~ XXVI ~
Боми проснулась на заре, на той самой заре, красоту которой Воншику, прибывающему в неге сна, так и не посчастливилось застать. Яркий солнечный луч обжигал изнанку опущенных век, из-за чего пришлось приподнять ресницы. За розовеющим окном сердито разрушались туманы, а в выступившей росе совсем не чувствовалась ласка. На кровати лежать было зябко: шёлковые простыни холодили кожу, а мужское тело на другом конце кровати совсем её не согревало. Нечёсаная она ещё сильнее взлохматила волосы, пока пыталась устроиться на подушке, чтобы продлить сладкое видение. Этой ночью ей снилось много приятного. Счастье, кажущееся до этого чем-то запретным и для неё недостойным, Боми впервые держала в руках и, бесспорно, не отпустила бы, точно воздушный шарик, если бы взъерошенный снегирь не постучался в оконную раму. Спина мужа была непривычно расслаблена. Дотронувшись до напоминающей компас татуировки, Боми обвела его по контуру. На какие жизненные ориентиры указывала сея вещица, предположить было сложно, но ей хотелось верить в то, что не только ему, но и ей она укажет правильный путь. Боми едва ли могла догадываться, что с ней происходит. Волнение стало частью её повседневных забот. Она была вроде того человека, который, придя на работу, размышляет: выключил ли он утюг и закрыл ли он на ключ входную дверь. Рядом с Воншиком чувство тревоги одолевало её со страшной силой. Чем дольше затягивалась их игра в супружескую пару, тем чаще она начинала забываться, путая реальность с вымыслом. Ей было страшно в этом признаваться, но она догадывалась, что влюбляется. Безвозвратно и беспамятно. Только рядом с Воншиком сердце её просилось наружу. Ему хватало одного лишь случайного касания, чтобы она начинала чувствовать в груди невыносимый жар, который потушить не могла даже минеральная вода без газа, которую она резко принималась искать на полках холодильника. Воншик хмурил брови и говорил, что она не должна пить её по утрам в таком большом количестве, если не хочет, чтобы горло воспалилось, но Боми, не слушая, всё равно продолжала жадно глотать прямо из горла, не зная, как унять волнение. Она настойчиво и рьяно уверяла себя в том, что происходящее между ними — это мимолётное увлечение, но при этом не переставала тайно восхищаться напряжённым профилем и даже отталкивающей грубостью мужа. Она украдкой подглядывала за Воншиком, когда он выходил на террасу и разговаривал с кем-нибудь по телефону. Внимательно следила за его поджатыми губами, когда он медленно жевал тосты, между делом рассматривая аналитический отчёт. Изредка по утрам наблюдала за ним в душе, а потом — за тем, как щепетильно он подбирает себе костюм на выход. Ей втайне хотелось хоть разочек завязать ему галстук, но она была слишком гордой, чтобы предложить свою помощь, поэтому с надеждой ждала, что когда-нибудь он предложит ей это сделать сам. Впервые в своей жизни Боми путалась в своих чувствах: ей хотелось и плакать, и смеяться одновременно. Несколько раз на дню её эмоциональный фон то падал, то снова поднимался. Она никогда не хотела иметь детей, она их больше, чем ненавидела. Но при этом, прогуливаясь по Мёндону и попадая на торговок, забывалась и с любопытством начинала рассматривать вязаные детские шапочки, а когда к ней приходило осознание того, что она делает, Боми со злостью понимала, что Воншик детей от неё не хочет, потому что если бы хотел, точно не использовал бы презервативы. Она всей своей душой ненавидела средства контрацепции в их прикроватной тумбочке. Рука не раз поднималась их выбросить, но она знала, что если что-то подобное произойдёт, то горячая ночь точно перенесётся на неопределённое время. Она мечтала, чтобы муж когда-нибудь поддался страсти, но Ким Воншик к их близости всегда подходил только с трезвой головой, когда Боми была опьянена уже после первого поцелуя. Она злилась, осознавая, что будущую мать мужчина в ней не видит и вряд ли когда-нибудь сможет увидеть. Чтобы Боми не делала, она никогда не сможет стать похожей на его матушку-домоседку — и это больше всего ущемляло в ней женщину. Боми была убеждена, что Воншик в глубине души никогда не перестанет считать её отчаянной кокеткой. – Доброе утро, – прошептала девушка, отрывая руку от голой спины и осознавая, что потревожила сон мужа. – И тебе доброе утро, – хрипло произнёс Воншик, после чего откашлялся в кулак. – Как спалось? – заглянула она в ему глаза, когда он повернулся к ней лицом. – Хорошо, но мало, – через слипшиеся веки на женском плече он различил жёлтое пятно, которое осталось там от сильного захвата. Поймав взгляд мужа, Боми натянула шёлковую простынь на тело, пытаясь скрыть следы борьбы с отцом. – Не закрывайся, – дёрнул он ткань на себя, оголяя кожу. – Зачем тебе на это смотреть, – отвела Боми пристыженные глаза в сторону. – Синяки красят только мужчин. – Хочу видеть, насколько я был глуп, не обращая внимания на то, что творилось под моим носом. Тебя обижали, а я этого даже не замечал. Прости, муж из меня вышел никудышный, – большой палец с нежностью прошёлся по ключицам жены. – Скажи честно, как долго это продолжалось? – Со средней школы, – накрыла она своей рукой руку мужа. – Неужели некому было тебя защитить? – А разве люди обычно знают, что творится за закрытыми дверями соседнего дома? – А как же братья? – Поверь, отцу трудно перечить, – прошептала Боми, прижимаясь ближе к мужскому телу. – Это не в их власти. Да и чем они мне помогут? Лукас жил за границей, Джебому на меня всегда было плевать, а Джинёну он и сам рёбра ломал. – А Чанёль? Не мог же и он оставаться в стороне? – С ним всё сложно на самом-то деле... он единственный, кто умеет сменить гнев отца на милость, – призналась Боми. – Бывало, он выручал меня, когда я попадала под горячую руку в его присутствии, но он ведь не может контролировать отца каждую минуту жизни. Обычно Чан говорит: не выводи его из себя, держись подальше. Однако как можно держаться подальше от человека, с которым ты живёшь в одном доме и который запрещает тебе съехать? Когда я училась в школе, наша кухарка заступилась за меня. Тогда отец с яростью набросился и на неё, сказал, что все удары, которые не получила я, теперь получит она. После этого случая за меня больше никто не заступался. Нет ничего странного в том, что место в нашем доме стоит дороже, чем чья-то поруганная честь. – Это ужасно, – погладил он на миг дрогнувшие плечи — ему было приятно, что Боми впервые решила поделиться с ним чем-то сокровенным. – Но знаешь, когда бьют не так страшно, как... – начала она резво, но растерялась на полуслове, – бывало так, что он не хотел меня бить... он хотел другого... он никогда не говорил этого прямо, но это определённо читалось в его глазах... – Продолжай, – обнял он её крепко и надёжно, так, как обнимали её совсем не часто, может быть раз или два в жизни. – ...его глаза... их сжирала похоть. Воншик, а ты знаешь, как смотрят мужчины, когда их сжирают изнутри свои же демоны? Это страшный взгляд. Я сталкиваюсь с ним очень часто. Стоит мне только посетить какое-нибудь светское мероприятие — и меня уже выворачивает в уборной. Тело как будто в грязи обваляли. Послушай, ведь абсолютно не имеет значение, что на мне будет: короткая юбка или деловой костюм. Я чувствую себя какой-то использованной, – смочив губы языком, Боми заглянула в глаза мужа. – Продолжай, – подтолкнул он её к ещё большему откровению. – Он касался меня там, где не касаются отцы своих дочерей. Понимаешь? – сглотнула она тяжело, но сглотнула не слюну, подступившую к горлу, а свои же горькие слова. Такие же горькие, как лесная полынь, которую жуют раненные животные в надежде себя исцелить. – Понимаю, – заторможенно произнёс Воншик, на самом деле приходя к полному осознанию их разговора только к концу рабочего дня, когда ему доведётся случай остаться наедине со своими мыслями, и он будет в состоянии осмыслить всё сказанное утром женой, со всеми её взглядами и жестами. – Обещай, что никому об этом не расскажешь. Раньше я ни с кем не говорила о подобном... кроме тебя ни одна живая душа больше не знает. – Не расскажу, обещаю, – погладил он её по голове. – Он мог даже зайти в душ, – тихо прошептала Боми ему в шею, надеясь на то, что он не расслышит. Однако