Аврора
— Джеймс Артур Поттер, немедленно прекрати задирать брата! — воскликнула я, поднимаясь по лестнице на второй этаж в комнату младшего сына, откуда доносились крики на весь дом. Зайдя внутрь, я поразилась увиденной картине: старший черноволосый мальчик летал на метле по всей комнате, дразня и подначивая своего младшего брата, который пытался допрыгнуть до него и что-то у него забрать. — Джеймс! — вновь прикрикнула я, достав волшебную палочку и применила к метле заклятие, из-за которого она тут же опустилась на пол. — Ну, мам! — раздосадовано протянул старший, нехотя слезая с метлы. — Что я тебе говорила? Никаких полетов в доме! Это ведь может быть опасно! — пожурила я и тут же обратилась к младшему. — Что у вас уже снова приключилось? — Джеймс забрал мой дневник и не хочет его отдавать… — шмыгнув носом, протянул младший сын. — Джеймс, верни Эдриану его дневник, — строго вымолвила я. Старший сын нахмурился, но все же вмиг послушался меня и нехотя отдал брату его дневник. — Ты бы только видела, что он пишет! Что он хочет на Слизерин, но боится попросить об этом шляпу! — несдержанно выпалил старший, возмущаясь и хихикая одновременно. — А ради кого он туда хочет… — Джеймс, нехорошо читать чужие дневники! — покачала головой я. — Почему ты еще не спишь? Завтра утром поезд в Хогвартс! — Но ведь еще только десять вечера! — Завтра тяжелый день и я попросила тебя лечь спать пораньше. Почему ты не слушаешься? Ты сложил свой чемодан? — Я не первый раз еду в Хогвартс, мне уже пятнадцать, мама! — нахмурился Джеймс, скрестив руки на груди. — Пятнадцать лет — это еще не взрослый, — тяжело вздохнула я, мысленно усмехаясь этим подростковым бунтам, что случались с Джеймсом все чаще и чаще. Его характер вполне соответствовал его имени — он пошел в отца Гарри, насколько я знала по его рассказам. Он учился на Гриффиндоре и безумно гордился этому факту. На самом деле у него не было предвзятого отношения к другим факультетам и даже к Слизерину, но его любовь к шуткам и подначиваниям, порой, выходила за рамки. — Пожалуйста, Джеймс, отправляйся спать, — мягко вымолвила я и, дождавшись, когда старший сын с видом вселенской печали на лице выйдет из комнаты, перевела взгляд на младшего, изумрудные глаза которого, в точности, как у отца, наполнились слезами. — Милый, если ты правда хочешь на Слизерин, ты можешь смело просить об этом шляпу. Ничего страшного здесь нет. Ведь я тоже училась на Слизерине, как и крестная Джеймса. — Но это ведь ты. Ты — лучшая мама на свете! А остальные меня не поймут… — тяжело вздохнул младший мальчик, взволнованно взъерошив черные волосы. Я мягко улыбнулась ему и подошла ближе. Приобняв за плечи сына, я присела с ним на кровать: — Эдриан, никогда не стоит оглядываться на других. Если тебе что-то хочется и это не приносит другим вреда — это необходимо делать. А чужое мнение не должно тебя волновать. Люди всегда будут судачить о других, что бы те не сделали. И к нам всегда было и будет повышенное внимание из-за подвигов твоего отца. Но это не значит, что ты должен подстраиваться под кого-то. Будь собой. Ведь главное, что думаешь о себе ты. А мы, твои родные, примем и поймем тебя. Неважно кто ты, важно то, какой ты при этом человек. Мальчик всхлипнул и прильнул ко мне, обнимая. — Мы любим тебя: я, папа и Джеймс. Пусть он и не умеет это правильно показать, но он всегда защитит тебя, поддержит и будет на твоей стороне. Я более чем уверена в этом, — медленным, успокаивающим голосом говорила я, поглаживая сына по спинке. Спустя пару минут он успокоился, в последний раз шмыгнув носом, и кивнул. — Я люблю тебя, мамочка, — тихо прошептал мальчик, отчего мое сердце пропустило удар, и я ощутила, как невероятно нежный бальзам покрывал и грел мою душу. — И я люблю тебя, солнышко мое, — ответила я и поцеловала сына в макушку. — А теперь ложись спать, у тебя завтра важный день. Эдриан кивнул, отстранившись, и залез под одеяло, удобно устраиваясь в своей кровати. Я поправила ему подушку и мягко улыбнулась, погладив его по щечке. — Мам, а мистер Снейп придет нас провожать? — неожиданно поинтересовался он. — Я хотел бы его кое о чем спросить… — Дорогой, он еще не вернулся из своей командировки во Францию. Но если ты хочешь с ним поговорить, думаю, он будет рад твоему письму. Мальчик довольно заулыбался от перспектив подобной идеи и кивнул, сонно зевая. Я поцеловала сына в лоб, пожелав спокойной ночи, и, погасив свет в его комнате, вышла в коридор, задумавшись. Профессор Снейп уже давно не был профессором. Покинув преподавательский пост, получив орден Мерлина I степени, он решил заняться более спокойным, на его взгляд, и интересным делом. И мы с ним открыли лавку зелий в Косом переулке, взяв деньги с моего счета в банке. Распределив обязанности, я занималась магазинными делами и так же приготовлением некоторых зелий, а он царствовал в лаборатории, которая была в подвале помещения, углубленно изучая алхимию. Именно в этих целях он вот уже несколько месяцев, как уехал во Францию, дабы исследовать оставшиеся рукописи и лабораторию самого Николаса Фламеля. Тихонечко приоткрыв дверь в комнату старшего сына, я умиленно улыбнулась, заметив, что он уже видит десятый сон, и спустилась вниз, в гостиную. Гарри все еще не было дома, видимо, в аврорате вновь что-то стряслось, а я не могла лечь спать без него. Я знала, что с ним все в порядке, но все равно не могла не