Калейдоскоп боли

Ублюдская подушка под самой спиной напоминала сбившийся в твёрдый пух комок. Впрочем, ублюдским сейчас казалось вообще всё: начиная с новостей, которые наконец-то до него дошли, и заканчивая тем, что выйти он отсюда не сможет ещё минимум неделю. И не из-за предписаний — в такой ситуации он их на хую вертел, — нет. Собственное тело отказывалось работать так, как надо, постоянно уставало и совсем паршиво болело. Да, задетая печень — это серьёзно и значимо, но ещё значимее то, что если в ближайшее время он не сможет стоять твердо на ногах, то его просто-напросто убьют прямо здесь. Его вообще удивляло, что в Подразделении всё было тихо, пока он уже обыденно, блядь, валялся в коме. Тихо, как же. Ему просто по указанию доктора Дирна никто ничего временно не докладывал. Давали время на восстановление, будто он идиот, не понимающий, что иногда отлежаться нужно. Да и не было у него сил ни с кем воевать. В первые дни, если и вставал, то еле на ногах держался, а швы противно и болезненно тянуло, как бы напоминая, что совсем недавно внутри него копались чужие руки. Стоило немного привести голову в порядок, а голова — единственное на данный момент, что у него осталось из рабочего, и Блэк с ублюдской ясностью понял, почему к нему так редко заходил Банниманд, понял взгляды Дирна и его маниакальное стремление держать Джека поближе, замучивая того тренировками. Сам он Фроста сейчас едва бы смог защитить. Да тот и не просил пока. Приходил, глазищами на него хлопал, что-то рассказывал, искренне так делился всем, что его интересовало или задевало, был более разговорчивым, чем когда-либо до этого. В мёртвой тишине и скуке палаты Питч не был против его присутствия. Всё равно ведь присматривал. Его забавляло то, что Фрост, кажется, думал, что тоже присматривает в ответ. Однако нечто, напоминающее спокойствие, оставило его уже на пятый день, когда Банниманд пришёл с одним простым: — Ещё один труп. Мальчик, тринадцать лет. Прошлому было двенадцать. Предыдущему — одиннадцать. Совпадение? Едва ли. В этот момент всё и полетело в бездну; Блэк, за неимением другого выхода, всё курировал на расстоянии, используя Астера, как ещё одну пару ног и рук. Но одно дело — лично быть в морге и всё видеть своими глазами, и совсем другое — читать огромные отчёты, напичканные совсем ненужными данными. Благо, Банниманд вместе с этой новостью захватил его блокнот: всё это время Питч переживал, что все записи могли быть увидены кем-то не тем. Он уже даже не сомневался, что в Подразделении крыса. И не просто в Подразделении: была на их базе, шастала где-то рядом и наверняка кивала при встрече ему. Мысленные представления того, что случится с крысой, когда он её поймает, варьировались от уже привычного «закопать живьём» до совсем бесчеловечного «отдать на корм Пожирателю». Вот и получалось, что паскуды две — он очень надеялся, что только две, а не больше. Одна сидит здесь и кормится правительственным бюджетом, получает зарплату и чувствует себя безнаказанным и неуязвимым. И вторая — более опасная, потому что чёрт знает, где она сидит и от чего зависит, какие мотивы преследует и что ещё задумала. Питчу бы радоваться появившемуся в его жизни сну и какому-никакому, но отдыху, но вместо этого он злился, на грани ярости давал указания и всё писал в блокноте новые данные, которых, к удивлению и некому удовольствию, оказалось больше, чем раньше. Имя. У него было целое имя уже мёртвого человека, их сотрудника, знаменитого в этих кругах учёного. Мэтью Рипс. Ещё одна вещь вызывала у него лёгкое чувство облегчения: на том задании погиб только один боец. Когда его самого напороли на острый штырь, та тварюшка всё-таки сдалась действию транквилизатора; было немного досадно, что пули так никакого действия и не оказали: очередной слишком живучий объект едва ли был им нужен. Но даже это — прямой свидетель, пусть и молчаливый сейчас, потому что допросы не давали никаких результатов, судя по отчётам и словам Астера. Питч пока что отставил это всё в сторону, ведь знал: как только он сможет передвигаться без особого вреда своему здоровью, то сам поговорит с тварюшкой. Это могло подождать. Однако то, что у них появился пусть и мёртвый, но друг паскуды, как та сама его назвала, вселяло уверенность: дело вот-вот двинется с мёртвой точки. Банниманд и ещё два агента, которым он со скрипом мог доверить подобное, уже шерстили биографию Рипса вдоль и поперёк. Против шерсти прочёсывали все данные, но ничего нужного пока