Воншик расслышал — и вены на его шее вздулись, когда он стиснул зубы. – Никогда не понимала, зачем глупцы романтизируют проблему, – прикрыла она глаза, после чего слёзы дрогнули на её густых ресницах. – Почему-то многие свято верят в то, что когда сталкиваешься с жизненной трудностью, она делает тебя сильнее, но ведь, подумай сам, ни черта это так не работает. Ты не закаляешься, как сталь, ты гнёшься, как дешёвый китайский пластик. Отныне и до конца дней твоих — вокруг тебя одни предатели. Ничего кроме надломленности не остаётся. Из тебя как будто нарочно вытащили какие-то детальки и за ненадобностью выбросили. Увы, теперь оригинальные точно найти не получится, поэтому полагаться приходится только на не стоящую больше тысячи вон подделку. – Значит, вот как из милой девочки, умеющей безоговорочно доверять людям, на свет появляется... – Лицемерная дрянь, – перебила его Боми. – Ты утрируешь, – нахмурил он брови. – Разве я утрирую? – Как будто сама себя в это поверить заставляешь. – Ты сам меня так недавно называл. Забыл? – фыркнула девушка. – Я не говорил, что ты лицемерная дрянь, – поймал он её за подбородок. – Я говорил, что у тебя дрянной рот, и от сказанного, к слову, я не отказываюсь. – Тогда, если он тебе так противен, не целуй его больше, – шлёпнула его Боми по груди. – А вот это уже мне решать, целовать его или нет, – опалил он её лицо горячим дыханием. – Отодвинься от меня сейчас же, – рассердилась девушка, пытаясь спихнуть мужа с кровати. – Теперь это мой дрянной рот, поэтому, что хочу с ним, то и делаю, – прошептал он ей в губы, после чего припал к ним со всей возможной в нём страстью. Боми снова ощутила, что тает. Тает под его грубостью и мягкостью. Язык прошёлся по губам, а следом по нёбу. Втянул в себя чужой. Сплёлся с ним и начал жарко толкаться. Бороться и подчиняться. Где-то над головой ангелы трубили в свои рожки или, может быть, то были демоны, что играли на бубнах. Всё слилось и перемешалось. Только губы. Его и её. Те, что мнут и прикусывают, слабо и сильно, заставляя стонать и извиваться. В бреду. В агонии. Так словно бы она медуза на горячем песке, которой под солнечными лучами осталось жить всего считаные секунды, — и хочется упиваться этим поцелуем весь день напролёт, хочется перебирать его смолянистые волосы и водить пальцами по нарисованному компасу, который в этот раз указывает правильные ориентиры. – Расскажи мне о ней, – прошептала Боми, когда он оторвался от её губ. – О ней? – увлёкшись поцелуем, не сразу сообразил мужчина, что у него в очередной раз пытается выпытать девушка. – О своей первой жене. Расскажи мне о ней что-нибудь. – Зачем? – удивился он, перебирая женские волосы. – Хочу удостовериться в том, что я лучше, чем она. – Ты говорила с матерью? – вздохнул Воншик, понимая, что секреты в его доме долго не хранятся. – Совсем чуть-чуть, – соврала Боми. – Она сказала, что Юна изменяла тебе. Это правда? – Правда, – она хотела прочитать в глазах мужа досаду от заданного вопроса, но там не было ничего. Одна сплошная пустота. Воншик смирился и с изменами, и с потерей. – Вот же сука, – от досады ногти Боми впились в мужскую спину. – Это в прошлом, не бери в голову. – Ты забыл её? – Забыть в моём случае — значит простить, – произнёс он осевшим голосом. – Я не простил её, Боми. Есть вещи, которые я никогда ей не прощу. – Наркотики? – уточнила девушка. – Наркотики, – с запозданием произнёс он — и Боми показалось, что если бы она ему не подсказала, то ответ вышел бы иным. – А кровавое послание в ванной тоже было? – вспыхнули её глаза. – Кровавое послание? – переспросил Воншик. – Я слышала... – смутилась девушка, – что в ванной, где она покончила с собой, на стекле было написано: не прощу. – Где ты это услышала? – нахмурился он. – Ну, так говорили в торговом центре, – затеребила Боми край простыни, не зная, стоит ли скатиться от стыда на пол. – А теперь вспомни, что ещё говорят в торговом центре обо мне, – хмыкнул мужчина. – Вспоминай-вспоминай. – Ну, что ты гей, – соединила Боми два указательных пальчика, как сделал бы это провинившийся в чём-то ребёнок. – Боже... – вспыхнули её щёки, – ты тоже об этом слышал? – Дневное слово слышит птица, ночное слово слышит мышь, – закатил Воншик глаза. – Как прискорбно бы это не звучало, но я знаю всё, о чём говорят мои сотрудники. – Но почему тогда ты не пресекаешь всю эту болтовню? – Люди верят в то, во что хотят верить, – пожал он плечами. – Значит, тебя не смущает то, что тебя считают геем? – Меня не смущают сплетни, которые не вредят мне или моей семье, – усмехнулся он, силясь не засмеяться. – Лимбоми, даже если ты не очень наблюдательная, в виду некой болтливости и любви к поспешным выводам, сложно было не заметить, что и моя матушка так до недавнего времени считала. – Конечно, как тебя не заподозрить в чём-то таком, если с женщинами ты дружбу не водишь, и даже секретарш к стеночкам не прижимаешь. Это правда, кстати, что у тебя в приёмной сидит мужчина? – Правда, – кивнул Воншик. – Молоденький и хорошенький? – поинтересовалась девушка. – Молодой, а вот насколько хорошенький, я не знаю. Я не специалист в мужской красоте. – Да ты и женской не ценитель, – цокнула Боми языком, откидывая волосы за спину. – Вот видишь, именно мелочи создают большие слухи. – Тебе ещё учиться и учиться, – отбросил он простынь в сторону, опуская ноги на пол. – Мужчина в приёмной у меня сидит только для того, чтобы уменьшить риск разглашения конфиденциальной информации конкурентам. Женщины в этом плане очень ненадёжны. Я могу платить секретарше несоизмеримую с её трудом заработную плату. Могу заключить с ней контракт о неразглашении. Могу пообещать, дать ей больше, если её вдруг попытаются перекупить конкуренты. Она может согласиться, поклясться в верности, но верность её продлится ровно до того момента, пока на горизонте её не появится мужчина мечты, — и всё: тут сразу и любовь на киселе из полевых цветочков. Когда женщина влюблена, её не остановят даже деньги. А можешь ли ты сказать то же самое о мужчинах? Женское сердце — слишком ненадёжная вещь в сфере бизнеса. Тяжёлые гобелены на стенах отливали изумрудной зеленью. На свету сотканные из шёлка листья играли радужными переливами. Ткачихи пряли их вручную. В каждом стежке слёзы и пот, которые медленно испаряется влагой, похожей на раннюю утреннюю росу. Круглые люстры тянутся по всему периметру помещения. Швейцарские стеклодувы выдували шары с особой осторожностью. Красные, жёлтые, синие. В глазах рябит от разнообразия оттенков. На улице поздняя осень с обнажёнными деревьями и косым дождём, а внутри ресторана пахнет сочельником с рождественскими пряниками и долгожданными подарками. Столы и стулья изготовлены из вишнёвого дерева. Насыщенного. Красного. Как сухое вино в бокале Юджин. Она немного нервничает, крутит стеклянную ножку. Если бы была зависима от никотина, точно бы выкурила целую пачку прямо перед его носом.Из злости бы выкурила.
Его карие глаза не прекращая бродят по её лицу. Волосы с лета подросли. Сейчас оценить длину сложно, только что пару выбившихся прядей обрамляют понурый лик. Юджин никогда не делала причёски. Только грубый хвост или растрепавшиеся волосы, не знающие расчёски, но сейчас пряди собраны как-то по-особенному. Гребень с россыпью мелких цветов. С виду очень женственный, но зубья острые и длинные, такими, вероятно, и убить можно. Со стороны Юджин выглядит милой. Тёмно-синий джинсовый сарафан не портят даже массивные кроссовки и разноцветные носки. Странно, на его памяти Юджин никогда не была милой. Бойкой, дерзкой, бесстрашной, но точно не милой. И ему вдруг стало досадно, что на его глазах она ни разу так не преображалась. Он лично посадил семя в землю, но цветок расцвёл на чужих глазах. Быть может, именно поэтому сейчас ему эгоистично захотелось сорвать его и растоптать. – Это уже никуда не годится, – покачала она головой. – Мы же вроде недавно договорились не встречаться под покровом ночи. – Я тебя компрометирую перед парнем? – усмехнулся Чанёль, забрасывая в рот кусочек стейка. – Дело не в этом, – нахмурилась девушка. – Между мной и тобой всё давно уже кончено. Осталось в прошлом, горьким и сладким. С тобой было всё — и это всё дорого мне, но дорого