~ XXIX ~
В небе виднелась половинка надкусанного месяца. Ёлки, припорошённые снегом, издалека смотрелись как алебастровые. Тишина была морозная и светлая. Ранняя зима разоделась в такую же белоснежную шубку, что сидела на плечах Юджин. На пушистом воротнике у горловины сверкали, похожие на сахарную пудру, снежинки. Сехун хотел подойти к девушке ближе, но защитная поза, со скрещенными на груди руками, запрещала ему даже смотреть в её сторону. К себе в квартиру Юджин не пускала его вот уже на протяжении месяца, после ночи в казино — это был первый раз, когда она решила с ним поговорить, и решилась только потому, что Сехун грозился по пожарной лестнице залезть в спальню, если его снова проигнорируют. Окно — было плохой затеей: на пару недель в Сеул вернулся отец. Под напором нависшего над ней недопонимания Юджин пришлось сдаться и спуститься к подъезду, где на придомовой парковке небо старательно присыпало Сехуна и его байк снегом. Выпуская в стылый воздух клубы пара, молодой человек наблюдал за тем, как они растворяются в воздухе. – Ты проиграла мне, – напомнил он ей о ночи в казино. – Так что? Наконец-то пришёл за моими потрёпанными книжками и рваными джинсами? – начала растаптывать Юджин под ногами первый снег. – Мы играли не на твои книжки и рваные джинсы, – покачал он головой. – Тогда пришёл за моей жизнью? – прожгла она его взглядом своих карих глаз. – Давай, поведай мне, как подобные дела решаются у вас, в мафии, когда человек теряет всё, что нажил непосильным трудом. – За все годы работы я ни разу не встречал человека, который нажил бы это всё непосильным трудом. Они все: политики, бизнесмены, судьи и прокуроры теряют грязные деньги, Джин. – Даже если они грязные, у вас нет никаких полномочий их отнимать. А эти ставки на жизнь... что это вообще, чёрт возьми, такое? – Все посетители игорного дома знают, на что соглашаются: правила для всех одни и те же. В казино нет неосведомлённых, Джин. Да и никогда и никого мы не принуждаем играть силой — это добровольный выбор человека, – потерев замёрзшие ладошки друг о друга, Сехун спрыгнул с кожаного сидения байка. Скрипучий снег затрещал под его ногами, стоило ему только сделать несколько порывистых шагов в её сторону. Юджин инстинктивно отступила назад, но потом, поняв, что ей ничего не угрожает, сделала несколько навстречу. Она не боялась Сехуна. Она всё ещё ему доверяла. Юджин наконец-то сумела заглянуть за обратную сторону своей луны, но всё ещё не могла понять, до какой степени она безобразна и готова ли она мириться с её безобразием. С недавних пор в её душе начало расцветать прекрасное дерево. Однако она не знала, способно ли оно было выстоять при первых заморозках. – Чем ещё ты занимаешься помимо шулерства и выбивания денег из своих оппонентов? – недовольно бросила она вопрос в сторону молодого человека. – Азартные игры — моя основная специализация в месте, где ты была вчера... – Я не про это, – перебила его Юджин. – Вымогательство и шантаж? Оружие и наркотики? Насилие и убийства? – Ничего из этого, – навис он над девушкой, – по крайней мере, в том виде, в каком звучит это из твоих уст. – Что это значит? – скривила она губы, цепляясь за слова, которые резанули её по уху. До конца она так и не сообразила, что Сехун имел ввиду. Было сложно понять: опровергает он свою причастность к криминалу или подтверждает. – Я не причиняю вреда людям, – перехватил он её пальцы, растирая между своими покрасневшими ладонями. Она не знала, пытается ли он согреть в этот момент её или себя, но сердце её от этого простого жеста сжалось и наполнилось тоской. – Клянусь, за всю свою жизнь я не обидел ни одного достойного человека. Ни словом, ни делом. – Как мне тебе верить? – голос дрогнул. – Боже, как мне тебе верить, если ты так долго скрывал от меня эту часть своей жизни? – И правильно делал, – склонился Сехун к девичьему лицу. – Ты не готова принять то, что видела. Я ведь прав? – Не знаю, – замотала она головой. – Я в смятении. У меня сейчас такое чувство, что я пытаюсь вести машину, одновременно со всей силы давя ногой то на газ, то на тормоз. – Жалеешь? – прошептал он ей в губы. – Неужели жалеешь, что так скоро призналась мне в любви? – Нет, это к лучшему, что ты знаешь, – сглотнула она тяжело. – Прятать истинные чувства за словами было бы сложно. Да ты и сам должен догадаться, что влюбил меня в себя по уши. – Хорошо, – с момента приезда наконец-то расслабился он в плечах. – Я проплакала всю ночь, – опустила она вниз продрогшие ресницы. – Не нужно было, – поймал он её лицо, заставляя посмотреть на себя. – Я так сильно обидел тебя? – В этом месяце у меня была задержка, – выпалила она, наблюдая за тем, как лицо его меняется. Глаза Сехуна неожиданно расширились, так, словно бы он всю жизнь был слеп, а тут в одночасье прозрел. Удивление быстро сменилось радостью. Уголки губ подпрыгнули вверх, после чего язык смочил обветренную кожу. Сехун собирался выказать восхищение, но Юджин, предвидя чужой восторг, резко его остановила: – Я не беременна. Слава всем богам, но я не беременна. Я скупила почти все виды тестов в супермаркете. Они отрицательные. Однако ты даже не представляешь, какой стресс я испытала за двое суток. – Надеюсь, тебя не посетила мысль, что я не готов стать отцом? – большими пальцами погладил он её щёки. – Дело не в этом, – покачала Юджин головой. – Я уверена, что ты будешь отличным отцом. К тому же, я ведь приняла твоё предложение, а это значит, что я готова строить с тобой семью, но... это... – Юджин запнулась, руки безжизненно упали вниз. – Пугает тебя? – закончил Сехун за неё. – Безумно, – прошептала она, утыкаясь носом в воротник мужской дублёнки. – Боишься меня? – заключил Сехун девушку в кольцо своих крепких рук. – Не тебя, – сжала она пальцами плотную ткань на его груди, – твоего мира. Я не знаю, как с таким живут. Насколько это опасно для окружающих и для самого тебя? – Я в безопасности, – шепнул он ей на ухо, – и ты в безопасности. Помнишь, я же тебе когда-то уже говорил, что моя защита стоит дорого. Очень дорого. – Тебя могут посадить, – пробурчала Юджин едва слышно. – Поверь мне, у меня столько компромата на каждого в этом городе судью и прокурора, что ни один не посмеет даже в мою сторону косо глянуть. – Ты, правда, не загоняешь честных людей в долговую яму? – исподлобья посмотрела она на него. – Хорошие люди — не наши клиенты. Вечера они проводят дома с семьями, а не с продажными женщинами за рулеткой. Игроки за моим столиком — это или банальные пройдохи, ищущие лёгких денег, или заскучавшие богачи, которые уже не знают, куда им выкинуть пару миллионов вон. Веришь? – Тебе верю, – прошептала Юджин, готовая обманываться до последнего. – Спасибо, что доверяешь. – Надеюсь, ты не выбиваешь из проигравших деньги, – потупила она взгляд, вспоминая драку с Чанёлем, к которой тело Сехуна явно было готово. – Нет, что ты, – улыбнулся он, – это забота казино, его