волноваться. Он старался ограждать меня от всего. Мы скрывали ото всех мое происхождение и приняли решение рассказать детям о их прапрадеде только после их совершеннолетия. Это казалось нам до сих пор опасным, потому я надежно спрятала дневники Гриндевальда, после того, как изучила их вдоль и поперек. Мне больше незачем было пользоваться иллюзиями, а легилименцию я продолжала развивать благодаря Снейпу. Пересекая гостиную, я подошла к каминной полке, с улыбкой и какой-то ностальгией, глядя на фотографии. Здесь были запечатлены самые дорогие и ценные воспоминания: вот Джеймс приехал на зимние каникулы на втором курсе и показывал свою гриффиндорскую квиддичную форму — разумеется, он был ловцом, как и его отец; вот они с маленьким Эдрианом лепят снеговика на заднем дворе нашего дома; вот Аннабель, как крестная Джеймса, подарила ему его первую метлу; вот я сижу в кресле-качалке, с годовалым Эдрианом на руках и пятилетним Джеймсом, и читаю им сказки барда Бидля; вот до безумия счастливый Гарри обнимает меня сзади, поглаживая округлившийся животик в мою первую беременность; вот наша школьная фотография с Аннабель в конце пятого курса, когда все было еще так беззаботно; а вот фотография Гарри, Рона и Гермионы на третьем курсе — они здесь совсем маленькие и такие милые. Сердце радостно подпрыгнуло в груди, когда я взяла в руки последнюю фотографию, на которой мы с Гарри совсем еще юные кружимся в первом свадебном танце.***
Это был один из первых дней все еще теплого ноября, спустя полгода после битвы за Хогвартс. Золотая осень все еще царила повсюду, звеня золотыми листьями на ветру. Маленькая деревенская часовня Хогсмида была битком набита. Присутствовали все друзья Гарри, многие профессора, и просто местные зеваки. Ведь пропустить свадьбу знаменитого Гарри Поттера, героя войны — то же самое, что пропустить королевское бракосочетание любимых монархов. Вот только мы себя, разумеется, такими вовсе не мнили, да и свадьба наша была гораздо скромнее. Но не менее волшебная. Единственное, что меня удручало — с моей стороны практически никого не было. Малфоев только-только оправдали и, пусть я и приглашала Нарциссу и Драко, но они вежливо отказались, прислав весьма дорогостоящий подарок и огромный букет белых роз в качестве извинений. Разумеется, я понимала, что они не могли просто так явиться на свадьбу Гарри, но все же, мне было грустно от этого, ведь Нарцисса растила и воспитывала меня, как мать, а Драко был практически братом. Я давно простила их, не в силах держать на них зла. Тем более, когда Гарри рассказал, что Нарцисса сделала для него. Помню, как думала об этом, стоя в одиночестве в комнатке невесты в часовне, глядя на свое отражение в зеркале. Даже вид прелестного платья из белоснежно-белого фатина с воздушными рукавами, сплошь усыпанного мерцающими камушками и вышитыми золотыми нитками узорами на корсете, что идеально сочетались с моими пышно забранными в высокую прическу золотисто-рыжими локонами, не мог утолить эту тоску по родным, пока в дверь не постучали: — Вы готовы, Аврора? — раздался бархатный голос в дверях и я обернулась. На пороге стоял Снейп в строгом черном фраке, идеально сидящем по фигуре, и белой бутоньеркой в нагрудном кармане. Он вежливо улыбнулся уголками губ, оглядев меня, и протянул мне свою руку, чтобы я могла взять его под локоть: — Вы прекрасно выглядите, мисс Лестрейндж. Уверен, ваши родители были бы рады за вас. — Благодарю вас, сэр, — улыбнулась я со слезами счастья на глазах, думая о том, как бы хотела, чтобы мама и папа были рядом со мной в этот день. Но факт того, что Снейп был их другом и что вел меня к алтарю вместо них — создавал впечатление, будто и они были со мной. Только мы вышли в коридор, как я ахнула от неожиданной радости. На пороге церкви стояла только что появившаяся Аннабель в темно-фиолетовой мантии, цвет которой говорил о ее трауре. Платье с талией под грудь все равно не скрывало ее уже довольно большого животика, что придавало ей очаровательности, несмотря на еще большую бледность кожи, плохо скрываемые темные круги под глазами, измученный вид и заплаканные глаза. Она слабо улыбнулась и подошла ко мне ближе, отчего я тут же заключила ее в объятия, стараясь не давить на живот. — Прости, я опоздала, — выдохнула она хриплым голосом. — Я знаю, что мне здесь мало кто рад, но я не могла не прийти… — Ну, что ты, Анна! Теперь этот день совершенен, — я смахнула слезы радости, целуя подругу в щеку. Я не видела ее с тех самых пор, на кладбище, занятая помощью Гарри в министерстве, и была несказанно рада встретиться с подругой вновь. — Нам пора, — напомнил Снейп, учтиво стоявший чуть поодаль. — Миссис Малфой, вы должны идти первая. Он вновь подошел ко мне, протянув свою руку, а Анна кивнула, еще раз улыбнувшись мне, на этот раз чуть более лучезарно, и взяла букет из веточек мирта — символа вечной любви. Дверь в зал часовни распахнулась и зазвучала легкая, светлая музыка, переливающаяся каноном, который исполнял хор нимф, и Аннабель, вздохнув, медленно шагнула вперед, начиная процессию. Я не замечала удивленных взглядов на нее, ни восторженных на меня, а шла вместе со Снейпом, глядя только вперед. Туда, где у алтаря стоял в черном смокинге, покрытом красной военной мантией, Гарри. Его грудь опоясывала золотая лента, на которой красовались все ордена и медали, что дали ему за его подвиги. Он жутко не хотел их надевать, но