***
Было около пяти утра, когда его разбудил очередной кошмар. Как и прошлой ночью ему снилось, что он бежит по тёмному лесу, ища кого-то, но вместо того, чтобы прокричать имя пропавшего, зовёт самого себя. Только теперь кошмар приобрёл для него смысл. Он понял, кого ищет. — Albträume? (Кошмары?) — рассёк тишину обеспокоенный голос Ягера. Ивушкин повернулся в его сторону, утирая с шеи холодный пот, втайне радуясь, что не один он бодрствует в этот предрассветный час. — Ja. Dein Rücken stört dich wieder? (Да. Тебя снова беспокоит спина?) — полуутвердительно спросил он. Ягер не ответил, потому что на самом деле, спина не тревожила его с самого утра. Но при мысли о новой порции оправданных благовидным предлогом ласк, щедро расточаемых нежными и сильными ладонями русского, его сердце заходилось от восторга. — Ja, — бессовестно соврал он, проиграв не слишком упорную борьбу собственным желаниям. А внутренний голос сладострастно добавил: иди ко мне, Коленька. И мужчина не заставил себя долго ждать. Послышалась тихая поступь, поскрипывание старых половиц, а затем постель прогнулась под его весом, точь-в-точь как вчера. Клаус замер, чувствуя прохладные пальцы, забравшиеся под гимнастёрку и потянувшие её вверх. Тело рефлекторно дёрнулось, когда Ивушкин нечаянно задел ими низ живота, вытаскивая застрявшую полоску ткани. — Kalt? (Холодно?) — Коля отбросил гимнастёрку на край постели и немного подышал на свои пальцы, согревая. Положив ладони на поясницу, он медленно провёл ими до самых ягодиц, а затем ещё раз с нажимом, растирая мышцы. «Придётся запастись терпением,» — подумал Ивушкин, заставляя себя остановиться на вожделенных ямочках. Но сегодня ему было ужасно мало этой запретной территории. Хотелось спуститься ниже, смять упругую задницу Клауса обеими руками и, возможно, устроить ему сладкую пытку, о которой Николай слышал от своего одногруппника в медучилище. Конечно, он знал как это делается только в теории, но тем желаннее становилась практика. Чтобы отвлечь себя от пошлых мыслей, Ивушкин решил заняться небольшим допросом. «Не зазря же ему бока мять. От имени-то никакого толку. Вот про наступление бы узнать», — думал он, стараясь не смотреть на соблазнительные бёдра немца. — Клаус, ich will nicht getötet zu werden. Аber ich kann dir nur helfen, wenn du mir sagst, wo die Front durchbrechen wird. (Клаус, я не хочу, чтобы тебя убили. Но смогу помочь тебе только если ты расскажешь, где произойдёт прорыв фронта). Коля почувствовал как напряглись мышцы мужчины, понимая, что тот воспринял его слова в штыки. «Невыносимый упрямец, — Ивушкин нарочно нашёл одну из болевых точек и надавил на неё посильнее. Ягер зашипел в подушку, дёрнувшись всем телом, будто пытался сбросить его руки со спины. — Так тебе и надо!» — Du bist ein verdammter Sadist. (Ты чёртов садист). Войдя во вкус Николай не постеснялся усесться на его ноги, вжимая колени в матрас и продолжил давить на те же места с удвоенной силой. «Как тебе такой массаж? Скажи спасибо, что политрук тебе все рёбра не перемассировал». Клаус заелозил под ним ещё активнее, из-за чего Ивушкин ощутил прилив крови в паху. «О, прекрати возиться, умоляю», — он прикрыл глаза, на миг представив, что немец призывно разводит бёдра и просит трахнуть его. От таких фантазий яйца сводило, а член встал, натягивая грубую ткань штанов. — No-och! (Ещё!) — простонал Ягер, уже не контролируя себя, ему хотелось только одного — чтобы Ивушкин взял его прямо сейчас, но гордость всё ещё брала верх над ним. — Noch!.. du bist ein schrecklicher Masseur. Stärker! (Ещё!.. ты ужасный массажист. Сильнее!) У гауптмана голова кружилась от желания, особенно когда русский придвигался так близко в стремлении дотянуться до болевых точек на шее. «Боже мой. Я сошёл с ума! У меня галлюцинации! — запаниковал он, ощущая как по