лишь как воспоминание и не более. – Тогда почему мы сейчас здесь? – обвёл он взглядом пустой ресторан, который он успел забронировать с утра. – Потому что ты застал меня врасплох, – прожгла его взглядом Юджин. – Что мне нужно было от тебя отбиваться посреди улицы? – Нужно было, если боялась оставаться наедине. С каких пор ты стала такой трусихой? – улыбнулся он, откладывая нож и вилку в сторону. – Я всё уже тебе сказала: не хочу идти на контакт. Остаться друзьями — не выйдет. Это тяжело. Меня пугает твоё присутствие рядом. Я боюсь саму себя... – Знаю, – улыбнулся он краешком губ, накрывая своей тёплой ладонью её. Что-то давно забытое отразилось на поверхности девичьих глаз. – Чанёль, перестань... – обречённо вздохнула она, втайне наслаждаясь его прикосновением. – Что не так? – Всё не так, – прохрипела она низко и больно. – Устало... – Устало? – Просто сердце от тебя устало, – голос разбился о стены, рассыпался по полу и вернулся к ней жалобным всхлипом. – Ты очень жестокий, Пак Чанёль. – Ты всё ещё меня любишь? – прозвучало с явной надеждой в голосе. – Чем больше тебя узнаю, тем очевиднее становится факт того, что тобой безраздельно правит тщеславие, – уперев локти в стол, девушка утонула лицом в ладошках. – Ты меня любишь, О Юджин? – более настойчиво спросил он, рукой сжимая тканевую салфетку. – Я пытаюсь о тебе забыть, но ты продолжаешь о себе напоминать. Моё сознание — волны, омывающие берег, а ты — наивный ребёнок, который не переставая чертит на песке признание. Я смываю его, но ты каждый раз возвращаешься и пишешь его снова. – У моря есть особенность: со временем оно может отступить от береговой линии. – Я знаю. – Однажды ты просто не сможешь игнорировать мои слова. – Мои чувства не были ребячеством, я относилась к тебе серьёзно, – встретилась она с ним взглядом. – Ты не дала ответа на чётко поставленный вопрос. – А ты меня любишь? – усмехнулась она обречённо. – Что за допрос? Кто давал тебе право так со мной поступать? Заводишь со мной интрижку, бросаешь ради новоиспечённой невесты, разводишься и снова появляешься на горизонте, когда у меня в личной жизни всё становится просто замечательно. – Ты о своём парне, – сделал он несколько жадных глотков вина. – Что ты о нём знаешь? – Приехали, – цокнула она языком. – С каких пор тебя стало заботить моё окружение? – Что ты о нём знаешь, Джин? – рявкнул Чанёль, заставляя девушку вздрогнуть. – Что он отменно целуется, – резко отодвигая стул, поднялась она из-за стола. – Сядь, – сквозь зубы выдавил мужчина. – А катитесь Вы к чёрту, председатель Пак. – Я тебя не узнаю, – стукнул он по столу. – Откуда столько безрассудства? Ты ведь смышлёная девушка, когда ты успела ослепнуть и поддаться пагубной страсти? – Ослепнуть? – приподняла бровь Юджин. – Боже, да я, кажется, прямо здесь и сейчас прозрела! – Район Йонсангу... улица Чонно, – распахнув полы пиджака, он вынул позолоченную пластиковую визитку. – Шестьдесят шесть дробь шесть. Въезд со двора. Крытый подвал с навесом. – Что это? – покрутила девушка протянутый ей адрес. – Место, где ты можешь найти ответы на вопросы, которые тебя мучают. В пятницу с полуночи и до того момента, пока не начнёт светать. Приглашение было почти невозможно достать. Пройти по нему можно всего лишь раз — и только в эту пятницу. На каждое новое мероприятие пригласительные меняются. С собой можно взять одного человека, но, помни, только одного. Больше не пустят, даже если будешь умолять. – Что за тайное логово масонов? – усмехнулась Юджин. – Такие у него правила, – пожал он плечами. – Это розыгрыш? Куда ты меня пытаешься заманить? – И да, – осмотрел он девушку с ног до головы, – в таком виде тебя туда точно не пустят. Даже с пригласительным. – Чего? – оскорбилась Юджин. – Он любит перья и блёстки, много блёсток. Америка тридцатых годов или что-то в этом роде. Надень красивое платье, закрути волосы и тогда, быть может, сможешь пройти фейс-контроль. – Звучит как-то... – Чересчур? – рассмеялся Чанёль. – Владелец этого места немного сумасшедший, а временами очень даже опасный, но ты его не бойся. Он очень любит смелых. Он им поклоняется. Просто знай, когда его пугаются, он давит на больное и упивается чужим страхом. Однако и на этот счёт не беспокойся, даже если ты дашь слабину, тебе не о чем беспокоиться: он знает кто ты и с кем ты, поэтому тебя не тронут. Признаться честно, тут хоть какая-то польза от твоего благоверного. Он ценит дружбу. Ты этого пока не знаешь, но у тебя вроде как покровитель теперь появился. Так себе, конечно, личность... но другие о его участии всю свою жизнь мечтают. – О чём мечтают? – переспросила девушка. – О появлении в жизни человека, который по щелчку пальцев способен решить абсолютно любую проблему. – Прости, но в какой-то момент я упустила нить повествования. Я так и не поняла, о ком именно ты говоришь, – сощурила глаза Юджин. – Тебе и не нужно понимать, – покачал он головой. – Если он захочет, то сам к тебе подойдёт и познакомится, а если — нет, то так будет даже лучше. – Чего? – ещё сильнее нахмурилась Юджин. – Что это ещё за привередливый шиш с маслом? – Этот шиш — тот, с кем отец очень хочет заключить сделку уже пару лет, но пока даже элементарно встретиться не может, – хмыкнул Чанёль. – Так что знакомство, в его случае, — это что-то вроде оказанной чести. – Так, и что мне нужно искать в данном месте? – покрутила девушка между пальцев визитку. – Правду, – пригладил Чанёль волосы на затылке. – Все пазлы мозаики ты там не найдёшь, но парочкой деталек точно себя обеспечишь. – С каких пор ты полюбил загадки? – затолкала Юджин в кармашек на груди пригласительный. – Ты должна узнать всё сама. Я просто задам тебе направление, – поднялся он вслед за ней. – Не хочу, чтобы тебе в очередной раз было больно. Я беспокоюсь. – Прекращай, ты переступаешь границы приличия, – бросила ему девушка, устремляясь на выход из ресторана. – Ты мне ещё спасибо скажешь, – кивнул он работнику ресторана, прося записать почти нетронутый ужин на свой счёт. Свежий воздух на улице взбодрил Юджин. Она почувствовала, как тяжёлые думы начали отпускать её мысли. По крайней мере это продлилось ровно до тех пор, пока она не споткнулась глазами о чёрный байк. В тенистом коридоре машин заведённо гудел стальной красавец, спиной на которого опирался не кто иной, как её молодой человек. Огонь исполнял на кончике его сигареты демонический ритуальный танец. Глаза блестели расплавившейся слюдой. Юджин так и не удалось прочитать на его лице о том, что он думает в данную минуту. Был ли он рассержен или раздосадован, она толком не знала. – Сехун? – голос прокатился неслышно по безлюдной улице, трусливо прячась в щелях домов. – Ты собиралась сразу же после работы заехать ко мне, – в пыль раскрошил он ботинком окурок. – Собиралась, – подтвердила Юджин, бросая взгляд то на Чанёля, то на своего молодого человека. – Но не заехала, – сцепился он взглядом с бизнесменом. – Так уж вышло, – натянуто улыбнулась девушка, чувствуя повисшее напряжение. – Это моя вина, – усмехнулся Чанёль. – Я её отвлёк, но, вероятно, она не сильно к тебе и торопилась. – Я не с тобой разговаривал, – казалось, что хриплый голос прорезал воздух, настолько острым и опасным он был. – А мне приглашения в разговор и не нужно получать, – усмехнулся мужчина. – Как ты меня нашёл? – встала девушка перед Чанёлем. – Это ведь он тебя достаёт в последнее время? – повёл молодой человек плечом, делая шаг навстречу. В чужой походке затаилась скрытая угроза. Юджин чувствовала, как играют желваки на мужской шее. – Нет-нет, – ощутила она неладное, выставляя вперёд руку, – никаких мужских... Не успела она произнести последнее слово, как Сехун резко выдернул её со своего места. Удар. Прямой и точный. Юджин услышала, как жалобно скрипнула челюсть бизнесмена, а потом увидела капли крови на асфальте. Сердце покатилось куда-то к мужским ботинкам. Молодой человек отряхнул руку, пытаясь смахнуть незнакомую боль со своего кулака. Чанёль, схватившись за бордюр, находился в полусогнутом состоянии, и Юджин даже не могла понять, насколько сильно ранено его лицо. – Ты что творишь?! – выкрикнула она в пропитанный кровью воздух. – С ума сошёл?! – Лучше один раз почувствовать, чем сто раз