не нашли. И тут нарисовалась проблема, о которой раньше он и не задумывался: из архива по-прежнему запрещалось выносить документы. Если раньше это его совсем не стесняло в действиях, то теперь неплохо так вставило палки в колёса. Не хотелось, чтобы его запросы в электронной базе смог кто-то увидеть. У них всё ещё паршивая защита на данных. Поменять бы программеров, да только не на кого. Мало кто из молодых специалистов годился для работы в Подразделении, а те, что проходили по всем пунктам — сами не хотели сюда лезть. И нельзя было в этом их винить. Начиная с пятого дня, Блэк полностью ушёл в работу. На шестой день опять пришёл чем-то озадаченный мальчишка, которого явно не устроила потеря интереса с его стороны. И не расскажешь же ему, что появились дела поважнее тренировок этого бедствия. А то, что Фрост — не просто бедствие, а самое настоящее проклятие, уже стало аксиомой. Нахрена было его травить? Всё это шло вразрез с тем, что было до этого. Питч упорно думал, что паскуде мальчишка зачем-то нужен живым, а яд всё перевернул в обратную сторону. Впрочем… Ему нужно было кое-чего дождаться, а уже потом делать выводы. Хорошо, что Дирн его понял мгновенно. Блэк уже ненавидел светлые стены этой палаты. В голове на повторе крутились мысли о том, как много он бы сделал снаружи сам. И допрос, и архив, и исследование Дирна, да те же тренировки Джека, с которым доктор по-прежнему сюсюкался, как с детёнышем. Отцовский инстинкт взыграл, не иначе. И это не было лишено смысла. О подобном Питч уже давно задумывался, хотя совсем не жалел, что выбрал именно Дирна на роль ведущего специалиста. Тот непревзойдённо умел сгладить все острые углы. Сам Блэк этого дара был лишён ещё при рождении. Одно его озадачило, даже покоробило, но это не было связано с доктором и его отношением к Джеку. А вот отношение к мальчишке Банниманда его сильно удивило, однако вида он не подал, пока наблюдая со стороны и не вмешиваясь. Сам Фрост Астера избегал и с ним не разговаривал, всячески пытаясь ограничить общение и действительно прячась порой в его палате. Это было заметно. Поэтому на седьмой день Блэк всё-таки не выдержал: — Зачем цепляешься к нему? — они как раз проводили недовольного Фроста взглядами. Тот ушёл довольно быстро: увидел в его палате Астера, неловко помялся, пожаловался скомкано на Дирна и его методы и поспешил уйти. Блэк недовольно смотрел на Банниманда. Не нравилось ему, что у него под носом никому не нужный и непонятно откуда взявшийся конфликт возникал. Ладно Джек, хотя тот и не лез, ему восемнадцать всего, да и дурость порой прёт вперёд него самого, но Астер? Взрослый, матёрый агент. — А почему ты с ним носишься, как курица с яйцом? — чего у Банниманда не отнять, так это способности заводиться по щелчку пальцев. — Я тебя вообще не узнаю в последнее время. И хер я поверю, что дело в том, что вы когда-то там были знакомы. — Это не ответ на мой вопрос, — Питч прищурился, поджал губы и напрягся. Он терпеть не мог, когда лезли в его дела. — Мои мотивы — это мои мотивы. Астер скривился и притопнул левой ногой. Тупая привычка, из-за которой в своё время в академии он получил не менее тупую кличку. — Хватит цеплять его, — Блэк решил оставить на потом и это. Копаться в чужих мозгах не было его работой или любимым занятием. — Если не нравится, что взвалили обязанности куратора, то выскажи это мне, а не ему. — Я правда не понимаю, — Астер поднялся на ноги; впрочем, они уже всё равно закончили. — Какого хуя-то? Ты… — Не забывай, — перебил его Блэк, стараясь удержать злость в узде. Что, блядь, со всеми стало не так? — Что разговариваешь со своим начальством, Банниманд. Я тебе не школьная подружка. И мои мотивы — моё дело. Если я сказал, что ты больше к нему не цепляешься, то ты больше к нему не цепляешься. Всё ясно? — Ясно, — сквозь зубы выплюнул Астер и вышел, едва не шарахнув дверью. Пиздец какой, а ему в этом дурдоме ещё разгребать всё случившееся. Угомонить собственную злость удалось только к вечеру. На счастье Фросту, тот не заходил, чтобы опять пожаловаться или просто спросить про самочувствие: мальчишка был последним, кого он вообще сейчас хотел видеть рядом. Что-то внутри стенало, что отношения портить сейчас ну никак нельзя, только вот собственному сволочизму он на горло наступать не привык. Если в предыдущие дни всё было куда проще, просто потому, что у них обоих появилось и время, и возможность спокойно поговорить, то сейчас раздражение стабильно держалось наравне со злостью. Не