владельца и его спонсоров. – Успокоил, – лихорадочно забегала Юджин глазами по мужскому лицу, пытаясь решиться на ещё один животрепещущий вопрос. – Скажи... если ты работаешь на мафию... – Я не работаю на мафию, – хмыкнул Сехун, – я просто время от времени помогаю другу в казино. Как ты уже поняла, я неплохо играю, и мне это доставляет удовольствие. Вроде хобби... тебе нравится звёзды в телескопе рассматривать... – А тебе людей дурить? – Обижаешь, – поджал молодой человек губы, – я никогда не мухлюю. В казино это запрещено самим владельцем. – И всё же... Сехун, даже если ты не работаешь на мафию... но тесно с ней связан... – глаза Юджин стали влажными. Со стороны казалось, что волнение её он может потрогать пальцами — уж настолько сильно оно ощущалось в стылом воздухе. – Скажи, Сехун, ты когда-нибудь убивал людей? Женский вздох, похожий на предсмертный хрип, ввёл его в оцепенение. Секунды — непонимание. Как будто сама Медуза Горгона заглянула ему в глаза перед самой смертью. Он знал, что с ответом ошибиться ему сейчас никак нельзя — иначе он в одночасье потеряет всё. Глаза Сехуна заглянули в потемневшие, переполненные надеждой глаза Юджин. Она ждала ответ, который мог всё прояснить. Он понимал, что именно от него зависит, снимет ли она сегодня с пальца обручальное кольцо, вернув ему его обратно, или так и продолжит носить до дня свадьбы. – Я никогда в своей жизни не убивал людей, – произнёс он сухо, вкладывая в слова совершенно не тот смысл, который ждала от него услышать девушка. – Тогда что за оружие лежит в твоём гараже? – решила развеять Юджин последнее недопонимание. – Контрабанда для друга. Он тот, кто организует правительству через своих друзей-иностранцев нелегальные поставки оружия для борьбы с Северной Кореей, – поставил он решающую точку в их вопросе, ловя губами облегчённый вздох. – А Чонгю? – неожиданно вспомнила девушка про бывшую молодого человека. – Чонгю знала о том, чем ты занимаешься? – Знала, – улыбнулся Сехун. – Тогда могло ли... – Не могло, – перебил он её, – это не могло усугубить наши взаимоотношения. Чонгю знала с самого начала. С нашей первой встречи. – Серьёзно? – удивилась Юджин, начиная складывать в голове цепочку событий. – Значит, моя догадка подтверждается. Её брат — твой друг. Чонгю сестра владельца игорного дома? Это ведь ему он принадлежит? – Ему, – кивнул молодой человек, – казино одно из его детищ. – Насколько же он влиятельный человек в преступных кругах? – Он влиятельный не только в преступных кругах, – снисходительно улыбнулся Сехун чужой неосведомлённости. – Он уже пару лет, с одобрения верхушки власти, занимает важное место в нише развлекательного бизнеса страны. Пригоняет просто невероятно огромные инвестиции не только с Азии, но и с Запада. – Развлекательный бизнес? – до сих пор не могла оценить Юджин масштабы чужого величия. – Через его одобрение проходят многие масштабные проекты, начиная от парков развлечений, заканчивая модельными агентствами и компаниями, которые взращивают молодых артистов. Мало кто знает, но он один из главных акционеров MS Entertainment. – Ты шутишь? Он серьёзно имеет долю в самой крупной развлекательной корпорации? – округлив глаза, выпалила Юджин. – Преступник-акционер? Такое возможно? – Нужно ли мне поразиться твоей наивности? Джин, да там только такие и заправляют. Шоу-бизнес из одного десятилетия в другое строился не на талантах, а на грязных деньгах. Спонсорство, бордели, торговля несовершеннолетними, детская порнография... всё это берёт корни оттуда... это страшный бизнес, во главе которого стоят опасные люди, – рассмеялся Сехун, смахивая снежинки с женских плеч. – Чтобы ты не говорил, но я до сих пор не могу понять, как мафиози там свои порядки наводит. Разве по роду своей криминальной деятельности он не должен находиться в тени, когда шоу-бизнес подразумевает то, что нужно всегда находиться на публике? – Поверь, он отлично умеет сливаться с окружающей его обстановкой. – Как хамелеон? – Как продажный политик, судья и прокурор, утром обещающий народу отстаивать их интересы, но забивающий на них при первом удобном случае. – Всё же, неужели... – не успела она закончить, как губы её перехватили, завлекая в мягкий поцелуй. Полмесяца воздержания сильно сказались на нём. Вероятно, Сехун готов был даже сейчас завалить её в сугроб. Он скучал не только по её смеху и голосу, но и по её телу. Сотни раз, не решаясь приехать лично, он набирал её номер и вслушивался первый гудок, после чего сбрасывал вызов. – И долго вы ещё тут мёрзнуть будете, молодые люди? – послышался весёлый голос со спины Юджин. – Папа? – смутилась девушка, бросая взгляд то на молодого человека, то на отца, вышедшего на улицу без верхней одежды, да ещё и в махровых тапочках. Со стороны Сехуну показалось, что господину О давно за пятьдесят. Он был высок и крепок физически — в какой-то момент молодой человек даже предположил, что если знакомство придётся ему не по душе, то мощным рукам не составит труда переломить его как ветку. Была в господине О какая-то потаённая опасность, которая появляется только у отцов, когда на горизонте их любимых дочерей появляются не вызывающие доверия ухажёры. Юджин не раз ему говорила о том, что отец её прост, как дорожный камень, добродушен, как лесной пень для путника, что широк он душою, как бывает широк карман плаща. Однако сейчас, стоя рядом с будущим тестем, Сехун понимал, что простота его — первый признак ясного ума, добродушие — снисхождение, похожее на уступку, а широта души вряд ли была настолько безгранична, что могла по достоинству оценить каждого встречного. Сехун догадывался, что путь к взаимопониманию с господином О будет труден, но он готов был бороться, потому что любовь к его дочери теперь была не меньше той, что дарил Юджин её отец на протяжении всей жизни. – Здравствуйте, – склонил Сехун голову перед мужчиной. Руки его всё также не прекращали обвивать девушку. Чужое присутствие его не смущало, ситуация в принципе его не смущала: хотя отца Юджин он видел впервые в своей жизни. – Добрый вечер, – усмехнулся господин О, замечая, что ухажёр его Юджин не из робкого десятка, раз всем своим видом показывает, что они с его дочерью очень близки. – Познакомишь меня со своим другом или же кавалером? Уж не вразумлю, кем он тебе приходится. – Я... – прикусила девушка губы, не зная, что ответить. – Так кем вы приходитесь моей дочери, молодой человек? – поняв, что Юджин находится в смятении, перевёл он вопрос на Сехуна. – Можешь ответить, – шепнула она ему тихо на ухо. – Но после моего ответа ты вряд ли сможешь выкрутиться, – усмехнулся Сехун. – Пути назад не будет. – Говори, – облизнула Юджин губы, ощущая, что молодой человек выпускает её из объятий. – С недавних пор я жених вашей дочери, – в несколько широких шагов приблизился он к отцу своей девушки, протягивая ему руку. – О Сехун, приятно познакомиться.***
