Sleepy mornings

Агеро монотонно ворчит о своём, выразительно жестикулируя. Баама это мало интересует, Кун достаточно часто ворчал ранним утром. Заваривал крепкий кофе, лениво разваливался на стуле и сидел тихо только до тех пор, пока кто-то не врывался на кухню. А дальше не дай Бог нарушитель спокойствия начинал громко шуршать или донимать его вопросами. Однако на Баама это не распространялось. Так уж завелось, что вставали они первыми, и не столкнуться на кухне было неизбежным. Агеро всегда входил почти следом за ним, с минутным разрывом, ещё заспанный спокойно улыбался и тихо, едва громче шёпота, говорил: "Доброе утро, Баам". А дальше молча приступал к своей утренней рутине. Баам долгое время был озадачен такими переменами настроения. Как бы невзначай, стукал кружкой по столу, шуршал пакетиком, но всё без толку. Агеро так и оставался непоколебимо терпимым к нему, будто бы вообще не замечал этого. Спустя бесчисленное множество неудачных экспериментов Баам бросил попытки понять. Так на него и пала участь единственного, кто выслушивает жалобы за всех остальных. Вот и сейчас он сидит и кивает на чужое бурчание, даже не вслушиваясь. К счастью, Кун никогда и не требовал от него понимания. Баам крутит стакан в руках и смотрит на чужие руки, чувствуя приятно разливающееся в воздухе спокойствие. У Агеро всегда были красивые руки. Узкие запястья, длинные и тонкие пальцы, мозолистые от частых тренировок с ножами. Кожа бледная и мягкая на вид. Завораживающее зрелище. Баам уже не в первый раз ловит себя на мысли, что хотел бы прикоснуться к нему. К его светлым волосам, к коже, к губам. Пару раз представлял, как делает это, и до чего же приятно это было. Даже ни капли не стыдно. Фантазии ещё никому не навредили. Он не замечает, когда засмотревшись перехватывает чужую ладонь. "Всё-таки навредили", - обречёно мелькает в голове. Отступать некуда. Бааму хочется хлопнуть себя ладонью по лбу за эту глупую беспечность. А потом разочарование в себе сменяется надеждой. Может ничего страшного не произойдёт, если он совсем чуть-чуть подержит её? Они же друзья. — У вас красивые руки, господин Кун. Агеро так и замирает, не договорив. Смотрит на него исступлёно, хотя выражение лица не теряет своей непроницательности. Возражений не следует, и Баам решается на большее: аккуратно растирает, массируя, подносит к лицу и невесомо целует тыльную сторону ладони, а за ней и пальцы. На губах остаётся горьковатый привкус крема. Не то чтобы его это волновало. — Баам, ты чего? — в голосе слышится колебание, но руки Агеро не отнимает. — Давно хотел сделать это. К Бааму возвращается здравомыслие. И правда, чего это он? На щеках проступает лёгкий румянец, и он уже собирается попросить прощения за своё поведение. А потом его взгляд застывает на чужих приоткрытых губах. Голову захлёстывают противоречия. И всё же он не может заставить себя остановиться. С трудом переводит взгляд на глаза Агеро, смотря с немым вопросом. Тот мигом собирается с мыслями, словно не он секунду назад был ощутимо растерянным. Склоняет голову вбок и улыбается по-доброму. Улыбкой, от которой его, Баама, сердце пропускало удар каждый раз. Такой редкой и тёплой. — Целуй. И Баам целует, не раздумывая. Прижимается всё ближе, отмечая мягкий вздох Агеро, сжимает в руках его ладонь и оставляет несколько мягких поцелуев один за другим, не в силах оторваться. Надеясь, что этого хватит, ведь представления о поцелуях у него хоть и были, но крайне смутные. Когда Агеро свободной рукой зарывается в его волосы и отвечает, он не может сдержаться. Улыбается в поцелуй счастливо, широко. Внутри всё трепещет от искренней радости. Это было гораздо лучше, чем он себе представлял. Баам обещает себе делать так каждый день. С тех пор он больше не слышал жалоб по утрам.