— Какая ко-ошечка! Иди сюда, кис-кис-кис!
Я в очередной раз неловко и раздражённо потёрла переносицу. Никогда, никогда, ни-ког-да больше я не пойду гулять с младшей сестрой! За двадцать минут прогулки восьмилетнее чудовище с нежным именем Хотару (с которым у нас была разница в целых пятнадцать лет) два раза упало с одного и того же дерева, несмотря на все мои просьбы с него слезть; качелями ударило какого-то мальчика по голове — от разбирательства спасло только то, что это было не сильно; и, наконец, погналось вот уже за третьим несчастным котом.
На самом деле это было далеко не всё, но полную хронику «чудесных» событий я лучше родителям изложу, вместе со списком причин, почему я больше ни за что не стану выгуливать — честное слово, по-другому и не скажешь! — сестру в мои редкие приезды домой. Хватит с меня позора.
Между тем погоня за животинкой завершилась неожиданным провалом — Хотару уже почти схватила снежно-белого, потрясающе красивого кота поперек туловища, как он неожиданно (если бы не видела сама, не поверила бы) ловко извернулся и быстро полоснул сестру по щеке когтями. Мне было плохо видно с такого расстояния, но, кажется, до крови!
Я уже побежала к непутёвой охотнице, параллельно ища в сумке какие-нибудь салфетки и антисептик, но внезапно кот, который должен был уже или вцепиться в Хотару сильнее, или давно сбежать, спокойно отцепился от её футболки и направился ко мне. Именно ко мне, а не просто в мою сторону — он пристально следил за мной глазами и, стоило мне попытаться заранее его обойти, тут же скорректировал траекторию.
Дойдя, остановился и укоризненно посмотрел мне в глаза серьёзным алым взглядом, как будто зрелый взрослый, делающий замечание о поведении чужого ребёнка. Чёрт, на какие-то секунды мне даже стало по-настоящему стыдно за сестру…
Ага. От взгляда
кота.
Померещится же всякое!
Впрочем, я быстро выбросила странного представителя фауны из головы и подошла к Хотару, уже приготовившейся зарыдать. Правда, как раз рыдать тут было почти не от чего, разве что от обиды: царапины оказались совсем не глубокими, как будто полоснули чем-то очень острым, но на излёте. Такое ощущение, что кот не хотел по-настоящему навредить — я ожидала ранки раза в два глубже. Да уж…
Я всё равно промокнула царапины салфеткой, устало вздохнула — сколько же всё-таки мороки с этими детьми! — и встала.
— Всё, всё. Пойдём домой!
Однако на мой оклик среагировали сразу двое — не только сестра, тут же вскочившая на ноги с самым бодрым видом, но и её несостоявшаяся жертва, пушистый белый кот. Тот просто сел ровно передо мной и пристально уставился, словно безуспешно пытаясь меня загипнотизировать. Весь его вид говорил «возьми меня с собой», но откровенно проситься (мяукать, пытаться запрыгнуть на руки или тереться о мои ноги) кот не стал. Гордый.
Я про себя хмыкнула, и решила — была не была! Только жить это чудное — в обоих смыслах — создание будет у меня. Что-то мне подсказывает, что оставь я его у родителей, и через месяц даже Хотару станет просто образцом хорошего поведения, но настолько радикальные меры, пожалуй, лучше приберечь на потом, скажем, на её подростковый возраст. Вот приеду я тогда как-нибудь к родителям на летние каникулы…
Ладно-ладно, это будет когда-нибудь потом. А пока мы с чудесным котом не менее чудесно поживём — кажется, не простая это животинка, тем более, он сам не против (но тщательно пытается не подавать виду). Кого-то он мне напоминает…
— Эй… Самурай, вот! Хочешь со мной жить?
Имя родилось в голове буквально только что, но мне показалось, что этому коту оно очень подходит, да и новое было выдумывать отчаянно лень. К счастью, по-моему, новоявленный Самурай не протестовал, совершать харакири тоже не собирался, а даже мяукнул в ответ что-то одобрительное, но тут же сдавленно и возмущённо зашипел — я подхватила его на руки и крепко прижала к себе, подальше от непоседливых ручек Хотару.