В преддверии своего дня рождения Боми была взволнована. Предчувствуя скорое наступление праздника, она не находила себе места. Впервые с момента появления на свет ей было позволено праздновать так, как она сама того хочет. До этого момента, пока она не стала частью семьи Ким, отец всегда сам выбирал ресторан и рассылал пригласительные гостям, созывая людей совершенно ей незнакомых. День рождения для председателя Пака всегда был не более, чем хороший поводом заключить выгодную сделку. Разлепив глаза на рассвете, Боми не обнаружила рядом Воншика, но зато обнаружила в кресле букет белых пионов. Наличие мужа расстроило, а вот то, что он не забыл о празднике, — обрадовало. Долго суетясь у шкафа, она выбирала, что бы одеть, пока не решилась примерить белоснежную рубашку мужа. Раньше смотреть в сторону не своих полок она даже не думала, теперь же могла без зазрения совести покуситься на похищение важного элемента мужского гардероба. Наслаждаясь запахом цветов, Боми спустилась на первый этаж. Как только девушка переехала в дом Воншика, её пугала стеклянная конструкция в коридоре, поэтому лишний раз она старалась по ней не ходить, боясь, что под тяжестью её веса пол треснет, и она не только провалится в воду, но и оцарапается осколками. Сейчас же, заметив несвойственное движение в течение и мерцающие точки, Боми без страха, шлёпая босыми ногами, сбежала вниз. Под толстым слоем стекла плавали рыженькие рыбки. Блестящая чешуя волшебно серебрилась под лучами заглядывающего в окна солнца. Объединяясь в общие стайки, рыбки наворачивали под ногами круги, вырисовывая запутанные маршруты, которые должны были запутать их невидимых преследователей. – Чудесно, не правда ли? – раздался за спиной голос матушки Воншика. – Чувствую себя русалочкой, – восторженно прошептала Боми, закружившись по холлу. – Это ведь для меня? – Он знал, что тебе понравится, – распахнула она свои объятия. – С днём рождения, ангел мой. Ты совсем ещё юна и неопытна, я знаю, что не уберегу тебя от ошибок, но один совет всё-таки хочу тебе дать на будущее: не привязывайся ни к чему внешнему и не живи во внутренней пустоте. – Спасибо, – прижалась к свекрови девушка. – Уже предчувствую, что это будет самый лучший праздник за всю мою жизнь. – Сделаю всё, что в моих силах, – кивнула старшая Ким. – Это ничего, что я вас обременила, потому что решила отпраздновать дома? Ещё есть время поменять планы. Можно заказать ресторан. Вы ведь понимаете, что помощница из меня так себе? – Ничего, – погладила она Боми по голове, – справимся, не королевский же двор будем обслуживать. – Вы самая лучшая женщина, которую я когда-либо знала, – прикусывая губу, прижалась невестка к женщине ещё сильнее. – Ещё ведь не поздно попросить прощения за всю мою грубость? – Я не сержусь на тебя, Боми-я, – поцеловала она её в лоб. – Я пропащая, – потупила она глаза в пол. – Мне совестно за то, что я была причиной ваших слёз. – Ты не пропащая, – добродушно покачала госпожа Ким головой. – Я знаю, как выглядят пропащие, и ты нисколечко на них не похожа. Я прожила длинную жизнь. Я видела многое и многих. Ты неплохой человек. Да, избалованный. В какой-то степени до безобразия, но при этом лишённый материнского тепла. Твой эгоизм — не больше, чем затянувшаяся обида. Твоя любовь к себе пытается восполнить нелюбовь других. – Вы первый в моей жизни взрослый, кто увидел во мне личность, а не милое личико, – глаза опустились на рыбок под ногами, которые выплывали из молочной воды и сталкивались носами друг с другом. – Вот смотрю на них сейчас и понимаю, что между нами очень много сходства. – О чём ты? – Меня тоже всегда в доме называли красивой рыбкой, – печально взмахнула Боми ресницами. – Сначала я думала, что это метафора, что-то, что подразумевает мою красоту, но потом осознала, что они сравнивали не мою внешность, они сравнивали мой образ жизни. Каждый день этих существ похож на предыдущий. Они не отличают рассветов от закатов. Они не ведают счастья и горя. Они живут и умирают бездумно. – Это не правда, Боми... – Правда, – покачала девушка головой, – это самая настоящая правда. Только вот в отличие от рыбок я сама заперла себя в пруду. Говорят, что если нет цели, то нет и ориентира, чтобы куда-то двигаться. Именно цель наполняет твою жизнь смыслом. У меня же её нет — и никогда не было. – Не переживай, – погладила женщина её по плечу, – всему своё время. У тебя обязательно всё будет — и цель, и смысл жизни. – Спасибо вам за всё, что вы для меня сделали, – Боми закусила губу, – и за Воншика тоже спасибо. Он у вас чудесный. Вы воспитали хорошего сына. – Хочется верить, – погладила она её по щеке. – Где он, кстати? Он ведь не собирается работать допоздна? – Не переживай, он скоро вернётся, – улыбнулась женщина. – Нарочно встал раньше, чтобы разобраться со всеми делами и освободиться к обеду. Разглядывая себя со всех сторон в зеркале, Боми то собирала, то снова распускала закрученные волосы, не в состоянии определиться, что ей больше всего подойдёт к подготовленному наряду. В очередной раз завтрак у госпожи Ким выдался сытным и вкусным. Боми ощущала, что последствия от загостившейся в их доме свекрови, отражаются на весах. Стрелка с каждой новой неделей отклонялась вправо, и отклонялась настолько нахально, что пора было начинать обвинять её в клевете. Боми всё время казалось, что её щеки видно со спины. Она даже ощущала несвойственную ей тяжесть в теле. Из-за постоянных чаепитий по утрам и без повода средь бела дня отекали ноги и лицо. Со времён школы она впервые начала нагло прогуливать спортзал, отдавая предпочтение мучному матушки Воншика. Всё чаще Боми можно было застать дома, а не в баре. Ей нравилась госпожа Ким. Настолько сильно нравилась, что во время командировок мужа, она спокойно могла заснуть с ней в кровати. Рядом с кругленькой свекровью девушка наконец-то смогла понять, на что именно похож семейный уют. Семейный уют матушки Воншика был во всём. В самолично пришитых ею оборках на шторах и в кружевной скатерти на веранде, что принадлежала ещё её бабушке. Она была в завтраках с любовью ею приготовленных, в этих чудных лицах животных, что она выкладывала на их с мужем тарелках, как будто они всё ещё были маленькими детьми. Воншик хмурился, вздыхал, но всё равно беспрекословно продолжал есть, ковыряясь в тарелке вилкой и разрушая эти сложные конструкции из овощей. Любовь госпожи Ким жила в зимней шапке Боми, что была ею связана в ночное время, пока все домочадцы спали. Она была в руках её тёплых, что перед сном гладили её по голове, желая сладких снов. Всё чаще Боми ловила себя на мысли, что за Воншика стоило выйти только ради его матушки, ведь если бы брак не удался можно было питаться только этой любовью. По крайней мере, Боми было бы достаточно только её одной. В глубине души она завидовала мужчине, не понимая догадывается ли он о том, как ему повезло с матерью. – Как лучше собрать или распустить? – поинтересовалась она