миссис Уизли, которая занималась организацией свадьбы, настояла, что это дань традициям, а не хвастовство, коим он считал это. Я никогда не забуду, как он смотрел на меня, когда я шла к алтарю. Его лицо озарила счастливая улыбка, а зеленые глаза были полны света, тепла и любви. Вмиг не стало никого, кроме нас двоих, в целом мире. Ничто не имело значения, кроме этих глаз, что смотрели на меня с невероятной нежностью, восторгом и предвкушением долгой счастливой жизни. Мы создавали семью в тот день, которая означала для нас весь мир. Мы оба были сиротами, но теперь мы обрели свой дом и самих себя друг в друге. Когда я подошла к Гарри, он взял меня за руки, и церемониймейстер призвал всех к началу венчального обряда. Он поднял с алтаря белую и золотую ленты и принялся перевязывать ими наши руки: — Подобно тому, как это делали наши предки, мы собрались здесь, чтобы соединить и связать этих двух влюбленных священными узами. Затем он взмахнул волшебной палочкой и ленты засияли, излучая приятный теплый свет, и мы одновременно произнесли: — Нитями судьбы я привязываю себя к тебе узами брака. Ленты засияли пуще прежнего и, окутав наши руки светом, исчезли. Сердце бешено стучало в моей груди от радости, что этот день наконец настал. Стоя здесь, рядом с Гарри, я все еще не верила в реальность происходящего. Лишь только его ласковые поглаживания пальцами по моей коже, от которых меня каждый раз бросало в приятную дрожь, словно впервые, доказывали мне, что это не сон. Церемониймейстер взял с алтаря два венка из осенних цветов и надел их по очереди нам на голову: — Полевые цветы в круге жизни придают завет радости любви и единения. Мы улыбались с Гарри, неотрывно глядя друг другу в глаза, продолжая держаться за руки. Сердца наши бились в унисон, а губы отчаянно хотели коснуться друг друга. — Я даю вам эти кольца — символ любви и чести. Этим кругом вы связываете себя с тем, кого любите, — голос ведущего церемонии заставил нас расцепить руки и ненадолго отвести взгляд друг от друга. Я первая взяла кольцо и надела его на палец Гарри, произнеся свою клятву: — Я, Аврора, заключаю с тобой, Гарри, священный брак. Я предаю тебе мое сердце, мою жизнь и душу. Я буду для тебя, как земля для солнца, как луна для звездного неба. Я клянусь любить и поддерживать тебя до скончания веков. Часовня взорвалась аплодисментами и затихла лишь, когда Гарри, надев в ответ кольцо на мой палец, стал произносить свой текст: — Я, Гарри, заключаю с тобой, Аврора, священный брак. Я предаю тебе мое сердце, мою жизнь и душу. Я буду для тебя, как солнце для земли, как звездное небо для луны. Я клянусь любить тебя, защищать и оберегать от всех бед и невзгод, быть твоей опорой до скончания веков. Мало кто слышал сквозь громкие восхваляющие возгласы и аплодисменты слова церемониймейстера о том, что мы можем поцеловать друг друга в закреплении нашего союза. А мы только этого и ждали. Губы Гарри тут же жадно накрыли мои и я с радостью отдавалась им во власть, углубляя поцелуй и не обращая ни на кого внимания.***
— Это был лучший день в моей жизни. Один из них, — мягкий голос незаметно для меня возвратившегося домой Гарри вернул из воспоминаний, и я едва ли не вздрогнула, когда его теплые и мужественные руки обвили мою талию сзади, а губы коснулись моей шеи. — А какие другие? — игриво поинтересовалась я, накрывая его ладони своими и слегка запрокидывая голову ему на плечо. — О, их довольно много. И все они связаны с тобой, любимая, — ему явно не очень хотелось много говорить, поскольку его губы были заняты, создавая дорожку из поцелуев вверх к моему уху. Но мое любопытство не позволяло оставить эту тему, несмотря на дрожь во всем теле, когда губы Гарри коснулись места за ухом. — Например? — Когда я увидел тебя живой и невредимой, и ты согласилась выйти за меня, — ответил Гарри, дразня мочку моего уха языком, опаляя кожу жарким дыханием. — Когда ты сказала, что ждешь ребенка. Когда родились Джеймс и Эдриан… Его пальцы сжимались на моей талии, спускаясь к бедрам круговыми движениями, отчего я кусала свои губы, улыбаясь каждому слову и прикосновению, ожидая продолжения. — Когда ты призналась, что любишь меня… — он зажал губами мочку моего уха и с моих губ сорвался тихий стон. Немедля я повернулась, заключая мужа в объятия, и прижалась всем телом к его разгоряченной груди. Я спустила ладони с его плеч, стаскивая его дорожную мантию, а пальцами принялась расстегивать пуговицы рубашки. — Дети уже спят… — лукаво прошептала я. Гарри улыбнулся и впился в мои губы страстным поцелуем, сплетая наши языки друг с другом, подталкивая меня к дивану.***
Аннабель