— Всё, мой котик! Я тебя теперь никуда не отпущу, — прошептала я ему прямо в мягкое ушко. И я не я, если он не смутился!
***
Итак, с того дня у меня в доме появился хозяин.
Самурай был раза в четыре организованней, чем я, и почти сразу принялся командовать — знаю, звучит странно, но именно это и происходило.
Он следил, чтобы я не слишком задерживалась на работе: если вдруг это случалось, и я не предупредила его заранее, что приду позже, скажем, из-за скорого приезда проверки, дома меня ждал небольшой, но «безумно приятный» после тяжёлого рабочего дня сюрприз — рассыпанная по всей кухне (хорошо, если не квартире) мука или крупа, чудесным образом пропавшие носки, колготки или туфли, которые я потом ещё недели две искала и находила в самых неожиданных местах, отсутствие ещё вчера купленных сладостей, и прочее, и прочее.
Коллеги уже устали шутить на эту тему, и теперь дружно заявляли, что это я на самом деле замуж вышла, просто не хочу никому ничего рассказывать. И в глубине души я была с ними даже согласна…
Самурай обращал внимание и на то, в чём я хожу на работу, и если это была слишком короткая (по его мнению, то есть даже на сантиметр выше колена) юбка или блузка с мало-мальски соблазнительным декольте, он угрожающе мяукал, чтобы я это
сняла, при этом старательно отводя глаза. И если я отказывалась, то симпатичные вещи можно было сразу грустно хоронить: кот тут же совершал какой-то очень ловкий прыжок, и съезжал по моей одежде, как обычно его собратья съезжают по шторам, совсем не задевая мою кожу, но при этом оставляя от юбки, блузы, платья или всего сразу — как повезёт — жалкие лоскутки.
Правда, всю ругань он потом переносил молча, хмуро глядя в сторону и явно понимая, что натворил, но абсолютно не раскаиваясь. И стоило мне, забывшись, рявкнуть что-нибудь совсем уж наглое или нецензурное, я тут же получала достаточно тяжёлой лапой по подвернувшейся части тела, мол, ругаться можешь сколько угодно, заслужил, но не забывайся, а то и когти могу выпустить. Да меня так не то что парни, родители не воспитывали, а тут какой-то кот!
Но всё-таки мы друг к другу очень привязались — скажем, без его ласкового поглаживания мягкой лапкой по щеке мне было очень неуютно и непривычно просыпаться (но не стоит обольщаться: если не встанешь в течение десяти минут, с тебя стянут одеяло и покусают за пятки).
А ему очень нравилось, когда я, зарывшись пальцами в мягкую шерсть на его загривке, негромко читала что-нибудь вслух — мне кажется, он либо не понимал, что я читаю, кот же всё-таки, хоть и очень умный, либо просто слушал мой голос, не слишком вникая в содержание. В выходные или праздники мы так могли часами сидеть, поочерёдно друг на друге засыпая… Мне, пожалуй, ещё ни с кем не было настолько уютно и как-то… Правильно?
Особенно любила я с ним, как ни странно, ходить по магазинам, особенно по вечерам: он никогда не терялся в толпе, как-то неуловимо оказываясь рядом каждый раз, когда я оборачивалась, иногда носил в зубах что-то небольшое, вроде пакетика помидоров или связки бананов — ума не приложу как, но носил, умел одним своим видом или, в крайнем случае, тихим рыком прогнать не только охранника с извечным «с животными нельзя», но и пару человек из очереди, да так, что скоро меня кое-где стали пропускать вперёд автоматически.
А ещё Самурай очень нервничал, когда я набирала слишком тяжёлые сумки — видя, как мне тяжело, он всю дорогу домой так и норовил то подлезть под сумку так, чтобы основной вес приходился ему на спину (тут протестовала уже я, потому что пять-семь килограммов — это неподъёмно даже для него), то выхватить её у меня из рук и потащить волоком — так погибло уже две сумки, поэтому я стала гонять его ещё активнее.
