Твой любимый киллер

POV Костя Все началось с того, что я понял, что вся моя техника заражена и сливает информацию, куда не следует. С тех пор я решил не использовать ее для обмена информацией по поводу дела Протектора. Однако чтобы не вызывать подозрений у самого Протектора, я продолжал использовать гаджеты, чтобы читать последние новости о нем.  Далее случился тот злополучный бал, на котором был убит мэр. И тогда я в полной мере осознал, что Протектор женского пола. Я и раньше догадывался об этом, потому что использовать столь изящные методы по типу отравления и кровопускания мужчина вряд ли бы стал. Оказавшись с Протектором один на один, я пытался вывести ее на диалог, проявляя сомнения в том, что это она сама является вершителем справедливости. Но она не обронила ни слова. Это и еще кое-что натолкнуло меня на мысль о том, что Протектор близка мне.  Запах. Я знал ее запах, как свои пять пальцев. Нет, не аромат духов, а запах тела. И в ту ночь, когда я безуспешно пытался поймать ее я услышал столь знакомый запах, когда держал ее чуть ли не в своих объятиях на мосту. Она была у меня в руках, но снова очень ловко ускользнула, оставив меня на долгое время хромым. Еще тогда, на мосту, я понял, кто это, хотя и визуально ее черты сразу распознать мне не удалось.  Я не подал виду. Хотя мне довольно сложно было эмоционально этого не показывать.  На следующий день я попросил найти о ней хотя бы какую-то информацию, но ничего не было. В университете, где она якобы училась, под ее именем числилась девушка с другой фотографией. История с работой абсолютно идентична. Она просто украла чужую жизнь и присвоила себе, чтобы меня одурачить.  В ту ночь я сходил с ума от осознания того, что столь дорогой мне человек оказался моим главным врагом. Я воспринимал это серьезнее, чем предательство. У меня слезы на глазах наворачивались, когда мозг раз за разом возвращал меня к этим мыслям. Лежа в больнице, я вспоминал, что хотел построить с ней семью, но понимал, что мне удалось построить лишь воздушные замки в своей голове.  В ту же ночь мне удалось вычленить множество сходных моментов и составить своеобразный почерк, который ей свойственен при попадании в неоднозначные ситуации. В ту ночь, когда я нашел ее возле своего дома, и еще несколько дней после она делала вид, что немая. Молчала и после убийства мэра, когда я преследовал ее. То же самое делала, притворяясь бомжом. На самом деле я до конца не мог поверить, что у нее это так благополучно вышло. Меня поразило, что еще такая юная симпатичная девушка решила облачиться в рванье, измазать лицо грязью и пойти рыться в мусорке, только чтобы убить кого-то. Но я осекся, вспомнив, что имею дело с человеком с не совсем стандартным мышлением. Если она осмелилась находиться прямо под носом следствия и вытворять такие дела, то было ясно, что она готова на все ради своей сверхценной идеи.  Сказать, что было больно – это ничего не сказать. Рвать и метать хотелось только первые несколько часов и каждый раз, когда снова приходилось ее видеть. Было желание просто кинуть в нее что-нибудь и спросить, стоило ли оно того. В остальном же я сидел в апатии. Только спустя время я осознал, что вряд ли она испытывала какие-то угрызения совести. Она же типичный психопат, сочувствие ей не близко, а отношения с другими поверхностны. Она же просто мимикрирует под кого-то чисто из своих эгоистических соображений. Если для нее убить человека – это просто работа, то что уж говорить о моих чувствах.  Казалось, я стал ненавидеть весь женский пол, потому что он приобрел для меня ее обличие. Я зарекся когда-либо еще верить женщинам. Любовь – это счастье до поры до времени, но, когда она оборачивается острием против тебя, это становится невыносимым. Окончательно против меня это чувство обернулось в загородном доме, но об этом позже.  Когда она приехала ко мне в больницу после убийства мэра, то вела себя как ни в чем не бывало. Меня это поражало. Но я старался соответствовать и вроде как мне это и самому неплохо удавалось. Мы улыбались друг другу и говорили об отвлеченных вещах, но для меня у этой встречи была другая цель.  