— Драко! — бесцеремонно, с грохотом, я открыла дверь в кабинет мужа, застав его за сбором каких-то документов в портфель. — Нам надо поговорить! Срочно! Он стоял спиной к окну и был великолепен в лучах утреннего солнца. Его белые, аккуратно зачесанные короткие волосы блестели на свету, светлая рубашка скрывала широкие плечи и оставляла открытыми сильные, мускулистые руки, а тонкую талию выгодно подчеркивал жилет, как часть сшитого на заказ дорогого костюма-тройки. С возрастом он стал только краше: возмужал, благородные черты лица еще больше заострились, залегшие на лбу морщинки придавали взгляду мудрости и проницательности, уверенности в себе, что казалась другим высокомерием. От него за версту веяло дорогим парфюмом, который, я уверена, мог вскружить голову каждой, кто оказывался рядом. Драко поднял на меня удивленный и слегка уставший взгляд, тяжело вздохнув, и покачал головой: — Аннабель, это может потерпеть? Мы опаздываем на вокзал. — О, конечно! — как спичка взвилась я, заходя в помещение, и скрестила руки на груди, вальяжно расхаживая вокруг его стола. — Мы всегда куда-то опаздываем! И никогда не можем толком поговорить. А мне крайне необходимо тебе кое-что сказать! Но, что ты, я не стану тебя прерывать, — с сарказмом протянула я, взмахнув рукой, и повернулась к Драко спиной, — тебе же никогда нет дела до своей жены! — Мерлин, Анна, умоляю, не начинай, — устало вздохнул он, закрывая свой портфель, и взял со спинки стула пиджак. — Ты в последнее время до невозможности невыносима. — Ах, невыносима? — я резко развернулась, разъярившись, словно фурия, и вновь ощутила легкое головокружение, которое, все же, мне удалось скрыть от мужа. — Прошу тебя, давай позже. Ты же знаешь, у меня сегодня важная встреча с новым деловым партнером, а сейчас, — Драко вынул из кармана жилета золотые часы на цепочке и взглянул на циферблат, — мы уже пять минут, как должны были выйти из дома, иначе дети опоздают на поезд. Ты же не хочешь испортить Арабелле ее первый день в Хогвартсе. — Ну, конечно, я ведь всегда все порчу! — фыркнула я и направилась к выходу из кабинета, услышав еще один тяжелый вздох Драко за своей спиной. Нам тяжело жилось, особенно, первое время после войны. Когда Драко забрал меня с кладбища, я подолгу просиживала в своей старой гостевой комнате, не желая его видеть. Ни его, ни Нарциссу с Люциусом. Их, правда, дома почти не было. Судебные процессы тянулись не один месяц, пока с Малфоев частично не сняли обвинения и не назначили довольно легкие, как для Пожирателей, наказания. В основном, это были материальные выплаты на отстройку Хогвартса, запреты на разного рода магию, ну и самое страшное — это, конечно же, позор и отчуждение от общества. Помню, как и меня вызывали несколько раз в суд. Сначала, как дочь Пожирателя, затем как жену Пожирателя и якобы пособничество в преступлениях. Я была уже на шестом месяце беременности и этот период дался мне очень тяжело. Длительные судебные разбирательства, постоянные напоминания об отце и копания авроров в моих воспоминаниях. Веритасерум мне пить было категорически нельзя в связи с таким поздним сроком беременности, потому со мной неоднократно работали лучшие легилименты министерства, пока однажды у меня не случился нервный срыв от переутомления и нахлынувших воспоминаний от незаживших ран. И так, в моем положении, гормоны скакали, как сумасшедшие, тут еще и эти допросы не давали памяти исцелить себя. Меня поместили в больницу святого Мунго с риском срыва беременности, любые лишние волнения мне были строго-настрого запрещены. Авроры рвали и метали, подозревая меня в симуляции, тогда, наконец, вмешался Гарри. Он поручился за меня, предоставив свое свидетельство о том, что я воевала вместе с ними и перешла на светлую сторону. Видимо, Ора его попросила так же поручиться и за остальных Малфоев. Тогда-то нас всех, наконец, и отпустили восвояси. Конечно, репутацию нашу, как бы не старался Гарри оправдать, очистить не могло ничто. Потому первое время мы редко куда выбирались из дому, запираясь в четырех стенах, словно отшельники. Нас не звали на светские приемы или хотя бы на домашние торжества даже друзья семьи. Мы были словно прокаженные и наше имя еще долго было на слуху не в самом лучшем свете. Мы жили в некой изоляции от мира, находясь словно под замком в этом доме, где на каждом шагу нас так и норовили съесть заживо призраки прошлого. Наши демоны не покидали нас еще долгое время, мучая по ночам бессонницей и заставляя кричать во сне. После суда я долгое время не могла спокойно спать. Кошмары мучили меня один за другим, особенно в хмурые и дождливые осенние ночи. Я раз за разом видела лицо Беллатрисы и бездыханное тело отца, и мне казалось, что я уже попросту схожу с ума. Я была крайне удивлена, когда однажды ночью Драко, с которым мы практически не пересекались в Мэноре, пришел ко мне в комнату. Я буквально задыхалась от очередного ужасного сна, потому и не в силах была его прогнать, решив, что лучше будет притвориться спящей. А он просто молча лег сзади, утыкаясь носом в мое плечо, отчего я кожей могла ощутить совсем еще свежие слезы на его щеках, и положил ладони на мой уже огромный живот, ласково поглаживая его. Эти прикосновения, как ни странно, меня успокоили и погрузили в сон. Как и его самого. Затем родился Сириус. И это был воистину лучший день в моей жизни. На душе стало немного легче, какой бы израненной она не была. Этот маленький комочек счастья пришел в наш мрачный, покрытый тьмой и ужасами мир, озарив его своим светом. Наконец-то дом был полон звуков этой новой жизни, заглушая вой и крики призраков прошлого. Сын стал для всех нас утешением. Я не могла не заметить, как к нему относился Драко. Как бережно носился с ним на руках, как укладывал его спать и приходил к нему каждую ночь, когда тот плакал от напугавшей его грозы. К слову, гроза пугала нас всех, напоминая о самых жутких днях в нашей жизни. Но с каждым годом, с каждым шажочком Сириуса, с каждой его улыбкой и новым словом, которое он тут же лепетал, звонко хохоча на весь дом, становилось легче. Однажды Драко признался, почему никогда прежде у него не получалось вызвать Патронуса. Ни