***
Вечер подкрался незаметно. Едва ли стало темней, но шторм усилился, море злобно выплёскивало воду на берег и бетонный пол ангара, а воздух наполнился запахом озона. Попеременно гремел гром, но где-то очень далеко, там, до куда не доставал глаз, над теми самыми неизвестными и далёкими землями по ту сторону воды. Быть может, он себе это просто нафантазировал, чувствуя впервые за долгое время приятную тяжесть в животе. Сытость. Молнии сверкали редко, сразу же утопая в тучах. Было темно и спокойно. Элиза, свернувшись очень компактным клубком, лежала сбоку, кутаясь в кофту. Говорить было не о чем, да и не особо хотелось; Джек слишком привык к молчанию и одиночеству за все три года. Оно почти не нарушалось всё это время. Редкие переброски словами с уличными торговцами он не брал в расчёт. Сама девочка, кажется, постепенно отходила от пережитых потрясений. Завтра следовало бы заскочить на рынок по пути домой, сразу после того, как передаст Элизу матери. Они довольно много съели, и теперь Джек вообще не был уверен, что ему хватит еды спокойно отсидеть сезон дождей на одном месте. А сегодняшний день показал, чем опасны внеплановые вылазки в такую ублюдскую погоду. Он наслаждался дождём ровно до того момента, пока не намокал. Сейчас, лёжа и глядя вдаль, пытаясь увидеть за чернотой хоть что-то, Фроста погода полностью устраивала. Звук того, как мощные струи воды с неба бились о бушующую воду на земле успокаивал, несмотря на то, что был довольно громким. Тревожность полностью сменилась на странную меланхолию, даже апатию. Пережитый стресс давал о себе знать. — Знаешь, — вдруг тихо сказала Элиза, привставая на локтях, — нам с мамой и дядей Джоном выдали пропуск на Четвёртый уровень. Джек удивлённо приподнял брови. В принципе, это было логичным: семьям с маленькими детьми вроде Элизы пропуска давали в первую очередь. Они были приоритетом. Хотя, опять же, иногда логика в причинах выдачи этих самых пропусков сильно удивляла всех вокруг. Фрост как-то на рынке краем уха услышал, как возмущался какой-то мужчина, что пропуск получила только его любовница, хотя они оставляли парный запрос. Если и была какая-то отлаженная система, то он понятия о ней не имел. — Это здорово, — тихо ответил парень, всё ещё лёжа неподвижно, пока мысли в голове ползали подобно разжиревшим тараканам, — там безопаснее. По крайней мере, так говорят. Не думаю, что я там когда-то был. — В смысле? — теперь она полностью села, глядя на него серьёзно. Дети вообще за Стеной взрослели слишком рано, и теперь Фрост явно видел это. Никакого дурачества, беспричинного смеха или капризничества, ничего. Перед ним сидел маленький, но уже взрослый человек, который за столь малый срок жизни успел увидеть не самые приятные вещи. — Ну, — он поднял левую руку вверх, взмахивая пальцами и глядя на то, как из самых кончиков вырывались светящиеся голубые искры, — я не помню ни свою семью, ни то, как жил большую часть своей жизни. Это очень… путает временами. Сложно жить, забыв, кем являешься. Элиза тоже следила за искрами, что медленно кружились теперь вокруг, даже не обращая внимания на то, что стало чуть холоднее. Слишком красивым и необычным было зрелище. Маленькие голубоватые огоньки танцевали, сплетаясь по воле Джека в нечто единое, сверкающее даже ярче, пока на их месте не оказалась острогранная снежинка, крупная и неповторимо красивая. Она не колыхалась от порывов ветра, плавно паря возле руки Фроста, едва касаясь подушечек пальцев. — Очень красиво, — из-за грохота воды он едва уловил её шёпот. Мягкая, искренняя улыбка сама появилась на лице. Кто знает, если бы не обстоятельства, может, он бы и