Если же помочь не удавалось, то он просто понуро шёл рядом, явно чувствуя себя из-за этого неловко, совсем как настоящий парень, и довольствовался тем, что отгонял от меня не только всякую шпану и подозрительных фигур в чёрном, но и вообще всех прохожих. А я смотрела и умилялась: нет, ну надо же какой…
Вот будь мой милый, благородный, до ужаса благочестивый и иногда чересчур строгий Самурай человеком, цены бы ему не было. Эх…
***
— Так, какао, мука, сливочное масло, сахар… Там было что-то такое, точно-точно.
Я задумчиво перелистывала свой блокнот с рецептами, ища затерявшийся раздел с маффинами брауни и бормоча себе под нос то, что из него помнила. Самурай сидел рядом и сочувствующе смотрел, внешне, как обычно, почти ничего не выражая, но это ничуть не помешало ему вовремя ткнуть лапой в нужный листок, который я не заметила.
— Ого! То, что нужно. Спасибо, о мой Самурай! — я шутливо поклонилась тут же неодобрительно, но смущённо взглянувшему коту. Очень люблю выводить его из этого состояния строгого спокойствия — мелочь, а приятно.
Смогла выдохнуть, только когда поставила кексы в духовку. Новый рецепт оказался каким-то уж очень сложным: ингредиенты разной температуры, которые следовало смешивать то по частям, то подсыпая в процессе, да и печься им как-то очень долго… Остаётся только надеяться, что оно того стоило. И радоваться, что есть такая чудесная вещь, как духовка с таймером! Караулить её ещё минут двадцать сил не было.
Я развернулась спиной к обеденному столу и облокотилась о него, вздыхая и оглядываясь в поиске Самурая: кажется, он минуту назад сидел прямо ту-
Внезапно до меня дошло, что стол какой-то подозрительно высокий, рельефный, горячий и со странным выступом где-то около моей поясницы. Так. Минуточку.
Я постаралась успокоиться. Ну да, сзади меня стоял какой-то человекообразный извращенец, судя по всему, ещё и обнажённый. Ну и что? Сейчас ка-ак ударю головой, и можно будет спокойно вызвать полицию…
Но буквально за секунду до того, как я набралась храбрости для резкого движения, меня вдруг резко перевернули и посадили на стол, сразу как-то так хитро перехватив руки, что я даже пошевелиться не могла. Не поняла… Он либо экстрасенс, либо из полиции или спецслужб, либо и то, и другое, причём я лично негодующе голосую за третий вариант!
Вот теперь я задёргалась, почувствовав, что дело запахло жареным, хотя мужчина не пытался меня ни вырубить, ни ударить, ни раздеть, в конце концов, только терпеливо держал, и вдруг, случайно подняв голову, осеклась и замерла.
На меня смотрел мой Самурай.
Точно, я просто не могла ошибиться. Знакомый строгий, даже холодный алый взгляд, под наносным спокойствием которого — я точно знаю! — скрывается если не любовь, то как минимум ошеломляющая
нежность. И эти снежно-белые взлохмаченные волосы, наверняка на ощупь такие же мягкие и шелковистые, как шерсть Самурая. Разве только красных полос на щеках у него не было, но, с другой стороны, может быть, их попросту не было видно под шерстью?
— Ты — Самурай, — твёрдо сказала я, не спрашивая, а утверждая. Во взгляде мужчины мелькнуло одобрение и мимолётная радость («слава богам, всё-таки не совсем дура»), хотя он ответил ровным, но к концу фразы предательски сорвавшимся на хрип голосом:
— Да, ты права, раньше я действительно был твоим котом. Но в настоящей жизни — и моём мире — меня зовут Тобирама. И знаешь, давно хотел сказать… Я бы предпочёл между нами немного
другой вид отношений.
И пока я осознавала сказанное, он, кажется, отлично зная, что сейчас происходит у меня в голове, просто склонился и поцеловал — аккуратно, даже осторожно, и этим меня совершенно ошарашил. После такой речи я ожидала как минимум что-то невероятно страстное, чтобы стол едва устоял, а как максимум — что меня прямо сейчас перевернут на живот, и… Стол тоже не выдержит, в общем.