тогда, на уроках Защиты от темных искусств на третьем курсе, ни позже, во время битвы за Хогвартс. Он не мог выудить из памяти ни единого абсолютно счастливого воспоминания. Пока не родился Сириус… Я так же замечала, как с каждым годом, что Сириус рос, он становился внешне похожим на своего отца. Тонкие черты лица, белесые волосы, тонкие губы, которые расплывались в точно такой же улыбке, что и у Драко. Вот только волосы у Сириуса слегка вились и его глазки были такими же, как у меня. Эти два ярчайших изумруда были невероятно ясными и любознательными. И я стала понимать, что не могу не любить этот носик, губы, черты лица, хоть он и был похож на Драко, которого я все никак не могла простить. Ведь сын стал для меня в этой жизни лучшим подарком от судьбы. Так, со временем, я стала замечать в Драко тот же взгляд, ту же мимику, улыбку, что с годами вернулась к его лицу. И это было что-то совершенно новое для меня. Словно я и не знала прежде этого человека. Однажды, гуляя по Косому переулку, когда Сириусу было уже семь, мы как всегда ловили на себе косые взгляды. Только несколько лет назад мы смогли наконец снова начать выходить в люди. И вот, прямо возле магазинчика «Всевозможных волшебных вредилок» Уизли — в который, к слову, Сириус потянул нас в первую очередь, — мы встретили Пэнси Паркинсон, точнее, миссис Нотт с мужем. — Какие люди! Семейство Пожирателей в практически полном составе. Неужели домашний арест закончился, что вы наконец вылезли из своего поместья? Какая приятная встреча! — с сарказмом протянула Пэнси, как всегда лишенная какого-либо чувства такта и, пожалуй, мозгов тоже. — К сожалению, не можем сказать о тебе того же, Пэнси, — ответил ей Драко. — Ты бы лучше вообще молчал, Малфой! — рявкнул Нотт. — Какого черта ты и твой папаша на свободе, в то время, как мой отсиживает пожизненное в Азкабане?! — Раз отсиживает, значит, есть за что, — ответила я. — А вам не за что, да? Ничего не делали, значит? Вышли сухими из воды? — взорвалась Пэнси, повышая голос и привлекая к нам внимание. Сириус встал за мою спину, испугавшись восклицаний Паркинсон. — Не пугай мне ребенка! Это не твое дело, Пэнси, — огрызнулась так же я. — Да что ты! А что ты тогда делала в Мэноре на седьмом курсе? Что ты мне мозги пудришь! Ты еще скажи, что у тебя метки нет и ты вся такая святая и невинная, — продолжала причитать Пэнси. Зеваки вокруг начинали толпиться, отчего даже Нотт дернул за рукав свою женушку. Но ее, увы, уже было не остановить. — Что, правда глаза режет? — Да пожалуйста! — хмыкнула я и, не выдержав, резко закатала рукав своей мантии, демонстрируя чистую левую руку. — Довольна? Или, быть может, с тобой поделиться заклятием для лучшего зрения? Годы, знаешь ли, идут… — Ой, ладно, у тебя нет метки, но то, что твой муженек был и остается Пожирателем — дела не меняет! Так еще и трусом, чтобы признать это. — Да, Пожиратель. Прошлого не изменить. Все мы сделали много ошибок и многое отдали за них. Нас жизнь наказала сполна. И Драко в том числе. Но он не трус. Ты не представляешь, что творилось тогда в Мэноре! Нужно было иметь особую отвагу, чтобы пережить это. Порой, приходится идти на ужасные поступки, чтобы защитить своих родных или же отомстить за них, но это не отнимает того, какая на самом деле у человека душа! Я не знала в действительности, когда его простила. Как бы я это не отрицала, однажды я все же поймала себя на мысли, что больше не чувствую той злости и обид. И я никогда не говорила вслух о своем прощении, даже боялась признаться в этом самой себе. Я просто попыталась понять его, когда увидела, насколько поистине для него важна наша семья. И понимала, что ради отца я сделала то же самое — бросила его в Мэноре, когда сбежала в «Ракушку». Потому я и не могла винить Драко в полной мере, когда наконец осознала это. Ведь то, кем я сама стала в погоне за слепой местью, а прежде, пытаясь спасти папу — не делало меня лучше. Но теперь все было иначе. С каждым годом взросления Сириуса я видела, как Драко любит сына, как заботится о нем, как пытается стать лучшим отцом, нежели Люциус. И только со временем я наконец-то заметила, как через любовь к нашему сыну, Драко относится ко мне. — Ох, вы только посмотрите на этих счастливых голубков! — мерзко захохотала Паркинсон. — У вас все в порядке? — раздался голос из дверей магазина Уизли. — Да, спасибо, Рон, — ответила я. — Мы всего лишь поздоровались со старыми друзьями, — я с сарказмом подчеркнула последнее слово и взяла под локоть Драко, который уже держал сына на руках. — А теперь нам пора домой. И мы отправились в Мэнор, долго еще отходя от этой удручающей встречи. Вечером Драко укладывал Сириуса спать и, когда я пришла их проведать, муж вывел меня из комнаты в коридор. — Ты правда так думаешь? — взволнованно спросил он, пристально глядя в мои глаза, выжидая ответа. — О чем ты? — О том, что ты сказала обо мне Паркинсон. — Да, — небрежно шепнула я. Я видела, как в серых глазах словно зажглась какая-то искра и он внезапно припал к моим губам с таким неистовым рвением, которого я от него и не ожидала. Мы целовались так отчаянно, словно не могли насладиться друг другом, не могли напиться этим исцеляющим наши раненные и измученные сердца нектаром. Мы поняли, что за это время мы жутко изголодались по друг другу, ведь все наши попытки к примирению не приносили прежде подобного удовольствия, таких настоящих эмоций. Словно