развлекал местную детвору своими фокусами. Если бы так сильно не боялся быть пойманным и посаженным в клетку. — Знаешь, мне трудно представить, что я когда-то смогу забыть маму. Она единственная, кто у меня есть. — Память обычно не спрашивает, какие воспоминания у тебя забрать, а какие оставить, — Джек перевёл взгляд на бледное лицо, медленно опуская руку и утягивая за собой снежинку, чтобы послать её в сторону притихшей девочки. — Но я думаю, что ты не забудешь маму. Так же, как и она не забудет тебя. Она ведь сейчас очень волнуется, верно? — Да, — Элиза завороженно смотрела на снежинку, легонько касаясь её пальцем, — очень волнуется. — Тогда, — Джек поёрзал, заглушая свою силу, чтобы не стало ещё холоднее, — давай приблизим завтрашний день самым надёжным способом, — он улыбнулся на недоумевающий взгляд, — ляжем спать.***
Улицы, вымоченные дождём до предела, утром были пусты. Тёмно-серые, грязные, насквозь провонявшие дымом и едкой гадостью, которую Джек так и не научился идентифицировать за три года жизни. Копоть на редких стёклах и стенах въелась намертво. Все дома были низкими, максимум в два-три этажа, одинаково несуразными и какими-то неправильными. Какой чудо-архитектор возводил это всё, было не ясно; казалось, что от простого дуновения ветра непрочные конструкции могут рухнуть. Да и сами ряды домов тянулись чёрти как: не было какой-либо чёткой системы, не было широких дорог между отдельными домами. Создавалось впечатление, что их строили, как хотели. Куда плюнули — там и будет новым дом. Из самых дешёвых — он был в этом уверен, — материалов. Отдельно взятые дома чем-то напоминали гнилые зубы. Неровные, загрязнённые, покосившиеся. От всей этой красоты всегда становилось не по себе. Из-за отсутствия чёткой разлинованности при постройке, за каждым углом тебя мог ждать какой-то сюрприз. Да и в первое время Джек постоянно путался, блуждая по своеобразным коридорам между домами, несколько раз даже заблудился так, что ночевать приходилось на улице, на свой страх и риск. Ублюдочный лабиринт без намёка на живую зелень травы или деревьев. Сейчас, по прошествию трёх лет новой жизни, Фрост давно уже выучил все хитросплетения местного ландшафта, лавируя легко и больше не боясь заблудиться. Да и не казалось больше, что весь этот лабиринт построен так, чтобы заманить тебя в ловушку для какой-то твари, живущей в центре. Его порой посещали совсем абсурдные и странные мысли. Джек нёс Элизу на руках, потому что в лужах, поверхность которых покрылась той самой мерзкой плёнкой, она бы утопала до самых колен. Не было здесь никакого асфальта или брусчатки, только голая земля, местами песок и огромное количество непонятной серой грязи, которая всегда откуда-то появлялась после дождя. Поэтому, выбрав меньшее из зол, Фрост решил, что ноги сегодня мочить будет только он. Хотя, касаемо безопасности, его решение было очень даже глупым — с ребёнком на руках не особо получится защищаться, если из-за ближайшего угла на них кто-то выпрыгнет. Оставалось уповать на удачу. Кроссовки ещё с прошлой вылазки не высохли, а теперь и вовсе хлюпали водой при каждом шаге, вызывая глухое чувство отвращения внутри. Чёрт знает, что сейчас намоется ему в обувь. Он старался не думать об этом. Как и о том, что тварь, которую они вдвоём вчера видели, где-то тут гуляет, выискивая себе завтрак. Стояло раннее утро, но солнце по-прежнему скрывали тёмные тучи, не пропуская ни один луч света. Тяжёлая тишина давила на уши, и лишь плеск воды под ногами разбавлял её. Все люди ещё либо спали, либо просто не высовывались наружу. Что ж, им это было только на руку. Джек внимательно прислушивался, ступая