Ёжикам тоже нужны

Птицы тихо чирикают на своем наречье и не перебивают энергичную музыку, доносящуюся из открытых настежь окон и дверей корпуса. Теплый ветер с запахом моря, магнолий и готовящегося в столовой обеда швыряет на ноги Лань Чжаня горсть пыли, марая беленькие носочки. Лань Чжань раздраженно дергает ступней. Старые качели, на которых он сидит, негодующе скрипят и посыпают землю чешуйками желтой краски. Лань Чжань отнимает от перекладины руку — такие же кусочки покрывают всю потную ладошку. Мерзость. Он ненавидит этот лагерь! Зачем его отправили сюда? Мама с доброй улыбкой пояснила — «социализация». Да какая социализация! Лань Чжаню уже одиннадцать, ему не нравится общество других детей, он любит книжки, музыку, тишину в конце концов! А какая тишина может быть в месте, где полно орущей ребятни? Где шум еще и поощряется! Все эти кричалки, линейки, попытки переорать другие отряды при встрече — все это выводит Лань Чжаня на какой-то новый уровень ярости. Отец прав, Лань Чжань получит тут яркие эмоции, вот только они все сплошь окажутся негативными. Он толкает качели, те с душераздирающим визгом проходятся туда-сюда и замирают, остановленные ржавчиной, въевшейся в саму их суть. Эх, на самом деле, есть еще причина, по которой Лань Чжань не хотел ехать. Характер. Лань Чжань мягкий, неуверенный; он совсем не умеет вести разговоры и теряется в обществе; боится осуждения и насмешек. Он с болью признает это в глубине сердца, пусть вслух и называет себя интровертом, пряча предательскую дрожь в голосе. За три прошедших дня смены он так и не смог сблизиться ни с кем из отряда или комнаты. Усложняет ситуацию еще то, что соседей у него четверо, и мальчишки, кажется, прекрасно друг друга знают. Они заняли две двухъярусные кровати по одной стороне стены, и это будто отгораживает их от Лань Чжаня, которому досталась одинарная кровать у окна. Конечно, соседи попытались наладить контакт, особенно этот — Вэй Ин, но у Лань Чжаня язык к небу примерз. Разговор получился примерно такой: « — Привет, меня Вэй Ин зовут. А тебя? Сколько тебе лет? Видишь того мрачного сопляка — это мой брат Цзян Чэн. Не кровный, а по подъезду. А вот Хуайсан. Ты, наверное, подумал, что он девчонка. Это не так, мы с ним в один садик и горшок ходили, так что я могу уверенно сказать — он не девочка. Вэнь Нин, подойди, Вэнь Нин! Ты его не обижай, хорошо? Во-первых, он младше нас на год, а во-вторых, его сестра тебя сожрет. Вэнь Цин за стенкой живет и на писк братишки сразу примчится. Ты чего все молчишь? А, я заболтал тебя совсем! О, тебе что, нарукавники с собой дали? Да еще и в виде кроликов! — Нелепость!» После этого Лань Чжань вылетел из комнаты. В легких горел стыд, а в голове мысли проклинали заботливую маму. Лань Чжань умеет плавать, умеет! А она все равно положила ему эти дурацкие детские нарукавники. Вэй Ин раз за разом ищет к нему подход, но Лань Чжань сразу же пресекает эти поползновения. Ему не нужны друзья, он просто хочет мышкой с книжкой подмышкой провести двадцать один день Ада и уехать домой. К огромному сожалению, совсем свести общение с отрядом к нулю не представляется возможным. Лагерная жизнь активная: различные мероприятия, дискотеки, глупая традиционная «свечка» перед сном (Лань Чжань всегда молча передает огарок дальше), и походы в столовую — личная пытка. В его десятом отряде двадцать семь человек. Нечетное несчастливое число. Роковое для Лань Чжаня, у него нет пары. Словно изгой, ненужная пятая нога, он обычно плетется замыкающим в строю. Обидно ли ему? Очень. Сердце разрывается от невыплаканных слез. Лань Чжань успокаивает себя как может, мантрой повторяет: «Это все бред, это они мне не нужны. Мне хорошо одному». Одному нехорошо. — Десятый отряд! В столовую строимся! — разносится по двору голос их вожатого Ло Бинхэ. Лань Чжань нехотя вылезает из своих кустов и идет к дорожке. «Осталось семнадцать дней», — напоминает он себе, занимая место в конце. Солнце мягко гладит головы детей впереди, они о чём-то переговариваются, слышатся счастливые вскрики. На Лань Чжаня издевкой падает тень от стенда с надписью «Мы дарим улыбки!». Тогда почему он не удостоился ни одной? Из середины строя на асфальт, разбивая коленки, вылетает Вэй Ин и весело громко смеется. Поднявшись, он кидается обратно, от его толчка с другой стороны выпадает Цзян Чэн, его ругань захлебывается в собственном хохоте. Девчонки хихикают и наклоняются помочь отряхнуть грязные пятна с ног мальчишек, но только мешают песок с капельками крови. Вэй Ин кривляется, притопывает на месте, разыгрывает целую пантомиму из похода до фонтанчика, где обмывает ранки. Лань Чжань сжимает кулаки. Лишний, лишний в этом буйстве жизни. Он хочет домой! — А-Ин, А-Чэн! — гаркает Ло Бинхэ, восстанавливая порядок. — Опять хотите, чтобы я вас простынями к кроватям привязал на весь тихий час. Две макушки мотаются в отрицании. Лань Чжань внутренне ежится, он тоже не хочет заново переживать вчерашний кошмар. Два тела, плотно примотанные к своим нижним местам двухъярусных кроватей, орали и выли, сучили ногами, и пружины жалобно стонали, не выдерживая. Какофония звуков была столь жуткой, что Лань Чжань был готов взять на душу грех убийства. Мозг потом кипел весь оставшийся день, а эти двое братьев-акробатьев вели себя как ни в чем не бывало, ржали и называли свои кровати «двухъяростными». Ха-ха, очень смешно! Просто шутка века! А что бесит Лань Чжаня еще сильнее, так это то, что остальные находят это забавным! Да, Вэй Ина и Ко наказывают, журят, но вместе с тем относятся очень снисходительно, с доброй усмешкой. Все внимание вечно приковано к четырем мальчишкам и их лидеру в особенности, все с затаенным дыханием выжидают новых проделок. Кроме Лань Чжаня. Ло Бинхэ уже почти разворачивается в сторону столовой, но в последний момент ловит взглядом одиноко стоящего Лань Чжаня. Тот смотрит вниз на потемневшие носочки и готовящейся подставы не чувствует. — А-Чжань! Иди-ка ко мне! Лань Чжань вздрагивает и медленно поднимает глаза. — Давай, давай. Нечего одному в конце ходить. Будешь рядом со мной. Отряд, поприветствуйте нового флагоносца! Приветствуют Лань Чжаня только тишина и любопытные взгляды. Вечно молчащий член отряда — лакомый кусочек для местных пираний. Лань Чжань неуверенно идет к Ло