у мужа, услышав его тихие шаги за спиной. Руки в очередной раз собрали пружинистые спиральки под заколку, а потом рассыпали их по спине. – С собранными, – отозвался он хрипло, потирая веки. Пройдя вглубь комнаты, Воншик присел на кровать. Под тяжестью его веса матрас прогнулся, а тёмно-синее покрывало покрылось мелкими складками. Протянув руку жене навстречу, он без слов позвал её к себе. – Люблю чёткие ответы, – улыбнулась Боми, вкладывая свою ладонь в чужую. – Если бы ты сейчас сказал: «тебе всё идёт», я бы тебя треснула. – Но тебе на самом деле идёт всё, – дёрнул он её на себя, из-за чего они оба завалились на кровать. – Просто с собранными, на мой вкус, выглядит лучше. – Нравится сдержанная элегантность? – поцеловала она его в краешек губ. – Раньше больше, чем сейчас. – Как это понимать? – Мне немножечко нравится и твоё бунтарское начало, – обхватил Воншик жену за талию, прижимая к своей груди. – Да неужели? – Не зазнавайся, совсем немножечко, – прикрыл он глаза: спать хотелось сильнее обычного, и он не понимал, как он ещё держится и почему не свалился. – С днём ангела, Боми-я. Проживи счастливую и достойную жизнь. – Спасибо за подарок, – начала она покрывать его лицо поцелуями. – Это самое необычное, что я получала в своей жизни. – Такие домашние животные тебя устроят? – заправил он за её ухо выбившую прядь. – Устроят, – поймала она мужской взгляд, исследующий её волосы. – Всё нарадоваться не можешь, что я перекрасилась? – Не могу, – погладил он её по голове. – Тебе, как никому другому, идёт естественность. Без косметики ты выглядишь ещё лучше. – Давай, продолжай сыпать на меня комплименты, а то обычно от тебя их не дождёшься, – поскребла она пальчиками по его рубашке, приложив ухо к размеренно бьющемуся сердцу, что дремало в грудной клетке, слитой из металлических прутьев-рёбер. – Я исправлюсь, обещаю, – пропустил он её волосы сквозь свои пальцы. – И на работе перестанешь от меня прятаться? – Я от тебя никогда не прятался. – Лгунишка, – ущипнула она его за щёку, – я знаю, что ты нарочно уходил с рассветом, а приходил за полночь лишь бы меня не видеть. – Тебя это обижало? – Немножечко, – уселась она на него сверху, заёрзав телом в районе мужского паха. – До этого я была убеждена, что могу покорить своей красотой любого. Знаешь, я ведь нарочно одевала что-то приталенное и открытое, чтобы было видно упругое тело и стройные ноги. Всё ждала, когда же у тебя встанет. Давай, потешь моё самолюбие, и скажи, что ты всё это время только и грезил о том, чтобы где-нибудь меня зажать и трахнуть, – по очереди, снизу вверх, ловкие пальчики начали освобождать пуговки из их отверстий, приоткрывая вид на белоснежный бюстгальтер. Язык прошёлся по губам. Под наблюдением внимательных глаз, Боми бесстыдно, прикоснувшись к своей груди, сжала её со всей силы, после чего, смочив пальцы языком, нырнула рукой под тонкую ткань кружевных трусиков. – Мне придётся тебя огорчить, – улыбнулся он, скользя взглядом по совершенному телу. – Никогда тайно я не испытывал сексуального влечения к красивым женщинам, если у меня не лежала к ним душа. Меня привлекает то, что вот здесь, – прикоснулся он ладонью к её голове, – и вот тут, – прикоснулся он к месту, где билось её беспокойное сердце. Настолько беспокойное, что ему казалось будто бы этот стук подкреплён ещё чем-то, будто бы два сердца бьются в унисон друг другу. Его и её. – Вот тут у меня маловато будет, – вздохнув, Боми постучала себе по виску. – Зато вот здесь в самый раз, – поддавшись вперёд, он поцеловал её кожу под рёбрами. – И прекращай уже себя бессовестно ласкать, – вслед за женской рукой в трусики пролезла мужская. – Я не против, если и ты себя поласкаешь на моих глазах, – звонко рассмеялась она, падая на лопатки. Воншик, навалившись сверху, придавил её своим весом. Женские ноги обвили мужскую спину. – Боми-я... – сморщился он от услышанного, – снова твои пошлости. – Ну ведь сексуально же звучит, – облизнула она его губы. – Хочу увидеть то, как ты кончишь на моих глазах. Разве ты не хочешь посмотреть на то, как кончу я? Почему твои пальцы во мне не считаются грязным, а мои собственные — считаются? – Не нахожу смысла в таком удовлетворении, – прижал он её запястья к покрывалу, которое успело сбиться под их ёрзающими телами. – Зачем тогда нужен мужчина? – И правда, зачем нам пальцы, когда у нас есть член, – укусила Боми его за нижнюю губу. – Трахнешь меня? Хочу грубо, чтобы каждая косточка ныла. – Нет, – поцеловал он её в шею, – точно не в этот раз. Тебе ещё принимать гостей и сидеть со всеми за общим столом. – Значит, когда-нибудь ты всё-таки меня трахнешь? – лихорадочно сверкнули её глаза. – Я подумаю над твоим предложением, – накрыл он её губы своими, затягивая в жаркий и мокрый поцелуй. Почти все гости в сборе. Праздник запланирован как семейный: встреча родственников и близких друзей. Сегодня в доме семейства Ким только узкий круг лиц. Хотя Боми до сих пор плохо отличала между собой жену двоюродного брата Воншика от его племянницы, той, что являлась дочерью его старшего дяди, которого тоже просто спутать с кузеном госпожи Ким. С начала подготовки к празднику Боми была против светских изысков и оформления гостевого зала, но потом, сдавшись, всё-таки уступила матушке Воншика, которая хотела привнести в помещение ярких красок. Композиции из сухоцветов, что привезли им с утра, действительно были потрясающими и вписывались в обрамлённый деревом зал. Шарики хлопка напоминали вату. Лагурус и фаларис были нежны, как кисточки шёлка. Нигеллу выкрасили в жёлтый, отчего она стала похожа на сорвавшиеся с неба звёзды. Рыжие плоды физалиса напоминали китайские фонарики, а бессмертники несмотря на то, что полностью высохли, всё ещё хранили запах медовых лугов. Никакого китайского фарфора и эксклюзивных столовых приборов с гравировкой. Всё было просто и по-домашнему. Только что вазы с остатками осени могли указать на то, что за столом соберутся не на обычный ужин, а по случаю дня рождения хозяйки дома. – Гости в зале, – переступая порог комнаты, поделился Воншик происходящим на первом этаже. После того как муж переговорил с секретарём по телефону, лицо его казалось Боми слишком напряжённым, но она старалась этого не замечать. – Ты готова? Некрасиво заставлять всех ждать. – Да, я почти, – заломив кисти рук и извиваясь, как уж на сковородке, Боми пыталась справиться с замком на платье цвета Тиффани, являющегося смесью чего-то голубого и светло-зелёного: цвета той самой морской волны, что в ясный день облизывает камни прибрежного берега, того самого, на который она хочет отправиться в своё запоздалое свадебное путешествие, всячески намекая об этом мужу и подкидывая ему журналы средиземноморских курортов. – Такое узкое, – усмехнулся мужчина, подходя ближе к жене. – Ты в нём передвигаться-то сможешь? – Если хочешь поносить меня на руках, не обязательно искать повод и бросаться намёками, – закусила