ложбинке меж ягодиц раз за разом проезжается что-то твёрдое. — Но как же хорошо… Мой бог! Эти галлюцинации лучше, чем я мог бы себе представить. Ещё… пожалуйста, ещё!» Коля дышал через раз, по спине градом катился пот. Восклицания немца только подстёгивали его воображение и он с трудом держался, чтобы не сорвать с него штаны. Резко, сдёрнуть до самых щиколоток и вставить член меж чуть раздвинутых бёдер. О том, что ему позволят войти в Святая Святых он и мечтать не мог — опыта в этом деле с мужчиной Ивушкин не имел. Но в теории представлял, что и как делается. «Не сложнее, чем с бабой, наверное. Только нужно раздобыть где-нибудь вазелина, — думал он. — И всё-таки боязно, вдруг что-нибудь не так получится. Что тогда в медсанбате говорить буду? На кол фрица сажал?» Контраст боли, причиняемой цепкими пальцами Ивушкина, и острого удовольствия от его поступательных движений сводил Ягера с ума. Но этого было ничтожно мало. «Ближе… — не сдержавшись он согнул ноги в коленях, уперевшись пятками в спину Коли. — Да! Вот так!» — Was machst du? (Что ты делаешь?) — потрясённо выпалил Николай. Его возбуждение упёрлось прямо в ложбинку меж ягодиц немца. Он испугался, что теперь-то Клаус всё поймёт и непременно врежет ему или придушит. Попытался отодвинуться назад, но Ягер предусмотрительно не опускал ноги. — Неужели… — его наконец пронзила верная догадка, — ему нравится. Чёрт бы тебя побрал, извращенец». Он поднялся, расставив ноги по обе стороны от тела Ягера и рывком перевернул его на спину. Порозовевшие щёки и блестящие поволокой глаза мужчины весьма красноречиво указывали, что он был прав. Коля проследил за направлением его взгляда и заметил внушительный бугорок в паху, туго обтянутый тканью кальсон. На нём красовалось небольшое влажное пятнышко. Ивушкин не ожидал такого и вместо того, чтобы воплотить свои фантазии в жизнь, схватил немца за горло, сдавливая кадык большими пальцами. — Ich werde dich würgen, bastard! (Я тебя задушу, ублюдок!) — он никак не мог принять, что между двумя мужчинами может происходить подобное. Одно дело представлять, а вот убедиться воочию — совсем другое. «Значит всё это время он тоже хотел…» — тут Ивушкин ослабил хватку, потому что немец начал задыхаться. «Хотел того же, чего и ты,» — вмешался надоедливый внутренний голос. И Коля отпустил гауптмана, выпрямившись, смотря на него свысока, пока тот кашлял, жадно глотая воздух. «Это ты зря, Коленька», — стараясь отдышаться, Ягер параллельно придумывал план мести. Воспользовавшись коротким перемирием, он сделал подсечку, сбивая левую ногу Ивушкина с кровати. Младший лейтенант рухнул на спину, как подкошенный, а немец не теряя времени навалился сверху всем своим весом, и запустив руку в его штаны, сразу же нащупал твёрдый член. — Du aufgeile, (Ты возбуждён), — прошептал мужчина, облизывая вмиг пересохшие губы. Тёплые пальцы прошлись по стволу, изучая каждый сантиметр, покружили вокруг головки, размазывая капельки смазки. И Коля, собравшийся было сбросить с себя обнаглевшего немца, замер, тяжело дыша и чудом сдерживаясь, чтобы не толкнуться им навстречу. Коварно ухмыляясь, словно демонстрируя своё превосходство, Клаус провёл ладонью снизу вверх, чуть сжимая у основания. — Твою-ж-мать! — скороговоркой воскликнул Ивушкин, упираясь руками в его плечи. — Hör jetzt auf! (Прекрати сейчас же!) «Ну уж нет! Теперь, когда я знаю, с кем имею дело. Не каждый день находится мужчина, у которого на меня встаёт. Да ещё с таким внушительным достоинством,» — Ягер представил, как этот в меру крупный, член входит в него сантиметр за сантиметром. Его накрыло обжигающей волной возбуждения, от которой внутри запульсировало тугое колечко мышц. Как же хотелось поскорее ощутить заполненность. Клаус чувствовал, что ещё немного и он начнёт умолять Ивушкина. Такого позора гауптман