услышать, – усмехнулся молодой человек ей в ответ. – Я хочу, чтобы он от тебя отьебался уже. Ещё раз увижу его рядом с тобой, все кости переломаю. – Ты точно сама на себя не похожа, – оправившись от шока, Чанёль выпрямился, после чего стёр большим пальцем с губ кровь. Подбородок его был рассечён. Рассечён настолько сильно, что было самое время ехать в больницу и срочно зашивать, чтобы не осталось шрама. Сехун нанёс удар точно. Драться он явно умел — и дрался он явно не раз и не два в своей жизни. – Что ты делаешь рядом с мальчишкой, у которого за плечами три класса образования? Боже, Джин, ты такая умная девушка, и угораздило же тебя связаться с этим дворовым отребьем. Из какой деревни вылез этот парень? – Ты труп, – выплюнул в его сторону Сехун, а дальше замахнулся с ещё большей жестокостью. Умел ли Чанёль драться? До сегодняшнего дня Юджин была уверена в том, что — нет, не умел, и сегодня она удостоверилась в этом собственными глазами. Хотя умел ли вообще рядом с Сехуном кто-то драться? Юджин видела, что он был на каком-то недосягаемом уровне. Казалось будто бы подпрыгнуть до неба и потрогать облака задача более простая, чем пробить ему рёбра. Как бы сильно бизнесмен не старался отыграться на зачинщике потасовки, это никак у него не получалось. У Сехуна был опыт. У Сехуна была сноровка. Физически он превосходил оппонента. В отличие от бизнесмена Сехун мог быть худшим в классе по математике, истории, корейскому, но при этом при всём уроки физической культуры он точно не прогуливал. Кровь разукрасила лицо и руки. От дорогущего пальто Чанёля отлетели пуговицы, часть воротника оторванным куском болталась за спиной. Костяшки пальцев были содраны. Брюки были измараны в пыли. – Прекратите сейчас же, – вцепилась Юджин в кожаную куртку на спине своего парня. – Сехун, умоляю, прекрати. Ты же его убьёшь! На нём же живого места нет теперь. – Какого хуя ты вообще с ним куда-то пошла? – огрызнулся он ей через плечо. – Видишь, с каким монстром ты связалась, – зловеще улыбнулся Чанёль — губы его окрасились в алый, как будто совсем недавно он выпил чьей-то свежей крови. – Сехун, – протиснулась Юджин между двумя телами, не боясь, что может случайно попасть под горячую руку. Кулак, рассекая воздух, со свистом пролетел рядом с девичьим лицом. Ошарашенно молодой человек отпрянул назад, осознавая, что ещё бы чуть-чуть — и он, не успев среагировать, ударил бы Юджин. – Что ты делаешь? – больше с испугом нежели со злостью обратился он к ней. – Хватит, это слишком далеко зашло, – попыталась приструнить она его глазами. – Я тоже так думаю, слишком долго я оставался в стороне и терпел его выходки. – Боже, – развернулась Юджин к Чанёлю, заглядывая в разодранное лицо, – тебе срочно нужно в больницу. – И что я там скажу? – усмехнулся бизнесмен, через девушку смотря на байкера. – Что это сделал парень моей бывшей? Готова будешь расстаться с ним на пару месяцев или на год-другой? Посидит пару лет за решёткой, подумает о своём плохом поведении. Книжки там умные почитает. Может чему и научится. – Я тебя зарою, сука, – закатал Сехун рукав толстовки вместе с курткой, собираясь нанести ещё один тяжёлый удар. – Перестань! – громогласно разнеслось по всему кварталу, настолько сильно и звонко, что кот, отдыхающий на мусорном баке за углом, от испуга подпрыгнул со своего нагретого места. – Ты меня разочаровываешь. – Разочаровываю? – усмехнулся молодой человек, делая шаг назад. – Только не говори, что ты его жалеешь сейчас. – Ты не прав, – холодно отрезала Юджин, доставая из кармана носовой платок и стирая с губ Чанёля кровь. – Заебись, ты его ещё к себе в квартиру отвези, а после отмой, отогрей и ублажи, – сплюнул он сгусток слюней на землю. – Уезжай, – зло прожгла она его глазами. – Только с тобой, – прохрипел он. – Я с тобой в таком состоянии никуда не поеду, – покачала она головой. – Боишься меня? – скрипнул он зубами. – Не знаю, – прошептала она одними губами. До этого ей не приходило в голову, что она может его бояться. Лишь чувство скрытого ужаса затаилось в бешено бьющемся сердце. – Джин... – попытался перехватить он её руку, которую она успела одёрнуть, – поехали домой. – Нет, – покачала она головой, бросая взгляд на Чанёля, который, прикрыв глаза, улыбался. Она знала, что несмотря на то, что в физическом бою он проиграл, словесный — он точно выиграл. Она едет с ним в больницу, а не возвращается к своему парню, чтобы остудить его пыл. – Ты выбираешь его? – глаза его потускнели, когда он отстранился, не разрешая себе больше касаться девушки. Боль. Сколько боли было в его растерянном взгляде. Юджин чувствовала её каждой клеточкой своего уставшего организма. Она понимала, что в жизни Сехуна, вероятнее всего, это повторяется снова, но она всё равно утвердительно кивнула головой. Сехун в очередной раз в своей жизни давал кому-то выбор — и в очередной раз его подводили. – Я останусь с Чанёлем, – полоснула она его по сердцу ножом. Из-за утренних откровений Боми была на взводе, ощущая, что наговорила лишнего и слишком разоткровенничалась. К тому же к середине дня настроения её ещё сильнее испортилось, когда выяснилось, что они с Воншиком в очередной раз едут на семейный ужин к председателю. Желания возвращаться в родительский дом, после стычки с отцом, не было, но девушка всё равно, прикусив язык, подчинилась Воншику. Бизнес-дела, как обычно, оставались превыше всего. Боми пыталась прикинуться больной и хромой, но в итоге трюк так и не прокатил, поэтому, взяв водителя, они отправились в резиденцию Паков. И пока муж, дожидаясь приезда главы семьи, болтал с Чанёлем в гостиной, Боми скучала на летней террасе за чайным домиком, где она с детства любила проводить время: здесь всегда было тихо, потому что никого из домашних это место не привлекало. Вечерняя заря придала её щекам насыщенно-розовый румянец. Жидкие пятна солнца растекались по асфальту. Порывы прохладного воздуха то обрисовывал, то снова прятал её фигуру в складках тёплого пальто. В искусственном гроте разливался водопад. Вода катилась по камням едва слышно, однако временами, когда одна струя встречалась с другой, они весело всплёскивали в радушном приветствии. Голубь и голубка влюблённо гурковали на ветках деревьев. Иногда голубка слетала на землю и начинала ходить вокруг кочек, показывая своё недовольство, но её гнев быстро сменялся на милость, и она снова возвращалась к своей второй половинке. Разгулявшийся к обеду ветер — игривый. Волосы, манимые малиновым блеском, всё время липли к губам, поэтому Боми не прекращая их поправляла. Не найдя себе занятие поинтереснее, из-под полуопущенных ресниц девушка разглядывала под ногами терновые кусты, в удушающих объятьях захватившие каменистые ножки скамеек. Временами ей чудилось, что ветки тянутся именно к её ногам, надеясь расцарапать их до крови. – Тебя не сложно было найти, – захрустел Лукас под ногами камушками. – С годами твои предпочтения не меняются. – А твои? Твои с годами поменялись? – улыбнулась Боми, смещаясь с центральной части скамьи на край. – Возможно, – улыбнулся он, набрасывая на колени девушки плед и принимая приглашение сесть рядом. – Перестала на меня сердиться? – Нет, – покачала она головой, – я всё ещё сержусь. – Прекращай, – взъерошил он ей волосы, портя укладку. – Отвяжись, – толкнула она его в бок. – Я не займу у тебя много времени, – улыбнулся он робко. – Я всего лишь попрощаться. – Попрощаться? – вопросительно изогнулась Боми в спине, прочувствовав, как на сердце накатила волна печали. – Только не говори, что возвращаешься в Китай. – Пора мне, загостился я тут у вас. Сотрудники компании заждались уже меня. Да и отец на меня косо поглядывать стал. – Сволочь ты, Лукас, последняя, – хотела девушка скрестить на груди руки, но он ловко вложил в её ладошку что-то резиновое в форме персикового цветочка. – Подарок, – похлопал он её по спине. – Флешка что ли? – принялась Боми крутить в руках неопознанный с первого раза объект. – Ты же знаешь, что я с техникой не дружу. Зачем она мне? – Она не пустая, – рассмеялся он, удивляясь отсутствию чужой проницательности. – Только не говори, что на ней я голышом в своём бессознательном возрасте. – Нет, – отрицательно покачал он головой, – подобным мне жалко