она губу, дёргая несчастную золотую змейку. – Ты права, не обязательно, – шепнул он ей на ухо. Губы припали к плечу, после чего тёплое место прикрыли тканью. Под нажимом мужских пальцев молния медленно скользнула вверх. От неожиданности Боми ахнула, когда Воншик подхватил её на руки, а потом закружил по комнате. Задорный девичий смех ударился о стены спальни, отразившись в стеклянных подвесках люстры. – Не поверишь, но меня ведь на руках никогда не носили, – обхватывая крепкую шею, потёрла она носом мужскую щёку. – А в детстве? – В детстве... – склонила Боми голову к плечу, – в детстве отец был против того, чтобы меня приучали к рукам. Говорят, мать кормила меня грудью всего пару месяцев, а потом бесследно пропала. Помня чужое тепло, я всё время плакала — и ничто не могло меня утешить. После случившегося отец решил, что мне лучше больше ни к кому не привязываться. Только со временем я поняла, почему я тянула к кому-то руки, а меня на них не брали. Окружающие меня люди не только боялись того, что я к ним привяжусь. Они сами боялись ко мне привязаться. Семейство Пак — это рассадник бездушных людей. Им нельзя изменять образу. – Прости, – поцеловал он девушку в щёку. – За что просишь прощения? – рассмеялась Боми, сметая с плеча мужа невидимую пылинку. – Ты же не виноват во всех моих несчастьях. – Пока ты этого не понимаешь, но всё-таки есть те, в которых виноват, – поцеловал он жену во вторую щёку. – Знай, что бы сегодня в итоге не произошло, я не хотел портить тебе праздник. Я пытался отсрочить этот момент, но ничего не вышло. – О чём ты? – нахмурилась Боми. – Только не говори, что у тебя через пару часов намечается срочное совещание, и ты собираешься сбежать. – Нет, сегодня я весь твой, – поставил он её на пол. – Мой говоришь? – усмехнулась девушка, водя пальчиками по мужской рубашке. – Получается, разрешаешь привязать тебя сегодня ночью к кровати. – Ну уж нет, – улыбнулся Воншик краешком губ, – я слишком стар для ролевых игр. – У тебя на всё одна отмазка, – надула девушка губы. – Я долго думал, что тебе подарить, – засунул мужчина руку в карман, – но, кажется, остановился на самом банальном. – Так подарки не закончились утром? – загорелись глаза Боми, когда она увидела чёрную шкатулку. – Я так и не подарил тебе кольцо по случаю помолвки, – с глухим щелчком открыл он крышку коробочки, где на бархатной подушечке покоилось украшение, усеянное россыпью розовых бриллиантов. – Какое оно потрясающее, – восторженно приложила девушка пальчики к губам. – Делал на заказ. Мне показалось, что это будет очень символично, – покрутил он в руках широкое кольцо: по дуге его шла связка листьев, в каждом из которых сидел драгоценный камень. Заканчивалась композиция силуэтом уточки, в форме которой Боми углядела мандаринку с пёстрыми крыльями. – Спасибо, – позволила она надеть себе украшение на безымянный палец, рядом с обручальным кольцом. Потянувшись навстречу, Боми трепетно коснулась губами мужа. Нежный поцелуй перешёл в страсть, которая отдавала ломотой в теле. Она уже готова была бросить гостей и придумать глупую отговорку не спускаться, но он прервал настойчивое касания, ощущая, что и сам находится на грани срыва. – С тобой я забываю о пунктуальности, – мимолётно коснулся он её губ ещё раз и стремительно вышел из комнаты. Все родственники со стороны Воншика откликнулись на приглашение, а вот члены семьи Боми, чего и следовало ожидать, были не в полном составе. На Джебома и ещё парочку тётушек Боми изначально не рассчитывала, а вот к тому, что председатель Пак будет опаздывать, она готова не была. Пунктуальный отец задерживался. Задерживался на неприличное и несвойственное ему время. Сначала Боми не придавала значения происходящему, но потом стала бросать взгляд то на взволнованного дедушку, то на обременённого чем-то дядюшку. Гости за столом между тостами подозрительно перешёптывались. Ситуация усугублялась и тем, что Воншик с каждым часом становился всё мрачнее и мрачнее. За столом они между делом переглядывались с Тэгуном — и тот многозначительно бросал взгляд на наручные часы. Боми чувствовала, что над их домом сгущаются грозовые тучи — и до момента их извержения оставалось совсем немного времени. Отец с Чанёлем появились к десерту, к тому самому времени, когда Боми стояла на кухне и уговаривала матушку Воншика спрятать именинные свечи обратно в стол и не смущать её перед родственниками. Понимая, что детство её было безвозвратно утеряно, в глубине души она всё ещё хранила желание их задуть. Ворвавшись подобно урагану, отец умудрился разбить что-то хрустальное в холле, что это была за вещь Боми так и не поняла, но по звуку определить, что она была хрустальной, не составило труда. Чанёль, встретившись с её взволнованными глазами, когда она выскочила из кухни, незаметно ото всех покачал головой, призывая не вмешиваться. Воншик же молча указал на второй этаж, давая понять, что разговаривать с председателем намерен только там, а не на глазах любопытных родственников, высыпавших из гостиного зала посмотреть, что происходит. До праздничного торта с ягодным муссом и заварным кремом, приготовленным самолично матушкой Воншика и её помощницей в лице Айли, гости так и не добрались. А званый вечер им и вовсе пришлось покинуть, даже не попрощавшись с хозяином дома, потому что тот, закрывшись с главой Грин Плаза, что-то долго выяснял. С первого этажа Боми отчётливо могла слышать крики отца, но различить голос мужа была не в состоянии. За всё время, сколько она его знала, ни разу нельзя было увидеть его разъярённым до беспамятства: вот и сегодня он не изменял себе. Прикусив губу, Боми с трудом сдерживала слёзы. Она предчувствовала, что самый лучший день в её жизни обернётся самым худшим. – Что там происходит? – поймала она за руку Чанёля, когда он взволнованный вышел из кабинета вместе с отцом Воншика. – Проблемы с делами, – пристально с сильным прищуром посмотрел он на девушку, – не бери в голову. – Как же мне оставаться в стороне, если вы кричите на весь дом? – удивилась Боми, вжимая в плечи голову, как маленькая птичка. Она знала, чем заканчивались в их доме подобные крики отца. Обычно недовольный происходящим президент Пак находил себе жертву слабее него и срывал на ней злость физически: это мог быть кто угодно, начиная от кухарки, заканчивая самой Боми. – Прости, что испортили праздник, – похлопал он её по спине. – Я оставил в машине подарок, отдам чуть позже, а пока мне и председателю Киму нужно срочно съездить в офис. Проводив брата взглядом, Боми снова начала вслушиваться в отголоски разговора, что доносился из кабинета мужа, вход в который ей был запрещён не только сейчас, но и в любое другое время. Воншик не любил, когда его беспокоили по пустякам. Он сердился и хмурился, когда Боми тревожила и отрывала его от документов, — в такие моменты глубокие складки пролегали на его лбу, и он становился намного старше своего