допустить, конечно, не мог. А потому, начал подталкивать Колю к более решительным действиям исподтишка: — Du bist verwirrt, (Ты запутался) — шептал он, щекоча кожу горячим дыханием. — Ich helfe dir, Коленька, (Я помогу тебе, Коленька). Доведённый до предела, Ивушкин прикрыл глаза, не в силах смотреть на соблазнительные губы перед собой. Рука немца по-прежнему сжимала его член, делая эрекцию невыносимо болезненной. Он понимал, что долго так не выдержит. — Du haben es schon lange nicht mehr gehabt? (У тебя ведь давно не было?) — продолжал свою изощрённую пытку Ягер, свободной рукой стягивая с него штаны. — Sag mir, wie lange hast du noch keinen Sex gehabt? (Скажи мне, как долго у тебя не было секса?) Стыдно признаться, но Ивушкина до дрожи возбуждали его откровенные вопросы, даже наедине с собой Коля не употреблял таких слов. Конечно знал, но считал их запретными, заменяя в мыслях на менее «грязные». Ягер же произносил их так легко и совершенно не стеснялся, что в сочетании с игривой, страстной интонацией вгоняло мужчину в краску. — Du bist überfüllt, (Ты полон под завязку) — говорил Клаус, бесстыдно ощупывая его упругие, поджавшиеся, яйца. — Wirst du dich für eine lange Zeit aus einer Berührung aufbauen? (Долго будешь строить из себя недотрогу?) От его прикосновений Николай готов был кончить, но правая рука мужчины по-прежнему мешала, крепко сдавливая основание. В паху всё стянуло и терпеть стало невозможно. «Ладно, твоя взяла,» — наконец решился Ивушкин. — Ich bin einverstanden, (Я согласен) — хрипло ответил он, убирая руки от его груди, предоставляя полную свободу действий. Несмотря на то, что Ягер был не совсем доволен сухим ответом, пришлось освободить его, поскольку самому Клаусу было уже не до церемоний. Напряжённый член прижимался к животу, требуя разрядки. Поэтому, едва получив разрешение, гауптман стянул с себя мешающие кальсоны, сбросил их на пол и лёг на спину, притягивая Ивушкина к себе за руку. Когда Коля оказался сверху, немец обхватил его запястье, и блуждая по лицу голодным, потемневшим от желания взглядом, загнул все пальцы, кроме указательного и среднего, а затем сунул их в рот. В груди у Ивушкина полыхнуло жаром и всё тело затрепетало, объятое пламенем вожделения. Внизу живота напряжение сворачивалось тугим горячим узлом. Он не заметил, как начал толкаться в небольшой просвет меж бедёр мужчины, с каждым движением нечаянно задевая его член. «Как хорошо,» — пальцы снова и снова погружались в плен гладких, влажных губ и шершавого язычка, вытворяющего непотребно-пошлые выкрутасы. Коля застонал, наращивая темп, по коже пронеслась волна приятных мурашек. Впервые в жизни он испытывал такое острое удовольствие, аж пальцы на ногах подгибались. Но Ягера не устраивал такой расклад. Он затеял эту опасную игру не ради удовлетворения русского. «Шустрый какой! Только о себе думает,» — взвился Клаус и назло Ивушкину широко развёл ноги. Коля остановился, обиженно смотря на своего мучителя. — Чего ты ещё хочешь? — часто дыша с трудом произнёс он. В ответ немец с пошлым хлюпаньем выпустил изо рта его порозовевшие пальцы. Проследив за прозрачной ниточкой, потянувшейся с губ вслед за ними, Ивушкин нервно глотнул. Ягер ухмыльнулся, видя, как дёрнулся кадык на нежной фарфорово-бледной шее. А Коля так и застыл держа мокрые пальцы навесу. — Na komm schon, (Ну же), — Клаус нетерпеливо направил его руку в нужную сторону, приставив пальцы к узкому входу. Младший лейтенант подавился вдохом, и проговорил краснея: — Ich habe das noch nie mit einem Mann gemacht (Я никогда не занимался этим с мужчиной). Немец закатил глаза, расхохотавшись почти истерически, потому что терпеть отговорки русского, когда хотелось просто получить его член, было невыносимо. — Fügen sie einfach bereits ein! (Просто вставь их уже!) — почти крикнул он. «Ну