Ты — огнедышащий дракон, Я — феникс, что сгорел дотла. Ты захотел взойти на трон… … и даже не спросил меня.
***
Вики никогда не спит в постели Люцифера. Просто не может позволить себе спокойно закрыть глаза рядом с ним и благополучно уснуть. С самого позднего алого заката и до нежно-розового рассвета Вики смотрит, как он спит. Смотрит, плачет и молится. Смотрит, как обнаженная грудь Дьявола тяжело вздымается. Вики мягко, одними только кончиками ледяных пальцев касается его кровавого цвета крыльев. Ее угольно-черные перышки с бордовым отливом едва заметно трепещут от всепоглощающего счастья, восторга и удовольствия, когда Люцифер во сне тянется к ней: грубо прижимает к своему пылающему телу, точно как пятилетний ребенок свою самую любимую, особенную, драгоценную игрушку. Вики плачет. Плачет, когда Люцифер, закончив покрывать ее нежные плечи ленивыми, тягучими поцелуями, грубо и без церемоний входит в нее, вжимает хрупкое тело в широкую дубовую кровать с шелковыми душистыми простынями, наматывает ее тяжелые вишневые кудри на кулак, оттягивает их на себя, впивается острыми клыками в белоснежную шею, оставляя на ней следы укусов. Вики всегда была умной девочкой. Она прекрасно понимала, что Дьявол не может быть нежным. Такова вся его сущность. Попросту не умеет проявлять нежность. Вики не винит его. Она принимает его таким, какой он есть. Всегда принимала. Как и он когда-то принял ее в свой жестокий мир, галантно распахивая перед нею врата Ада и, вместе с тем, двери своей спальни. «Добро пожаловать домой, милая» — шептал Люцифер тогда ей на ушко, медленно стягивая с ее тела угольно-черный бархат изящного платья. В ту ночь Вики впервые прочла молитву. Вот и сейчас, стоя на коленях у распахнутого настежь окна в комнате Люцифера, она шепчет одними губами, молит небеса о прощении. О прощении для самого Дьявола. Вики молит Бога простить ему все искушенные души. Она слезно умоляет Бога простить весь гребаный Ад со всеми чертями и их напрочь прогнившими душами. Вики резко замолкает и широко распахивает небесно-голубые глаза, когда тяжелая ладонь Люцифера властно ложится на ее щеку, угрожающе ласково поглаживая. С одного только взгляда она понимает: Он в дичайшем, искрометном бешенстве. Сжимаясь под его пылающими адским пламенем глазами и отмечая, какое поистине зверское бешенство плещется в тягучей лаве, Вики, словно завороженная, смотрит на Дьявола и подчиняется. Подчиняется, когда Люцифер в молчаливой ярости тащит ее за собой и грубо бросает на кровать. Подчиняется, когда он нависает над ней, прожигая гневным взглядом. Вики закрывает глаза не в силах вынести этого. Почти тут же властные пальцы Люцифера ложатся на ее шею, сжимают до алых пятен, играючи лишая воздуха. — Я велел тебе всегда смотреть мне в глаза, — рычит Люцифер, вбиваясь резкими, тягучими толчками в ее тело. И Вики покорно распахивает глаза и так же покорно скользит тонкими пальчиками по его напряженным плечам. Он доволен. На красивом лице Дьявола, освещенном лишь тусклым светом свечей, расплывается жестокий оскал, и он самодовольно кивает. — Не смей молиться ему, — хрипло шепчет он ей в шею, — не смей, иначе я самолично вырву твои крылья и сожгу их, превращу в пепел. Вики вспоминает едкие, жгучие, разъедающие душу слова ненавистной Ости: «Думаешь, ты можешь спасти его?». А ведь Вики и правда думала так, слепо верила, что еще не все потеряно, что любое существо Божье имеет право на спасенье. Только вот Люцифер никак не желал поддаваться ей. Это он ясно дал понять, когда сжимал в цепких пальцах ее локоны, оттягивая к своему лицу: «Не смей пытаться спасти меня, Вики. Не смей делать этого со мной. Слишком поздно. Не смей или я убью тебя собственными руками». Вики изо дня в день послушно кивает и улыбается Люциферу льстиво и подобострастно так, что сводит скулы от этой улыбки. А ночью, когда Дьявол засыпает, она вновь становится на колени у окна и тихонько молится за его душу. — Я люблю тебя, Люцифер, — со слезами шепчет она как-то вечером, стоя на коленях, теперь перед ним, неторопливо и не смело расстегивая ремень на его брюках. Дьявол усмехается, медленно отпивает янтарный виски из хрустального бокала и смотрит на нее изучающе и со странной осторожностью. Он отставляет выпивку, резко хватает ее за подбородок стальной хваткой, притягивает к себе и произносит в самые губы: — Тогда прекрати молиться ублюдку за меня, Вики. Принимай меня целиком, полностью и без остатка. И она принимает. Наконец, сдается, принимая поражение, и сама тянется к нему. В этот раз не только телом, но и душою. — Молись мне, Вики, — последнее что слышит она, прежде чем грубые ладони Люцифера обхватывают ее лицо, а мужские губы касаются ее целомудренным поцелуем возле распухших влажных губ.