даже с тобой делиться. – Тогда что это? – расковыряла Боми крышечку, исследуя разъём для передачи информации. – То, что заставит тебя ощутить себя всемогущей. – Не говори загадками, – проворчала сестра. – Ты же знаешь, что я для них слишком глупа. – Кто, по мнению отца, самый бесполезный в нашей семье? – заглянул он в растерянное лицо. – Тот, у кого нет члена — я, конечно же, – хмыкнула Боми. – Тут даже раздолбай Джинён стоит на несколько уровней выше. – Тогда считай, что с этим в руках, ты самый ценный ребёнок председателя. – Это как? – В твоих ладошках то, что может разрушить Грин Плаза навсегда. Доказательства всего незаконного оборота средств. – Зачем ты отдаёшь подобное мне? – подпрыгнула девушка на месте. – Потому что с тобой в нашей семье обращались хуже всех, – положил Лукас руку на спинку скамейки, приобнимая Боми за плечо. – Отец сексист, что бы ни произошло, он никогда не откажется от компании в пользу тебя, даже если все его сыновья разом его разочаруют. Кто угодно лишь бы не ты: вплоть до троюродного кузена. – Похоже на то, что ты просто решил отомстить отцу от моего лица, – покосилась она на брата. – Удара с моей стороны он явно не ожидает. – Ты ошибаешься, – кивнул Лукас на флешку. – Это, правда, подарок только для тебя. Тебе решать судьбу конгломерата, Боми-я. Ты можешь прийти к отцу и попросить его о половине акций компании. Уж поверь — с этим он тебе не откажет. Если хочешь, можешь просто похоронить его заживо, обнародовав всю полученную информацию в СМИ. А можешь помочь мужу... я догадываюсь, что он делает. Сейчас он встречается с теми же людьми, с которыми когда-то встречался и я. Однако у меня есть преимущество. Я сделал это намного раньше, поэтому сейчас ему вряд ли ему хватит данных, чтобы надолго выбить Грин Плаза из колеи. Чтобы он не предпринял, есть огромная вероятность, что компания сможет восстановить репутацию. – Что ты сделал? – не поняла Боми. – Уже собрал мёд там, где он его ищет, – хохотнул Лукас. – Признаться честно, я не сторонник последнего варианта: чтобы ты помогала Ритейл-Групп, — вряд ли ты от этого сама что-то выиграешь. Хотя... это только твоё решение, Боми-я. Я же сказал, что ты можешь распоряжаться своим подарком, как тебе заблагорассудится. Можешь его даже передарить. Со вчерашнего дня меня с Грин Плаза больше ничего не связывает. Отец выкупил мои акции. – Это глупо, – покрутила Боми резиновый персик, – у меня в руках теперь столько могущества. Ты бы распорядился этим грамотнее, чем я. Выиграл бы намного больше. – Я знаю, что твоё решение будет самым верным, – щёлкнул он девушку по носу. – Лукас... – опустила Боми ресницы, поджав обиженно губы, – когда ты улетаешь? – Сегодня. – Сегодня?! – подскочила девушка со своего места, а потом снова стыдливо на него села, испугавшись порыва чувств. – А что? – хмыкнул брат. – Хочешь со мной? – С тобой? – удивилась она. – Если замужняя жизнь тебе осточертела, могу забрать тебя отсюда навсегда. Рейс в двенадцать тридцать. Это частный самолёт моего друга, поэтому проблем с билетами не возникнет, – заправил он ей за ухо выбившуюся прядь волос. Лукас знал, что Боми не согласится, но зачем-то всё равно предложил ей рискованную авантюру, на которую так и не решился несколько лет назад, во времена, когда Боми безоговорочно последовала бы за ним даже на край света. Время Лукаса давно уже было потеряно. По наивности он всё ещё смотрел на остановившуюся в прошлом стрелку часов — и ему никак не приходило в голову сдать их в ремонт. – Кстати, как там на самом деле твоя семейная жизнь? Со стороны похоже на то, что ты оттаяла. – В смысле? – Всего месяц тому назад, когда вы шли по аллее к дому, вас отделяло несколько широких шагов. Ты была впереди, а он плёлся позади. Сегодня ты впервые шла с ним под руку. Ты впервые переступила порог родительского дома, держа за руку мужа. Знаешь, это как будто... – запнулся он, пытаясь подобрать слова. – Как будто? – облизнула Боми губы. – ...как будто ты впервые почувствовала, что ты не Пак, а Ким. – Это хорошо? – взволнованно поинтересовалась девушка, осознавая, что не только она ощущает в себе изменения, но и окружающие её люди. – Хорошо или нет? Ты так произнёс, как будто всё-таки нет. – Слишком сложный вопрос, – достав зажигалку из нагрудного кармашка рубашки, Лукас нервно ею защёлкал. – Для тебя не бывает сложных вопросов. Ты же гений. – Гений? – усмехнулся брат. – Одно дело писать программы, а другое пытаться разгадать людские сердца. – Тебе не нравится Воншик? – Я не считаю его подходящей для тебя кандидатурой, – признался Лукас. – Почему? – Что ты о нём знаешь, Боми-я? – следом за зажигалкой он вытащил сигарету и начал разминать её пальцами, чтобы уплотнить табак. – Практически ничего, – поджала она губы, понимая, что муж никогда не рассказывал ей о том, что лежит у него на сердце. – А точнее сказать: я знаю о нём только то, что знают о нём абсолютно все, то, что можно найти в интернете по первой ссылке, и ещё чуть-чуть, самую малость, теперь я знаю о его жене... – Тебя это не пугает? – вернул он зажигалку обратно в кармашек, передумав курить. – Не знаю, я стараюсь об этом не думать, – произнесла она одними губами. – А мне вот это очень даже не нравится, – вздохнул он. – Говорят, пыль полетит от любого мешка, стоит по нему хорошенько ударить. – Что? – не поняла Боми. – У всех нас припрятаны скелеты в шкафу, – начал крошить он пальцами сигарету, – но, сколько бы шкафов Воншика я не обыскивал, — там пусто. – Но разве такое может удивлять? – нервно хихикнула Боми. – Разве перевелись на свете честные люди? – Ты не поняла, – покачал он головой. – В этих шкафах стерильная чистота, как будто кто-то знал заранее, что я туда наведаюсь с ревизией. Этот кто-то даже не поленился и укомплектовал всё аккуратно по полочкам, чтобы мне было легче проверять. – Ты говоришь загадками, – нахмурилась Боми. – Это история со смертью Юны кажется мне какой-то неправдоподобной. – Неправдоподобной? – Я не верю в то, что она сама под воздействием наркотиков вскрыла себе вены. – Откуда ты знаешь? – удивилась Боми, понижая голос до шёпота. – Никто ведь не знает, что она употребляла. – А я много всего знаю, – положил он руку на голову сестры. – Я даже знаю тех, с кем она употребляла. – Значит, всё-таки нашёл лазейку к информации? – Нет, дело не в этом, – пыль от табака подхватил ветер, разнося его по воздуху. – Я, можно сказать, из первоисточника осведомлён. – Ты общался с Юной? – округлила Боми глаза. – С ней общался... – запнувшись на слове, брат замолчал — и Боми показалось, что ещё вот-вот — и Лукас назовёт имя: однако она ошиблась, – мой приятель, ну, один из тех, кто принадлежит к касту золотой молодёжи, тот, кому всё дозволено. И знаешь, хочу тебе сказать, что даже несмотря на то, что Юна употребляла, при этом она жила полноценной жизнью. Мысли её были не то, чтобы ясными... в общем, встреться ты с ней в то время, ты бы не подумала, что она сидит на чём-то тяжёлом. У неё были первоклассные поставщики. – К чему ты клонишь? – нахмурилась Боми. – Ни к чему, – покачал он головой. – Просто размышления вслух. Юна была эгоисткой и до безумия себя любила. Не верю в то, что она готова была променять развлечения на небытие. Думаю, она была из тех, кто хотел брать от жизни всё до конца и по максимуму. К тому же, знаешь, в заключение судмедэксперта что-то не сходится. По факту в деле фигурирует только один врач, но на деле их было два. Я бы никогда об этом не узнал, если бы один из них не был братом моего одноклассника. Странно, но первый человек, принявший труп, нашёл на ней следы насильственных действий, а второй через сутки — не нашёл. – Что бы это значило? Его заставили молчать? – Вероятно, – откинулся Лукас на спинку скамейки. – А следователь, что оказался каким-то больно влиятельным человеком в полицейском участке, так и вовсе умудрился закрыть дело меньше, чем за неделю. Об этом не принято распространяться, но, говорят, они с Воншиком хорошие приятели, если не близкие друзья. Это правда, что Юна была нестабильна в эмоциональном плане, но чтобы закрыться в ванной, да ещё и найти где-то лезвие... Нет никакого сомнения, что Воншик пользуется электрической бритвой, не так ли? – Ну, да... – Тогда