все, что было прежде, было с кем-то другим, а не с нами. Прошлое было покрыто пеленой какой-то лжи, обмана, страхов, и только сейчас, сбросив с себя последние маски, все стало настоящим. После той бурной примирительной ночи я вскоре узнала, что беременна снова. И это стало еще большей радостью для нас обоих. Мы учились снова жить, будто мы только лишь пришли в этот мир. Мы учились любить друг друга и, вскоре, полюбили. Любовь — это не яркое пламя, вспыхнувшее в какой-то миг между двумя людьми. Это было не про нас. Мы были другими. Мы были сломленными, сгоревшими дотла. Эта война убила нас и похоронила заживо. Но чувства — сначала общая любовь к нашему сыну, а через него и друг к другу, — пробудили нас от долгого сна, от вечной зимы в наших сердцах. Любовь для нас была тем испытанием, которое нужно было пройти лишь усердно работая над этим. Да, мы не идеальны. Мы ранили друг друга тысячи раз. Мы искалечены и побиты. Мы были разбиты вдребезги, но вместе мы смогли обрести ту целостность, которой нам так не хватало. И мы знаем, что нам предстоит еще многому научиться. Ведь любовь — это взаимная отдача и работа над отношениями.***
— Мам, ну хватит, — смущенно протянул Сириус, озираясь по сторонам, когда я поправляла вечно торчащий воротник его рубашки. — Я ведь уже выпускник. Вы могли и не ехать нас провожать, я сам мог посадить Ари на поезд. — То, что ты уже совершеннолетний, Сириус, не означает, что ты перестаешь быть нашим ребенком и что мы не хотим проводить тебя, — важно ответил Драко. — И к тому же, это первая поездка на поезде Ари. Разумеется, мы должны быть здесь, — весело пожурила сына я, закончив поправлять его костюм, а затем, словно специально решила подлить масло в огонь, поцеловала его в щеку. Сириус вмиг залился румянцем и обернулся, пытаясь понять, заметили ли это его однокурсники: — Мама, здесь же люди… Арабелла, стоявшая возле Драко, тихо хихикнула, наблюдая за братом, отчего он тут же хитро прищурился и потянулся к ней, чтобы взъерошить ее прямые, идеально уложенные, белые волосы, как любил это часто делать. Но девочка ловко и довольно грациозно увернулась, спрятавшись за спиной отца. Сириус ухмыльнулся и, трансгрессировав, мигом очутился за спиной сестры, хватая ее в объятия: — Попалась! — довольно воскликнул он и все же взъерошил сестре волосы. Дети смеялись, отчего я умиленно заулыбалась, но тут же тяжело вздохнула. Мерлин! И когда только они успели так вырасти? Словно лишь вчера я качала каждого из них на руках и пела им колыбельную. — Сириус, как ты себя ведешь на людях? — строгим голосом пожурил Драко, опуская всех нас троих с небес на землю. — Тебе пора повзрослеть и стать серьезнее. Сколько еще я буду получать гневных писем от твоего директора? — Отец, я не виноват, что профессор Макгонагалл не понимает моих шуток, — невозмутимо пожал плечами парень. — Шутки — это одно, однако и у них должен быть предел, но когда ты раскидываешься боевыми заклятиями — это совершенно другое! — Зато декан Слизнорт рассказывал, что и дедушка, и даже мама творили то же самое! И что? Никто их не выгнал! — хмыкнул Сириус, поведя бровью. Я усмехнулась от правдивости выражения: «Яблоко от яблони недалеко падает». Характер Сириуса был истинно блэковским, с каждым годом, с каждой его новой шуткой и затеей он так напоминал мне отца. Папа был прав тогда, много лет назад, призванный с помощью воскрешающего камня, что в сыне я буду видеть его. Так оно и оказалось. К слову, первое время я призывала отца еще несколько раз, но пугаясь этой зависимости, я все же решила не поддаваться искушению. Спустя пару лет, когда я лишь смогла заставить себя вновь войти в дом на Гриммо, я спрятала там камень, чтобы никто не смог его найти. Разумеется, я ругала сына тоже и объясняла, что не все могут воспринимать подобные шутки, как не что-либо злое или же обидное. А когда он впервые два года назад применил наше родовое заклятие на старшекурснике-слизеринце, который обижал магглорожденную девочку с Гриффиндора, я не могла его наказать за такой поступок. Я объяснила ему, что это опасно и довольно серьезно, но в то же время, я безумно гордилась его храбростью и непредвзятостью к магглорожденным. — Это не повод нарушать правила и поступать безрассудно, — мрачно взглянув на меня, ответил Драко. То ли он вспомнил на ком я испытала то самое заклятие, то ли ждал от меня нравоучений тоже — сложно было сказать. — Мне надоело каждый год исписывать сотни листов пергамента с извинениями для директора и родителей студентов, над которыми ты шутил. Если не возьмешься за ум, я буду вынужден применить к тебе более строгие меры: мне придется выгнать тебя из дома и лишить наследства, пустив по миру. — Драко! — гневно блеснула глазами я, глядя на мужа, а затем подошла к обеспокоенным детям, улыбнувшись им, ласково приобнимая. — Папа, разумеется, шутит. Ведь знает, что иначе мы просто сбежим из дома все вместе и будем жить не с ним, а с Кричером. Взволнованная до этого Арабелла хихикнула, глядя на меня, а Сириус, нахмурившийся, расслабился. Я перевела взгляд на него и чуть строже добавила: — Но все же, Сириус, не огорчай отца и не заставляй нервничать меня. В этом году на тебе лежит большая ответственность, помимо выпускных экзаменов, — тебе нужно присматривать за сестрой и защищать ее. Прошу тебя, сынок, постарайся ни во что не ввязываться. — Я обещаю, что буду стараться, мама, — вздохнув, кивнул