возраста. – Ты-то мне скажешь, что происходит? – налетела она на потрёпанного и взъерошенного Тэгуна, который покинул кабинет следом за братом, оставляя Воншика и её отца наедине. В соседней комнате раздался хруст бьющейся о стену керамики. Боми вздрогнула, понимая, что в ход пошли не только резкие слова, но и руки. – Зарубежные инвесторы отзывают многомиллиардные контракты из-за шаткого положение на рынке, – сухо произнёс секретарь мужа. – Твой отец обвиняет Воншика. – Акции Грин Плаза падают? – пробежалась Боми взглядом по Тэгуну. Галстук на его рубашке слегка съехал в сторону, а две верхние пуговицы на пиджаке вылетели из петель. Со стороны складывалось ощущение, что его совсем недавно трясли, схватившись за лацканы пиджака. – На двадцать пять процентов, – хмыкнул мужчина. – До этого они ни разу не были на такой критической отметке. – Всё настолько плохо? – Грин Плаза всё ещё имеет правительственный долг. Если положение ухудшится, Голубой Дом может затребовать выплату денег в полном размере сию же минуту. По итогу это может обернуться полным банкротством, – размял плечи секретарь. – Но это не самое худшее... – Не самое худшее? – изумилась Боми. – Рейтинг одобрения президента снизился, – шёпотом отозвался Тэгун, – в деле теперь замешана не только экономика, но и политика. Он собирался заступать на второй срок. Понимаешь? Теперь даже инаугурация главного прокурора отложена, а главный прокурор — это член команды Пак. – Что? – непонимающе захлопала девушка ресницами, после чего Тэгун осознал, что она не понимает всего масштаба трагедии происходящего. Маленькая драма, развернувшаяся в их с Воншиком гостиной, могла закончиться драмой для всей страны. – Это плохо, Боми, очень плохо для твоего отца, – сглотнул он тяжело, – всё может закончиться арестом, для него и для членов парламента. – Арестом? – едва слышно прошептала она, ломаясь в спине и спотыкаясь на ровном месте. Перед глазами всё резко поплыло. Наваждение раскрасило коридор в один сплошной серый цвет. Шаг в сторону лестницы — и она бы точно упала, если бы Тэгун не спас её от внезапного обморока. Мужские пальцы с силой надавили на женские плечи, после чего со всей силы встряхнули Боми. Встряхнули так, как будто она была какой-то яблоней у домовой калитки, которой самое время было сбрасывать с веток яблоки. Только кто же знал, что все яблоки окажутся по итогу гнилыми. – Прости, Боми, мне нужно идти, – заглянул он в помутневшие глаза. – Поднимись-ка ты лучше к себе в комнату и дождись там Воншика. Он позже тебе объяснит, что происходит. Тишина вокруг казалась какой-то неживой, а стены кабинета мужа казались какими-то незнакомыми. Боми смотрела на них и больше не узнавала. Дышать было тяжело. Боми пыталась и ртом и носом, но у неё ничего не получалось. Оказавшись в одиночестве с дубовой дверью, она была на грани истерики, понимая, что в соседней комнате творится что-то ужасное. В один миг мучительным страхом пропитался коридор — и ей показалось, что это она стоит там наедине с отцом, не находя выхода. У председателя любая ссора обычно начиналась с презрительного взгляда, потом шло осуждение, следом на дом обрушивались крики, а на последнем этапе он замахивался на свою жертву. Сначала лёгкая пощёчина по лицу: он будто бы проверяет, сколько в руке его могущества, а уже за первым ударом идёт тот, что может рассечь голову. Главное его правило: не бить по слишком открытым участкам, чтобы не было лишних вопросов от посторонних. Обычно председатель Пак умеет затыкать, но разбираться с подобными вопросами у него нет желания. Решительный шаг в сторону — и Боми толкнула дверь от себя. Сейчас она была уверена, что он и о дне её рождения успел позабыть. У него на уме лишь мысли о деньгах. В ход идут одни и те же методы. Махинации с ценными бумагами, шантаж, запугивание. Он практикует насилие не только дома. Боми это знает, знает с самого детства. Её взрастило самое настоящее чудовище, которое вряд ли когда-нибудь искренне любило своих детей, а если любило, то явно какой-то очень извращённой любовью. Пора заканчивать с ролью жертвы. Отец должен перестать портить ей и её новой семье жизнь. – Прекрати уже сквернословить! – выпалила она, врываясь в кабинет. На диване, закинув ногу на ногу, сидел Воншик, а рядом, словно загнанный в клетку зверь, из стороны в сторону метался председатель Пак. – Убирайся, тебя тут ещё не хватало, – огрызнулись ей в ответ. – Лимбоми, пожалуйста, выйди, – раздражённо попросил её следом Воншик. – Нет, не выйду, – захлопнула она за собой дверь. – Вы тут уже битый час. Пора заканчивать со всем, я устала вас слушать. – Так не слушай, – зашипел председатель Пак. – Ты вообще знаешь, какой сегодня день? – со слезами на глазах произнесла Боми. – День, когда я из-за твоего благоверного могу потерять всё, – заскрипел он зубами, делая резкий шаг в сторону дочери. – Я так и думала, – вымученно улыбнулась она в лицо отцу. – Уходи, а иначе этот день можно будет так же считать днём, когда ты потерял родную дочь. Не порть нам с Воншиком вечер. – Ещё месяц назад ты клялась мне в том, что не ляжешь под него, – ткнул он пальцем в сторону зятя, – а сейчас говоришь: не порти нам вечер. Серьёзно? Как всё-таки просто ты изменяешь своим же обетам. – Уходи, ты отвратителен, – с полными слёз глазами произнесла Боми, пытаясь отыскать в отцовских глазах хоть каплю раскаяния. – Дрянь, – замахнулся он на дочь, но был вовремя остановлен рукой Воншика. – А вот это ещё один вопрос, который мы забыли обсудить, – с силой сжал мужчина чужую кисть. Со стороны Боми показалось, что ещё чуть-чуть — и она сломается под напором сильных пальцев. – Теперь вы не имеете права к ней подходить. – С чего бы это? – выдернул председатель Пак свою руку из чужой. – Потому что она больше не часть вашей семьи — со дня свадьбы Боми часть семьи Ким и находится под её защитой, – сухо произнёс Воншик. – Вы сами отдали мне её в день смотрин. Забыли? – Решил подловить меня на слове? – мерзко рассмеялся ему в ответ свёкор. – Да, вероятно, я разрешил в какой-то момент тебе её ебать, как только заблагорассудится, но вот о том, что тело её тебе достаётся на постоянное пользование, даже речи не шло... Договорить председатель Пак не успел. Воншик сделал резкий шаг ему навстречу — и рефлекторно мужчина отшатнулся, споткнулся о ковёр и упал на пол, разбивая губу о подлокотник дивана. Выплюнув сгусток багряной крови, мужчина оскалился. Алый цвет окрасил губы. Боми прикрыла рот дрожащей ладошкой. Каждой клеточкой организма она ощущала, что если бы не досадное падение, то, вероятно, Воншик ударил бы её отца. – Стой! – повисла девушка на руке мужа, когда он сделал ещё один шаг навстречу к председателю. – Не делай ничего. Не обнажай свою ненависть. Ты выше всего этого. Не опускайся до его уровня. – Послушайся дочери, – закинул мужчина голову к потолку, – а иначе я тебя заживо закопаю. – Лимбоми, я по-хорошему просил тебя