осторожно: уж очень не хотелось проткнуть ногу каким-нибудь ржавым штырём. Он шёл медленно, буквально крался и понимал, что теперь на нём ответственность не только за свою жизнь, но и за жизнь маленького ребёнка, что притихшим воробушком сидел у него на руках, крепко цепляясь за шею. Капюшон сильно срезал обзор, но и снять его было нельзя — его белые волосы как сигнальный маяк на фоне общей серости и черноты. Ветер смолк. На странность внутри не было дурного предчувствия, как вчерашним утром. Что-то подсказывало, что они спокойно дойдут до дома Элизы. Они изначально договорились, что Джек донесёт её до рынка, а там уж девочка сможет показать, где живёт. Судя по сбивчивым объяснениям, она жила в той части периметра, на которую сам Джек заглядывал очень редко. Его обычная точка назначения — рынок, а шариться по территории, не слишком уж изведанной, и вовлекать себя в неприятности он не хотел. Глупо, как минимум. Джек всегда ощущал сильный дискомфорт, когда родной причал оставался далеко за спиной. К удивлению, они действительно вышли на рынок без особых проблем, не считая огромных и глубоких луж. Пожалуй, это было единственное место за Стеной, которое хоть немного поддавалось логике. Между домами шла, по сравнению с другими, широкая дорога, усыпанная деревянными, местами сгнившими лавками и прилавками с навесом из полиэтилена. Изредка в близлежащих домах встречались маленькие магазины местных дельцов. Вся эта вереница тянулась относительно далеко, почти до самой Стены. Ещё один плюс этой дороги: идя по ней прямо, можно дойти до Стены без помех. Сейчас здесь было пусто. Ни торговцев, ни просто людей, даже извечные попрошайки и чудики куда-то делись. — Куда дальше? — тихо спросил он, осторожно опуская девочку на землю. Да, тут тоже были лужи, но не такие глубокие и большие. Какой-то хороший человек в своё время засыпал всю дорогу мелкой галькой, наверняка с пляжа. Из-за этого дорога не размывалась в сезоны дождей, но всё же оставалась дискомфортной. Создавалось ощущение, что находишься в едва наполненном аквариуме. — Пойдём, — она спокойно взяла его за руку в перчатке, утягивая за собой. Теперь они шли чуть быстрее: Элиза хотела скорее попасть домой. Одна часть периметра не сильно отличалась от другой. Такие же дома, узкие проходы, обилие луж. Грязно и обыденно. Они петляли между домами, и Джек даже удивился той уверенности, с какой Элиза вела его всё дальше. В который раз она демонстрировала необычную смышлённость. Фрост изо всех сил пытался запомнить дорогу, ведь ему ещё возвращаться назад. Он надеялся, что за время, пока они тут ходят, на улицу выползет хоть один торговец провизией. Запасы еды всё же нужно было пополнить. Хотя бы хлебом. Небо наконец успокоилось, перестав извергать воду, но Джек знал, что это ненадолго. За весь путь они так никого и не встретили, даже крысы не высовывались из своих нор и подвалов. — Пришли! — наверное, следовало сказать это тише, но Фрост даже опомниться не успел, когда его с ещё большей силой, — и откуда у хрупкой девочки она только взялась? — утянули вперёд, к такому же неказистому дому, как и все остальные. Кривой, двухэтажный, почти без стёкол в окнах, а тёмный проход без подъездной двери напоминал разинутую пасть. Жуть. Его утянули прямиком в подъезд, за руку утаскивая на второй этаж. Внутри отвратительно несло мочой и сыростью. Пол на нижнем этаже затопило, но уже насквозь промокшим ногам было всё равно. Было темно, но Элиза уверенно почти бежала к своей двери в конце очень узкого коридора. Старая и не особо надёжная, она выглядела как-то совсем печально, и облезшая, местами полопавшаяся бордовая