парень, а затем перевел виноватый взгляд на Драко. — Прости, папа… — Папа, не ругай его, — Арабелла тут же выскочила из объятий брата и подошла к отцу, искренне уставившись на него своими огромными серыми глазами. — Ведь сегодня же мой день. Ты же сам обещал исполнить все мои желания сегодня! — по-детски, но довольно хитро поджала губки девочка, с мольбой глядя на Драко. — Хорошо, милая, — кивнул он и Ари тут же довольно заулыбалась, прижимаясь к нему. Драко приобнял дочь и коротко чмокнул ее в макушку. Я заметила виноватый взгляд мужа, скользнувший по лицу сына. Иногда, не имея другого примера, в нем просыпались повадки Люциуса, за которые он сам потом себя и ругал. Он отчаянно пытался быть абсолютной противоположностью своего отца, и ему это, на самом деле, удавалось. Стоит заметить, что Драко был прекрасным отцом, что не могло не вызывать у меня восхищения. А в подобные моменты я просто осаждала его тут же и разряжала обстановку, пытаясь перевести все в шутку, но при этом не подорвать его авторитет перед детьми. Сириус подошел к отцу и приобнял его, а Драко по-мужски похлопал его по спине. Я умиленно улыбнулась, а затем обернулась на возглас дочери: — Мама, смотри! Поттеры идут! Они ведь подойдут к нам? — несколько смущенно протянула она. Я проследила за ее взглядом, замечая чету Поттеров с двумя детьми, и улыбнулась, приобняв дочь за плечи. От моего материнского взгляда не скрылся румянец на ее щеках, что меня умиляло и забавляло одновременно. — Конечно, девочка моя. Джеймс, небось, ждет не дождется, чтобы рассказать нашему Сириусу о каком-нибудь новом финте в квиддиче, — усмехнулась я, краем глаза подглядывая за сыном. Тот тут же оживился, выглядывая в толпе своего друга. Я поражалась их дружбе в хорошем смысле, но, разумеется, мы с Орой частенько задумывались о том, что из-за их взрывного тандема поседеем раньше времени. Они были еще теми любителями нарваться на неприятности и переполошить всю школу своими шутливыми выходками, пусть мой крестник и был младше моего сына на три года. — Сириус! Ты не представляешь, что я только что видел! — воскликнул Джеймс, подбегая к нам. — Тедди Люпин, наш Тедди, за барьером целовался с Мари-Виктуар! Сириус вмиг напрягся, нахмурившись, тщетно пытаясь скрыть, насколько его это задело: — А мне-то что? — Но ты ведь… — искренне удивился Джеймс. — Меня не волнует, что делает мой кузен! Я тяжело вздохнула, глядя на сына, представляя, что он сейчас чувствует. Первые чувства чаще всего оказываются разбитыми, а еще сложнее, когда объект симпатии уводит кузен и хороший друг. Спустя годы, Нарцисса примирилась с Андромедой и так мы познакомились с еще одними нашими родственниками. Во время войны мы многих потеряли, посему нельзя было разбрасываться кровными узами. — Джеймс, — вовремя подошедшая Аврора тактично пресекла попытки сына сказать еще что-либо, заметив так же раздосадованный вид своего крестника. Она подошла к нему и приобняла, поздоровавшись. — Малфой, — Гарри учтиво поприветствовал Драко. — Поттер, — тот кивнул в ответ. Пусть наши семьи и стали с годами чаще видеться и встречаться, эти двое поддерживали нейтралитет и не более, исключительно ради нас с Авророй. Я хмыкнула мысленно, давно заметив, что, возможно, нашим мужьям придется еще и породниться… — Как твое настроение, Эдриан? Ты готов к учебе в Хогвартсе? — поинтересовалась я. — Представляешь, тетя Анна, он хочет на Слизерин! — тут же выпалил Джеймс, за что получил укоризненный взгляд от Оры. — На Слизерин? По стопам мамы? — заметил Драко несколько удивленно, но и с долей гордости. — Да… Как и мама… — смущенно протянул мальчик, а Ора хитро улыбнулась мне. — И не только! — хихикнул Джеймс, но на этот раз Гарри уже одернул его и тот вмиг замолчал под строгим взглядом отца. — Вот и замечательно! Будете вместе с Ари на одном факультете, а Сириус за вами приглянет. Вместе ведь веселее, — подбадривающе улыбнулась я и затем взглянула на дочь. — Ты ведь поможешь Эдриану освоиться? — Конечно… — Арабелла залилась краской, но широко улыбнулась, кивая головой. — Умничка моя… — шепнула я ей, целуя в макушку. Внезапно мы услышали какой-то шум и приближающиеся шаги, и заметили журналистов и других зевак. Гарри тут же взял Аврору под руку и шепнул ей что-то. Она виновато улыбнулась нам: — Простите, мы пойдем, иначе эта толпа нас точно поймает, — подруга подошла ко мне, заключив в объятия. — Наша встреча на следующей неделе в силе? — Разумеется, — кивнула я и чуть тише добавила, чтобы услышала лишь она. — Мне нужно тебе кое-что рассказать… Она удивленно уставилась на меня, но я лишь загадочно улыбнулась и покачала головой, давая понять, что поведаю обо всем позже. — Кстати, Аннабель, следующей весной будет юбилейная годовщина окончания войны. Я предложил наградить твоего отца медалью за помощь в уничтожении крестражей, — аккуратно вымолвил Гарри, подбирая слова, чтобы как можно мягче сообщить мне об этом. Я опешила на какое-то мгновение и от подобной новости у меня закружилась голова, отчего я слегка покачнулась, но тут же ощутила теплые и крепкие руки мужа на своих плечах. Это привело меня в чувства. — Спасибо, Гарри, — слегка дрогнувшим голосом протянула я. Гарри мягко улыбнулся мне и кивнул. Он все еще помнил ту сцену на мосту у разрушенного Хогвартса, и потому с пониманием относился ко мне. Он добился оправдания имени моего отца в суде еще тогда, а