лучшее настроение, чтобы разговаривать с кем бы то ни было. Особенно с Фростом. Чёртов мальчишка. И прав ведь Банниманд: с чего это он впрягается за него даже тут? Ну не поладили они с Астером, ему-то какое дело до этого? Но нет ведь, влез, зато кое-кому напомнил, что приятельские отношения — хуйня полная в их случае. Нет у него ни приятелей, ни друзей. Хватило Сары уже. Наверное, не стоило тогда быть столь категоричным: его теперь слегка подгрызало любопытство. Что она собиралась ему сказать? О чём им теперь вообще разговаривать? Раньше они могли вместе выпить в баре после работы, она звала его на ужины, где они обсуждали работу, вспоминали прошлое, учёбу в академии, первые задания, старательно обходя две темы: его кому и то, о чём даже мысленно думать не хотелось. Видел вину в её глазах шесть дней назад. И эта вина окончательно подтвердила то, что он и так знал: переметнулась, предала. И как не доказывай себе, мол, плевать, а цапнуло больно. Хватит с него друзей, наелся вдоволь. На седьмой день Питч прямо в руки получил полное досье на Мэтью Рипса. Его ему отдал Николас, который тоже решил почтить его своим присутствием. Намекнул, что не так давно опустевшее кресло наверху его уже заждалось. Жаль, что в данный момент продвижение по службе его волновало в последнюю очередь. Но получить хоть какую-то приятную новость оказалось весьма неплохо. Небольшой разгруз для потрёпанных нервов. Только вот принять эту должность он сможет ещё нескоро. Досье бумажное, в лучших традициях архива, и Питч углубился в чтение. Мэтью было пятьдесят шесть лет, тридцать из которых он работал на Подразделение. Список его заслуг был внушительным, но Питч и так это знал. Все эти регалии показывали, насколько значимым учёным был этот человек. Работал на базе Второго уровня всё время, но месяц назад перевёлся на заново отстроенную базу Третьего. Питч всё читал досье, углублялся в биографию, даже сделал пометку о том, чтобы проверить всю семью Рипса: жену и двоих дочерей. На всякий случай. Он знал, чувствовал, что Мэтью — тот самый кусок пазла, который до этого всё никак не мог найти своё место. Именно он та самая подсказка и продвижение расследования одновременно. Он слишком много знал. Блэк всё крутил эту фразу в голове. Что такого Рипс мог знать? О Фросте не знал, и это было доподлинно известно: в пользу этого говорило хотя бы то, что Мэтью до недавнего времени был жив. Да и когда мальчишка к ним только поступил, агенты тут же сделали запрос по базе, а когда ответа не пришло, и Питч сказал, что Джек у них уже числился ранее, сделали запрос по старинке: просто разослали данные каждому сотруднику о новом-старом объекте в надежде на чьё-то ещё узнавание. Теперь Блэк думал иначе: это была охуенно большая глупость — дать понять всем в Подразделении, что у них новый объект. Но об этом сожалеть было поздно, да и не думал никто, что всё так обернётся. В преданности Рипса, конечно, могли закрасться сомнения. Но что-то продолжало шептать, что дело тут вовсе не в мальчишке. Что-то ещё, не менее важное. Что-то, что было найдено недавно, и о чём знал только Рипс, ведь убрали его быстро: вышел у своего дома из машины, но до крыльца так и не дошёл. И никто ничего не видел, не слышал, а камеры уже закономерно не работали. И это на Втором, блядь, уровне. Жаль, что пока он лежал тут, то не мог получить личные записи Мэтью. Они наверняка бы многое прояснили. Питч чувствовал себя глупо, словно не видел чего-то огромного и чересчур очевидного. Что случилось перед тем заданием? Паскуда откуда-то знала, что сам Блэк там будет, иначе бы и голову не подкидывала. Тело, к слову, так и не нашли: его не было ни в доме, ни возле него. Значит, крыса внутри подсуетилась и сообщила второй мрази о его задании. Это немного сужало круг: всё же, у него было мало доверенных лиц. Почти и не было. Но нельзя было отменять возможности случайного или намеренного подслушивания. В любом случае, сейчас не было ничего, что могло бы их вывести на крысу. Единственное… Дирна с результатами дождаться и кое в чём убедиться. Напоминало это скорее тупую надежду на то, что всё не так хуёво, как все они думают. Окончательно бы завернуться, пропитаться цинизмом и эгоизмом до конца, забыть о том, кем когда-то был, не верить больше в то, что всё когда-нибудь станет лучше. Он знал, что близок к этому. Не хватало одного толчка извне, чтобы хребет переломался, а в гортань сломанной надежды хлынула кровь. Перестать быть… Человеком? Самому