Секс и рок-н-ролл

Солнце проснулось, Умылось росою И к нам повернулось Рожей прыщавой.

Гэвин наморщил нос и покрепче зажмурился, но солнце продолжало бить в глаза. Он перевернулся на живот, уткнувшись лицом в подушку, и застонал. Вставать не хотелось. Нега разлилась по мышцам, и в голове была блаженная пустота. Однако с кухни уже доносился аромат кофе и звон посуды. Гэвин рывком сел, откидывая одеяло — надо было успеть остановить Алана до того, как тот решит приготовить завтрак. Рид ухмыльнулся, спуская ноги с кровати и ежась, когда ступни коснулись холодного пола: знал он такие эксперименты и их последствия. Кухня была не его, но все равно жалко. Гэвин натянул футболку и прошлепал, потягиваясь, туда, куда вел его запах кофе, остановился в дверях. Алан обернулся, одаривая его быстрой улыбкой. — Выспался? — Еще, — Гэвин зевнул, — бы. Он оторвался от дверного косяка. — А теперь медленно положи сковородку и отойди от плиты, пока этот дом не превратился в руины. Алан рассмеялся, запрокидывая голову, и отложил сковороду. Снял фартук через голову, повесил на спинку стула и, чмокнув Гэвина в щеку, направился в ванную. — Пожарь мне тоже! — бросил он, прежде чем закрыть дверь. Гэвин закатил глаза. Как выживал этот человек, презирающий полуфабрикаты и совершенно не умеющий готовить, оставалось загадкой. Впрочем, не большей, чем та, почему Алан считал нужным надевать фартук даже для того, чтобы, например, заварить чай. «Может, он его как оберег использует, — лениво размышлял Гэвин, выкладывая яичницу на тарелки. — Хотя не похоже, что помогает». «С одной стороны, эта кухня претерпела больше ремонтов, чем все квартиры в этом доме вместе взятые, с другой — сам повар, — тут Гэвин мысленно фыркнул, — ни разу не пострадал». Алан вышел из ванной, из которой вырвались клубы пара. — Опять всю горячую спустил, — цокнул языком Рид, и Алан опустил глаза в притворном раскаянии. Гэвин вздохнул, проглатывая ругательство. Наскоро почистив зубы, он вернулся на кухню и сел за стол, принявшись за еду. Прикрыл глаза, когда первый горячий глоток кофе разлился бархатной горечью по горлу. Алан смотрел на него задумчиво и без вечной полуулыбки, грея руки о кружку. К завтраку он не притронулся. Гэвин отложил приборы. — Очевидно, нам нужно поговорить. У Алана заалели уши: он всегда смущался от той легкости, с которой читали его мысли и переживания. Гэвин только посмеивался — парень был открытой книгой. Алан наклонил голову ниже, глядя из-под длинной рыжеватой челки, и сцепил руки в замок. Открыл рот, но снова закрыл. Закусил губу. — Алан, что ты мнешься, как девственница на первом свидании? Чего боишься-то? — Гэвин отпил еще кофе. — Что я тебе в лицо плюну? Или солью в сеть домашнюю порнуху? Алан издал приглушенный смешок. — Я думаю, — он запнулся. — Я думаю, нам нужно расстаться. И с поспешным жаром принялся оправдываться. Гэвин остановил торопливый и немного бессвязный словесный поток взмахом руки. — Ш-ш! Не надо мне «дело не в тебе, дело во мне». Лучше покажи, к кому ты уходишь. Алан приоткрыл рот, моргая. Гэвин усмехнулся. — Детка, ты помнишь, как мы познакомились? — он допил кофе. — Я планировал надраться в хлам после одного дела — пиздец был, а не дело, — но поблизости был только какой-то гейский бар… — Хороший бар, — заметил Алан, а Гэвина передернуло. — Ты подошел ко мне, заявив: «Детектив, у вас первоклассная задница». Оказалось, значок у меня в заднем кармане выделяется. А я предложил тебе… — …познакомиться с табельным, выделяющимся спереди, — сказал Алан. — Мы трахнулись в туалете того же бара. Гэвин кивнул. — К чему я веду, детка: трахаемся мы с тобой уже два месяца, а я — сюрприз! — все ещё детектив. — Два с половиной, — поправил Алан и уперся подбородком в сложенные руки. Гэвин отмахнулся. — Покажи мне его. Алан вспыхнул. Гэвин нахмурил брови. — Погоди… Серьезно? Нет, теперь я точно должен посмотреть. В конце концов, кем надо быть, чтобы такого любителя крепкого члена, как ты… — Ладно, ладно! — Алан замахал руками. — И совсем не в этом дело, — добавил он. — К тому же, она очень раскрепощена в постели. — Да? — Гэвин приподнял брови, пролистывая фотографии на телефоне. — А как она к тройничкам? Алан рассмеялся, но потом посерьезнел. — Нет, Гэвин, — он покачал головой. — Даже если бы Мишель была «за», я бы не смог. Гэвин глянул ему в глаза. — Каждый раз смотрю на нее, и хочется… Пропитать ее собою. Или, наоборот, вдохнуть ее всю, целиком, и носить у груди. — М-м-м, да у нас тут любовь, — протянул Рид, возвращая ему мобильный, но стер с лица усмешку. — Я рад за тебя, Алан. — Спасибо, Гэв, — он протянул руку и сжал ридову ладонь. Гэвин, несмотря на непереносимость к сокращениям своего