раз ты так хочешь…» — Коля принялся медленно проталкивать пальцы в тугое колечко мышц, наблюдая за лицом Ягера, чтобы вовремя остановиться, если станет больно. Его не покидали сомнения насчёт того, «как в эту крохотную дырочку может поместиться член». — Hab keine Angst, züchte sie ein wenig, (Не бойся, разведи их немного) — подсказывал Клаус. — Ja… so ist es besser, (Да… так лучше). Николай искренне не понимал, что приятного может испытывать человек, которому суют пальцы в задницу, но судя по выражению блаженства на лице немца и стоящему колом члену — тот был близок к оргазму. Сам он украдкой передёргивал себе свободной рукой, когда Ягер прикрывал глаза, наслаждаясь ощущениями. Вскоре два пальца могли свободно войти на всю глубину и Клаус попросил добавить третий. С первым же толчком, его тело выгнулось над кроватью, словно мост: — Ja-a-a! — простонал гауптман, двигаясь навстречу пальцам, насаживаясь по самые костяшки. — Tiefer… Ja! So gut! (Глубже… Да! Так хорошо!) Он вцепился в плечи Ивушкина, стараясь притянуть его ближе, почувствовать на себе вес чужого тела. Прижавшись стояком к бедру немца, Коля снова начал тереться о него. Громкие стоны, полные удовольствия, отдавались пульсацией в паху и звучали в голове, вознося Николая на пик блаженства. Закусив губу, чтобы не застонать, Клаус откинул голову на подушку, ощущая как пусто стало внутри. «Ещё немного, пожалуйста», — он обхватил свой член ладонью и начал водить по нему, пытаясь компенсировать нехватку ощущений. Казалось, вот-вот наступит желанная разрядка, но Ивушкин почему-то медлил с проникновением. Открыв глаза, он увидел как младший лейтенант, стоя на коленях, тщательно смазывает себя, одной рукой пережимая основание. По сосреточенно напряжённому лицу Коли было ясно, что он держится из последних сил. Наблюдая за ним, Ягер и сам не мог вытерпеть даже одной минуты. — Komm her, (Иди сюда) — протянул он, как ему казалось, соблазнительно, а по правде сказать, жалостливо. Услышав мольбу Клауса, Ивушкин взволнованно проговорил: — Ich möchte dich nicht verletzen, (Я не хочу причинить тебе боль). Но всё же приставил влажный от слюны член к растянутому входу, потихоньку вводя его глубже. Перед глазами кружили светлые мошки, а в ушах гулко отдавались удары сердца. Николай, стискивал зубы, задыхался от возбуждения, и осторожничал, чувствуя, как стенки прохода не пускают дальше. «Какой же ты узкий», — мысленно восхитился он, подаваясь назад и снова замер, входя лишь наполовину. Ему было вполне достаточно этой глубины. Раскрасневшийся, взмокший от испарины, немец хрипло застонал под ним, забросил ноги на спину, скрещивая лодыжки, и с каждым толчком начал прижиматься всё ближе, пытаясь вобрать в себя твёрдую плоть до конца. Ивушкин ускорил темп, вбиваясь в ненасытное тело. Горячая волна накрыла его, концентрируясь в одной точке, готовая выплеснуться в любую секунду. — Schneller! (Быстрее!) — вскрикнул Клаус, дрожа от подступающего оргазма. — Ach! Ja! Ja! (Ах! Да! Да!) Отрывисто постанывая, он смотрел на Колю, утопая в искрящихся глазах и любуясь поджатыми губами. «Такой сдержанный», — его невероятно возбуждала эта выдержка русского. По бёдрам прошлось щекочущее покалывание, а вслед за ним череда коротких мышечных спазмов. Ягер вцепился в плечи мужчины, особенно остро ощущая, как внутри движется его член, задевая самую чувствительную точку. — Ja! Oh ja! — Клаус кричал так громко, что Ивушкину пришлось зажать ему рот ладонью. — Для твоего же… — младший лейтенант прикрыл глаза, испытывая нарастающее давление и пульсацию гладких стенок, — блага. Ягеру стало невыносимо, оглушительно, восхитительно, одуряюще хорошо. Сотрясаясь всем телом, он понял, что произошло только когда почувствовал влагу на пальцах, кончая в кулак. Долгожданное удовлетворение затопило каждую клеточку, каждый