Еще с ночи стало известно, что на ноже, который она умудрилась воткнуть мне в ногу, помимо моих отпечатков и отпечатков прислуги, благодаря которой, собственно, этот нож и оказался в комнате мэра, есть еще и кусочек отпечатка кого-то другого. Это была часть безымянного пальца, с которого, видимо, слегка слез медицинский клей. Да, и про него догадаться было несложно, учитывая, что она не оставила своих отпечатков практически нигде: ни на орудии убийства, ни в комнате.  Мне оставалось лишь убедиться в том, что отпечатки действительно принадлежали ей, поэтому, когда она сидела в моей палате и мило беседовала со мной, зашел человек, которому я через ее руки передал пакет с самой уликой. На самом деле с ножа на тот момент уже все отпечатки сняли, оставалось их снять с самого пакета.  Естественно, все подтвердилось, однако никто об этом не знал. Как так вышло? Просто идентифицировал отпечатки с пакета один мой знакомый эксперт, который никакого отношения не имел к делу Протектора от слова совсем. Я никому не рассказал о том, что моя гипотеза подтвердилась и кто на самом деле является Протектором, оправдывая себя тем, что этой улики будет недостаточно, чтобы доказать немалое количество убийств, совершенное этой женщиной. Но, быть может, это и правда было не более, чем оправдание.  Когда она пригласила меня на свидание в загородный дом, я догадывался, что она попытается меня убить, поэтому старался не есть никакую еду и не пить никакие напитки на случай, если она что-то туда подмешает. Это и спасло мне жизнь. Я решил инсценировать свою смерть в СМИ и посмотреть, как она на это отреагирует. У меня было два мотива: первый – сделать это чисто из эгоистических соображений и понять, будет ли она тосковать по мне, а второй – наивный, который заключался в надежде на то, что она потеряет бдительность и проколется на очередном убийстве, оставив гораздо большее количество улик, чем у меня было. На самом деле уже попытка убить меня – была немалой уликой, но она опять же практически не оставила отпечатков, оставался лишь я, несчастный потерпевший. Но какой вес имели бы мои слова в суде, если свидетелей не было?  В общем я продолжал оставаться ни с чем, имея за душой лишь информацию о том, кто убийца, но не имея почти ничего против нее. На самом деле я не сдавал ее еще по одной причине – мне хотелось поговорить… посмотреть ей в глаза и понять, ради чего. Мне просто нужны были ответы, хотя я был уверен, что даже если она мне и объяснит, я вряд ли пойму ее как человек. Я был уверен, что никогда не оправдаю убийцу.  Так странно осознавать, что человека, которого ты любил, никогда по сути и не существовало. Ведь объективно говоря, я и влюбился в образ, который она создала для меня. Чувствуешь себя сумасшедшим. Это как просыпаться и вспоминать приятный сон, в котором был какой-то человек, которого не существует в реальности.  Какое-то время я не выходил из дома, подозревая, что за мной могут следить. Как оказалось, так оно и было с самого нашего свидания в загородном доме и даже до него. Этим людям надо было убедиться, что я действительно мертв, а она действительно выполнила свое обещание. Но это положение оказалось верно лишь наполовину. Она, и правда, предала меня, но я не умер. Поэтому, когда я потерял бдительность и решил все-таки покинуть свою квартиру, меня сразу же поймали и куда-то увезли. Проснулся я уже лежа на полу в каком-то подвале. Я не совсем понимал, какими мотивами руководствовались эти люди, просто удерживая меня, если можно было убить. Видимо, я оказался козырем в их рукаве. И я даже подозревал против кого они собрались играть.  Я просидел в этом подвале около двух недель, мой организм заметно истощился, так как кормили меня кашами без мяса (которые и кашами-то трудно было назвать) и хлебом. Не раз я хотел сбежать, но меня держали прикованным наручниками к грязной металлической трубе, поэтому из возможностей побега у меня была только перспектива отпилить, либо перегрызть себе руку, как в одном небезызвестном фильме. С каждым днем мой организм слабел, и даже мозг стал соображать гораздо медленнее. Мне было страшно только поначалу, потом я просто привык. Моментами мне уже хотелось, чтобы мои страдания кто-нибудь прекратил, но когда этим утром за мной пришли и повезли куда-то с завязанными глазами, я пожалел о своих желаниях, ведь умирать не очень-то и хотелось.  