Бинхэ, горячие шепотки обжигают спину, кто-то подставляет подножку, и он делает несколько спешных шагов, чтобы не потерять равновесие и не растянуться на асфальте. Ехидный смех толкает комок слез наружу. Лань Чжань крепко сжимает палку, сунутую ему в руки вожатым, на ее конце ветер треплет голубую тряпку с вышитой серебряной ниткой цифрой «десять». — Ша-агом марш! — командует Ло Бинхэ. Голос его оглушает. — Еду на танке! Сзади нестройно вторят два десятка голосов. — Вижу корову! Лань Чжань начинает задыхаться. — В шапке-ушанке! В ушах нестерпимо звенит — хуже всяких дискотек. Так близко, так громко! — С рогом огромным! Эй, А-Чжань, ты чего не повторяешь? Давай! Здравствуй, корова! Как поживаешь! Тошнота плещется в горле, и Лань Чжань может только моргать, чувствуя, как в глазах собирается влага. Слишком. Слишком! Он хочет домой! — Тебе нехорошо? Проводить до медпункта? — Ло Бинхэ замечает проблему и наклоняется к лицу Лань Чжаня, аккуратно вытаскивает из стиснутых пальцев флаг. — Нет, — шепчет Лань Чжань и борется с собой, чтобы не добавить: «Проводите меня до дома». До столовой отряд идет без кричалок. Только ядовитые презрительные слова детей колют спину Лань Чжаня острыми иглами. Ло Бинхэ всю дорогу обеспокоенно придерживает его за плечо, но Лань Чжань не замечает, полностью раздавленный порицанием позади. Интересно, заберет ли его отец, если на тихом часу, когда выдадут телефон, Лань Чжань пожалуется? Скорее всего, нет. Но ему правда плохо! Эта непреднамеренная тихая истерика выстраивает новую стену между Лань Чжанем и отрядом. Дети начинают ненавидеть его. Он обреченно ожидает травлю. Ведь так обычно и поступают с теми, кто не такой, как все, не так ли? Лань Чжань усаживается за стол, который за три дня привык считать своим — на четырех человек у окна, обычно компанию ему составляют мальчики из другой комнаты. Приемы пищи проходят за их столиком молча, что не может не радовать. В остальной столовой царит шум и гам, звон тарелок, стук вилок и ложек, громкие просьбы добавки. В этот раз что-то выбивается из привычного ритма. Рядом на стул, больно проскрежетав его ножками по кафелю, приземляется Вэй Ин, а напротив спокойно устраиваются Хуайсан и Цзян Чэн. Это очень уж странно. Место Вэй Ина в центре, за большим столом на двенадцать человек. Что он забыл здесь, на периферии? Лань Чжань инстинктивно отодвигается к окну. — Хэй, Лань Чжань! — на губах Вэй Ина яркая улыбка. Он берет из корзинки кусок хлеба и начинает мять мякиш, превращая его в подобие пластилина. — Тебе не стоит так вести себя. Ребята очень расстроились, что из-за тебя пришлось молчать. Лань Чжань поджимает губы, ответить ему нечем. Он мог бы рассказать о своем расстройстве тоже, да разве Вэй Ин поймет? Он черный ворон смерти, посланный разобраться с Лань Чжанем. Вразумить? Припугнуть. Заставить не мешать. — Ну, Лань Чжань! Не игнорируй меня! — Вэй Ин дует щеки. Лань Чжань молится, чтобы поскорее принесли еду. — Тебе нужны друзья. Ну, или хотя бы приятели. — Ни к чему, — открещивается Лань Чжань. — А вот и «к чему». Как твои соседи по комнате, мы несем за тебя ответственность. Мы просто обязаны с тобой подружиться. Иначе ты станешь белой вороной в отряде, и, поверь, это очень плохо. А также разрушишь нашу с парнями репутацию, — серые глаза Вэй Ина прижигают Лань Чжаня к липкому дерматиновому сиденью стула, пальцы проворно катают из измочаленного хлеба шарик. Лань Чжань решает смотреть на них. Взгляд Вэй Ина пугает своей прямотой и честностью. — Но мне не нужны друзья, — Лань Чжань предпринимает безуспешную попытку, уже понимая — никуда он из этих цепких рук не денется. Трех дней под одной крышей хватило понять — этот ребенок всегда доводит свои безумства до конца. И вот, к худу или к добру, Лань Чжань становится одним из них. — Ты просто не умеешь дружить, — уверенно заявляет Вэй Ин, улыбка его шальная, но вовсе не кажется злой или притворной. — Это легко, тебе даже делать ничего не надо будет, просто не отталкивай нас! Затолкав сомнения поглубже, Лань Чжань отваживается кивнуть. Тоненький голосок пищит, что зря, доверие растопчут, Лань Чжаня используют, как в тех книгах, которые он читал, где крутые мальчики сближались с изгоями на спор, а потом унижали еще сильнее. Но Лань Чжаню всего одиннадцать, и ему очень хочется верить в хорошее. Может, соседи по комнате неплохой вариант. Наконец дежурные приносят подносы. На обед сегодня лапшичный суп, на второе греча с тушеной курицей, увенчанная половинкой красной помидорки. — Будешь помидор? — спрашивает Вэй Ин. Лань Чжань вопросительно приподнимает бровь и отрицательно мотает головой. Он не настолько наглый, чтобы сходу забирать чужую еду. И слишком робкий, чтобы принимать предложение. — Отлично! Под ошалелым взглядом Лань Чжаня Вэй Ин втыкает вилку в его помидор, перетаскивая в свою тарелку. Изумление столь велико, что мешает открыть рот и возмутиться. Зато Цзян Чэн не церемонится, бросает в Вэй Ина скомканной салфеткой и орет: — Ты, придурок! Он же думает, что ты над ним издеваешься! Посмотри на его лицо, дружитель, блин, недоделанный! Вэй Ин смешно хлопает глазами и ойкает: — Прости, прости, прости, Лань Чжань! Это просто шутка такая. Помидор возвращается на законное место не один, Вэй Ин, виновато кусая губы, отдает и свой тоже. Лань Чжань не знает куда сбежать от непонятного горячего чувства внутри — стыдно и хорошо. Он глядит на половинки овоща в своей тарелке и молчит. Вэй Ин расценивает тишину по-своему и суетливо придвигает еще и компот: — Извини. — Мм, ничего, — отмирает Лань Чжань, проглатывая неожиданную теплоту. — Я не сержусь, можешь забрать компот и помидор. — Все тебе! — настаивает Вэй Ин. — Цзян Чэн поделится со мной. Да, малыш Чэн? Цзян Чэн ложкой выковыривает мякоть своего помидора и прицельно отправляет желейную субстанцию в недоеденный суп Вэй Ина. Хуайсан, уже давно закончивший с едой, легко смеется над его озадаченным лицом. — Ешьте быстрее, — просит он, — мы еще хотели зайти в магазин. — Точно, точно! — Вэй Ин набивает полный рот каши, но продолжает говорить. — Лань Чжань, ты же уже ходил в магазин? — Нет. Я не пойду, — коротко сообщает Лань Чжань. Стыдно признаться, но родители почти не дали с собой карманных денег, опасаясь, что сына могут обокрасть. И телефон выдали самый