нерв, оставляя после себя полузабытое ощущение лёгкости и опустошения. Сделав пару коротких, хаотичных толчков, Коля последовал за ним, излившись глубоко внутри. Наконец-то распирающее, мучительное давление исчезло, покинуло его, обильно выплёскиваясь в постепенно расслабляющееся отверстие. — Клаус, — прошептал он, переместив руку с губ на щёку мужчины, — bist du in Ordnung? (… ты в порядке?) Взгляд искристых синих, словно грозовое небо озарённое проблесками молний, глаз распахнулся ему навстречу. Манящие изгибы губ притягивали своей нежной жестокостью. Коле вдруг захотелось поцеловать его, так сильно, что аж слюна во рту собиралась. — Dies ist meine beste Mal, (Это мой самый лучший раз) — признался Клаус, и схлынувший было румянец, вновь разлился по щекам. Ивушкину нравилось, как он смущался, но исчерченная шрамами щека немца не давала покоя. Напоминала о реальном положении вещей. — Und meiner auch, (И мой тоже) — приглушённым голосом сказал Коля, укладываясь на кровать рядом с ним. — Aber es ändert nichts… (Но это ничего не меняет…) Жаждущий поцелуя Ягер огорчился, улавливая холодность в его голосе. Он понимал, что эта ночь быть может, значит для Ивушкина не больше, чем очередная интрижка. На войне, когда каждый день рискуешь своей жизнью, такое случается довольно часто. Ведь если завтра не наступит, нужно успеть получить всё сполна сегодня. Но как же обидно и горько сознавать, что ты всего лишь способ получить удовольствие. — Du hast recht, (Ты прав) — ответил мужчина, как можно равнодушнее. — Die Offensive beginnt morgen Abend. Bataillon der tanks, artillerieunterstützung… (Наступление начнётся завтра вечером. Батальон танков, поддержка артиллерии…) Коля приподнялся на локте, смотря на него немигающим взором, и напряжённо молчал. — Sie haben keine Chance. (У вас нет шансов). Он искоса взглянул на Ивушкина, будто оценивая, какой эффект произвели его слова. Лицо русского вдруг стало хмурым, горестным, обозлённым, будто ни больше ни меньше, на него упала вся тяжесть Земли. На этот случай Ягер припас особый козырь: — Du kannst dich noch retten. Hilf mir zu fliehen. Ich gebe mein Wort, wir werden dein Leben retten. (Ты ещё можешь спастись. Помоги мне сбежать. Я даю слово, мы сохраним тебе жизнь). У Николая кровь закипела от негодования. «Ах ты сволочь, ишь как запел. «Сохраним тебе жизнь». Да ты за свою сейчас не можешь поручиться!» Сорвавшись, он навалился на немца, пытаясь не то ударить, не то придушить. — Verdammter Idiot! (Чёртов идиот!) — Коля застал его врасплох, поэтому успел прижать оба запястья к подушке прежде, чем тот начал отбиваться. — Sprechen, woher die Haupt Panzersäule werde gehen! (Говори, откуда пойдёт главная танковая колонна!) Ягер вызывающе рассмеялся ему в лицо, несмотря на резкую боль в спине. «Нет уж, если мне суждено умереть, то тебя я заберу с собой, Коленька», — подумал гауптман, наблюдая за тем, как на шее и висках русского проступают вены. — Eine Bedingung — du musst mich gehen lassen. (Одно условие — ты должен отпустить меня). — Никогда! Слышишь?! Никогда! — Ивушкин принялся трясти его за плечи, как давеча утром. — Говори! Оба здесь сдохнем! Тебя свои же расстреляют! Sind wir beide tot! Ihr werden dich erschießen! Niemand wird verstehen. (… Никто не станет разбираться). В глазах Николая уже полыхало зарево грядущей битвы, страшное, наполненное криками и свистом бомб, взрывами снарядов, удушливой гарью, смертью. Всего этого он не хотел, не мог допустить. — Es ist deine Entscheidung, (Выбор за тобой) — отрезал Ягер, пытаясь сопротивляться, не давая вновь завладеть своим телом. На этот раз проникновение было нежеланным, резким, неожиданным, а оттого болезненным. Казалось, всё нутро разрывается, словно там орудуют раскалённой кочергой. Но Клаус нашёл в себе силы терпеть, не позволяя