Когда мы прибыли к месту назначения, меня еще долго куда-то вели и только после этого сняли повязку с глаз. Приставив дуло пистолета к виску, мне сказали стоять тихо, чему я послушно подчинился. Я не привык шутить с такими людьми и прекрасно понимал, что это может быть себе дороже.  Я не видел, кто меня держит и не понимал, где мы. Вокруг была только кромешная темнота, будто повязку с глаз у меня и не снимали. Я чувствовал лишь холод, от которого мурашки бежали по коже, запекшуюся кровь от наручников на запястьях и веревку, натирающую эти же запястья.  Одет я был не сильно тепло: в испачканную и изорванную белую рубашку и брюки от старого костюма, которые я надел, чтобы выглядеть наряднее на семейном празднике, на который, очевидно, я так и не явился.  Лишь где-то поодаль я слышал знакомый голос, разносившийся эхом по какому-то большому помещению. Этот голос лишь изредка прерывался каким-то другим, более мягким, который изначально показался мне незнакомым. Когда меня подвели ближе, я уже более четко начал улавливать тембр и интонацию. А иногда даже и слова. Да, это был ее голос. Одновременно он казался и таким родным, и таким чужим.  — Я сделала все, как вы просили. Ведущий консультант по делу Протектора устранен. Свою деятельность я прекратила. Что вы еще от меня хотите? — В ее интонации не было ни капли сожаления обо всем, что она натворила.  — А ты уверена в своих словах? — спросил собеседник мужского пола, имени которого я не знал.  Да я и ее настоящего имени до сих пор не знал, поэтому в моей голове это была просто она.  — Что вы имеете в виду? — Уверенность в ее голосе сходила на нет.  — Ты помнишь, чему мы тебя учили, Николь? — поинтересовался мужчина. — Всегда нужно уходить с задания, убедившись, что цель устранена. И если необходимо, добить ее, чтобы это не оказалось некачественно выполненной услугой. Сколько раз я тебе сам лично это повторял? Она молчала.  — И каково было мое удивление, когда я узнал, что твой драгоценнейший Константин чуть ли не своим ходом покидает место своего же убийства? POV Ника Что? Я не могла поверить своим ушам, поэтому смотрела на Святого с недоумением и боялась выдавить из себя хоть слово. Да, я действительно не проверила, мертв ли он, но лишь потому, что мне нужно было быстрее убираться оттуда.  — Виктор, — позвал Святой, обернувшись к проходу на противоположном конце цеха.  Я с интересом наблюдала за тем, что происходит. Мне очень хотелось убедиться в его словах.  Вдруг из темноты показалась девушка, которую я узнала не сразу, потому что, как мне тогда показалось, ее просто не могло там быть. Это была Лиза. Она шла своим ходом и с опаской поглядывала на меня. Вслед за ней появился человек в белой рубашке со связанными за спиной руками, которого придерживал Виктор. Голова этого человека была опущена, поэтому я не сразу поняла, кто это, но, когда пригляделась, отпрянула от шока, будто увидела призрака. Мой возглас заставил его приподнять голову и взглянуть мне в глаза.  Он все знал. Это было заметно по взгляду, в котором любви уже не было. Он ненавидел меня.  Казалось, не было этих нескольких месяцев друг без друга… казалось, я не убивала его. Но может, это просто моя галлюцинация? Может, он не настоящий. Я помнила, как еще не так давно он засыпал в моих объятиях, а вставая, первым делом целовал меня в лоб. Он тоже все это помнил, но теперь уже наверняка хотел стереть из памяти.  И вот теперь он стоял передо мной, изможденный и грязный, с запекшейся кровью на лице, и не только, и смотрел с величайшим в моей жизни непониманием. Я читала в его взгляде все, что он хотел бы высказать мне. Мне было очень жаль… Лучше бы мы никогда не встретились. Тогда я подумала, что лучше не переживать прекрасные моменты, чем оставлять их в прошлом.  Виктор заставил его встать на колени и жестко ткнул дулом пистолета в затылок. Похоже, он терпеть не мог Костю. При любой возможности он пытался сделать Косте было как можно больнее.  Я решила подойти ближе, перехватив пистолет в другую руку. Костя поднял на меня взгляд измученных глаз. Получалось, что я смотрела на него свысока, хотя мне этого вовсе не хотелось.  — Мы очень долго думали, что с ним делать, — прервал молчание Святой. — И поняли, что он – это не наша проблема. А твоя. Поэтому и решили предоставить тебе возможность исправить свою ошибку.  У меня мурашки пробежали по спине. Я бы не смогла сделать это снова. Тем более вот так.  — Почему мы не пригласили тебя раньше? — прозвучал вполне риторический вопрос от Святого. — Мы хотели понаблюдать, что ты будешь делать дальше. Но сегодняшнего происшествия мне хватило. Ты перешла все границы.  Он имел в виду встречу с Ульяновым.  Я усмехнулась.  — Как вы узнали об этом?  Вместо ответа они вместе с Виктором одновременно перевели взгляд на Лизу, которая стояла ото всех чуть поодаль и просто наблюдала за происходящим.  И вдруг у меня произошел инсайт, от которого я схватилась за голову.  — Ты? — обратилась я к ней с недоумением.  Черт возьми, я даже не знала, что сказать. Я доверилась ей, спасла ей жизнь, а она просто жила у меня под носом, следила за мной и сливала информацию.  Глаза Лиза забегали, а выражение лица приобрело виноватый вид. Она смотрела на компаньонов, с которыми пришла, так, будто они ее предали.  У меня в голове всплыл момент, когда она якобы поехала к бабушке, но вернулась чуть ли не в тот же день. Тогда же у нее появился и телефон.  Ярость начинала закипать во мне.  — Так ты тогда ездила не к бабушке. Ты была у него. — Я махнула рукой в сторону Святого. — Ты стучала на меня.  Мои зубы сжимались все сильнее. Мне не хватало мимики, чтобы выразить всю ту ненависть, которую я испытывала к Лизе.  Она скользнула по мне виноватым взглядом, после чего опустила глаза.  — Уж не от тебя ли они узнали про наши отношения с Костей.  Мне никто не ответил, но по ухмылке Виктора я поняла, что была права. У меня в руке был пистолет, и мне очень хотелось выстрелить Лизе в голову в ту же секунду, однако я подошла к ней, схватила за волосы и подтащила к себе, наведя дуло ей на висок.  — Если вы его не отпустите, я ее убью. — воскликнула я, даже не надеясь, что это сработает, но решив попытаться. Как и ожидалось, они даже и бровью не повели. Виктор продолжил держать пистолет у затылка Кости, который все так же стоял на коленях, а Святой только скрестил руки на груди.  — Не надо… я прошу, — скулила Лиза еле-еле слышно. — Я не хотела этого делать, они меня заставили… Он обещал сделать плохо моей семье и моему брату. Ты же знаешь, он в тюрьме, он бы там просто не выжил, если бы я не… — Если бы ты не была крысой, выжила бы ты, — проговорила я ей в затылок, не скрывая своей ненависти.  — Лично мне она не нужна, Николь, — заявил Святой и обратился к Виктору: — А тебе? Виктор тоже отрицательно покачал головой.  — Ее голова за его это неравноценный обмен, — продолжил Святой, указывая на Костю. — Ты же понимаешь, что ему не жить в любом случае? Он слишком много знает, и это твоя вина. Мы, конечно, могли бы обеспечить ему травму головы, но это не гарантирует того, что он ничего не вспомнит.  Моя ярость в отношении Лизы продолжала нарастать. Если бы не она, никто бы из нас не стоял в этом темном помещении в ожидании своего наказания. Если бы не она, Костю бы не поймали.  Я с каждой секундой все сильнее сжимала волосы Лизы, и в какой-то момент почувствовала, как они под натиском моей силы вырываются из головы.  — Из-за тебя все, сука.  — Я прошу тебя… Дай мне еще один шанс! Я толкнула ее от себя с такой силой, что она упала и, кажется, разбила колени.  — Я давала тебе шанс. — Мой голос эхом разносился по помещению. — Тебе мало было, тварь неблагодарная?! — Я не сдержалась и перешла на крик. — Да ты хоть знаешь, сколько бабла я отвалила за твою никчемную крысиную душу?!  Даже Виктор смотрел на меня, не скрывая своего удивления. Выражение лица Кости и описать было трудно. Зато Святой не показал ни единой эмоции, будто и не впервые видел меня такой.  — Говорили мне, не делай добра – не получишь зла. Надо было пристрелить тебя еще тогда. Ты действительно этого заслуживаешь. — Казалось, меня разорвет от ярости внутри.  Она ползала по земле, глядя на меня умоляющими глазами. Как самая настоящая крыса.  — Ты не заслужила даже тех нескольких лет, которые я тебе подарила. — Я сильно ударила ее по лицу рукой, от чего она вскрикнула. — Была бы возможность отмотать время назад, я бы все сделала по-другому. А знаешь, почему я не стреляю в тебя прямо сейчас?! Я хочу, чтобы ты помучилась еще немного, осознала, что на этот раз ты не выкрутишься... что на этот раз я твой палач. — Схватив ее шею, я сильно сдавила ее пальцами. Лиза пыталась сопротивляться, но все было тщетно. В таком состоянии моя физическая сила почему-то значительно нарастала. Или мне так казалось, но как бы она ни пыталась убрать одну мою руку своими двумя – ей не удавалось сдвинуть ее ни на сантиметр.  — И брат твой, скорее всего, не продолжит гнить в своей поганой тюрьме. Я спасу его. Я сделаю все, чтобы его сгноили там побыстрее. Он не доживет до своего освобождения, это я тебе обещаю. Если сама останусь жива.  На ее глазах выступили слезы. Я бросила ее обратно на землю, чуть не задушив. Она долго кашляла, и это еще сильнее меня бесило. Я и сама не думала, что могу быть настолько жестокой. Улыбнувшись во все зубы, я подошла к ней и, посмотрев свысока, решила морально добить: — Я и о родителях твоих позабочусь.  Ее слезы переросли в истерику. Она уже буквально ползала на коленях и умоляла меня не делать ничего из того, что я говорила.  — Пожалуйста! Пожалуйста, Николь!!!  Я очень тебя прошу, нет!!! Убей меня, но не трогай их!!! — Она цеплялась за мою ногу и плакала, и мне периодически приходилось ее стряхивать, чтобы нормально передвигаться. — Как думаешь, как твоей маме больше понравится умирать? — Нет!!! Нет, только не это!!! Нет!!! — Она разве что не билась головой об пол. Я давно не видела, чтоб человек так молил о пощаде, чтоб так бился в истерике.  — Встань, — брезгливо бросила я, но она мне не подчинилась. — Встань, я сказала!!! Она, сотрясаясь от своего же состояния, еле-еле поднялась на ноги и продолжила плакать.  Я наставила дуло пистолета ей на лоб.  — Расслабься и не трясись, — скомандовала я. — А то я промахнусь, и будешь полчаса захлебываться кровью.  Краем глаза я заметила, что Костя попытался вырваться, видимо, чтобы помочь ей, но Виктор не позволил ему этого сделать. — Жди своих родных там. Уже очень скоро. — Я не стала больше медлить, а выпустила пулю прямо ей в лоб.  Тело моментально рухнуло в полутора метрах от меня, а меня даже кровью не забрызгало. Она умерла практически сразу, ибо я хорошо знала, куда стрелять. Можно было сказать, что я поступила с ней гуманно.  Повисло гробовое молчание. И я перевела взгляд на единственного человека, которого мне в тот момент действительно хотелось бы видеть, чье мнение обо мне действительно меня интересовало. Он смотрел мне в глаза. Смотрел с таким шоком и страхом. Его напугало мое поведение. Вдруг полотно тишины, которое нас отделяло буквально разрезали аплодисменты. Я перевела взгляд чуть левее и увидела насмешливое лицо Святого.  — Браво, Николь. Просто копия отца.  — Хватит приплетать моего отца. Даже не хочу слышать о нем из ваших уст.  — Тем не менее, спектакль окончен. — Он сделал указательный жест рукой в сторону тела Лизы. — Ты превосходно сыграла свою роль. А теперь соизволь сыграть ее и в нашем деле, раз уж со своим ты закончила. А то мы уж заждались. Виктору вон домой надо, его жена ждет.  — Отпустите его. — Я указала на Костю. Святой лишь отрицательно покачал головой. — Это невозможно. Мы здесь за другим, — сказал Святой. — У нас к тебе последнее предложение, от которого ты не можешь отказаться.  Я вопросительно подняла бровь, продолжая периодически переводить взгляд на Костю, чтобы каждую минуту убеждать себя в том, что ним все в порядке.  — Ты возвращаешься к нам, — начал Святой со вздохом. — Так сказать, мы примем тебя обратно в семью. Ты будешь жить в загородном доме Виктора, в том самом, где все собираются, присматривать за ним и заодно докладывать мне обо всем, что происходит и чем занимаются наши люди. Дабы впредь не появлялось таких идейных энтузиастов, как ты. А за тобой будет присматривать Виктор.  Он был идиотом, если думал, что я соглашусь на это.  — Иногда мы будем поручать тебе какую-нибудь грязную работенку, с которой ты, без сомнения, справишься. А в остальном твоя задача – собирать информацию. Лафа, а не жизнь. Скажи спасибо Виктору.  