где она взяла лезвие? – Вытащила из своего станка для бритья ног? – И пошла в комнату к мужу, с которым они давно не жили вместе. Почему не стала резать вены в своей ванной? – Из-за ненависти? У неё же было психическое расстройство, – предположила Боми. – Она же головой тронулась. – Возможно, я просто себя накрутил, – вздохнул брат. – Правда есть ещё одна вещь, которая меня смущает. Её друзья были убеждены в том, что накануне смерти она ходила окрылённая предстоящей поездкой в Европу. Были куплены билеты и даже собраны вещи. – Она собиралась в путешествие с Воншиком? – Если бы, – выдохнул он напряжённо, – она собиралась туда со своим любовником. – С любовником, точно, – опустила голову Боми, вспоминая про многочисленные измены. – Воншик не был в курсе? – Отчего же? Был. Как бы странно это ни звучало, но он сам оплатил ей эту поездку. Деньги были списаны с его личной карты, доступ к которой имеет только он. – Зачем? – недоумённо вытолкнула девушка из себя вопрос. – Не знаю, – пожал он плечами, – устал, быть может. Надоело видеть её перед глазами, и захотел сослать куда-нибудь подальше. – Он не был взбешён? – Она его мало волновала. В начале брака он ещё пытался её образумить. В доме случались частые скандалы, но, видать, ему это всё настолько сильно осточертело, что он решил притвориться слепым и глухим. Юна чудила, а он тихо подчищал. Как знаю, он просто старался её не замечать. Полное игнорирование. Пропадал на работе сутками и с особой регулярностью любил ездить в командировки, – заключил Лукас. – Значит, смирился... – Он-то смирился, а вот с госпожой Ким и с братом, что ни день, то у Юны выходили страшные ссоры. С последним так и вовсе до рукоприкладства доходило. – С Тэгуном? – Да, – кивнул Лукас, – они поругались в день смерти. Страшно поругались. Он грозился даже свернуть ей шею, если у неё хватит совести улететь в Европу. Их отношения были сложными на протяжении всей жизни. Он был против свадьбы. С Воншиком его свела не семья, с Воншиком его свёл случай. Поэтому, если бы ему когда-нибудь предложили сделать выбор, он без промедления разорвал бы семейные узы. Они познакомились задолго до того, как начали учиться вместе в университете. Это крепкая дружба. Тэгун предупреждал, чем всё может закончиться с его сестрой. Он знал о её истинной сущности. – Боже, ты ведь не думаешь, что это он мог её... ну, того... – прикрыла Боми ладошкой рот. – Убить? – хмыкнул мужчина. – Даже не знаю... со свекровью у Юны тоже было не всё гладко. Должно быть, ты удивишься, если я тебе это скажу... – Что? Только не пугай, – обхватила девушка себя руками. – Это одновременно и смешно, и страшно звучит, – рассмеялся Лукас, зачёсывая волосы назад. – Да говори же ты уже! – Она искала киллера, – ладонь легла на губы, пытаясь остановить смех. – Чего? – в испуге округлились женские глаза. – Говорят, человек, которого она разыскала, отказался выполнять заказ, сославшись на то, что с семейными разборками он дел не имеет, а вот что было дальше история умалчивает, – снова вытащив сигарету из кармашка, Лукас принялся крутить её между пальцами. – А это-то ты откуда знаешь, да ещё и с такими подробностями? – заглянула девушка в лукавые глаза. – Только не говори, что знаком с тем, к кому она обратилась. – Не поверишь, – подмигнул ей брат, – но это очередное случайное совпадение. – И? – изогнула бровь Боми. – У мелкого слишком странные друзья. – Ты про Джинёна? – часто заморгала девушка глазами, понимая, что была права, считая, что у брата связи в криминальном мире. – Впрочем, тебе уже хватит информации? Или ты хочешь продолжить удивляться? – Рассказывай, – вцепилась Боми в руку брата. – Человек, с которым Юна собиралась улететь в Европу, — это Джебом. В гараже пахло раскалённым железом и моторным маслом, но запах этот был не острый, не вызывающий тошноту или головокружение. Хотя, вероятно, Юджин просто успела привыкнуть к нему за несколько месяцев. Верстак, как обычно, был завален инструментами, несмотря на то, что для каждого из них в стену был ввинчен изогнутый крюк, похожий на рыболовный. На бетонном полу валялась груда распиленных неошкуренных досок. В центре помещения, спасая пространство от сырости, стоял обогреватель. Через металлические прутья проглядывались вспыхнувшие красным спирали. Как цикады, протяжно и глухо щёлкающие. Сехун возился с байком, меняя его шипастые колёса на ещё более шипастые и устрашающие. Рукава когда-то белой, а теперь уже вымазанной в металлической стружке футболке, были закатаны, оголяя накаченные руки. Рельефные бугры покрылись маслянистым потом. – Ему наложили около пятнадцати швов на лицо, что уж говорить о сломанном ребре и вывихе плеча, – начала Юджин с порога, нагибаясь, для того чтобы пролезть через низкоопущенные ворота. – Приехала только для того, чтобы сообщить мне эту информацию? – посмотрев на разлившуюся под ногами цистерну с бензином, он бесстрастно накинул на лужу раздербаненную во всех местах тряпку, которая и так уже была влажная и вряд ли могла впитать в себя ещё хоть что-то. – Хорошо, что он не стал писать заявление в полицию, – покачала девушка головой, подходя впритык к Сехуну. – О чём ты только думал? Это было безрассудно с твоей стороны. Боже, у него столько связей, что он тебя только за один неугодный взгляд может закрыть в тюрьме на всю оставшуюся жизнь. Весь Сеул знает, что с детьми председателя Пака связываться нельзя. – Так что мне теперь ему спасибо нужно сказать, что за мной оперативники не выехали? – снизу вверх бросил он на неё взгляд, всё ещё продолжая сидеть на корточках и прикручивать болты гаечным ключом. – Чувствую, разговор будет тяжёлым, – вымученно улыбнулась Юджин. – Я как будто села вязать свитер, когда даже не знаю, как правильно нужно держать спицы. – Ты ошиблась с местом: здесь не кружок кройки и шитья, – не поднимая глаз, тихо проворчал молодой человек. – Ты дурак, – стукнула его девушка по плечу, – если не думал о себе, то хотя бы нужно было подумать обо мне. Ты завёлся на ровном месте. Кто же лезет в драку с одного только слова? – Так у меня же ведь это... всего три класса образования, – хмыкнул Сехун. – Твой бывший был прав: ты слишком хороша для меня. – Ты серьёзно так считаешь? – удивилась Юджин. – А разве ты не чувствуешь это? – поднялся он на ноги, вытирая о край футболки руки и оставляя на ткани жирное пятно от пальцев. – Не чувствуешь разницы между нами? Ещё лет пять — и ты будешь работать где-нибудь на космической станции среди выдающихся учёных этой страны, – потянувшись к женскому лицу, он нежно заправил за ухо выбившуюся прядь волос. – А что я? Я всё так же буду жить в чулане и бить татуировки всякому местному хулиганью. – Тебя беспокоит социальный статус? Ты никогда не говорил мне об этом. – Меня с тобой вообще многие вещи начали беспокоить, – кончиками пальцев погладил он её шею, надавив на нервно пульсирующую артерию. – Вот просыпаюсь утром и думаю: а успела ли моя Джин приготовить себе завтрак или опять, обуваясь, на ходу запихала в себя сэндвич? Меня заботит, покормила ли ты кота, одела ли на себя шапку и сидела ли снова допоздна за учебниками. – Ты же не думаешь сейчас, что мне лучше было бы остаться с Чанёлем? – испугалась Юджин. – О, нет, – покачал молодой человек головой, обхватывая рукой тонкую шею и прижимая девушку ближе к себе, – только не этот мудак. – Ты злишься? – разглядела Юджин в темнеющих глазах губительное пламя, но губительное не для себя, а для молодого человека. – Злюсь, – прохрипел он ей в губы. – Так сильно злюсь, что боюсь не совладать с собой, боюсь тебя обидеть. Кто бы знал, как хочется мне тебя сейчас отшлёпать. – Он был в ужасном состоянии, – ощутила девушка на шее сжимающиеся тиски крепких пальцев. – Ты поступил очень плохо. – Очень плохо? – подавился усмешкой Сехун. – А он разве нет? Он преследует тебя уже третий месяц. Ты не устала от его звонков, душных цветов под дверью и якобы случайных встреч? – Ну не кулаками же решаются подобные вопросы, – вцепилась Юджин в мужское запястье, пытаясь оттянуть крепкую руку. – В моём случае — кулаками, – подтолкнул он её в сторону байка. – Сехун... я пришла серьёзно поговорить и разъяснить недопонимание. – Тогда зря пришла, – щёлкнул он замочком