вырваться ни единому стону. Только смотрел на Ивушкина разочарованно, с укоризной, а в глазах застыли слёзы. Смотрел так, что Коля под этим взглядом осознал всю низость и мерзость своего поступка. «Я сам сволочь! Просто скотина!» — он сразу же покинул истерзанное отверстие, успокаивающе поглаживая немца по бедру. Тот свёл ноги, морщась от саднящей боли. — Verzeih mir, (Прости меня), — младший лейтенант наклонился к лицу мужчины, сцеловывая катившиеся по щекам слезинки. — Ich hasse mich, (Я ненавижу себя). Ягер был на грани новой истерики. Поведение русского вызывало у него отвращение, и вместе с тем, щемящее ни на что не похожее чувство связи, травмирующей, разрушительной, но крепнущей связи. «Сам виноват, спровоцировал. Он ведь не такой,» — думал гауптман, ощущая тёплые влажные губы на своих пересохших, искусанных. «Как нежно. Боже мой! Пахнет дешёвым табаком и целуется по-девчачьи. За что ты только свалился на мою голову, Ивушкин?» Приоткрыв рот, он впустил осторожный и неторопливый язык, который принялся блуждать внутри, постоянно натыкаясь на препятствия, и смешно отдёргиваясь обратно. «Лижется как щенок, глупый нашкодивший щенок. Тебя ещё учить и учить». Разрывая поцелуй, чтобы глотнуть воздуха, Николай отстранился: — Kannst du mir vergeben? (Ты сможешь меня простить?) — прошептал загнанно дыша в самое ухо. — Mal sehen, (Посмотрим) — небрежно бросил Клаус, утирая губы ребром ладони. Не дав ему опомниться, гауптман обхватил Ивушкина за шею, притягивая к себе, и без долгих прелюдий ворвался в чужой рот языком. «Знать не хочу где ты так научился! — мысленно возопил Коля, испытывая необъяснимую ревность. — Но это потрясающе!» Немец, казалось, пытался высосать из него душу или, по крайней мере, весь воздух. Голова сразу пошла кругом, а опавший член снова начал твердеть. Проворный, напористый и наглый язычок немца умело трахал его рот. А нахальные руки уже вовсю оглаживали худощавые ягодицы. Особенно ему нравилось скользить пальцами по выпирающим тазовым косточкам, создающим обманчивое впечатление хрупкости и беззащитности Николая. Тогда Ягер чувствовал себя хозяином положения, удовлетворяя извечную командирскую потребность в подчинении людей своей воле. Задыхаясь от нехватки кислорода, Ивушкин протестующе замычал ему в губы. Однако вместо того, чтобы отпустить его, Клаус прикусил мягкую, словно спелая вишня губу. Мужчина застонал в поцелуй, и отстранился, вокруг рта у него размазалась вишнёвая, в неверном свете раннего утра, кровь. — Du bist nicht normal, (Ты ненормальный), — улыбнулся Коля. — Das Verrückte, (Чокнутый), — поправил Ягер, — so wie du (как и ты). Немец был возбуждён, но притрагиваться к чуть припухшему, порозовевшему анусу Ивушкин не решался. Оставался только один способ. Усевшись между ног мужчины, он обвил его член пальцами и принялся водить по всей длине, с оттяжкой, не слишком торопливо, как нравилось ему самому. Другой рукой младший лейтенант начал ласкать его поджимающиеся от желания яйца, перекатывая их в ладони, легонько сминая и массируя. — Meine Güte! O-o-oh! Ja! (Боже мой! О да!) — простонал Клаус, толкаясь в кулак, теребя покрывало дрожащими от искушения пальцами. «Всех караульных в округе сейчас перебудит», — заволновался Николай и шикнул на него. Но какой там! Ягер уже не мог думать о чём-то, кроме этих невероятно соблазнительных рук, старательно подталкивающих его к вожделенной разрядке. Он подмахивал бёдрами, толкаясь в идеально узкое кольцо пальцев и не верил, что сможет кончить без проникновения. Такого с ним не случалось со школьных времён, когда его задница была девственно нетронутой. — Ich bin jetzt… (Я сейчас…) — после череды быстрых, рваных толчков он закрыл глаза, переживая сокрушительную волну оргазма. — Oh ja-a… Красивое податливое тело выгнулось в руках Коли, прижимаясь