невзрачный, только для звонков. — Не пойдешь? Почему? После обеда там много мороженого на выбор, после сончаса уже не то, старшие все раскупают. Хотя может это и правильно. Вечером народу меньше, не надо в очереди стоять. Вэй Ин доедает, выпивает залпом половину оставленного для него Цзян Чэном компота и продолжает трещать. — Не хочет и пусть не хочет, — ворчит Цзян Чэн, — а нам уже пора. — Да, — Вэй Ин вертит головой и кричит в сторону стола вожатых: — Бинхэ, мы в магазин! Можно? Судя по осветившимся лицам соседей — можно. Вэй Ину, как заметил с первого дня Лань Чжань, дозволяется многое: бродить по территории без сопровождения, мыться в вожатском душе, сидеть в холле во время тихого часа и многое другое. Что немного удивляет — откуда такие привилегии? — Встретимся в корпусе, — бросает напоследок Вэй Ин и одаривает Лань Чжаня еще одной широкой улыбкой. Лань Чжаню так хочется верить в искренность Вэй Ина. Всю дорогу до комнаты (в паре с Вэнь Нином!) он катает на языке слово «друзья». Кричалки уже не раздражают, он даже пробует присоединиться к общему хору, но смущенно замолкает, когда на него оборачивается идущая впереди девочка. Это все слишком волнительно. — Вэй Ин хороший. Он может быть слишком надоедливым и шумным, но друг он замечательный, — внезапно говорит Вэнь Нин. В компании он самый тихий, и, наверное, такой же робкий, как и Лань Чжань. Но сейчас его взгляд серьезный и не предвещает ничего приятного. — Твои слова в первый день очень обидели его. Мы еле остановили А-Чэна, который хотел тебя догнать и всю пыль выбить. Но если ты еще раз оттолкнешь А-Ина, то получишь уже от всех. Лань Чжань чувствует, как печет уши. Как же стыдно. Тогда он так зациклился на себе, что даже не подумал, каково Вэй Ину. Оказывается, он ранил соседа, а тот все равно предложил дружить. — Я буду рад общаться со всеми вами. Извините. Лед в карих глазах Вэнь Нина ломается, становясь мягким шоколадом. — Ладно, все в прошлом. Я просто предупредил. И тоже рад, что ты, наконец, перестанешь постоянно жутко молчать со своей кровати! Когда они приходят в корпус и Ло Бинхэ раздает телефоны, Лань Чжань забивается в укромный уголок, чтобы без свидетелей позвонить старшему брату, и срывающимся счастливым шепотом сообщает о том, что, кажется, нашел себе друзей. Сичэнь ужасно рад, передает новость маме и отцу. Родители на заднем фоне одновременно восклицают: «Ну, мы же говорили!» Рассказав все новости, получив порцию одобрения и ласки, Лань Чжань возвращается в комнату. На его кровати на подушке лежит мороженое, по золотой с розовым фольге упаковки стекают капельки талой воды. Мороженое дорогое и вкусное, на свои деньги Лань Чжань смог бы купить всего пять таких за смену и остался совсем нищим. Он растерянно оглядывается — Вэй Ин с Цзян Чэном заперлись на балконе и болтают с родственниками, Вэнь Нин, скорее всего, ушел к сестре, Хуайсан лежит на своем втором этаже и копается в телефоне. — Это… — тянет Лань Чжань. Наверное какая-то ошибка. Да, точно. Вэй Ин или Цзян Чэн спешили ответить на звонок и случайно бросили мороженое на его кровать. — Это тебе, — останавливает спасительные мысли равнодушный голос. Хуайсан даже не поднимает взгляд от экрана, но многозначительно поводит рукой в сторону беззвучно смеющегося из-за преграды стекла Вэй Ина. У Лань Чжаня сердце не бьется — дрожит, не зная, как реагировать на такую доброту едва знакомого мальчика, совесть истерично воет, напоминая о словах Вэнь Нина. За что Лань Чжань заслужил такое? Явно не за свои грубые слова и игнорирование. Вэй Ин входит в комнату, поигрывая телефоном — таким же простым, как у Лань Чжаня. — Чего не ешь? Растает на такой жаре, — смеется он, кивая на мороженое. — Спасибо, не нужно было, — Лань Чжань даже глаз поднять не смеет на румяное улыбчивое лицо Вэй Ина, стыд и смущение душат и пригибают к земле. — Я… Я не могу принять. Улыбка стекает со щек Вэй Ина. Кровать Хуайсана скрипит, когда он меняет положение — от него тянет агрессией. — Лань Чжань, — Вэй Ин вкладывает прохладное мороженое в одну руку Лань Чжаня, а вторую крепко сжимает горячей ладонью, — все друзья так поступают. Делятся друг с другом, понимаешь? Так что не упрямься, ешь. Иначе я обижусь! — грозит он, и губы снова тянутся в доброй усмешке. — Но мне нечего дать в ответ, — совсем уж бестолково шепчет Лань Чжань. — Просто съешь уже это полустаявшее мороженое, и он от тебя отстанет! — рычит Цзян Чэн, выскакивая с балкона. В его глазах отражается смерть, угрожающая затолкать дурацкую сладость Лань Чжаню в глотку, если тот посмеет и дальше отказываться и расстраивать Вэй Ина. Лань Чжань вцепляется в мягкое тело мороженого сквозь упаковку. — Спасибо, Вэй Ин. Я потом все верну. Тот кивает: — Отлично! Тогда один раз сделаешь то, что я попрошу, идет? — Да, — отвечает Лань Чжань, но на душе становится мутно. Что от него захочет Вэй Ин? Мысленно он скрещивает пальцы: «Пожалуйста, пусть он не попросит чего-нибудь плохого». Вэй Ин не производит впечатления человека, который будет унижать других ради удовольствия, да и слова Вэнь Нина немного обнадеживают. Вот только Лань Чжань так привык быть один в своем мирке, что теперь довериться очень сложно. Он ожидает подвоха и боится его. Лань Чжань в клетке из своих сомнений, и это убивает его сильнее уже двух ненавидящих взглядов — Цзян Чэна и Хуайсана. Мороженое все еще тает в его ладони. Лань Чжань спешно разрывает упаковку и ест — мороженное поломанное, шоколад размазался по фольге, пломбир и ягодная начинка перемешались, но это все равно самое вкусное мороженое, что ему доводилось пробовать. Ведь его ему дали друзья. — Спасибо, — благодарит он снова, когда заканчивает. Хуайсан бросает вниз ему на кровать пачку бумажных платочков: — Не за что. У тебя пломбир на подбородке. Лань Чжань заливается краской и спешно трет белые сладкие капли с лица. Удивительно, но над ним никто не смеется, что он такой неуклюжий и неряшливый. Хочется повторять «спасибо» раз за разом, всех слов благодарности не хватит объяснить, как Лань Чжань признателен этим ребятам. В комнату заходит Ло Бинхэ, критически оглядывает перемазанного Лань Чжаня, равнодушного Хуайсана и шуточно пихающихся локтями братьев и говорит: — Тихий час. Чем заслуживает жалобный стон: — Что, уже? — Он всегда в одно время, Вэй