Я перевела взгляд на самого Виктора и спросила: — За что? — Это он убедил меня дать тебе еще один шанс. Я ведь хотел просто избавиться от тебя.  Я снова посмотрела на Костю. Святой заметил это.  — Ты должна понимать, что этот шанс адресован только тебе. Не ему. — Он указал на Костю. — Либо ты возвращаешься к нам и выполняешь мои поручения, либо тебя нет. После всего, что ты сделала, я не могу позволить тебе просто так разгуливать на свободе. Я уже позволил твоему отцу. Надо лишь выполнить одно условие, — заключил Святой.  — Какое? — не сводя глаз с Кости, спросила я.  — Убить его.  Будто проснувшись, я посмотрела на Святого, затем на Виктора.  — Это ты придумал? — с усмешкой спросила я.  — Да ладно тебе, — улыбнулся Виктор. — Разом больше, разом меньше.  Я нервно рассмеялась и сделала несколько шагнув назад, но в какой-то момент споткнулась о тело Лизы. Пришлось обойти его. Все это время я отрицательно качала головой, будто это предложение было для меня полнейшим абсурдом… будто я никогда не убивала кого-то раньше… будто и самого Костю я никогда не пыталась убить.  — Странная реакция для человека, который еще несколько месяцев назад был готов пойти на это лишь бы спасти свою задницу. — Святой издевался надо мной. — Что изменилось, Николь? — Он разговаривал со мной, словно с умственно неполноценной. — Твой отец давно бы уже искромсал его на куски. Разве ты не хочешь быть на него похожей? — Он изображал такое участливое выражение лица. — Ты же всю жизнь пытаешься быть как он. Так сделай же это. Или я сделаю. — Вдруг он перехватил пистолет у Виктора и, оттолкнув его, встал позади Кости, направив дуло прямо ему в голову.  — Стой! — воскликнула я, подняв руки, будто сдавалась. — Хорошо-хорошо. Я сама это сделаю.  Мне пришлось подойти чуть ли не вплотную к Косте. Так, что дуло моего пистолета находилось буквально в десяти сантиметрах от его волос. Пришлось промедлить какое-то время, чтобы Святой поверил мне и хотя бы на несколько секунд потерял бдительность. Сердце бешено колотилось. Как только я поймала момент, то уже без промедления ударила Святого рукояткой пистолета по виску и тут же выстрелила ему в голову. Пуля вошла прямо между глаз, но голова осталась целой. Однако умер он практически моментально, рухнув на пол.  Я перевела взгляд на Виктора, который не ожидал такого поворота и просто опешил на какое-то время.  — Что ты наделала?! Ты больная?! — Он бросился к своему хозяину, как только пришел в себя, аки преданная собачонка. Виктор поднял на меня глаза, держа в руке голову своего покровителя.  — Ты такая же, как твой отец! Он был психом, и ты такая же! — Виктор был в ярости. Он аккуратно положил голову Святого на пол и встал, с ненавистью глядя на меня.  — Ты знала, что он отдал приказ убить твоего отца, но ты не знаешь, кто его исполнял! — воскликнул Виктор. — Это был я. Я не верила своим ушам.  — Он же был твоим лучшим другом… — выдавила из себя я после короткого молчания. — Он же верил тебе… У меня в голове не укладывалось. И с этим человеком я еще и трахалась… — Твой отец всегда был сумасшедшим! И те бредни, которые ты слышала про свою мать, можешь даже не воспринимать всерьез!  Я никогда не видела свою мать. Отец говорил, что она умерла, когда мне было несколько месяцев. У нее было слабое сердце. Я просто не могла ее запомнить. Он миллион раз говорил мне о том, как любит ее. Он никогда не приводил в дом других женщин и не пытался меня с ними знакомить. Я не знала, был ли у него вообще кто-то после мамы.  Он был лучшим отцом на свете, и мне всегда казалось, что если бы у меня была еще и мать, то наша семья стала бы просто идеальной. — Я не хочу это слушать! — воскликнула я, наведя на него дуло пистолета.  Да, в моих планах было убить и его. Он поднял руки, сдаваясь, хотя у него и был  пистолет.  — Это он убил Николь в очередном приступе своего сумасшествия! Я лично помогал ему избавиться от тела. Уже тогда я знал, что у него какие-то сдвиги в голове. Нормальный человек не мог так кромсать людей, как делал это он! — Это неправда!!! — Я была в бешенстве, и мне не хотелось верить в эту ересь.  — Я хотел оградить тебя от этого, поэтому и согласился на убийство своего друга! Да, у него долго была ремиссия, но потом все началось сначала, Николь! Ты должна сказать мне спасибо за то, что я сделал… — Спасибо?! — Я усмехнулась, но мой смех звучал как-то истерически. — За убийство человека, которого я любила больше всего на свете?! — Мой голос эхом разносился по помещению. — Я не верю ни единому твоему слову.  — Я любил тебя! И хотел помочь! А ты оказалась таким же животным, как и он! Вы действительно маньяки! А ты его копия, которая уничтожает все, что любит! — Он махнул рукой в сторону Кости. — Потому что маньяку всегда нужна жертва! Пока он говорил, ярость застилала мое сознание, и я чувствовала, что вот-вот взорвусь от этого пламени, разгоревшегося внутри.  — Я тебя ненавижу! Ты будешь гнить вместе с Иудой. — И я выстрелила, но, к своему же ужасу, промахнулась, ибо хватку Виктор, несмотря на свой возраст, не потерял и успел увернуться.  Он тут же ринулся куда-то в темноту, но прежде прозвучал выстрел и с его стороны. Виктор успел выстрелить в Костю. В кровь выплеснулась просто огромная доза адреналина, у меня даже ноги подкосились. Костя немного согнулся от боли, но почти сразу я поняла, что пуля прошла по касательной и только слегка задела его плечо.  Я рванула в надежде догнать Виктора и вслед за ним погрузилась в темные заводские коридоры. Приходилось останавливаться у каждого поворота и настороженно ждать, откуда же последует следующий звук. Я ничерта не видела, хотя тьма и не была кромешной. Небольшие лучики лунного света пробивались сквозь окна, которые находились высоко под потолком.  Мне было страшно. Тогда мне реально было страшно. Если этот человек убил моего отца, он запросто мог сделать то же самое и со мной. Но желание отомстить было намного сильнее. Убийства заказчика мне было недостаточно. Хотелось, чтобы в коллекции был еще и исполнитель.  Жажда мести овладела и моим разумом, и моим телом. Раньше я была способна не поддаваться этому чувству, потому что зачастую оно оказывается губительным. Но на этот раз взять себя под контроль у меня не вышло. В голове только и мелькали образы о том, что я сделаю с Виктором после того, как найду его. Жажда мести стала для меня ошибкой в ту ночь.  За очередным поворотом его не было, но я услышала шаги где-то неподалеку. Это заставило меня застыть на месте, а после повернуться в ту сторону, откуда шел звук. Но там снова никого не оказалось. Я думала, что уже заблудилась в этих лабиринтах и бесконечных коридорах. Звуки, доносившиеся издалека, всплывали будто в моей голове, а не в реальности, будто их дорисовывало мое сознание. А Виктор словно исчез. Просто взял и испарился, как делал это всегда.  Вдруг что-то зашуршало позади меня, и я резко обернулась, однако не увидела там ничего подозрительного. Я подумала, что это была просто крыса.  Повернув голову обратно, я слегка вскрикнула. Прямо передо мной стоял Виктор. Я не понимала, откуда он появился и как умудрился бесшумно подойти вплотную. Естественно, он не стал дожидаться выстрела, а сразу перехватил и скрутил за моей спиной мою же руку, сжимавшую пистолет. Зажав мой рот своей потной вонючей ладонью, он потащил меня куда-то, в одно из помещений, нашептывая: — Что, думаешь убила главного и победила? Наверное, ты забыла, кто тебя всему этому учил? — Он явно был доволен собой, доволен тем, что он физически сильнее чисто по половому признаку.  Конечно, я пыталась сопротивляться. И ударить его пыталась, и укусить. Однако его хватку это никак не ослабляло, а только делало еще более болезненным положение моей руки, которую он все сильнее выкручивал.  Вдруг я почувствовала, как меня положили на какой-то старый пыльный стол, а рука, зажимавшая мой рот, ослабла и вовсе растворилась где-то в темноте. Я уже готова была закричать в надежде, что Костя услышит. Вдруг он помог бы мне… не смотря на все то, что я с ним сделала. Однако мои планы были разрушены тем, что Виктор прислонил мой пистолет к моему же виску и сказал: — Если хоть попробуешь вякнуть, получишь пулю.  Я не занала, что он собирается делать, однако радовало уже то, что он оставляет мне возможность сохранить свою жизнь. — За тобой должок, кстати. — Виктор начал стягивать с меня джинсы.  