Но этот
как-там-его Тобирама всего лишь целовал, даже не пуская в ход язык, да и вообще едва касаясь моих губ, как будто боялся — чего? Напугать или отказа?
Я открыла до этого зажмуренные глаза, намереваясь прервать поцелуй, и успела мельком заметить выражение лица мужчины: он точно так же закрыл глаза, но весь его вид — как порой у Самурая — выражал ожидание, надежду и всё тот же страх. Мне кажется, почти неосознанно, но он отпустил мои руки, и я тут же обняла Тобираму — не просто закинула руки на шею, а по-настоящему обняла, прижимая сильное тело к себе и вдыхая его мускусный аромат.
— Я тебя люблю, — прошептала я ему в плечо, не сильно заботясь, как это будет смотреться со стороны, и обняла его сильнее. Между нами повисло моё молчаливое: «Не переживай. Ты гордый, я знаю, поэтому я скажу за тебя: ты любим, Тобирама, просто пойми это». По восхищённому и по-детски восторженному взгляду я поняла, что до него
дошло, а в следующую секунду на меня обрушился шторм.
Его руки были везде, и я за какие-то жалкие секунды, даже не успев понять, что происходит, осталась без одежды, а потом руки заменили его губы: влажные отметины оказывались почти везде, начиная от внутренней стороны бедра и заканчивая чем-то совсем невинным, вроде лба. Как только уже мокрых и пульсирующих складочек коснулось что-то твёрдое, я уже морально приготовилась к ещё более бурному продолжению, Тобирама внезапно остановился и испытующе, но не без хитринки заглянул мне в глаза:
— Ты хочешь, чтобы я продолжил?
— Да, конечно! — выпалила я, потянувшись за очередным поцелуем, но мужчина отстранился, удерживая дистанцию.
— Тогда больше никаких коротких юбок, только дома и для меня. — Я застонала, но уже не от возбуждения, а досады, и попыталась притянуть шантажиста к себе, чтобы отвлечь на
действительно важные вещи, но он снова не позволил.
— Будем считать, что да. Второе — ты переезжаешь в мой мир и никогда, никогда не подходишь к Учихам. — На этих словах я нахмурилась и неуверенно кивнула, абсолютно не понимая, кто такие «учихи», но уже готовая на всё, лишь бы то, что уже прижималось к моей промежности,
перестало просто прижиматься, и Тобирама наконец закончил вот так дразнить — почти как я его дразнила, да, но мстить в такой момент!..
Он же ответами удовлетворился, и, больше не сдерживаясь, вошёл.
В тот момент на меня обрушилась такая лавина эмоций, ощущений и прикосновений, что описать это всё последовательно просто невозможно — всё вокруг просто смешалось во что-то невнятное, и остались только сильные, ритмичные толчки, неумолимые, как само море, и алые глаза, которые я видела каждый раз, когда открывала свои. Правда, сил читать что-либо в них у меня не было абсолютно, как и возможности, но я знала одно — мы оба пропали, утонули в друг друге.
Разрядка пришла почти неожиданно. И без того сильные толчки, сводящие с ума, внезапно стали короче и быстрее, а через несколько мгновений у меня внутри разлилось что-то горячее, тоже выталкивая за грань. Мы оба развалились на столе и друг на друге, приводя в порядок дыхание, пока даже не пытаясь шевелиться, и потихоньку успокаиваясь. И когда Тобирама (наконец-то!) поднялся с меня, возвращая мне способность нормально дышать и неловко извиняясь, случилось нечаянно предсказанное.
Стол подо мной хрустнул, потом заскрипел, а затем я оказалась в объятиях невероятно быстрого мужчины с замечательной реакцией, а мой чудный деревянный обеденный стол превратился в груду из ножек и частей столешницы. Я нервно хихикнула. Вариант «развалился от старости» тут не подходит, да?
Минут пять я и даже всегда бесстрастный Тобирама безудержно хохотали, частично сбрасывая излишек эмоций от нашего знаменательного знакомства, а потом мне вежливо напомнили о «данных мною обещаниях». Оправдания «это было под давлением» и «в состоянии аффекта» не сработали, и мне потом пришлось…
Но это уже совсем другая история.