на одной из лямок её сарафана. – У нас нет недопонимания, Джин. Я знаю, что между вами ничего не было. – Тогда почему злишься? – с силой сжала она его руку, когда он пробрался под юбку, пытаясь стянуть колготки. – Потому что ты делаешь всё, чтобы в итоге между вами что-то произошло, – рыкнул он ей в губы. – Твоё сердце не спокойно. Я ведь не глуп, чтобы этого не замечать. Ты смотришь на него так... – Как? – с гневом выпалила Юджин, сердясь не на молодого человека, который это заметил, а на себя за то, что дала ему это заметить. – Как Чонгю смотрит на Джебома. Как будто ничего ещё не кончено, как будто он может всё исправить, если захочет. – Не неси чуши, – встретилась она с ним взглядом. – Хочу тебя взять. Здесь и сейчас. Очень и очень грубо. – Зачем? – прохрипела Юджин, чувствуя болезненный засос на шее. – Что это изменит? Кому и что ты докажешь? – Просто удовлетворю своё либидо, – шепнул он ей на ухо. – Поверю на мгновение в то, что ты только моя и ничья больше. – Но я ведь и так твоя — и ничья больше, – поймала Юджин губами тёплый пар воздуха изо рта молодого человека. – Я хочу чувствовать это всем своим телом, всем твоим телом. – Ты ошибаешься, если думаешь о том, что ты у меня не на первом месте. – Чонгю тоже так говорила, – улыбнулся он надломленно. – Особенно вот в такие моменты близости. Она говорила, что я тоже один-единственный, но при этом были ночи, когда она засыпала не со мной. – Ты тоже иногда засыпаешь не со мной. И что мне прикажешь думать? – Это другое, – покачал он головой. – У меня есть только ты — и это не изменится, если, конечно, ты сама этого не захочешь. Я никого не держу на привязи. Иногда из-за упрямства я могу начать бороться с ветряными мельницами, но со временем всё же приму поражение. Я ясно осознаю, что кто-то ведь может быть лучше меня. Да, определённо, в этом мире есть миллионы людей лучше меня. Я понимаю, что отношения не должны строиться по принципу, что кто-то кого-то завоевал и удержал. Партнёры должны уважать друг друга и ценить. Если ты хочешь, чтобы я ушёл, то не мучай меня больше, оттолкни прямо сейчас. Вот прямо сейчас оттолкни. Иначе ты меня погубишь, иначе я сам себя погублю. – Не сравнивай меня с Чонгю, – к глазам подступили слёзы обиды. Юджин не хотела этого признавать, но они оба всё ещё жили в своих предыдущих отношениях — и оба это безусловно понимали. – Я не сравниваю. Я просто провожу параллели. Я строил для нас карточный домик, но по итогу его сдуло при первом же порыве ветра, – свободная рука отцепила ещё одну лямку на сарафане. – Я повторяю одни и те же ошибки. Слишком серьёзно подхожу к отношениям. У нас ведь даже были обручальные кольца. Я купил их, когда узнал, что она беременна. Я рассказывал тебе об этом? – Нет, – поймала Юджин его лицо, заставляя посмотреть на себя. – Вот как, – поцеловал он её в кончик носа, – но сейчас это ведь не столь важно. – Если ты об этом заговорил, значит, это важно. – Я хотел привязать её к себе в самый последний момент. Верил, что эти кольца что-то да значат. – Меня тоже хотел привязать? – Ты о моём подарке? – рассмеялся он тихо, прижимаясь лбом к её плечу. – Это совсем другое. Я не хотел привязать тебя. Скорее я хотел привязать себя к тебе, О Юджин. – Что? – Я собирался сделать тебе предложение, – заглянул он ей в глаза. – Думал, приду с цветами, встану на одно колено... – прикрыв глаза рукой, он расплылся в улыбке, – неважно. – Продолжай, – сомкнула Юджин на его футболке пальцы, – пожалуйста, продолжай. – А в этом есть смысл? – Продолжай! – крик пробежался по помещению и забился в первую же попавшуюся на его пути жестяную флягу. – Вероятно, ты бы удивилась, смутилась, впала в ступор. Я бы понёс какую-нибудь ахинею, потому что не умею красиво говорить. У меня ведь действительно за плечами только средняя школа и не более. Я бы говорил тебе какая ты у меня красивая, и умная, и добрая. Я бы заверял тебя в том, что мне никого кроме тебя на свете не надо. Ты бы отшатнулась, попросила остановиться, засуетилась в другую комнату, понимая, что я хочу тебе сказать... – запнувшись, он попинал ботинком бетонный пол. – А дальше? – Дальше я бы остановил тебя, схватил за руку, преградил бы тебе дорогу и на одном дыхании выпалил... – Что выпалил? – тяжело сглотнула она. – Что люблю тебя, – твёрдо произнёс он. – Я бы сказал, что люблю тебя, О Юджин. Больше всех в этом мире люблю. Что ты, та, кто похитил мой сон и аппетит одним лишь появлением в этом чёртовом гараже. Ты искала во мне тогда лишь утешения, но теперь я сам нуждаюсь в нём ежедневно, ежечасно и ежеминутно. Я люблю тебя, О Юджин, – растерянно заглянул он в женские глаза. – Впрочем, это ведь не имеет значения? Ты бы всё равно мне отказала. Ты ведь даже кольцо стесняешься носить, считая, что это тебя к чему-то обязывает. – Откуда тебе знать, что бы я сделала, – со всей силы стукнула она его кулаком в грудь. Пару горьких слёз скатились по раскрасневшимся щекам. – Кто тебе разрешил принимать решения за меня? – дрожащие руки потянулись к футболке, доставая серебряную цепочку, на которой висело кольцо. Стянув с шеи украшение, девушка расстегнула замок. – А теперь сделай всё правильно, – вытянула она вперёд раскрытую ладошку, – встань на колено и начни уже нести ахинею о том, какая я красивая, умная и добрая, потому что я тоже люблю тебя, О Сехун, потому что ты тоже похитил мой сон и аппетит, когда решил утешить в этом чёртовом ангаре. Не знаю, что произошло, но в тот момент, когда я очутилась здесь, я поняла, что вот он. Вот он мой мужчина... – Юджин запнулась, – мне хотелось кричать об этом всему миру, мне хотелось прижать тебя к себе и спросить: а ты, О Сехун, понял ли, что я твоя женщина? – Так ты выйдешь за меня? – не смог поверить он в услышанное, забирая кольцо. – Только если ты встанешь на колено, – усмехнулась Юджин, упираясь спиной в байк. Протянув ладонь, девушка растопырила пальцы. – Тогда, поехали, зарегистрируемся сейчас, – прохрипел Сехун, опускаясь на пол, – прямо сейчас. – Боишься, что я передумаю? – рассмеялась девушка, ловя его улыбку. Впервые за долгое время сердце танцевало от радости. Кольцо сидело на пальце, как влитое, и она совсем не ощущала его тяжести — и впервые ей стало понятно, что она не одевала его только лишь потому, что желала того, чтобы в первый раз его надел ей именно он. – Вас подвезти? – раздался со стороны насмешливый голос. Юджин вздрогнула, после чего бросила взгляд через плечо. Сощурившись, в тусклом свете лампы она попыталась разглядеть молодого человека, который, приподняв гаражные ворота, с интересом рассматривал молодую парочку. Сколько он простоял в стороне, сказать было сложно. Лицо его было размыто: угол был выбран настолько удачно, что Юджин могла отчётливо видеть только пиджак с эполетами и высокие сапоги, когда лицо незнакомца пожирал луч света. Решив отклониться, девушка собиралась посмотреть на гостя с иного ракурса, но Сехун придержал её на месте, порывисто целуя в щёку. – Подожди меня, пожалуйста, пару минут. Я скоро, – шепнул он ей на ухо. Подхватив с сиденья байка куртку, молодой человек в пару широких шагов преодолел помещение, выталкивая незнакомца на улицу. – Могли бы и подольше поворковать, – хохотнул друг. – Вроде у вас там горячий секс намечался. Сказал бы прямо, я мог бы и в другое время заехать. – Я тебе сейчас ебну меж рёбер, – свёл Сехун брови. – Если не о кого почесать кулаки, то почеши их лучше о стену, – надул губы молодой человек, опуская взгляд на изодранные в кровь руки. – Или ты уже успел их почесать? Скажи, ты ведь снова на ровном месте не съехал с катушек? – Чего припёрся? – недовольно спросил Сехун, подталкивая собеседника за угол, чтобы любопытной Юджин не захотелось посмотреть, кто именно его вздумал навестить в поздний час. – А просто так что ли нельзя? – обиженно поджал губы молодой человек. – Ну, от человеческой скуки и непроглядного одиночества. – Сейчас — нельзя, – стрельнул в него глазами Сехун. – Променял друга на какую-то там девчонку... – цокнул языком ночной гость, выглядывая из-за чужого плеча. – Кстати, ты когда нас познакомишь? Только не говори, что стесняешься меня и поэтому время тянешь. Знаешь, я обижаюсь, когда со мной не делятся друзьями. – Она не