Ин. За столько времени можно и привыкнуть, — хмыкает Ло Бинхэ. — Но сегодня вечером представления отрядов, нужно нарисовать плакат. Вэй Ин сияет. — Да! Да, мы в деле! Хуайсан слезает с кровати изящной бабочкой, игнорируя лестницу, Ло Бинхэ неодобрительно цокает на это. И соседи отправляются на выход. — Лань Чжань? — удивленно окликает в дверях Вэй Ин. — Ты не идешь? Лань Чжань, оттирающий розовое пятно с футболки, поднимает голову, не веря своим ушам. Его тоже приглашают? Он может пойти? Однако зажатость все еще с ним, да и рисовать он не умеет, поэтому, проглотив радость, он отвечает: — Извини, я привык спать днем. Воодушевление Вэй Ина сменяется виной, он опускает уголки губ: — Нет, нет, ты нас прости! Это значит, мы до этого тебе мешали… Отдыхай, пожалуйста, Лань Чжань! Он скрывается за дверью, и Лань Чжань выдыхает весь-весь воздух, становясь таким же пустым, как комната без соседей. Зачем он отказался? Но если он сейчас выскочит в коридор и скажет, что передумал, то будет выглядеть так глупо и смешно — Вэй Ин точно в нем разочаруется. Так что Лань Чжань достает из тумбочки книгу и устраивается на своей кровати. Изредка через открытые двери балкона до него доносятся голоса ребят, рисующих в холле: веселые визги Вэй Ина, притворно-раздраженные крики Цзян Чэна — эти двое самые громкие, но Лань Чжань без труда может представить блестящие от смеха глаза Хуайсана и небольшую, однако очень заразительную улыбку Вэнь Нина. В конце концов книга достаточно отвлекает его от потерянной возможности провести время со своими новыми друзьями и получше узнать их. Дверь хлопает, и Лань Чжань поднимает голову. Что-то рано, до конца тихого часа еще минут сорок. — Ты не спишь, — улыбается Вэй Ин. Кто же еще. — Читаешь? Он подходит ближе и присаживается на край кровати. Все его лицо в брызгах краски — зеленые, красные, желтые точки покрывают его щеки и лоб, руки цветные, будто он рисовал ими, а не кистями. Хотя Лань Чжаня же там не было, может так все и есть. — Мм, — кивает Лань Чжань и приподнимает книгу, чтобы Вэй Ин смог увидеть обложку. — Эрнест Сетон-Томпсон, — читает тот. — Интересно? — Мм, про животных. Почему ты пришел? — Лань Чжань очарован неподдельным интересом в серых глазах. Раньше дети дразнили его книжным червем, Вэй Ин же смотрит с восхищением. Лань Чжань утопает в тепле, которое исходит от него. — Классно! Люблю животных! Кроликов, пушистых кошек, лысых крыс, лошадей. Собак не люблю, — Вэй Ин раскачивается на месте и пальцами пытается изображать зверей, о которых говорит. А потом резко перескакивает на вопрос Лань Чжаня: — Мы закончили, вот, решил тебя проведать. В противовес его словам дверь открывается с гулким «бам!», отлетает к стене и несется обратно в гневное лицо Цзян Чэна. — Ты, придурок, сказал, что идешь только пос… в туалет! — орет Цзян Чэн, осекаясь на полуслове. — О, так ты Лань Чжаня уговариваешь. Тогда давайте, идем скорее, краска сохнет. Он вытаскивает ошарашенных Вэй Ина и Лань Чжаня за собой и волочет по коридору, все еще фырча на безответственного брата. Вэй Ин кидает на Лань Чжаня смущенные взгляды, видимо, чувствуя вину за ложь. Лань Чжаню все равно. Вэй Ин пришел проведать его, бросил свое дело ради Лань Чжаня. Это банальное сравнение, но внутри от этой мысли распускаются цветы, даже предательский мерзкий голосок, что это все ерунда, что Лань Чжаня бросят, задыхается в ароматных лепестках. В холле приятно пахнет красками и мармеладными конфетами, на полу в центре расстелен кусок ватмана, уже весь разрисованный. Помимо соседей там также сидят Вэнь Цин и ее подруги, имен Лань Чжань не помнит и мнется, не зная, как поздороваться. Это от него и не требуется. Цзян Чэн пихает ему в руки разномастные маркеры и цветные карандаши. — Рисуй. Это звучит как приказ, и ноги Лань Чжаня против воли шагают к плакату. Надо признать, кто бы его не рисовал, получилось у него просто потрясающе. Фон — корпус и синее море с желтым песком выглядят такими настоящими, а вот люди — отряд, смешные и корявые, хотя задумка Лань Чжаню нравится. Он понимает принцип: на лист наклеены фотографии лиц членов отряда, и каждый дополняет свое фото телом. Лань Чжань криво выводит простые палочки ручки-ножки и овалом туловище. Находит взглядом улыбчивое изображение Вэй Ина — у него все такое же схематичное, но при этом смотрится намного лучше, будто это специальная небрежность. — Ну-ка, дай сюда! — Вэй Ин выхватывает у Лань Чжаня несколько фломастеров и пристраивается к рисунку. В пару штрихов добавляет к человечку Лань Чжаня одежду, сандалики, в одну руку сует книгу, в другую — флаг отряда с цифрой «десять». Получается просто прекрасно. — Эй, нельзя помогать, смысл не в этом! — шипит Вэнь Цин, она дает Вэй Ину подзатыльник, а Лань Чжаню предлагает — всовывает — трех мармеладных медведей. Вэй Ин невинно хлопает ресницами. — Но сестрица Цин, наш флагоносец должен быть на рисунке таким же миленьким, как и в жизни. Вэнь Цин еще немного ворчит и успокаивается, позволяя легкой улыбке тронуть губы. Лань Чжань считал ее жуткой, но на деле Вэнь Цин такая же хорошая, как и остальные. Видимо, теперь вся эта компания — его друзья. Они принимают его таким — молчаливым, нерешительным, немного диким. Вся жизнь перевернулась в один момент. Разве так бывает? Лань Чжань думал, что нет. Но вот он стоит посреди холла, ветер треплет тонкий тюль и волосы ребят вокруг, в руках мармеладные медведи, слипшиеся спинками, и все это — реальность. — Лань Чжань, — голос Вэй Ина проникает сквозь негу мыслей, — каким цветом написать название отряда — красным или желтым? Название их отряда «Фениксы», и оба цвета подходят, Лань Чжань раздумывает. — Эй, почему ты спрашиваешь именно его? — возмущается Цзян Чэн. — Потому что он, в отличие от вас, книжки читает. Значит, умный и разбирается. Лань Чжань вспыхивает от такой бесхитростной характеристики. — Мы тоже читаем, — Хуайсан не выглядит обиженным, что его мнение не спросили, скорее просто вступает в спор ради спора. — Про твои журналы, друг мой, грешно говорить «читаем», — издевательски тянет Вэй Ин. Поигрывает кисточками и машет ими в сторону Лань Чжаня. — Лань Чжань? Ну что? Краски сохнут. — Мм, — озвучивать свои мысли перед столькими людьми сложно. Еле удается заставить одеревеневший язык шевелиться. — А