имени, не стал его поправлять. В глаза Алана вернулись смешинки. — И за то, что не сольешь порнуху в сеть тоже. Гэвин хохотнул. *** Следующим утром Гэвин выстукивал по рулю незамысловатый мотив, на светофоре раздумывая, стоит ли звонить сегодня Джоанне. Гэвин хмыкнул. Некстати вспомнилось окончание разговора с Аланом, который сбивчиво извинился за «измену». «Эй, детка, мы же с самого начала договорились, что отношения у нас свободные, — сказал тогда Рид, припоминая, как провел прошлые выходные в объятиях одной блондинки. — Забей». Блондинку звали Джоанна Адамсон. Миссис Адамсон была замужем, однако муж ее работал дальнобойщиком, а сама Джо была страстной настолько, насколько были гибкими гэвиновы принципы. Гэвин вообще в этом смысле был мало разборчив. Про защиту он, конечно, не забывал никогда, но вот с кем провести ночь — парнем или девушкой, — его волновало мало; равно как и расовая принадлежность любовников или их возраст. Разве что чаще предпочитал, чтобы партнер был ненамного младше или старше его самого, и зеленых юнцов в койку не затаскивал — «папочкой» Гэвин становиться не собирался. Гэвин не стремился к постоянным отношениям, Гэвин хотел ничем не обременяющих встреч для обоюдного удовольствия. Алан был скорее исключением, и, говоря откровенно, Рид вздохнул с облегчением, что все закончилось так удачно и безболезненно. Гэвин ценил в любовниках самодостаточность. Он не привязывался и завершал знакомство сразу, как только понимал, что они наскучили друг другу, — а с интрижками это случалось неизбежно. Самому Гэвину не был нужен никто. Он не искал свою любовь, судьбу и половинку, вполне довольствуясь работой, фикусом по имени Зелёный и сексом с такими же «целыми» от рождения людьми, как и он сам. Гэвин припарковался и вышел из машины. Пожалуй, единственное правило, которого он придерживался — не тащить работу в постель. С этим Рид справлялся виртуозно, потому что строить из себя отменного мудака, будучи им, не составляло особого труда. Гэвин не то чтобы был высокомерным типом, который любит только себя, отнюдь, от самого себя его частенько воротило. Дело в том, что всех остальных он ненавидел еще больше. Это не было застарелой обидой или детской травмой, у него не было счетов или неоплаченных долгов. Просто иногда он поднимал глаза к небу, смотрел на то, как расцветают на нем синяки из дыма, пытаясь прочитать его агонию по паутине шрамов-проводов, и переполнялся презрением ко всему человечеству, таким сильным, что отвращение к людям прокатывалось кипятком по позвоночнику. Потому что растешь, читая про пиратов, ковбоев, пришельцев и думаешь, что мир полон удивительных вещей. А на самом-то деле он полон мертвых китов, срубленных лесов и ядерных отходов. Этот мир плох, плох потому, что люди наполнили его собой: жестокостью, капризами, безумием и несправедливостью. В такие моменты Гэвин выкуривал еще полторы сигареты, глядя в небо, сжимал зубы и шел выполнять свою работу. И делал ее хорошо, черт побери! Если кто-нибудь скажет, мол, это только потому, что кроме работы у него ничего и нет, он начистит ему рожу. Гэвин вошел в департамент, оглядываясь. Хэнка и его песика не видно, похоже, уже на вызове. Год назад детектив бы решил, что Андерсон снова не явился на работу, однако теперь андроид следил за лейтенантским режимом сна, содержанием холестерина в обеде и даже — о ужас! — уровнем эндорфинов в крови, так что и непонятно было, кто кого дрессирует. Тина кивнула ему, и Рид выдавил ухмылку в ответ. Их отношения нельзя было назвать дружбой даже с натяжкой, но когда у Чэнь созревало желание хорошенько ему врезать — вследствие совершенно скотского поведения Гэвина, — Тина говорила об этом. А честность Гэвин в людях ценил. И сбавлял обороты. RK900 стоял у ридового стола. А! Было еще одно правило: никаких пластмассок в постели. Гэвин умел примиряться с действительностью. Если бы не умел, пустил бы себе пулю в висок давным-давно. И го́да на принятие факта существования новой разумной расы ему хватило с лихвой. На самом деле, Гэвин ненавидел андроидов не потому, что считал их хуже людей. Все было с точностью наоборот: андроиды были лучше. Гэвин видел это. В них не было людского стремления к самоуничтожению, не было желания разрушать, не было потребности в хаосе. Гэвин злился, терзаемый осознанием, что девиация — результат насилия, причем человеческого. Гэвин метался по кровати в кошмарах, где землю покрывали гладкие белые тела, покрытые красной кровью. Гэвин пил обжигающий кофе, приговаривая: «Вот сейчас кофеварка взбунтуется и заявит, что у нее есть чувства. Что ты сделаешь, а, Рид?». Гэвин плевался ядом: «Они не живые!». Но это привлекало его в них больше всего.