Как Вырастить Валькирию: Справочник для Учителей и Родителей

      Солнце все еще светило ярко и слепило глаза по утрам, но уже не грело. Хрустящий золотой ковер стал толще, а кое-где, под густо переплетенными лапами елей, куда не попадал свет потухающего солнца, уже белел снег.       В один из неожиданно теплых дней Альберт вышел на крыльцо башни и наблюдал необычную картину. За верхушками высоких деревьев скрывался король, медленно направлявшийся на любимом коне, которого свирепое время сохранило лучше, чем седока, прочь от башни. На этот раз волшебник, всегда до того с интересом наблюдавший за взаимодействием этого известного на весь мир воина с ребенком, который, хотя на первый взгляд это было едва заметно, был в полной мере от плоти и крови отца, не стал присутствовать на очередной встрече. Альберт не любил воинов как предпочитающих кровь врагов собственной крови и смерть врагов собственной жизни, но не мог не уважать Луи за выдающуюся отвагу – хотя та, как и у многих воинов, не была излишне омрачена рассудком. И его сердце – по крайней мере то, что от него осталось за долгую жизнь волшебника, которая, как теперь он понимал, была далеко худшим наказанием, чем ранняя смерть – не выдерживало больше вида умирающей души в продолжающем жить теле.       Но необычайная картина не ограничивалась отъезжающим назад к своей новой жизни, которая одинакова у всех героев по окончании подвигов и выходе на заслуженную или не очень пенсию, когда-то-героем. Дочь героя – вполне возможно, восхитившись недавним присутствием героя при ней, а скорее всего, постоянным присутствием его в ее сердце – в припадке безумия (так оценивал это сам Альберт, но, разумеется, не принцесса) пробовала на вкус свой новый подарок. Сверкающее в лучах высокого солнца лезвие такой остроты, что делает его практически невидимым, взлетало, и путь ему указывали тонкие, еще совершенно детские руки с задравшимися рукавами платья. До побеления пальцев Луиза сжимала рукоять слишком тяжелого для нее меча, но такого желанного, что, укажи ей кто-то прямо сейчас отпустить меч, она бы, собрав всю свою недюжинную волю в кулак, не смогла бы выполнить указ.       - Опусти меч.       В мгновение ока вернувшись в ту реальность, где она, к своей досаде, была все еще маленькой девочкой с мечом не по росту, Луиза опустила руки, но не выпустила меча из рук. Кончик лезвия взрыл сухую серую землю, а на безупречной его глади отразились солнечные блики.       - Альберт! Смотри, что у меня есть! – сияя от радости, воскликнула она.       - И что же это? – голос волшебника звучал суровее, чем обычно.       Три молодые березы, почти не изрезанные черными полосами и поражавшие глаз своей белизной, три деревца, высаженных Луи по случаю рождения дочери, теперь, срубленные на ладонь от земли,были похожи на ветви, оборванные беспощадным ветром.       На эти три березы не мигая смотрел Альберт, ожидая ответа на свой вопрос.       - Это… меч. Но он мой! Отец подарил мне его!       - И зачем, было бы неплохо задуматься… - тихо, как будто не желая, чтобы принцесса его услышала, сказал он.       - Чтобы мы могли наконец-то начать изучать боевые искусства! Научи меня драться, Альберт!       С трудом удерживая равновесие, девочка подняла над собой меч, вцепившись обеими трясущимися руками в рукоятку, но все еще улыбаясь от уха до уха.       - Я не могу научить тому, чего не знаю сам, - тихо произнес волшебник, на этот раз остановив глаза на поднятом мече и невольно делая шаг назад.       - Отец нанял мне в учителя человека, который не умеет драться?! Мой отец – самый мудрый из людей, он бы никогда так не поступил!       - Я никогда не обещал твоему отцу научить тебя драться. Я бы никогда не стал обещать того, чего заведомо не могу выполнить.       