стать тварью под стать тем, с кем борется сейчас, выкинуть в помойку прошлого все чувства, заменив их голым рационализмом. Звучало неплохо, только вот едва ли выполнимо. Чем дальше, тем хуже. Вообще всем; на каждого человека в Подразделении давило положение дел, даже на тех, кто и не знал ничего. Неудивительно, что зашедший сегодня мальчишка напоролся на его взгляд, как на нож, и Питч по голубым глазам видел, что тот не придёт уже, наверное. Столько в них было незаслуженной обиды и горечи, а ещё чего-то такого глубокого, пугающего уже его самого. Но это и к лучшему. Не мог он сейчас выносить своё проклятие рядом, как не мог рассказать, в какой на самом деле опасности Фрост ежедневно. А мальчишка не понимал, обижался, даже злился, щурился по-взрослому и шипел, совсем как Блэк. Они не ругались, вовсе нет. Они окончательно возводили между собой что-то новое, но колкое для обоих. Питчу физически было трудно проглотить, что на мальчишку ему не плевать. Джек не мог смириться с его отчуждением и злостью на весь мир. Казалось, что те дни, спокойные и тихие, когда они могли разговаривать друг с другом, не напарываясь на слова, как на лезвия, были бесконечно далеко позади. Одно присутствие рядом выбешивало, подливало масло в это пожарище, и Блэк не понимал, какого хуя происходит. То ли винил Джека в собственной слабости, то ли просто не хотел эту слабость признавать. Ведь если паскуда прознает, если она на самом деле хотела избавиться от Джека, то им обоим придёт пиздец. Нельзя сейчас иметь слабые места. А тут не место — проклятие целое. Блэк думал до самого вечера. Лежал, смотрел в потолок и пытался решить, как быть дальше. Боязно признавать, что мальчишка цапнул и прицепился глубже, чем он мог предположить изначально. Покончить бы с этим, уничтожить доверие и привязанность Джека к нему, растоптать, а после сжечь, забывая, как маленький эпизод жизни. Для своего спокойствия, для полного очерствения. Но… Духу не хватит сломать Фроста ещё раз. Уже обидел, и, мать твою, самого покоробило от той обиды в ярких глазах, от непонимания и заметного желания Джека быть рядом с ним. И что этот сволочёныш в нём нашёл? Мог ведь найти себе другого… Друга. Паршивое слово, тупое и какое-то фальшивое. Но прицепился, как колючка к одежде, именно к нему. Сколько раз они нервы друг другу драли за это время? Да любой другой человек уже давно мысленно послал бы Блэка нахер и постарался свести общение к минимуму. А тут чистый такой мазохизм. Наверное, чтобы понять Джека хоть немного, нужно влезть в его шкуру. А тому ведь хреново, того ломает происходящее. Видно это хорошо. За окном давно стемнело, а освещение всё равно было тусклым и мягким. Швы противно зудели, возводя раздражение в абсолют. Держать на расстоянии в угоду защите. Блэк прикрыл глаза. Не позволять больше быть вот так рядом. Снять с себя обязанности куратора при первой же возможности. Не показывать больше ни одной живой душе своё новое слабое место. И плевать на то, как от этого поломает Фроста. Выдержит и, главное, выживет, переживёт это всё. Сам Питч в хороший исход для себя уже не верил. Слишком многое играло против него, но если он сыграет в деревянный ящик, то паскуду прихватит с собой. Умирать не страшно. Левая рука стала неподъёмной, и к обычной боли прибавилась боль в спине и плече. Напоминало облегчённый эпизод из прошлого: тогда он просто метался в агонии, сейчас же лишь изредка сквозь зубы выдыхал воздух вместе с болью. Тогда он думал, что умереть было бы проще. Сейчас… У него пока не было на это права. После ужина к нему зашёл угрюмый, слишком мрачный Дирн. Молча передал листок бумаги. Питч углубился в чтение, и с каждой секундой его губы всё сильнее растягивались в усмешке. Кто бы сомневался, блядь. — Оно и к лучшему, — озвучил он и смял лист бумаги, делая пометку и вовсе позже от него избавляясь. Доктор просьбу выполнил качественно. — Не думаю, что об этом должен хоть кто-то знать. Пока оставим это между нами. Дирн только кивнул. Они оба прекрасно всё понимали теперь, и хотя бы одна загадка нашла свой ответ, а противоречия исчезли. Так же, как и то, что именно знал Рипс. Достаточно было ещё раз взглянуть на отчёт патологоанатома, вспомнить собственный запрос, чтобы понять. Всё оказалось даже проще: Мэтью просто знал тот объект, который детей и жрал. С каждым днём появлялись новые ответы. Однажды всё разрешится, Питч это знал. Тяжесть в груди не была вызвана его комой или левой рукой. У него просто заканчивались силы.