теперь еще и медаль… Я совершенно не ожидала этого. Гарри с Авророй попрощались с нами и отправились с детьми дальше по перрону. Я все еще стояла в каком-то оцепенении, вспоминая те дни, пока ласковые поглаживания Драко по моим плечам не вернули меня из водоворота воспоминаний. Тут же раздался гудок паровоза, призывающий студентов занять свои места в поезде. Я повернулась к Драко, кивнув ему, дав понять, что все в порядке, и мы принялись прощаться с детьми. Я крепко обняла Сириуса, возможно, чуть дольше положенного продержав его в своих объятиях. — Мам, задушишь, — Сириус весело хихикнул, а я вспомнила, как папа провожал меня на поезд каждый год и мои глаза наполнились слезами. — Мама, не плачь. Я обещаю тебя не позорить, — попытался он пошутить, лишь бы успокоить меня. Я погладила его по волнистым белым волосам и улыбнулась, кивая: — Смотри мне, иначе домой не пущу, — усмехнулась я, повторив сыну то же, что мне когда-то в шутку сказал отец. — Люблю тебя, мой родной. Сириус весело рассмеялся и чмокнул меня в щеку, таким образом проявляя свои чувства, а затем отстранился, чтобы попрощаться с Драко. Я тут же чуть наклонилась, обнимая дочку: — Удачи тебе, моя родная. Мы с папой очень гордимся тобой, ты со всем справишься, вот увидишь. Я не могла не заметить, как ей было тяжело и непривычно покидать дом на такой долгий срок, пусть и всего лишь до Рождества, но в то же время, ее глаза блестели от любопытства и предвкушения этого нового этапа в ее жизни. — Я буду скучать, мама. Люблю тебя! — Я тоже, доченька. Очень сильно тебя люблю! Но мы скоро увидимся. Пиши мне, девочка моя, — я ласково поцеловала ее в лобик и отпустила, глядя, как мои дети, моя плоть и кровь, делают новый шаг в своей жизни. Для одного — это последний, выпускной курс, после чего открывается дорога во взрослую, такую неизведанную и полную всяческих возможностей, жизнь, а для другой — первые самостоятельные шаги в полный приключений, знаний и новых знакомств, период. Когда дети сели в поезд, на меня напала жуткая тоска, и слезы грусти, но в то же время радости и гордости за детей, катились по щекам. — Ну что ты, Аннабель, — мягко пожурил меня Драко, заметив мокрые дорожки от слез на щеках, и накрыл мою руку на своем локте ладонью. — Полно тебе. Мне самому тоскливо от того, как одиноко теперь будет нам без детей в Мэноре… — Драко, — я смахнула слезы свободной рукой и повернулась к мужу, сжав пальцы на его локте, тут же вспоминая о том, что хотела поговорить с ним. Он взглянул на меня с недоумением, уже и позабыв наш утренний разговор, выжидая теперь что я скажу. Я собралась с мыслями и вздохнула, решив не тянуть больше и сказать все сразу: — Я беременна… Я едва ли не рассмеялась от выражения лица Малфоя, до которого не сразу дошел смысл моих слов. Как раз эта медленная смена выражения его лица — сначала с ошеломленного до счастливого блеска в глазах, — меня и повеселила. Он открывал и закрывал рот, словно хотел что-то сказать, но похоже, потерял дар речи, отчего я не выдержала и рассмеялась: — Если ты еще секунду будешь молчать, я могу расценить это совсем не так, как мне бы хотелось. Драко словно вышел из ступора и, усмехнувшись, неожиданно резко припал к моим губам. Я приоткрыла рот, ахнув прямо в его губы, и он тут же воспользовался этим, проникая внутрь своим языком, углубляя поцелуй. Я прижалась ближе, ощущая, как в груди трепещет сердце от наслаждения, и переплела наши языки, поддаваясь его напору в этой безумной пляске. Малфой целовал меня так страстно, одной рукой крепко прижимая к себе, а пальцами другой нежно гладил по щеке. Я попросту даже ощущала кожей, как на нас, пылко целующихся прямо посреди перрона, смотрят все вокруг, ведь мы не привыкли показывать свои истинные чувства прилюдно. — Лорд Малфой, что вы себе позволяете? Не приемлемо такое проявление чувств на людях, разве не так? — хихикнула я, переведя дыхание, когда мы наконец разорвали поцелуй. — Леди Малфой, а разве вас когда-либо волновали наши нормы поведения? К тому же, нас и так все боятся. Плевать, что они подумают, — весело улыбнулся Драко, лукаво заглядывая мне в глаза. — Ну ты хоть рад? — Ты в своем репертуаре, Анна, — усмехнулся он, закатив глаза и оглядел меня с ног до головы. — Почему ты ничего не сказала раньше? — добавил Драко затем таким нежным голосом, от которого у меня пошли мурашки по всему телу. — Как же? Я приходила к тебе утром, как только сама узнала. Но ты же вечно занят! — поджала губы я в притворном недовольстве. — Прости, я ведь не знал… — выдохнул он, виновато заглянув в мои глаза, не в силах скрывать улыбку, и ласково погладил меня по животу. — Мерлин! Ты даже не представляешь, как я счастлив! Я теперь трижды отец! Я расплылась в счастливой улыбке, ощущая, как сердце так и норовит вырваться из груди. Мне казалось, что я наполнена светом, словно солнце, и могу согреть своими лучами не только окружающих, но и целую вселенную! — К черту эту деловую встречу, я хочу сейчас же с тобой отправиться домой. Будем отмечать! — выпалил Драко и потянул меня к выходу с платформы. — Я люблю тебя, Аннабель… — шепнул он чуть слышно мне на ухо. Эти три слова для нас были слишком сокровенны, словно тайна, которую мы боялись кому-то сказать. Но они значили для нас — целый мир. — Я знаю, Драко, — усмехнулась я, ощутив сальто в груди, и заглянула в его наполненные искренностью серые глаза. — И тоже тебя люблю…