если сделать низ красным, а верх — желтым. Ну, как огонь… Конец фразы он уже шепчет, внутри ругая себя на все лады, надо же сказать такое! Как глупо. — Вау! Шикарно! — восхищается Вэй Ин, глаза его загораются. Он приступает к работе. Остальные тоже смотрят уважительно, и Лань Чжань еле успокаивает свое счастливое заполошно бьющееся сердце. На полдник он идет гордо. В руках флаг, за спиной хохот Вэй Ина и Цзян Чэна — невидимая и необходимая поддержка. Он все еще не кричит речевки, но потихоньку вливается в ритм, дрожь больше не прошивает тело, на душе спокойно. В столовой оказывается, что его место теперь в центре, за тем самым большим столом между Вэй Ином и Хуайсаном, напротив сидят девочки — Вэнь Цин, Ло Цинъян и Ван Линцзяо. Все полнится шутками и дружескими подколками. Этого столько времени по собственной глупости лишал себя Лань Чжань? Если бы он был более открытым, то смог бы попасть в эту атмосферу раньше, еще дома? Или дело в людях? Вэй Ин подсовывает ему дополнительный черничный йогурт, выпрошенный у добросердечной поварихи, и Лань Чжань понимает — люди. Вэй Ин. Вокруг него мир абсолютно другой, такой яркий, что глаза режет, но когда привыкаешь — уже не можешь оторваться. Лань Чжань очарован так быстро, но ему нравится. Он впервые рад, что доверился кому-то. Мероприятие проходит прекрасно. Влиться во всеобщее веселье — здорово. Их плакат на представлении отрядов занимает первое место, и Вэй Ин обнимает Лань Чжаня, заверяя, что это благодаря его идее с написанием названия. Лань Чжань несогласен, он ничего не сделал, это все Вэй Ин (это он нарисовал такие шикарные море и пляж), но, опять же, никто не слушает робких возражений, они так и теряются в радостном реве детей. Единственное, что Лань Чжаня до сих пор огорошивает — дискотека. Он привычно устраивается на скамейке под раскидистым деревом и готовится терпеть комаров, прохладный ветер с моря и громкую глупую музыку. Однако не успевает его попа нагреть деревянное сиденье до приемлемой температуры, как рядом, словно из-под земли, вырастает Вэй Ин. На нем черная с белыми узорами футболка, рваные джинсы, и вообще весь он выглядит очень подходящим к окружающей обстановке. В отличие от Лань Чжаня, тот даже не переодевался, так и ходит в обычной голубой футболке и легких кремовых шортах. — Идешь со мной, — заявляет Вэй Ин и тянет Лань Чжаня в людскую гущу на танцпол. — Нет, — Лань Чжань упрямится. Он не умеет танцевать и стесняется. Ему только одиннадцать и слишком рано умирать от позора. — Да. Желание, помнишь? Вот оно — сегодня ты танцуешь с нами! И делать нечего, Лань Чжань позволяет увести себя в центр, где кружком уже собрался отряд. Все такие нарядные, видно, что собирались, у некоторых девочек даже подкрашены губы и глаза. Лань Чжань пытается двигаться под музыку, но сам себе кажется таким неуклюжим, огромным косолапым медведем. Его за руку хватает Вэнь Нин и шепчет: — Не бойся, никто не смотрит, как ты танцуешь. Просто расслабься и погляди на Цзян Чэна. Лань Чжань не понимает, Вэнь Нин сказал — никто не смотрит, но наблюдает за всем сам. Хотя Цзян Чэн и правда забавный, полностью забывшийся в музыке, он совсем не обращает внимания на реальность, дергает руками и ногами, закрыв глаза. Вокруг него приличное пространство, все боятся попасть под раздачу. Лань Чжань переводит взгляд дальше — Хуайсан очень пластичный, его движения выверенные, плавные, и в невообразимо повязанном платке, в приталенной рубашке и узких бриджах он и правда похож на девочку, как и говорил Вэй Ин. Который сейчас танцует в центре круга, задавая ритм, и ни малейшего смущения, что на него обращено столько пар глаз. В начинающейся темноте белые полосы светятся, отражая свет фонарей по краям арены — Вэй Ин, словно диковинный зверь из фэнтези-истории. Лань Чжаня немного царапает зависть, что он не может быть таким же открытым, таким же неповторимым. Лань Чжань получает возможность сбежать на скамейку с началом медленного танца. На площадке остается совсем мало народу, в основном старшие отряды, уже сформировавшие парочки. Из десятого под нежные мотивы покачиваются Вэй Ин с Ло Цинъян и Цзян Чэн с Вэнь Цин. Вторая пара кажется Лань Чжаню странной, он оборачивается к Вэнь Нину: — Твоей сестре нравится Цзян Чэн? Вэнь Нин усмехается и жмурится, припоминая что-то. Вместо него говорит Хуайсан: — Это что-то вроде игры. Ты уже понял, мы знакомы очень давно, с самого маленького детства, живем в одном городе, сюда ездим вместе. И ну… Хочется же походить на взрослых. Вэй Ин за Мянь-Мянь вообще с детского сада увивается, вбил себе в голову, что она — его жена. А Цзян Чэн с Вэнь Цин… Думаю, сошлись на взаимной любви к крику и ворчанию. Вот так и поделились. Девчонкам тоже нравится такое внимание. И другие завидуют. — А вы? — не может не спросить Лань Чжань. — А мы охраняем их покой, — хмыкает Хуайсан. Он и правда орлом высматривает девочек, которые перед белым танцем рвутся к Вэй Ину или Цзян Чэну, и, если видит такую, они с Вэнь Нином подскакивают и завлекают бедную девчушку разговором, пока Мянь-Мянь и Вэнь Цин не займут своих кавалеров. Выглядит прелестно, думает Лань Чжань. В финальный круг все-таки приходится встать. Лань Чжань покачивается вместе с остальным десятым отрядом под финальные аккорды колыбельной, голос диджея по очереди отправляет отряды в корпус на отбой. С одной стороны Лань Чжаня обнимает за талию мягкая рука Хуйасана, с другой — Вэй Ин держится за плечо, и впервые от этого чувства единения тепло и не хочется сбежать. На «свечке» он опять молчит: сказать хочется многое, но побороть себя все еще сложно. Может, в конце смены Лань Чжань улыбнется, глядя на Вэй Ина, и скажет: «Спасибо, у меня появились друзья». Зато Вэй Ин не скупится на эмоции, подробно и радостно описывает прошедший день, большую часть отводя Лань Чжаню — какой он милый, умный, и что всем надо с ним подружиться. Спрятаться от жаркого смущения некуда. В комнату Лань Чжань возвращается таким опустошенным, таким донельзя счастливым, ему даже неловко за свою неуемную радость. Отряд готовится ко сну: шелестят расправляемые кровати, льется вода из кранов, голоса становятся все тише. — Ночник! — возвещает все такой же громкий Вэй Ин. В руках у него коробка с пятью печенюшками и маленькие коробочки яблочного