***

Он и не думал, что всё обернётся вот так. Знал же доподлинно, догадывался — в какой-то момент Питч вновь превратится в прежнего Блэка: холодного, отстранённого и язвительного через меру. Знал, что однажды взгляд жёлтых глаз станет холодным и безучастным, без грамма интереса к нему и тому, что он говорит. Но не думал, что это случится так внезапно и скоро. Всё ходил и гадал, когда этот день настанет, внутренне боялся его, губы кусал и пальцы сжимал до приевшейся боли в суставах. Джек выдохнул, и стекло покрыл иней. Он устал от тренировок, устал от того, что ему не говорят, а зачем они вообще нужны, устал от вернувшихся кошмаров и собственных тихих всхлипов глубокой ночью. Устал просыпаться и сидеть на кровати до самого утра, а рассвет, в издевательство, наступал теперь поздно: зимой всегда светало так. Иней узористой дорожкой подполз к белой пластиковой раме. В его комнате всегда стояла оглушающая тишина, и даже уже казалось, что никакие часы своим тиканьем этот вязкий омут не прорежут. Здесь тихо, пусто и одиноко. Как вообще объекты могут годами жить в Подразделении? Как могут забыть о свободе и согласиться оставить свою жизнь в прошлом? У него не было жизни ни тогда, ни сейчас. Жизнь без видимой цели — и не жизнь вовсе, простое существование с повторяющимися ритуалами. Джек прикрыл глаза на мгновение, стараясь эфемерно ухватить боль за горло и придушить к чёртовой матери. Почему всё просто не может стать хоть чуточку лучше? Его рвало на части происходящее. Вновь появившийся недосып жёг глаза и делал руки слабыми, а тело каким-то немощным. Забыться, уйти из жестокой реальности в… Не менее жестокий мир снов, где его живьём жрёт чёртова тварь. Раз за разом, обгладывая кости черепа. И боль, почти реальная — постоянный спутник до самого утра. Джек прикоснулся большим пальцем к брови и чуть её потёр. Так и есть: отголосок фантомной боли не оставил его даже к вечеру. Он сумел отвлечься, забыться сегодня, благодаря внутреннему полному раздраю понижая температуру до минус шестидесяти по цельсию. И задыхаясь в обычных помещениях. Дирн его ругал за чрезмерное напряжение и старание, но Фросту было плевать. Только вот… Эмоции вместе с холодом вопреки желанию не выплёскивались. Что он сделал? Что такого сказал, что Питч смотрел на него сегодня так? Остро, резко, почти злобно и абсолютно без повода. Задело, и сильно, до сбитого дыхания и ледяных игл в собственных лёгких. Словно и не было ничего: ни их спокойных разговоров, ни объятий, ни спокойного утра под падающим снегом, ни общего прошлого пять лет назад. Ничего, и всё это — приснившаяся мечта о том, что у него есть близкий человек. Джек сжал зубы, зажмурился, коротко выдохнул, окончательно покрывая стекло белой поволокой. Питч смотрел на него, как на чужого человека. И разговаривал так же: холодно и рублено, отвечая без желания. А Фрост трусливо поджал хвост и сбежал, не найдя в себе сил и внутренней злости на простой вопрос. Просто спросить о том, что случилось, оказалось сложнее, невыполнимее, чем заснуть после кошмара или смириться с тем, что морозный воздух он будет вдыхать до конца своей ублюдской жизни только через окно. От усталости хотелось содрать с себя кожу, забиться в угол и заморозить себя там во льду, лишь бы отстали. Не было у него больше сил разбираться со своей головой, что уж говорить про чужую. Что-то внутри подсказывало, что такие перемены неспроста, но Фрост лишь голову опускал, позволяя начавшей отрастать чёлке упасть на глаза. Он ведь хотел просто быть поближе, хотя бы на расстоянии вытянутой руки, но даже туда не подпускали, взглядом пригвождая к месту. Вчера он даже не смог сесть на кровать в палате: остался глупо стоять у окна. Джек устал и запутался в самом себе. Это ведь неправильно, как-то неестественно: то, что он чувствовал к Питчу. Но об этом думать было как-то поздно да и крайне бессмысленно. Не вернёшь ведь назад ничего. Копать в себе уже надоело до дёргающегося глаза, однако Джек всё продолжал, раз за разом пытаясь понять хоть что-нибудь. Чего он хочет? Просто быть ближе? Насколько ближе? Он был настолько неопытен и неискушён жизнью, настолько одинок и нелюдим до этого, что чувствовал себя сейчас каким-то одичавшим и тупым мальчишкой. Для него отношения между людьми — любые отношения — так и остались тайной. Да, он многое видел на Пятом уровне, в том числе и некоторые аспекты людской жизни, которые никогда не примерял на себя. Джек открыл глаза и тоскливо посмотрел в окно. Уже чернели сумерки, расстилая по всей земле вязкую тьму, пачкая ей снег. Где-то там, очень далеко, стоит Стена. Длинная, невероятно высокая и неприступная, сейчас такая недоступная. Забавно, Туф он не соврал ведь: за Стеной он и правда ощущал бо́льшую защищённость, нежели здесь. Зачем он согласился взять пропуск? Время, эти два месяца, отнюдь не стёрло из памяти лица Марты и Элизы. А Джек не мог о них даже спросить никого: боялся привлечь лишнее внимание. Как они там? Удалось ли устроиться в новой жизни? Он вот проебался, даже не успев начать. Погоня за прошлым привела его сюда: в клетку из бетона и стекла. Он всегда боялся с кем-то сблизиться. Ведь пришлось бы рассказывать о себе, показывать свою силу, учиться общаться. Сейчас же… Джек усмехнулся. Он желал этого самого сближения, только его носом ткнули, что оно и не нужно больше никому, кроме него. Питч закрылся, отгородился от него