так близко, что своей грудью он почувствовал биение чужого сердца. Повинуясь своему желанию, мужчина вновь приник к губам Клауса, осмелев, целовал со всей страстью, так, что у Ягера мурашки по коже бегали, а в глазах темнело от удовольствия. В бедро ему упирался горячий и твёрдый член Ивушкина. Поскольку, гауптман никогда не любил быть в долгу и ему не терпелось попробовать это великолепие на вкус, он резко оттолкнул от себя Николая. — Was ist passiert? (Что случилось?) — взволнованно спросил тот, непонимающе смотря на задумчиво довольное лицо немца. — Mache ich etwas falsch? (Я что-то сделал не так?) Вместо ответа Клаус упёрся в его плечи ладонями и опрокинул на спину, а затем обхватил худые до остроты колени и одним быстрым движением развёл ноги мужчины в стороны. Коля обалдело глядел на него, гадая, что же удумал этот извращенец. Признаться честно, ему было интересно, но он себе не признавался. Просто наслаждался видом. А зрелище с каждой секундой становилось всё более возбуждающим. Склонившись над его достоинством, немец хищно облизнулся, словно перед ним был изысканный десерт и посмотрел на стремительно краснеющего Ивушкина. «Подумать только, ещё и стесняется. Тогда что ты на это скажешь, Коленька?» Не разрывая зрительного контакта, Ягер взял истекающий смазкой член за основание, медленно насаживаясь на него ртом. «Какие… непотребства», — Николай зажмурился, чтобы не кончить от такой откровенно пошлой картины. Обворожительно розовеющие губы взяли его в плен. Во всех смыслах. Их плавные движения вызывали приятные спазмы в паху, но тут же пресекали начатое ощутимым давлением. — Ох, чёрт! — выдохнул Ивушкин, чудом сдерживаясь, не смея толкнуться глубже в гладкую, объятую жаром, тесноту его рта. В этот момент немец сглотнул, создавая нестерпимо сладкое трение. «А так?» — глаза Клауса сверкнули азартом. Он принялся посасывать член, то принимая почти целиком, то выпуская наружу с пошлым хлюпаньем. — М-м-м, — застонал Николай, прикусывая нижнюю губу. — Быстрее! Schneller! Потеряв терпение, младший лейтенант положил ладонь на затылок мужчины, вынуждая двигаться чаще. А немец всё смотрел на него, не отрываясь, и упивался каждым вздохом, каждым полустоном, тем как Ивушкин прикрывал веки от наслаждения, вплетал пальцы в волосы на макушке, легонько оттягивая. Его восхищало самообладание русского, но вместе с тем немного раздражало. «Значит этого тебе мало? Хорошо, сам напросился». Ягер застонал, пуская волны вибраций, от которых, по его расчётам, Николай непременно должен утратить последние крупицы своей холодной сдержанности. Вопреки надеждам гауптмана, или вернее, превосходя ожидания, Коля зажал свой рот ладонью и дёрнул бёдрами, входя на всю длинну. Клаус закашлялся, чувствуя, как внутри растекается тёплая, солоноватая на вкус кашица. «Перебор, — ехидно отметил он, утирая припухшие яркие губы. — Быстро же ты сдался, Ивушкин!» — Wie gut… (Как хорошо…) — тихо сказал Николай, ощущая отголоски пережитого удовольствия всем телом, через него словно ток пропустили. — Ich bin froh, dass es dir gefallen, (Я рад, что тебе понравилось) — укладываясь рядом, проговорил немец и окончательно обнаглев, закинул на него ногу. Обезоруживающая щербатая улыбка сгладила неловкое молчание. И младший лейтенант подумал, что Клаусу она идёт, как никому другому. «Да уж, влип я не на шутку, — он провёл рукой по тёплому, шелковистому на ощупь, плечу. — И почему ты так хорош? Кожа до сих пор пахнет одеколоном. Только табак выветрился». Убаюканный нежным поглаживанием и не менее ласковым взглядом, Ягер прикрыл глаза, почти сразу засыпая. А в голове его совершенно странно повторялись три слова «Коля — Клаус — Николаус» — три формы имени, непостижимой волей судьбы объединяющего двух врагов.Часть 7
30 июля 2020 г. в 16:55
Примечания:
Achtung! Горячо!