твой будущий друг. Даже не думай к ней подкатывать с такими предложениями. – Почему? – поинтересовался собеседник, как чистый ребёнок, удивляясь необоснованному запрету взрослых. – Ты её напугаешь, придурок. – Такой страшный? – с грустью в голосе погладил он свой шрам на лице. – Нет, при чём тут твоя внешность? – сморщился Сехун. – Твой язык — вот твой враг. Ты хоть что-нибудь знаешь о интимных границах и о чувстве такта? Твоя прямолинейность доводит всех до слёз. – Разве? – потеребил он воротник шёлковой рубашки. – Ты не умеешь вовремя остановиться. – Да что я опять сделал не так? – хлопнул он себя по карманам в поисках хоть чего-нибудь, чем можно было занять руки. – Вчера ты пытался снять официантку в кофейне и даже был готов заплатить ей за секс, – стукнул его Сехун по руке, когда тот попытался проникнуть в карман его кожаной куртки. – У тебя что клептомания? – Ну, так ты её что не разглядел? Только у импотента на неё не встанет, – постучал он себя по голове. – Это была детская кофейня, – схватил его Сехун за планку рубашки, начав трясти из стороны в сторону. – Детская кофейня мороженого. Ты прикалываешься? Только попробуй меня ещё раз попросить сводить тебя в подобное место. – Неужели, и правда, нельзя? – наивно округлились мужские глаза. – Нельзя, – скрипнул молодой человек зубами. – Ни при каких обстоятельствах нельзя. – Жаль, – вздохнул собеседник расстроенно, – однако как люди узнают о моих намерениях, если я не буду говорить то, что думаю? – Поверь, о большинстве твоих намерений им вообще не следует знать, – поморщился Сехун, замечая, что глаза его друга пытаются из-за угла высмотреть Юджин. – А её формы на самом деле особенные, – вывел он руками в воздухе женский силуэт. – В этом плане с плоской Чонгю даже не сравнится. Выглядит сочно, с какой стороны не посмотри. – Ты ни черта не понял... – накрыл Сехун ладонью лицо. – Это тройка или четвёрка? – помял он руками воздух. – Небось очень мягенькая... – Я тебе сейчас язык в жопу засуну, – вытащил молодой человек из заднего кармана джинсов пачку сигарет. – Ещё хоть одно слово из твоих уст с сексуальным подтекстом, — и я наплюю на дружбу. – Да мне чужого так-то и не надо, – пнул он ногой камушек под ногами. – Сейчас же перестань раздевать её в своих мыслях, – закурил Сехун рвано, на долгие и осмысленные разговоры он был не настроен. В голове было пусто. Кольцо на пальце Юджин не давало сосредоточиться на чём-то ещё. До сих пор не верилось, что девушка согласилась. Пожалуй, он бы и продолжил с наслаждением упиваться этим моментом, если бы тот не был испорчен. – Дьявол, – побледнел молодой человек, отступая в сторону. – Точно дьявол. Ты что умеешь проникать в чужое сознание? – Хочешь затушу её о твоё лицо? – приподнял Сехун над головой сигарету. – Возвращаю одежду на её законное место, – выставил собеседник перед собой ладошки. – Только скажи: она больше любит бэби-долл или монокини. – И как только тебе это удаётся? Опошлить свои дрянным ртом даже то, что твой друг считает святым, – вздохнул молодой человек. – Ты мне лучше ответь, мне ведь не почудилось? – расплылся он в губах, силясь не засмеяться. – Ты серьёзно сейчас стоял на колене и делал ей предложение? – Правда, – грозно свёл он брови на переносице. – Нихуя тебя торкнуло. Прям в самое сердце? – лихорадочно запульсировали глаза ночного гостя. – Ты меня уже накаляешь, – присел он на приступку гаража, ладонями облокачиваясь на колени. – Это настолько серьёзно? – сцепился он взглядом с другом. – Серьёзнее некуда. – Неужели она и впрямь любовь до конца дней твоих? – Есть возражения? – Ты уверен, что в этот раз не ошибся? – Уверен. – А на мальчишнике будешь проставляться? На свадьбу, как я понимаю, меня вряд ли позовут: ты ведь ей точно не рассказал, чем занимаешься, – губы выдали ехидную усмешку. – Не рассказал ведь? – Не рассказал, – нервно провёл Сехун рукой по волосам. – Ну и нужна она тебе такая, неосведомлённая? Может она и не тебя любит, а какого-то другого Сехуна, которого себе напридумывала. – Думаю, тебе уже пора, – затушил он сигарету о ботинок. – Какой ранимый, – прищурился молодой человек. – Ладно, в клуб со мной к горячим девочкам ты, как вижу, не поедешь. У тебя тут своя погорячее будет. – Чувствую, не досчитаешься ты сегодня перед зеркалом уж одного зуба точно, – предупредительно хрустнул он костяшками пальцев. – Всё-всё испаряюсь, – поверженно поднял он руки вверх. – Только окажи милость, подмени в пятницу Джинёна. Этот придурок палец на руке вздумал сломать в самый неподходящий момент, а как со сломанным пальцем садиться за покерный стол? Я знаю, ты давно подобным не занимаешься, пропал интерес и все дела, но в казино очень нужна твоя помощь. – Без проблем. – И ещё... – Ну, чего ещё? – закатил Сехун глаза. – А ты разрешишь мне стать крёстным вашего первенца? Как-никак, а к Господу я ближе тебя стою, – расплылся гость в губах. – Я, конечно, не настаиваю, но было бы здорово, что бы это был мальчик. Если повесите над кроватью ковёр с тигром, будете заниматься сексом исключительно на убывающую луну... – Ты снова забыл выпить таблетки? – впервые решил обратить Сехун на лихорадочно блестящие глаза друга. – ...и пусть Юджин перед этим съедает семечки красного перца, не забудь, непременно красного, а ещё можно привязать к ножке кровати синюю ленту... – Боже, у тебя снова жар? – потянувшись, молодой человек коснулся чужого лба ладонью. – Дурак, тебе нужно в больницу. Почему ты ещё на ногах? – Никаких больниц, – злобно одёрнул ночной гость со своего лица руку помощи, после чего глаза его наполнились слезами. – Пожалуйста, не надо в больницу. Если ты снова отвезёшь меня туда силой, клянусь, я вздёрнусь на первом попавшемся крючке. – Ты точно идиот, – покачал Сехун головой, хватая друга за рукав куртки. – Нет, – отшатнулся тот в сторону, боясь скрытой мощи. – Никаких больниц, – шёпотом успокоил его молодой человек, – я отвезу тебя домой. – И даже сказку прочитаешь? – надеждой загорелись глаза. – Почитаю, – сдался Сехун, – только перед этим ты выпьешь таблетки. Приведя свой внешний вид в порядок, Юджин с любопытством принялась рассматривать на пальце обручальное кольцо. Россыпь бриллиантов была похожа на космическую пыль. Даже в тусклом освещении комнаты камни не переставали сверкать изнутри. Юджин не была любительницей украшений, но сейчас на её тонких пальцах символ любви Сехуна смотрелся идеально и нисколько не вычурно. Теперь уже и его стоимость не пугала девушку и не казалась обременительной. Ей до сих пор не верилось, что череда случайных встреч всё-таки заставила их с молодым человеком обратить друг на друга внимание, а по прошествии времени должна была даже привести во дворец бракосочетаний. Спрыгнув с байка, девушка оглядела гараж взглядом, осознавая, что не мешало бы как-нибудь в его стенах устроить генеральную уборку: выбросить старые коробки и разложить инструменты по своим местам. Решив удостовериться, что стол никогда не протирают, девушка провела ладошкой по столешнице, собирая толстый слой пыли с мелкой графитной стружкой. Сехуна определённо не заботила частота. Сморщившись, Юджин громко чихнула, чувствуя, что пыль осела и в носу, когда она пыталась вытереть руку о застиранное полотенце с выцветшими светло-синими полосками. На глаза попались плотно и глухо закрытые деревянные ящики, которые в гараже обычно то появлялись, то снова исчезали. Английская маркировка из букв и цифр не давала абсолютно никакого представления о том, что может находиться внутри. Поддавшись любопытству, девушка подошла ближе, пытаясь понять, может ли она заглянуть хотя бы в какой-нибудь, — почти все они были заколочены гвоздями. Отыскав единственный не забитый ящик, Юджин осторожно отодвинула крышку. Перед глазами предстал ворох соломы. Насыщенной жёлтой соломы, скошенной, вероятно, не так уж давно, потому что пахло от неё полем и свободой. С опаской потянувшись внутрь ящика, Юджин на ощупь отыскала что-то металлическое. Длинный цилиндрический стержень, бугры, впадинки, крючок. Мороз прошёлся по спине. Девушка комом подняла одеяло из сена, заглядывая внутрь. Устрашающая чёрная винтовка лежала на самом дне ящика, и она могла поклясться, что в других — точно не конфетки от Санты.