своим ядом и цинизмом, вновь оттолкнул, только почему-то казалось, что в этот раз он оттолкнул куда дальше предыдущих. Нельзя же так… Давать надежду, а потом растаптывать её на глазах. Джек совсем не железный ведь, и если раньше у него почти получилось не сломаться, то сейчас он как никогда был к этому близок. Ночная тьма вконец сожрала весь свет, погружая всё пространство за окном в черноту. Джек, щурясь в темноте, добрёл до кровати. На душе было так погано, что хотелось выть, лишь бы выпустить хоть часть удушающего, отравленного воздуха наружу. В открытое окно залетел порыв ветра, отчего тюль поднялся большим пузырём. Прохладные потоки воздуха узнаваемо и нежно обласкали кожу рук и шеи. Это как лёгкое касание… Только без тепла. Фрост зажмурился, крепко стиснул веки, изо всех сил стараясь уснуть, вырваться к кошмарам из реальности. Потому что понимание того, что больше его тяготит и пугает, стёрлось. Сегодня он отдал много сил на тренировке. Буквально опустошил себя, сразу сбегая к окну после: жар комнатной температуры был слишком невыносим. Джек свернулся в клубочек, позволяя ветру перебирать волосы. Да, почти как касание. Как тонкие пальцы, что едва-едва вплелись в волосы, но всё равно поглаживали мягко, по-своему нежно, хотя Фрост был уверен в тот момент, что его просто оттолкнут. И жар тела, стук сердца, собственная дрожь вдоль позвоночника, отчаянный выдох, чтобы полной грудью втянуть чужой запах. Почему Питч оттолкнул его сейчас, но тогда позволил прижаться, сам приобнял в ответ? Чёртов Блэк, который в очередной раз изодрал ему всю душу в клочья. А Джек и на этот раз простит, вновь глаза на всё закроет. Наверное, это неправильно. Но беспросветное одиночество надоело сильнее, да и… Распробовав что-то однажды, становишься жаден. Джек сжался компактнее, обнял себя руками и задремал, зная, что увидит во сне… …Ему казалось, что он бежит. Только бы глаза открыть, но веки будто склеили вместе намертво, не позволяя распахнуть отчего-то слезящиеся глаза. Джек всё мчался вперёд, ясно слыша чужой голос отовсюду: он раздавался со всех сторон, ощущалась его пульсация в голове, которая отдавалась от стенок черепа и въедалась в мозг. «Иди». Фрост бежал, чувствуя могильный холод глубоко внутри. «Иди сюда». Холод чужой, оттого неестественный, пугающий, заставляющий метаться в бесконечной темноте. Он не понимал, где он, не понимал, что происходит. Хотелось закричать, но рот словно наполнился водой, которая почему-то отдавала солёным металлом. Совсем как кровь. «Почти…» Джек почувствовал резкую боль во лбу и распахнул глаза, оглушённый бешеным стуком своего сердца. Полная дезориентация ударила по нему так же больно, как и… Фрост в ужасе попятился, до конца не понимая, что именно произошло. Он стоял в своей комнате, в полной темноте и вязкой тишине, всё ещё чувствуя сковывающую тело панику и липкий, мерзкий страх. Лоб пульсировал болью, и Джек как завороженный дотронулся саднящего места пальцем. Понимание пришло к нему в тот же момент, едва не заставляя заорать. Дверь. Дверь наружу, и он опять ходил во сне, в этот раз стукнувшись головой об очевидную преграду. Зов. И он откликнулся на него. Джек закусил губу до боли, судорожно осматривая все углы; с недавних пор дверь в ванную всегда была плотно прикрыта. Пусто, и нечего было ожидать другого. Он совсем один. Ужас осознания затопил его, и Фрост с трудом подавил в себе желание где-нибудь спрятаться, хотя бы под кроватью, чтобы перехитрить глупого монстра, который совсем бы не ожидал такого подвоха. Вместо этого он быстро подошёл к разворошённой постели и сел, трясясь. Мозг отказывался работать и что-либо анализировать. Вопросы перебивали друг друга, путались в голове и ответов не находили. От страха сама мысль закрыть глаза казалась невозможной и невыносимой. Руки всё дрожали, в который раз покрылись инеем, и Джек тихо всхлипнул от собственной беспомощности. Когда это закончится? Плевать, как. У него не осталось сил бороться. Чем он заслужил подобное? Злые слёзы скользнули по щекам. Джек обнял свои плечи, прислонился спиной к стене и замер, не издавая ни звука. Ночь всё не кончалась, удушая своей тьмой. Но даже включить свет он сейчас не мог: пришлось бы встать и пройти всю комнату. Его пугала не сама темнота, а то, что пряталось в ней, подло поджидая его из раза в раз. Пульсация во лбу медленно утихла полностью, будто и не было ничего. От желания спать тоже не осталось и следа. Чёрта с два он вообще теперь когда-нибудь уснёт, отдавая себя в костлявые руки этой твари. Она ведь добилась своего: до конца в его голову залезла, подчинила сознание, пусть и во сне, но подчинила. Хотелось позвать на помощь, но Джек прекрасно знал, что он совершенно один, и за дверью нет извечных агентов. Фрост всё пялился на дверь в ванную, так и не сбросив с себя оцепенение. Он не знал, не считал, сколько просидел вот так, редко моргая. Страх сменился обречённостью собственной теперь понятной судьбой. Питч ведь сказал, что это не вытравить из головы. Только убив Пожирателя, можно от этого избавиться. И либо он не будет спать больше никогда, либо его и вовсе начнут привязывать. Или запрут понадёжнее, так, чтобы наверняка никуда уйти во сне не смог. Когда начало светать, Джек наконец смог вновь двигаться. Включил свет, прошёл в ванную, где умылся, низко склоняясь над раковиной, чтобы не видеть своё отражение. Тремор рук так