Вернулся Коля уже заполночь, уставший после долгих размышлений. Они с комбатом успели разработать план действий, чтобы вычислить диверсанта, если таковой вообще был. Потому что ни он, ни Осипов не могли точно утверждать, что батарею разбомбили по наводке. Получается, даже имея подозреваемого, без доказательств ничего сделать нельзя. Вряд ли в штабе поверят, что политрук и есть диверсант.
Обуреваемый такими думами, Ивушкин совершенно позабыл о скрипе, который почти всегда неизбежно производила дверь избы. Вспомнив о нём, только когда петли злобно зарычали на ночного посетителя. «Вот же зараза», — про себя ругнулся младший лейтенант, и остановившись на пороге, как можно мягче притворил за собой дверь. Лелея надежду, что не разбудил немца, он скинул шумные сапоги, ступая дальше на носочках.
Но Ягеру не спалось, он ждал Колиного возвращения. Наблюдая со своей кровати за его комичными и одновременно трогательными стараниями, Клаус вовсю улыбался. Крадучись пробираясь к постели, Ивушкин почему-то напоминал ему нашкодившего кота. Которого до смерти хотелось спугнуть, чтобы посмотреть на то, как он подпрыгнет от неожиданности.
— Hände hoch, — неожиданно крикнул гауптман, резко садясь на кровати и складывая пальцы в форме пистолета.
— Блять! — коротко и ёмко матюхнулся перепуганный Коля, оборачиваясь и замирая на месте.
А немец разразился безудержным хохотом, глядя на округлившиеся глаза мужчины. Даже без перевода он понял, что русский ввернул какое-то крепкое словцо. Иной реакции ожидать не следовало и Ягер был очень доволен поистине кошачьей позой, в которой застыл Ивушкин на полпути к кровати.
Хватаясь за ухнувшее в пятки сердце, Николай облегчённо выдохнул:
— Verdammter фриц. (Грёбаный фриц).
Как же гауптману надоело это обезличенное, даже оскорбительное прозвище. Хотелось, чтобы Коля называл его настоящим именем. Пусть это первый шаг на пути к разоблачению, игра с огнём, но ведь это нельзя считать секретными сведениями. Помолчав секунду, Ягер кивнул самому себе, принимая решение.
— Ich heiße Klaus. Und dich, Kalinka. (Меня зовут Клаус. Как и тебя, Коленька).
«Ну ничего себе!» — мысленно присвистнул Ивушкин, поражённо плюхнувшись на кровать. Пожалуй, то, что немец назвал своё имя произвело на него большее впечатление, нежели предыдущая реплика. Не ускользнуло от Коли и тождество их имён. Но самым удивительным казалось то, что в детстве бабушка частенько называла его «mein kleiner Klaus» (мой маленький Клаус).
С шумом втягивая воздух в лёгкие, младший лейтенант старался избавиться от ощущения дежавю. А потом улёгся, подложив руку под голову и нервно прыснув со смеху выпалил:
— Nenn mich einfach nicht «калинкой»
(Только не называй меня «калинкой»).
Ягер недоумённо взглянул на точёный профиль. «Ему не нравится?»
— Ihr Kommandant hat Sie so genannt. Gefällt es dir nicht? (Твой командир называл тебя так. Тебе не нравится?)
— Ааа! — понял Ивушкин. — Na dann erinnere dich an Silben, Клаус, (Ну тогда запоминай по слогам, Клаус) — приподнявшись на локте, он посмотрел на Ягера и хитро улыбнулся. — Ко-лень-ка. Nicht калинка.
— Коленька, — осторожно произнёс немец, словно пробуя имя на вкус, перекатывая гласные на языке.
Это прозвучало очень интимно, а лёгкий акцент был таким волнующим, что мужчина ощутил возбуждение. «Так больше не может продолжаться, — вздохнул он, отворачиваясь к стене. — Нужно попроситься куда-нибудь на ночлег. Куда угодно, хоть в караул на всю ночь». Но усталость взяла своё и Коля довольно быстро уснул.