сока. Он оставляет перекус каждому на тумбочке и сам садится за стол, шумно глотая напиток. Лань Чжань хочет сказать, что называть это «ночник» — неправильно, это сонник. Но, судя по хитрым ухмылкам и мерзкому хихиканью, соседи и так прекрасно знают, что правильно, а что нет. Однако упорно продолжают называть вечернюю трапезу то ли ночным светильником, то ли ночным горшком. — О, ночник! — скалится в усмешке Цзян Чэн, выходя из ванной и натыкаясь взглядом на печенье. Видимо, все-таки ночным горшком. Лань Чжань понимает, что ничего не понимает. Засыпает он с трудом, но не из-за того, что в другой части комнаты слышны шепотки и смех, а потому что в груди греет и поет птица Феникс. Лань Чжаня обволакивает сон, и впервые в лагере он спокойный и мирный. И снится не милый дом, а залитая южным солнцем площадь перед корпусом и улыбки ребят десятого отряда. Утром Лань Чжань бодр и весел, а вот его соседи походят на зомби. Вэй Ин еле держит глаза открытыми, Хуайсан спит на ходу, ведомый на зарядку Вэнь Нином, который выглядит не лучше. — Тебе удалось поспать? — обеспокоенно спрашивает Вэй Ин. Лань Чжаню стыдно говорить в эти глаза с черными кругами, что спал он сладко, как младенец, так что просто кивает. — Ты, если что, не стесняйся нас осаживать. Мы привыкли долго болтать, — сообщает Вэй Ин и широко зевает. Сейчас от его энергии нет и следа, тело проснулось — разум нет. Футболка на Вэй Ине надета обратной стороной. Лань Чжань, не зная, как сказать, тактично тянет за торчащие нитки вышивки, обращая внимание на этот конфуз. — Ой! — смеется Вэй Ин и стягивает одежду, выворачивая правильной стороной. Цзян Чэн издевательски гогочет и тычет его голую спину меж лопаток. — А сам-то! Правая сандалия на левой ноге, левая на правой, — не остается в долгу Вэй Ин. Цзян Чэн замолкает и смотрит вниз. С обувью у него все в порядке, но нужный эффект достигнут. — Ты! — рычит разозленный Цзян Чэн и получает по макушке тяжелой со сна ладонью Хуайсана. Лань Чжаню так светло и приятно с этими людьми, что слов не хватает. Он не знает, как передать родителям все распирающие его чувства. Смеется вместе со всеми и думает — это прекрасно. Но так же накатывает и грусть — осталось всего шестнадцать дней. Ло Бинхэ собирает отряд на пятиминутку. После зарядки и завтрака они проснулись и теперь внимательно слушают. — С сегодняшнего дня начинаются оздоровительные процедуры, — сообщает Ло Бинхэ. Лань Чжань остается безучастным к этой информации, а вот его соседи все вместе кривят носы и делают вид, словно их тошнит. Такая реакция непонятна. Разве не поэтому детей отправляют в этот лагерь? Ну, поправить здоровье. — Не паясничай, А-Ин, — строго предупреждает Ло Бинхэ, — иначе будешь сидеть в корпусе, пока остальные будут купаться. Акклиматизация закончилась. Новость о море порождает волну гула. Все возбужденно перешептываются, а вот настроение Лань Чжаня падает. Он немного боится, но не воды. — Ура! Море! — озвучивает за всех радость Вэй Ин, мешая печальным мыслям Лань Чжаня поглотить его. И он благодарен за это. — Собирайтесь сейчас, пойдем сразу после бювета, — во взгляде Ло Бинхэ тоже светится желание поскорее выйти на пляж. Лань Чжаню собираться не надо, он только меняет футболку на желтую рубашку, а в полотенце заворачивает книгу. Соседи индейцами бегают по комнате в одних плавках, визжа от предстоящего долгожданного похода на море. Когда раздается команда строиться, они спешно хватают свои рубашки и кепки. Лань Чжань застывает. Точно, на море же солнце, а его кепка осталась в чемодане, который он сдал в камеру хранения. Он кусает губы, уже думая, что придется делать себе головной убор из футболки, как на голову приземляется широкополая абсолютно точно женская шляпа. — Бабушкина, — подтверждает догадки Хуайсан. — Тебе идет. Остальные кивают. — Ты не смущайся, — грубо говорит Цзян Чэн, но без злости, скорее, это его обычный тон, — главное, чтобы голову не напекло, а чем защищаться — дело десятое. Лань Чжань посылает всем четверым благодарный взгляд. Бювет — красивое выбеленное здание с высокими арочными окнами. Он стоит посреди небольшой парковой зоны среди сосен. Пахнет смолой и хвоей, Лань Чжаню все нравится. С любопытством он оглядывает новую территорию, пока десятый отряд дожидается своей очереди на неизвестные процедуры. Глаза цепляются за белую на синем надпись «Бювет», Лань Чжань присматривается и тут же спешно отворачивается в крайней степени смущения и отчаяния. Между буквами «б» и «ю» второй затесалась кривенькая выцарапанная «л». Это… Это ужасно бесстыдно! Какой-то вандализм. Впрочем, когда тетушка во врачебном халате пихает ему в руки стаканчик с водой, от которой отчетливо несет тухлыми яйцами, он невольно вынужден согласиться с хулиганом и его «л». Лань Чжань касается жидкости кончиком языка — на вкус как теплая минералка без газа. Пожав плечами и зажав нос, он выпивает воду залпом. Рядом на асфальт, забрызгивая Лань Чжаня, Вэй Ина и еще пару человек, падает стакан Цзян Чэна. Он смотрит на Лань Чжаня, как на восьмое чудо света, в глазах Вэй Ина и Вэнь Нина читается священный ужас. — Он… Он выпил это… — слабым голосом всхлипывает Хуайсан. — Он — наш новый бог. Чтите нового короля! Лань Чжань может только моргать. Он сделал что-то хорошее? Плохое? Впрочем судя по добрым улыбкам друзей, все нормально и волноваться не о чем. — Мы тут уже четвертый раз и ужасно устали от этой «живой» водицы, — поясняет Вэй Ин, поливая своей водой цветочки на клумбе. Лань Чжань не может не заметить, что именно на самой ближней к бювету клумбе цветы ярче и больше. Видимо, вода и правда живая. — Но вообще, все не так плохо. Если у тебя полная путевка, — Лань Чжань кивает, — то будет еще массаж, грязевые ванны, солевая комната. Так-то весело! Особенно ванны с пузырьками. Обычно в это время мы играем в суп, или вареную курочку. Как будет угодно. По дороге к морю четверо друзей, перебивая друг друга, просвещают Лань Чжаня об особенностях процедур. Нельзя не найти это смешным, теперь Лань Чжань готов смеяться даже над «двухъяростными» кроватями. Мальчишки — его новые друзья — удивительные фантазеры. Не удержавшись, он в избытке чувств обнимает локоть Вэй Ина, а другой цепляет Хуайсана, его так же крепко обнимают в ответ с двух сторон. Кричалки Лань Чжань