никуда и не делся. А в душе не осталось больше никакой надежды на лучшее. Его кто-нибудь убьёт здесь: или тот отравитель, или Пожиратель. Тупой, немного несправедливый финал для глупого мальчишки, который просто хотел жить чуть лучше и найти самого себя. Самое поганое, что так и не нашёл, до сих пор не представляя, кто он и откуда. Желания идти к Питчу не было. Но, тем не менее, необходимо. Вдруг эта тварь не просто так смогла забраться к нему в голову, и что-то произошло. Он ведь не хотел, чтобы опять погибли люди. Вообще зла никому не желал. А его только и делали, что ломали и били об реальность, в которой он не был никому нужен. Светало действительно поздно: в восемь утра. Джек знал, что примерно в это время за дверью появятся те два агента. Они теперь тоже казались бесполезными; дрожащие руки совсем опустились. Фрост переоделся, взял свою карту с тумбы и вышел, чуть кривясь на слишком яркий свет коридоров. Агенты смотрели на него то ли с недоумением, то ли с удивлением: выглядел он наверняка как чучело. Полное опустошение и усталость сыграли свою роль, и теперь стало плевать вообще на всё. Даже на то, как Питч отреагирует на столь ранний визит. Может, тот ещё спит даже. Это тоже не вызвало никакого отклика, а каждый шаг вообще давался с трудом. Физические силы его окончательно оставили, рассосавшись от недосыпа и нервного истощения. Агенты помялись, когда они остановились у палаты. Переглянулись, безмолвно решая, открывать им дверь или нет. Джеку уже было всё равно. Не пустят, значит, расскажет потом Дирну. Дверь всё же открыли, и Фрост сразу вошёл. Питч не спал и даже не скрывал своего удивления таким ранним визитом. Джек молча подошёл к окну, сразу понимая, что на улице сильно упала температура: сам воздух на вид чуть трещал, а от снега словно прозрачный туман поднимался. — Что случилось? — Блэк, судя по звукам, сместился на кровати, но Джек так и остался стоять к нему спиной. — Он снова мной управлял во сне, — собственный голос было трудно узнать. Наверное, это совсем хреновый признак. — Звал. А я чуть не вышел из комнаты. Фрост замолчал, ощущая, как с последними словами его словно покинули и те оставшиеся крохи сил. Ему было всё равно, что Питч сейчас думает. Он просто отчитался о странностях, как его и просили делать. Тишину нарушил глухой хруст, но Джек даже не дёрнулся: знал, что это у него внутри. Теперь ему наверняка следовало уйти: до этого показали ведь, что он тут больше не желанный гость, если когда и был им. Тем более, что Блэк ему не отвечал, а Джек прекрасно уже знал: ответить тут и нечего. Разве что приговор озвучить. Может, его теперь действительно запрут, прикрывшись его собственной безопасностью, а Фрост окончательно сойдёт с ума. — Джек, — тихо раздалось сзади. Фрост вынырнул из своих мыслей и неохотно повернул голову. — Посмотри на меня. Внутри всколыхнулся слабый отголосок удивления. Джек просьбу выполнил, а это была именно просьба, а не приказ. По нему внимательно скользнули взглядом. По-прежнему было плевать, как он выглядит сейчас. Питч смотрел ему в глаза, а Фрост и не думал ничего скрывать, не находя на это сил. Блэк тяжело вздохнул, пригладил волосы, поджал губы. Такой знакомый, значимый, но совершенно недоступный и закрытый. — Иди сюда, — Питч хлопнул ладонью рядом с собой, — не смотри так на меня, ты едва на ногах стоишь. — Почему? — Джек остался стоять на месте. — Почему ты так себя ведёшь? Как собачонку, которую можно пнуть или погладить, зависимо от настроения. В носу противно закололо. Джек стиснул зубы и посмотрел на дверь — невыносимо было здесь находиться под этим взглядом, захотелось уйти. Но и в комнату возвращаться не хотелось. Ничего уже не хотелось. — Потому что защитить тебя хочу, бестолочь. Потому что на меня объявили охоту, а ты можешь пострадать просто потому, что рядом находишься. Уже пострадал. Так что заканчивай эту драму и сядь, мать твою. Джек на негнущихся ногах подошёл к кровати и действительно опустился рядом, с трудом переваривая услышанное. — Но, видимо, с тобой привычные методы вообще нихуя не работают, — Питч провёл ладонью по лицу. — Только во сне его слышишь? — Джек кивнул. — Тебе надо поспать в любом случае. Смотрю, и слёзы наворачиваются. Фрост почувствовал такой знакомый укол возмущения. — К твоему счастью, у нас есть знакомый тебе объект, который вполне может помочь. Я бы даже сказал, что сны — его специализация. — Сэнди? — тихо спросил Джек и, увидев кивок, опустил тяжёлую голову. В затылке начала зарождаться боль, да и спать внезапно захотелось смертельно. — Не могу больше, — тихо прошептал он самому себе и чуть наклонился в сторону. Будто вся усталость за все дни решила обрушиться на него именно сейчас. Обжигающая теплом рука поймала его локоть и потянула назад. — Так, — Питч, скривившись, поднялся на ноги, и Джек тут же встрепенулся, ничего не понимая. Всё словно стало заторможенным. — Ложись пока тут, подождём Дирна. Какое же ты бедствие, Фрост. Радуйся, что мне нужно было в ванную. Его голос звучал резко, язвительно, но руки… Его буквально уложили на подушку, а глаза закрылись уже сами. Джек втянул воздух, утопая в чужом запахе, который хранили простыни и подушка. — Пиздец, — заключил Питч, глядя на мгновенно уснувшего пацана. Держать как можно дальше? Ну, если собственная постель — «как можно дальше», то он, блядь, справился. Укрывать мальчишку не было нужды.