Девочка вздохнула и опрокинула меч на землю. Именно опрокинула, потому что ее руки слишком устали, чтобы удерживать его вес над головой, и были неспособны спокойно и размеренно опустить меч наземь. Клинок продолжал игриво отражать солнце, покоясь у ног хозяйки. Альберт отступил еще на шаг.       - Я глубоко уважаю твоего отца, - продолжал он, - Но с его стороны неблагоразумно делать такие подарки…       - Как ты смеешь сомневаться в благоразумии моего отца! – вскрикнула девочка так громко, что с соседней ели поднялись два ручных ворона и с недовольным карканьем улетели прочь.       - Ты не готова к этому. Тебе будет очень тяжело это выдержать…       - Я рождена для этого! – перебила его принцесса. – Я дочь своего отца, и я буду до конца защищать свою страну, пока не умру с мечом в руках!       - Ты уверена, что для этого ты была рождена?       Несколько мгновений понадобилось девочке, чтобы перевести дух: ярость, уязвленное самолюбие, чувство глубокой несправедливости стремились вырваться наружу не словами, а ревом, криком, кулаками; Луиза была готова вцепиться в бороду старикану – и она была уверена, что ничегошеньки он ей не сможет сделать.       - Конечно! – как только она снова смогла говорить, произнесла Луиза. – Чтобы защищать свою страну и умереть смертью доблестных и… и храбрых! Как и каждый житель этого королевства!       - Нет, конечно, - с этими словами волшебник подошел к девочке, ногой отодвинул от нее меч и продолжил, - Никто не рождается, чтобы умереть. Каждый рождается, чтобы жить.       Он направился к крыльцу, не глядя на свою ученицу. Поднявшись на первую ступеньку, Альберт не оборачиваясь бросил:       - Сначала нужно научиться жить, а потом – умирать.       На следующее утро Альберт по обыкновению вышел на крыльцо, чтобы поздороваться с Луизой и начать очередной урок – сегодня это должен был быть первый урок боевых искусств, но после вчерашнего происшествия у волшебника было не лучшее предчувствие, - но не увидел девочки. Меч по-прежнему сверкал в траве у срубленных берез, но тонкие стволы их теперь были аккуратно сложены вместе в стороне от места жестокой казни.       Волшебник подошел ближе. На каждом из тонких, низеньких пеньков виднелись следы голубой пыли.       - Леонора… - прошептал он. – Как может?..       Очевидно, тот небольшой запас пыли, смолотой из лепестков чудесного растения, заживляющего любые раны, которым волшебник поделился с принцессой, был к этому моменту уже исчерпан. Возможно, впервые за свою долгую жизнь Альберт не знал, что он чувствовал.       - Альберт, - Луиза подошла сзади.       Лицо ее опухло и покраснело от слез, а в уголках глаз виднелась свежая партия.       - Я не могу, - заламывая руки и сглатывая слезы на ходу, отчего ее голос звучал еще более обрывисто, произнесла принцесса. – Я не могу…       Она опустила глаза на меч. Теперь, когда ее руки не сжимали рукоять, а ее лицо не отражалось в безупречной глади лезвия, он казался игрушкой. Которой он, конечно, всегда и был.       - Подними его.       - Нет, - девочка шмыгнула носом и утерла его рукавом. – Я не могу, Альберт. Я пыталась, я честно пыталась – сегодня утром, - но я просто не могу прикоснуться к нему.       - Этот меч ни в чем не виноват. Он ничего не делал – кроме, разумеется, того, что выполнял указания.       Луиза перестала всхлипывать и подняла на своего учителя мокрое лицо в красных пятнах.       - Твои указания.       Она снова уставилась на собственные ноги, не в силах поднять голову от стыда.       - Не бойся меча. Он сделан для тебя, он делает все, что ты ему скажешь, и это настолько же замечательный меч, насколько замечательны указания, что ты ему даешь. Не бойся меча – бояться нужно только себя.       Принцесса опустилась на колени, обхватила обеими руками рукоятку и подняла меч. В сверкающем лезвии мелькнуло заплаканное, испуганное, но одновременно и решительное лицо.       - Альберт? – Луиза наблюдала за тем, как шевелятся губы отражения. – Мы можем для начала использовать палки?