выйти, – перевёл Воншик глаза на супругу, у которой на щеках наворачивались слёзы. – Ты влюбилась в него? – прищурился председатель Пак, пытаясь разглядеть очевидное. – Боже, да ты и впрямь дура полная. Ты же ему даром не сдалась. Ты была всего лишь удачным инвестированием. Документы на ваш развод уже находятся у нотариуса. – Что ты несёшь? – возмутилась Боми. – Он должен обрубить все мосты, чтобы я не смог получить ничего, – небрежно засунул председатель руки в карманы брюк. – Забавно, но впервые кто-то оказался хитрее и умнее меня. Я хотел приручить дикого волка, вздумал посадить его на цепь, как дворового пса, чтобы он защищал мой дом, но вместо этого тварь сожрала всех моих кур в стайке. – Воншик? – непонимающе уставилась Боми на мужа, пытаясь на его лице найти подтверждение или отрицание слов отца. – Ты думаешь, что я чудовище? – истерический смех разнёсся по комнате. Председатель Пак хлопнул по бёдрам, будто бы проверял, пусты или нет карманы, после чего исподлобья посмотрел на Боми. – Да я так... ничего особенного. С настоящим чудовищем под крышей живёшь именно ты. Ты завтракаешь с ним по утрам, ты целуешь его перед уходом на работу и ты трахаешься с ним под покровом ночи. – Пытаешься меня уколоть? – с опаской глянула девушка на отца, вцепившись в руку мужа. – Ты, и правда, тупая, – хмыкнул председатель. – Бесспорно, это всё гены твоей шлюхи мамаши. Ты даже представить не можешь, как меня бесило, что в детстве ты складывала два и два и у тебя получалось пять. Как вижу, и сейчас мало что поменялось, раз ты всё ещё не можешь сопоставить события. Ты что серьёзно веришь в то, что Юна была настолько психически невменяемой, что решила сама себе вены вскрыть в ванной? Боми, ты точно пустоголовая дура. – Не неси чушь, – выплюнула она в сторону отца, чувствуя, что червяк сомнения и без его помощи точит её сердце. – Ты даже не представляешь, сколько денег он получил с её кончины... акции и инвестиционные фонды полностью перешли в его пользование. – Прекрати... – Спроси у него, что на самом деле произошло в ту ночь? – прошагав в сторону двери, председатель Пак со всей силы пнул её. – Чон Юна никогда не заканчивала свою жизнь самоубийством. Она цвела и пахла. Накануне я видел её в объятьях Джебома — и она не была похожа на ту, кто собирается покончить с собой. Я не знаю, что за тайну хранит твой дом, Ким Воншик, но в аду мы точно будем вариться с тобой в одном котле. – Что сейчас произошло? – вздрогнула Боми от хлопка дверью. Пазлы мозаики всё никак не хотели складываться. – Неужели тебе нужны пояснения? – подошёл мужчина к стеклянному шкафу, доставая оттуда бутылку виски. – Он упомянул о бумагах на развод, – не своим голосом произнесла девушка. – Упомянул, – нехотя кивнул Воншик. – Ты собираешься со мной развестись? – шмыгнула Боми носом. – Я не хотел, чтобы ты узнала об этом вот так, да ещё и в день своего рождения, – покрутил он в руках бокал, после чего осушил его залпом. – Я планировал обсудить это с тобой. – Ты серьёзно сейчас? – прошептала она сипло. – Зачем нам разводиться, когда у нас всё хорошо? Или это только я себе напридумывала? – Так нужно, брачный договор связывает не только тебя и меня, но и компании наших семей. Если Грин Плаза начнёт тонуть, значит, следом она потянет и Ритейл-Групп. Твой отец взбешён, но когда его голова остынет, он попытается найти лазейку в брачном договоре. Пока ты являешься моей женой, он может воспользоваться активами Ритейл-Групп. – Что? – Прости, – сухо отозвался мужчина. – Прости? Это всё, что ты мне решил сказать на прощание? – До недавнего времени у меня был план, в который хорошо вписывался развод. Я, правда, не рассчитывал на то, что мы поладим, и уж тем более не рассчитывал на то, что ты признаешься мне в любви. – Что за план? – уточнила девушка, надеясь, что сказанное расставит всё по своим местам. – Думал создать империю, которая по могуществу обошла бы империю твоего отца. – И как, получается? – сжала девушка нервными пальцами подол платья. – Пока получается, – осушил он второй бокал. – За исключением одной формальности. – Тебе очень нужен развод? – опустила она голову. – Нужен, – облокотился он плечом о стенку шкафа. – В мою империю с самого начала никак не вписывалась дочка председателя Пака. – После горького дают сладкое. Но почему же у меня всё всегда получается наоборот? Сначала сладкий сироп, а потом горькие таблетки... – Лимбоми, – позвал он её тихо. – Что ж... если для тебя сохранить независимость Ритейл-Групп куда важнее, чем сохранить отношения со мной: готовь документы. Я всё подпишу, Ким Воншик, – поднявшись с дивана, она сделала несколько шагов в сторону мужа. – Прости, – с тяжёлым сердцем произнёс он. – Прости? – вздрогнув, едва слышно произнесла она — и в шёпоте её было столько боли и тоски, что Воншику стало не по себе. – Да это вроде и не удивительно, я могла ожидать подобного. Пак Боми всегда шла в комплекте с Грин Плаза, а не самостоятельно. Теперь, когда от компании нет толку, от меня тоже его нет. Я ведь права? Кабинет погрузился в тревожную тишину. Боми больше не могла ничего говорить: в горле её жутко першило и хотелось заплакать навзрыд, а потом упасть на ковёр и свернуться там калачиком, как усталой собаке, которой давно пришло время умирать. Всего пару часов назад губы мужа она целовала с особым упоением и дышала на них жаром своих губ, теперь же, после сказанного, она их презирала и ненавидела всей душой. Больно. Ей было очень больно. Острым ножом он вскрывал ей кожу, а раны сверху присыпал солью. Вот Ким Воншик, а вот его дом. Боми входит в него новой хозяйкой и пытается навести порядок, когда её совсем не просят. По наивности она рисует в голове красивую картинку их совместной жизни, складывает её из подвернувшихся под руку пазлов, а когда приходит время поставить последнюю деталь, понимает, что по форме она совсем не подходит. Боми не пазл Ким Воншика. Пустующее место никогда не принадлежало и не будет принадлежать ей. Боми не чувствует себя обманутой, но словом предательство как нельзя лучше можно описать всё произошедшее. Она даже не может понять с какого момента начала заблуждаться. Сейчас между ними только лишь тишина и вереница дней с недопониманием, а ещё вчера — она любила его безмерно и верила в то, что теперь это чувство с ней на всю жизнь. – Я не хотел портить тебе вечер, – прозвучало, как неудачное оправдание случившегося, но Боми знала, что если не сегодня, то завтра или послезавтра правда вылезла бы наружу. Правда давно уже стояла за дверью и намеревалась в неё постучать. Какой день не выбери — это всё равно стало бы для неё шоком. – А жизнь? – навернулись на глазах Боми слёзы — и сердце его сжалось ещё сильнее. До этого никогда в жизни Воншик не чувствовал себя перед кем-либо виноватым. Боми ломалась на глазах, а он просто стоял и смотрел, не собираясь что-либо предпринять. В его власти было сделать так много, но он