повторяет осторожно, но та вибрация, что передается от двух тел по бокам, которые горланят что есть мочи, делает даже шепот мощным и заставляет ощущать себя частью единого целого — десятого отряда. Фениксом. Пляж уже полон. Ло Бинхэ ведет свой отряд ко вбитому в песок указателю с цифрой «десять». Песок горячий, засыпается в сланцы и печет пятки, но когда привыкаешь это даже приятно. Запах соли и высохших водорослей щекочет нос. Лань Чжань на море во второй раз, воспоминания о первой поездке с родителями воскрешаются в памяти, пока он вьет себе гнездо из полотенца. Друзья, покидав вещи на землю и спешно раздевшись, бегут, смешно подпрыгивая, строиться в море. Купаться можно одновременно по десять человек. Лань Чжань остается на берегу, он аккуратно собирает чужую одежду, отряхивает ее от песка и устраивает на краю своего расстеленного полотенца. Вэй Ин от кромки воды смотрит на него с немым вопросом, но мест на купание больше нет, так что временно Лань Чжаня оставляют в покое. Лань Чжань раскрывает книгу и с сожалением понимает, что ее брать не стоило. Меж страниц уже затесались песчинки — неприятно. Он укладывается на живот, приступая к чтению. Волны с мягким плеском накатывают на берег, и, если наклониться совсем-совсем вниз, этот звук перекрывает детские визги, окрики вожатых и свисток дежурного спасателя. Ветра почти нет, и ничего не защищает от нещадно пекущего солнца. Лань Чжань начинает потеть, но упорно не снимает рубашку. Он не хочет, чтобы кто-то увидел его уродливый шрам на животе, оставшийся после удаления аппендикса, и родимое пятно на лопатке, которое, по словам одноклассника, похоже на какашку. Нет уж, лучше немного потерпеть жару, чем насмешки. Лань Чжань переворачивает страницу и тщательно вчитывается в буквы, лишь бы сбежать от нежелательных воспоминаний. — Ты не идешь купаться? — на песок, как есть сырой, плюхается Вэй Ин, с его волос капает вода, глаза красные от соли. Но улыбка от уха до уха выдает его солнечное настроение. Цзян Чэн поступает так же, а вот Хуайсан и Вэнь Нин благодарят Лань Чжаня за заботу о вещах и сначала вытираются, прежде чем сесть на свои полотенца. — Я не хочу. — Ты не умеешь плавать? Тогда почему не взял нарукавники? Если хочешь, я сбегаю до корпуса и принесу их тебе. Вэй Ин не унимается, а Лань Чжань вспыхивает, кляня идиотские нарукавники. — Я умею, — отвечает он резче, чем хотелось, — просто не хочу. Просто не хочет раздеваться. — Ладно, ладно. Тогда хоть рубашку сними, изжаришься же ведь. Вэй Ин будто мысли читает! Лань Чжань вцепляется в края рубашки и тянет ее ниже, мотая головой. Вэй Ин еще что-то хочет сказать, но мимо пробегает малыш из двадцать второго отряда, он спешит, в руках у него ведерко песочно-водной жижи. Не замечая ловушки в виде полузакопанной ноги Цзян Чэна, малыш спотыкается и падает, все великолепие каши-малаши оказывается на и без того грязном Вэй Ине, полотенце Лань Чжаня, книге Лань Чжаня и самом Лань Чжане. Он с ужасом смотрит на коричневые кляксы, покрывающие одежду, пока Вэй Ин и Вэнь Нин утешают малыша. Цзян Чэна, как самого виноватого, отправляют за новой порцией жижи, а все внимание переключается на растерянного Лань Чжаня. — Вот уж не повезло! — цокает языком Вэй Ин. — Песок, конечно, высохнет и отвалится, но он соленый, останутся белые пятна, если не застирать. Ты можешь оставить все как есть, а потом говорить, что это дизайнерская фишка, или я быстренько метнусь к бабуле, она выстирает. Лань Чжань нервно оглаживает рубашку, песок и правда уже совсем сухой, сыпется вниз. Глубоко вздохнув, он расстегивает пуговицы и снимает одежду. Вэй Ин тут же вытягивает ткань у него из рук, кричит Ло Бинхэ, что отойдет до бабушки и убегает. Лань Чжаню разом становится неуютно, будто рубашка была его спасительным панцирем. С покорной обреченностью он уже ожидает насмешливых вопросов об уродливом бугре шрама на животе, о родимом пятне, но сзади Хуайсан только тянет: — Экий ты белокожий, иди сюда, кремом помажу, а то сгоришь. И все. Мягкие ладони втирают прохладную субстанцию в его плечи, спину; грудь и ноги он мажет себе сам. Никаких издевательств. Лань Чжань мысленно отвешивает пощечину, разве эти люди хоть раз его обидели? Почему он вечно сомневается?! Пора бы уже привыкнуть — это не одноклассники, не ребята во дворе, это — друзья. Дни текут с невероятной скоростью, и каждый полон новыми впечатлениями для Лань Чжаня. Он с удовольствием купается, играет в волейбол и теннис, варится курицей в лечебных ваннах, участвует в мероприятиях, в которые их всех четверых затаскивает неугомонный Вэй Ин, по праву избранный капитаном отряда. Засыпая, Лань Чжань с трудом проглатывает тугой комок — смена не вечна, времени все меньше. Он старается брать от каждого дня все, что тот может дать, но этого мало, мало, мало. Как же он ошибался, когда думал, что ему не нужны знакомства и друзья. Сейчас он только и думает, что о Вэй Ине, Цзян Чэне, Не Хуайсане, Вэнь Нине и Вэнь Цин. И о том, что с ними придется расстаться. — Сегодня будем вызывать Пиковую Даму! — говорит Вэй Ин в конце второй недели. На его лице загадочность мешается с озорством. Лань Чжань приподнимается на своей кровати. Сейчас тихий час, и он, как примерный мальчик, проводит его лежа. Слова Вэй Ина интригуют. Вызывать духов? Такое возможно? Остальные удивленными не выглядят. Хуайсан даже кривится: — Опять? Может уже какого-нибудь гномика вызовем? Пьяного? Пошлого? Гномика-анекдотика? — Вот дома сам и вызывай, — ворчит Вэй Ин, выкладывая на стол колоду карт, зеркало и помаду Вэнь Цин. — А тут я командую. — Лагерь твой, что ли? — Ну… Тут работает моя бабуля и дядя Цзян. Так что да, почти мой, — Вэй Ин легко отбивает нападки, хлопает в ладоши и спрашивает: — Ну? Кто со мной? С ним, конечно, все. Цзян Чэн закрывает окна и плотно задергивает тяжелые шторы, комната погружается в душный полумрак. Они садятся в неровный круг, Вэй Ин, высунув язык, что-то чертит на зеркале красной помадой, Вэнь Нин ищет в колоде Даму Пик. — Сейчас каждый три раза повторит, глядя в зеркало, «Пиковая Дама, явись!». Кому она покажется — загадывает желание, остальные — караулим, чтобы она не вылезла и не удушила счастливчика. Лань Чжань холодеет. Умирать он как-то не хочет. Он уже открывает рот, чтобы отказаться, как Цзян Чэн