краска это впечатление только усиливала. Элиза уверенно постучала, а Джек подумал, что это самое подходящее время, чтобы уйти. Ему было некомфортно находиться в помещении, стены которого буквально давили на него своей тяжестью и какой-то ненадёжностью. Он внезапно понял, что это всего второй или третий случай, когда он оказывается в подъезде вполне себе жилого дома. Опыт интересный, но вот точно не самый приятный. Джек только открыл рот, чтобы попрощаться и быстрее уйти отсюда, как дверь резко распахнулась. Перед ними оказалась невысокая худая женщина, на заплаканном лице которой отразилось сначала удивление, когда она увидела его, а потом и неверие с шоком, стоило ей опустить взгляд. Она резко упала на колени, подтаскивая к себе Элизу и крепко обнимая. Услышав всхлипы, Джек окончательно растерялся. Он не знал, стоит ли произносить хоть слово или же нужно просто уйти, не глядя на личную и трогательную сцену. Внутри, где-то в стыке рёбер, кольнуло болью. У него ведь тоже когда-то была семья. Возможно, даже до сих пор есть. Тоже есть мама, которая его ждёт, несмотря на прошедшие три года, есть место, которое он называл своим домом. Всё, что предстало сейчас перед глазами, наполнило ему, как он на самом деле одинок и потерян, отдалён от других людей. Это одиночество липкой паутиной оплело его настолько, что выбраться уже казалось невозможным. Он был совсем один, и никто его не ищет. И, возможно, даже не искал. Фрост сделал шаг назад, уже отворачиваясь, когда Элиза оторвалась от матери и кинулась к нему: — Стой! — она ухватила его за руку, утягивая обратно к ним, пока Джек боролся с оцепенением. — Мама, это Джек, он спас меня. — Правда? — женщина поднялась с колен, жестом теперь приглашая его внутрь своего жилища. Фрост растерянно смотрел то на неё, то на Элизу, совершенно не зная, что говорить, и не понимая, нужны ли вообще сейчас слова. — Меня зовут Марта, не бойся, проходи. Ты вернул мне дочь. Джек сконфуженно кивнул, совершенно не понимая мотива звать его в гости, ведь благодарность можно было выразить здесь, в подъезде. Он шагнул в маленькую квартирку, которая чем-то напоминала ту каморку, в которой сам Джек провёл свою первую ночь новой жизни. Маленькое пространство украшали чистота и порядок, даже оконное стекло было вымыто, что было заметно даже несмотря на то, что дождевая вода оставила грязные разводы снаружи. Складной диван у стены, круглый небольшой стол у окна, тонкий полосатый палас на полу, ещё одна дверь возле дивана. Только облезшая краска некогда бежевого цвета на стенах портила впечатление. А так, минимализм во всей его красоте. — Проходи, только сними обувь, пожалуйста, — Марта увела Элизу в другую комнату, что и скрывалась за покрашенной белой краской дверью возле дивана. Судя по плеску воды, что-то вроде ванной. Естественно, без водопровода. Единственное, что хоть как-то облегчало жизнь людям таких вот домов — общая канализация. Хотя как она работает без воды, Джек представлял очень смутно. Стянув с себя кроссовки, Фросту стало безумно стыдно за свои мокрые ноги. Джинсы намокли до самого колена, облепляя кожу и заставляя морщиться от дискомфорта. Из-за того, что в обувь намыло грязи, кожа зудела, откровенно чесалась. По возвращению он обязательно снимет джинсы и попробует их просушить. Лучше, конечно, постирать, но в сезон дождей это было сделать проблематично. Фрост кое-как подогнул влажные края, закатывая каждую штанину, досадливо глядя на воду, что успела набежать очень маленькой лужицей возле кроссовок. — Ох боже ты мой, да ты промочил все ноги! — Марта мгновенно оказалась рядом. — Нужно согреть воды, пока ты не