***

Как же противно было в этой комнате, и вовсе не из-за того, что роскошная обстановка давила на нервы, нет. В этой комнате раз за разом тыкали лицом в собственную никчёмность и бесполезность так, что невольно в это начал бы верить любой. И она тоже верила почти всегда, когда оказывалась здесь. Как бы ни хотелось уйти и бросить всё это, этого ей уже не позволят сделать. Ловушка ловко захлопнулась тогда, когда барахтаться стало поздно. А она и не заметила, поддавшись на уговоры чарующего голоса. — Он не доверяет мне больше, — как роспись в собственной беспомощности, как личный приговор для самой себя. Ей всего тридцать, и умирать пока рано. Но смерть обычно и не спрашивает. — Меня должно это волновать? — он никогда не поворачивался к ней лицом, заставляя лицезреть спину, обтянутую дорогой тканью костюма. Даже так показывая, что она недостойна такой чести. — Ты сама виновата во всём случившемся, Сара. С агентом Блэком стоило вести себя хитрее. Я так надеялся, что ты справишься хотя бы с этим. Повисла пауза, а ей и нечего было ответить. Но само молчание как бы намекало, что ответа от неё ждут. Пустых оправданий. — Я признаю свою ошибку, — начала Сара, но её прервало громкое цоканье. Слова застряли в глотке, царапая гортань. Страх совсем не лениво закопошился внутри. — Конечно, ты её признаёшь, — елейным голосом согласился с ней мужчина. — Потому что это очевидно. Ты уже давно не глупая девочка. Пренебрежение в его голосе терпелось с трудом, но выбора ей уже давно никто не предоставлял. Сара сжала руки перед собой, невольно поправляя идеально сидящую светлую юбку. От напряжённой тишины хотелось избавиться, но страшнее было услышать новый вердикт. Ведь она — всего лишь игрушка в интригах одного из самых влиятельных людей. И влезла в это сама, о чём давно уже жалела. — Вся эта ситуация, — начал мужчина, крутя массивный перстень на безымянном пальце, — только нам на руку. Кто бы ни устроил весь этот переполох в Подразделении, справился он с этим превосходно. Я ему даже немного благодарен. Мне необходимо, чтобы мальчик всё вспомнил как можно быстрее, а агент Блэк, чувствуя угрозу даже от тебя, послужит отличным катализатором. Твоя удача, что всё складывается в нашу пользу. Она выдохнула чуть свободнее. — Я не совсем понимаю, — Сара с трудом выталкивала слова наружу, — зачем вам нужен Джек Фрост, но это не моё дело. Однако агент Блэк… — Твои чувства, — перебил он, и она не видела, но услышала, как мужчина скривился, — так очевидны. Весьма болезненно, наверное, осознавать, что они безответны. Он всегда знал, куда бить, чтобы стало ещё больнее. — Агент Блэк меня мало волнует, я всё ещё помню о нашем с тобой уговоре. Он даже не представляет, что происходит. Впрочем… Ему и не нужно. В тот момент, когда Джек всё вспомнит, будет слишком поздно. А до этого поставим ситуацию на самотёк. Меня беспокоит только недавнее отравление мальчика. Он впредь не должен пострадать. Джек Фрост — слишком важная фигура, чтобы ставить его под угрозу. Сара едва не скривилась от скользившего в его словах пафоса. Но сдержалась, оставляя все эти интриги мужчине. Главное, что Питч не пострадает от всего этого. А его доверие… Его она уже потеряла навсегда. — Указания остаются прежними, — он повёл плечами, давая понять, что разговор окончен. — Не подведи меня, Сара, я не люблю этого так же сильно, как агент Блэк не любит растворимый кофе. Последнее — как удар поддых. Самая настоящая угроза, а она и правда не дура, чтобы этого не понять. — Поняла, — она вышла за дверь, сдерживая желание сползти по ближайшей стене вниз. Поздно было что-то менять. Она так конкретно проебалась. — Прости, — тихим шёпотом в пустоту, больше не удерживая внутри рваный выдох.