собирался уверять себя в том, что бессилен. В кропотливо расписанном плане его жизни никогда не было пункта, связанного с браком, а тем более с браком между ним и дочерью конкурента, мечтающего любыми способами поглотить компанию, в развитие которой были вложены все силы его деда и отца. – Просто знай, что председатель тебя больше не потревожит, и я не оставлю тебя без материальной поддержки... – начал Воншик, неудачно запнувшись на слове. От сказанного голова его стала тяжёлой, а сердце стукнулось о рёбра так сильно, что вся грудная клетка испытала нестерпимую боль. Не только Боми, но и ему показалось, что он собирается откупиться. – Не нужно, – заставила она его замолчать взмахом руки. – Ты ошибся, когда сказал отцу, что я теперь часть семьи Ким. Это ложь — и ты сам это прекрасно понимаешь. Я никогда сюда не вписывалась. Ты не думай... что всё это было зря. Ну, мы вместе. Это не ошибка, это важный этап становления меня как личности. Я благодарна тебе, Ким Воншик. Кажется, я наконец-то поняла, что значит быть независимой. Теперь мне хватит сил не вернуться домой. Не беспокойся, я и без тебя смогу о себе позаботиться. Мне не нужна твоя материальная помощь. – Боми, это не в качестве изв... – снова начал Воншик. – Я хотела отдать тебе это после ужина, – занырнув в карман платья, она вытащила из него флешку, после чего взвесила её на руке, будто бы отмеряла последствия своего же поступка. – Я долго думала — и поняла, что это самое верное решение. Знаешь, чем дольше вы ругались с моим отцом, тем сильнее я это осознавала. Это немного эгоистично с моей стороны по отношению к отцу и братьям... но это то, чего я желаю больше всего на свете. Если подумать, ещё до меня череда неправильных решений привели к шаткому положению на рынке. – Что это? – покрутил муж в руках отданный ему носитель информации. Голова его настолько сильно разболелась, что он вряд ли сейчас мог объяснить жене, что именно происходит с его и её отца бизнесом и зачем это всё ему нужно. – Подарок перед грядущим разводом то, что ты хочешь сильнее, чем Пак Боми, то, ради чего ты всё это и затеял, – вымученно улыбнулась она. – Я знаю, что обычно сюрпризы устраивают в канун свадьбы, но ведь у нас с тобой всё не как у людей, Ким Воншик. – Когда-нибудь ты поймёшь, – протянул он к ней навстречу руку, но она не дала себя коснуться. Отшатнувшись, как ошпаренная, она глянула на него безумными глазами, так словно бы они не были сейчас мужем и женой, а были всего лишь случайными незнакомцами в лифте его торгового центра. – Я и сейчас понимаю. Если что, мне было приятно обманываться. Приятно было считать, что ты ко мне неравнодушен. Игра в семью вышла забавной, не правда ли? – сглотнула она, потирая раскрасневшиеся глаза и щёки. – Я хотел быть искренним... – попытался он возразить, но Боми снова его остановила. – Юна... – имя бывшей жены утонуло в комнате. – Напоследок. Перед тем, как я покину этот дом... быть может, наберёшься храбрости и скажешь мне, что произошло. Я устала слушать сплетни и собирать от очевидцев события происшествия по крупицам. Хватит хранить молчание, Ким Воншик. Скажи мне правду, чтобы я перестала себя накручивать. – Ты хочешь знать правду? – улыбнулся он вымученно, понимая, что и этот секрет должен был раскрыться при иных обстоятельствах. – Хочу, – прошептала Боми, глазами впечатываясь в мужское лицо. – Она тебе не понравится, – безжизненно произнёс он, подходя к столу и выпивая третий бокал подряд. Первый раз в жизни Боми видела, что он в таких количествах употреблял алкоголь. – Это Тэгун? – с напором произнесла девушка. Она уже давно сложила у себя в голове картинку, и теперь ей нужно было точное подтверждение. – Ты покрываешь друга? Так ведь? Брат, прибывая на грани помешательства, убил свою сестру. – Покрываю друга? – не понял Воншик. – В ночь самоубийства его видели ссорящимся с сестрой, – лихорадочно облизала Боми губы. – В ночь самоубийства он был первым, кто нашёл её. Он весь был в крови. Он защищал тебя, а теперь ты защищаешь его? Она ведь была ужасной женщиной. Я никому не скажу, Воншик. Это ведь был несчастный случай. Вспышка мимолётной ненависти. – Вспышка ненависти? – усмехнулся он ей в лицо. – Нет, Боми, это не был несчастный случай. – Не стоит винить себя, – подойдя ближе, она показала свою открытость и готовность принять правду. – Я знаю, она не была достойна твоей любви. – Всему виной я, её смерть только моё бремя, – отхлебнул он из горла. – Это я убил её. – О нет, – покачала головой Боми, заглядывая в потемневшие глаза. – Ты ни в чём не виноват. – Ты не поняла, – рассмеялся он ей тихо в лицо. – Это не аллегория, милая моя Боми-я. Я тот, кто убил Чон Юну, – отставив бутылку на пол, Воншик поднёс руки к женской шее. – Что? – не поняла девушка. – Я убил её, – пальцы начали сдавливать женское горло, – придушил эту тварь собственными руками. Держал её вот точно так же, как делаю это сейчас. Я с наслаждением смотрел за тем, как она синеет на моих глазах и как жизнь покидает её тело. – Ты не мог, – заведённо из стороны в сторону начала мотать Боми головой. – Ещё как мог, – прикоснулся он губами к её губам, догадываясь, что мимолётный жест должен стать их последним супружеским поцелуем. – Я был счастлив, когда увидел, как она наконец-то испустила свой дух. – Ты меня обманываешь, – оттолкнула Боми его в сторону, заливаясь слезами. – Ты же прекрасно понимаешь, что сейчас я предельно честен с тобой. Твой отец был прав, Боми-я. Я — чудовище. Тебе нельзя находиться со мной рядом. Уходи, и больше не возвращайся в этот дом. Как видишь, я мастер причинять боль не только на словах. – Так долго пытался меня приручить, а теперь так просто прогоняешь? – улыбнулась она вымученно. – Просто уходи, – склонив голову, он снял очки, после чего помассировал усталые веки. Привычный для него жест, такой повседневный и постоянный, что Боми вряд ли поняла, что глаза его в этот момент защипало, и он предпринял попытку вернуть себе прежнюю решительность. – Как скажешь, – прикусила она губу. – Надеюсь, когда-нибудь ты найдёшь в себе силы простить меня, Бом... – и в сказанном этом простом Бом, было так много смысла, что вряд ли бы ей хватило жизни, чтобы понять и разобраться в его сути даже спустя годы, когда она по крупицам соберёт всю правду несчастья Воншика. Единственное, на что она была способна в эту тревожную ночь — это стыдливо глотать слёзы, обещая себе, что больше ни перед одним мужчиной она не заплачет. Боми была юна и неопытна. Она переживала своё первое разочарование в любви и вряд ли сейчас могла прочувствовать глубину чужого горя. Боми едва ли могла догадываться, что Воншик был куда несчастнее в эту минуту, нежели она. Когда Боми оплакивала своё призрачное будущее, воспоминания всё дальше и дальше отбрасывали мужа в прошлое. К мечтам о любящей жене и здоровом ребёнке. Уйдя в себя, Боми даже не догадывалась, что прощения он попросил не у неё.