простудился. — Не нужно, — перебарывая смущение, Фрост выпрямился и кивнул на свои кроссовки, — мне ещё обратно домой возвращаться, так что это бессмысленно. Всё в порядке, правда. Улыбка тоже вышла скованной. Слишком уж дикой была ситуация. Не привык он к чужой, даже такой незначительной, заботе. Не привык быть в обществе людей дольше пары минут, предпочитая отлёживаться на своей перекладине в полном одиночестве. А тут целая семья, которая не против с ним поговорить, которая ведёт себя дружелюбно и гостеприимно. Насколько же надо было замариновать себя в собственном одиночестве и страхе людей, чтобы подобные вещи вызывали чуть ли не отторжение? Марта, кажется, не особо осталась довольна, но протестовать не стала. Просто рукой указала на диван и ушла обратно к Элизе. Джек услышал, как девочка начала быстро тараторить, пересказывая матери всё, что успела пережить за вчерашний день. Рассказ получился очень скомканным, сбивчивым и слегка приправленным ложью. Элиза сдержала своё слово и даже матери не сказала о том, что Джек имеет какие-то необычные способности. Они уже вернулись в основную комнату, когда девчушка вскользь упомянула того самого дядю Джона. Лицо Марты окаменело, но в остальном виду она не подала. Фрост, присев на жёсткий, местами продавленный диван серого цвета, молча наблюдал за монологом девочки, пока не вмешиваясь. Он пропустил половину слов мимо ушей, думая о том, что стоило бы, наверное, снять перчатки. Это напрягало. Вряд ли Марта отнесётся к его способностям так же непринуждённо, как это сделала её дочь. Джек чувствовал, как от волнения, что разрасталось внутри, кончики пальцев покусывал иней, и наверняка ещё чуть-чуть, и начнёт падать температура во всей комнате. Следовало успокоиться и взять себя в руки. Он медленно стянул перчатки, сразу запихивая их в карман кофты. Тонкие пальцы, вопреки ощущениям, даже не подсвечивались. Джек просто каким-то шестым чувством знал, что от рук разит холодом, поэтому спрятал их в карманы. Так было спокойнее. — А утром мы пошли домой, — закончила Элиза, плюхнувшись рядом с ним на диван. Она выглядела куда веселее. Фрост ей даже немного завидовал: она явно не ощущала никакого беспокойства или смущения. — Джек, дорогой, ты правда живёшь у моря? — судя по лицу Марты, она с трудом сдерживала гнев. Вряд ли он был направлен на него, скорее всего, на того Джона, что продал её дочь какому-то нелюдю. — Да, — он пожал плечами, совершенно не понимая и не зная, как правильно поддерживать разговор с другим человеком. Стоит ли ему что-то рассказывать о себе? Имеет ли это хоть какой-то смысл? Он всё равно уйдёт отсюда совсем скоро, и, скорее всего, больше никогда не увидит ни Элизу, ни её мать. — Один? — Марта смотрела ему в глаза, и Джек теперь явно видел их сходство с дочерью: те же большие синие глаза, пухлые, но бледные губы, впалые от не самой лучшей жизни щёки, острый, чуть вздёрнутый нос и тёмные волосы с первой проседью, что были собраны в пучок. Джек только кивнул. Он не считал своё место жительства каким-то ужасным или постыдным. Каждый выживает так, как может. Вот и он нашёл самое безопасное для себя место, вдали от людей, от всякой ночной пакости, даже от полчищ крыс и насекомых. Он не знал, смог бы жить в такой вот квартирке в одном из кривых и дряхлых домов. Скорее всего, быстро бы сбежал, наслушавшись обычных шорохов от соседей за стеной. Или от тараканов. Что было хуже — тот ещё вопрос. — Что ж, — Марта сжала губы, отворачиваясь и глядя куда-то в окно, — я думаю, нам следует позавтракать и кое-что обсудить после. Джек, я думаю, что смогу выразить тебе благодарность за спасение моей дочери.