Мне теперь всё ровно. − Они скучали. Сэхун вздохнул и бросил короткое, но не менее равнодушное: − Я тоже.