забирает у Вэй Ина зеркало и с ненавистью рычит в него: — Пиковая Дама, явись! Пиковая Дама, явись! Пиковая Дама, явись! Тишина звенит, но ничего так и не происходит. Цзян Чэн с раздражением отбрасывает стекляшку. — Кто так с девушками разговаривает? — ее ловит Хуайсан и почти поет, вызывая духа. Ему ответ тоже не приходит. Дальше зеркальце перехватывает Вэй Ин. Напряженным, зловещим голосом он зовет, долго всматривается в темную поверхность, а потом резко отшатывается и вскрикивает, хватаясь руками за горло. Вэнь Нин начинает орать, следом к нему присоединяются Хуайсан и Цзян Чэн. Лань Чжань ничего не понимает, но тоже на всякий случай кричит. Такой голосящей гурьбой они вываливаются в коридор и забегают в комнату к Вэнь Цин. Девочки вскакивают со своих кроватей. Бледный и икающий от ужаса Вэнь Нин еле-еле может объяснить, что Вэй Ина задушила Пиковая Дама. Вэнь Цин решительно идет в их комнату, а они боязливо тащатся следом. Вэй Ин лежит на полу лицом вниз и трясется, он поднимает голову, когда они входят — по щекам текут слезы. Лань Чжаню нужно несколько секунд, чтобы осознать: это слезы не страха, а смеха. — Ахаха! — заливается этот виновник седых волос Лань Чжаня. — Видели бы вы свои лица! Ахаха! Вэй Ин затыкается лишь после подзатыльника Цзян Чэна, но все еще продолжает тихо подвывать временами. Лань Чжань клянется больше никогда не идти на поводу у Вэй Ина. Но тот, слава небесам, больше не выдумывает шокирующих безумств, все в пределах границ. Проходит День Нептуна. Вожатский концерт. Лань Чжань получает грамоту активного члена отряда — одну из трех. Удивительно волнительное событие. Он так испугался, когда со сцены после имен Вэй Ина и Вэнь Цин, которые действительно сделали многое, называют его. Ему вручают глянцевую бумажку и шоколадку, пока Лань Чжань недоумевает — за что? А потом вспоминает, как Вэй Ин тащил его за собой везде, проталкивал в соревнования, в организацию праздников, тематических дней. Вэй Ин, все Вэй Ин. Его лучший друг навсегда. Смена подходит к концу. Остался один день и одна — Королевская — ночь. Сердце Лань Чжаня болит. Девочки на последней дискотеке плачут, хотя еще рано. Вот завтра можно будет дать волю слезам. Лань Чжань не уверен, что сможет сдержать их. Перед сном он долго смотрит в экран бесполезного телефона. У него даже камеры нет, нельзя наделать фотографий на память. — Не спишь, Лань Чжань? — Вэй Ин выглядывает с темного балкона. — Иди сюда. Лань Чжань убирает телефон и выходит на улицу. Ночной воздух свежий, уже поздно, но лагерь не спит. Мало кто уснет этой ночью. Лань Чжаня уже просветили, что такое Королевская ночь, и он не уверен, что сможет продержаться без сна. Конечно, друзья заверили, что если царство Морфея все же заберет его, то они никому не дадут измазать его зубной пастой. — Завтра уезжать, — давит на больную мозоль Вэй Ин. — Не хочется, да? Лань Чжань кивает. Ком в горле достиг критических размеров, и говорить просто не получается. Он и дышит-то с трудом. — Хорошо, что мы познакомились, — Вэй Ин улыбается, а для Лань Чжаня конец смены наступает именно сейчас, именно сейчас он готов заплакать. И пара слезинок срывается-таки с ресниц. Вэй Ин ахает и обнимает его. — Ну, не плачь, Фениксенок. Хотя нет, ты не Феникс. Если бы Лань Чжань не знал Вэй Ина, он бы обиделся, а так терпеливо ждет продолжения. — Нет, как член отряда ты, конечно, Феникс. Но мне кажется, что ты больше ежик. Такой колючий снаружи, а под иголками мягкое пузико, умные глазки и милая мордочка. — Вэй Ин, — хрипло выдыхает Лань Чжань. — Я, это я! — Давай обменяемся номерами? — Конечно! Я уже все подготовил, — Вэй Ин лезет в нагрудный карман джинсового комбинезона и вытаскивает вчетверо сложенную бумажку. — Вот, тут мой номер и домашний адрес. Будем писать друг другу письма! Лань Чжань пишет такую же записку. Они еще немного сидят в ароматной неге южной ночи, а потом Вэй Ин потягивается и встает: — Ну, пойду девчонок из шестнадцатого мазать. Ты точно не хочешь с нами? Лань Чжань улыбается и отказывается. Глаза уже слипаются. Он засыпает сразу же, как голова касается подушки, сказывается огромное количество эмоций за один день. Сквозь тяжелую пелену сна он иногда слышит чужие крики и возню, топот ног и ругань Ло Бинхэ, но одеяло так мягко прижимает его к кровати, что Лань Чжань не может пошевелиться и узнать в чём дело. Надеется только, что его не измазали. Утром оказывается, что все-таки измазали. На щиколотке розовой клубничной пастой выдавлен уже немного смазавшийся о простыню еж. Лань Чжань заматывает ногу целлофановым пакетом, чтобы сохранить рисунок подольше, и думать не надо, кто это сделал. Тот, кто все еще сладко сопит на своем месте, отвернувшись к стене и укутавшись так, что только макушка встрепанная торчит. Дорогой Вэй Ин. Автобусы забирают детей перед обедом. Все смешались на площади перед корпусом, слезы дождем орошают прогретый асфальт. Лань Чжань держится рядом с соседями, за ним должен приехать на машине отец. — Не хочу уезжать! — хнычет Хуайсан, цепляясь за плечи Вэй Ина. Тот смеется: — Чего ты ревешь, мы живем в соседних домах и учимся в параллельных классах. Мы даже не расстаемся. Он прав, скорбно думает Лань Чжань. Четверо друзей остаются друг у друга, а он — пятая нога — отваливается. Глаза печет от соленой влаги, но он упрямо смаргивает ее. Как бы ни хотелось, а смена закончилась. — Эй, Лань Чжань, — горячая ладонь Вэй Ина ложится ему на плечо, — не грусти. Я тут каждое лето из-за бабули. Можешь попросить родителей приехать сюда в следующем году. В письмах или по телефону договоримся о смене. Лань Чжань, уже почти убитый, восстает из пепла — он, все же, Феникс. — Я… Я попрошу, — обещает он, и Вэй Ин улыбается ярко-ярко, больно-больно. Отец забирает его раньше, чем приезжают автобусы. Лань Чжань с заднеего сиденья машины смотрит, как ему вслед машут самые лучшие люди на планете. Он машет в ответ, неуверенный, что из-за затемненных стекол это видно. Только когда ворота лагеря исчезают из виду, он начинает плакать. Слезы жгут щеки, а кажется, что сердце. — Пап, — всхлипывает он, — спасибо. Отец, до этого напряженно оглядывающийся на Лань Чжаня в зеркало заднего вида, расслабляется и улыбается: — Я рад, что тебе понравилось, А-Чжань. — Пап. Я хочу сюда на следующий год.