Этого я точно не ожидала, поэтому все-таки попыталась вырваться, но он пресек это, схватив меня за шею и уперев лицом в стол, благодаря чему я вдохнула немало пыли.   — Не рыпайся, я тебе сказал!  Но я не могла не рыпаться. Мне вообще этого не хотелось. В какой-то момент даже промелькнула мысль, что лучше бы все-таки он меня пристрелил, чем снова сделал это… Я очень надеялась на Костю, ведь больше в этом здании никого не было.  — Пожалуйста, — прошептала я. — Я прошу тебя, не надо больше… — Я тоже тебя много о чем просил. Разве ты все мои просьбы выполняла? — С этими словами он стянул мои трусы и резко вошел в меня.  Это было очень больно. Но больше морально, чем физически… Меня насиловал убийца моего отца…  Он продолжал держать дуло пистолета, уперев мне в висок, и я чувствовала лишь как оно периодически совершает колебательные движения в такт с Виктором.  Наверное, это был один из самых омерзительнейших моментов моей жизни. Мне хотелось забыть это навсегда. Хотелось, чтобы это прекратилось… Именно в эти минуты я не чувствовала себя взрослым человеком, способным уничтожить всех, кто перешел мне дорогу, не чувствовала себя Протектором. Каким я вообще могла быть Протектором, если я даже себя не могла защитить? Я чувствовала себя маленькой девочкой, за которую просто некому вступиться. У которой никого не осталось, и которая сама в этом виновата.  Почему Костя не приходил? Почему он не остановил это? Он просто не слышал? Или, может, он уже покинул здание? А может, он просто не хотел мне помогать? Кто в здравом уме будет помогать своему убийце? — Я прошу тебя… прекрати, — продолжала тихо-тихо умолять я, но он не слышал или не хотел слышать. Я закрыла глаза, хотя особо ничего и не изменилось, только темнота стала еще плотнее. Нет, я не плакала. Слезы просто не выразили бы мое горе, поэтому в них даже не было смысла.  Нет, это была не моя жизнь. Это просто не могла быть моя жизнь. Ведь в детстве я совсем не об этом мечтала… Со мной просто не могло происходить такого.  Как будто еще одна часть меня омертвела. Как будто то, что и так было песком, раскрошилось на еще более мелкие частицы. В этот момент все рухнуло. Наверное, в этот момент я сломалась морально. Хотя как человек я была сломана уже давно.  Я не знала, что выражало мое лицо, но была рада, что никто этого не видел.  Я поняла, что Костя не придет, а я не в сказке, где есть принц на белом коне, спасающий все и вся. Пора было бы уже засунуть поглубже свой инфантилизм.  Это длилось слишком долго. Будто Виктор растягивал наслаждение. Или просто мое восприятие времени изменилось… Когда наконец все кончилось, он отпустил меня. И даже пистолет рядом положил, только патроны из него вытащил.  — Ну что ж, еще свидимся, — бросил он напоследок, и хотя я не видела, но по интонации стало ясно, что он улыбался.  Мне нужно было вернуться к Косте. Нужно было ему помочь. Собрав по капле остаток сил, я поднялась на нетвердые ноги, схватила пистолет и поплелась обратно. Меня трясло. Войдя в это большое помещение, я заметила, что Костя лежал на полу практически без сил. Я подошла и развязала его руки, но он, видимо, был этому не очень-то рад.  Приложив колоссальные усилия, он встал на ноги и взвел курок моего пистолета. Какое-то время он просто смотрел мне в глаза и будто чего-то ждал.  Мне хотелось рассказать ему о том, что произошло буквально только что. О том, как ужасно со мной поступили. Хотелось лечь ему на колени или уткнуться в плечо и просто рыдать. А он бы успокаивал меня и говорил, что все будет хорошо, что теперь он рядом. Но я прекрасно понимала, что хотелось всего этого только мне. Но в тот момент я осознала, что потеряла единственного близкого мне человека. Никому на всем этом свете больше не было до меня дела.  — Я пытаюсь отыскать в твоих глазах хоть что-то человеческое… — хрипло произнес он, и эти слова прозвучали словно ножом по сердцу. Он еще долго рассматривал мое лицо и молчал. Но после нервно усмехнулся и поднял мою руку, наставив дуло пистолета себе в лицо. — Стреляй. Что ты смотришь? Ты ведь уже один раз убила меня.  Я отрицательно покачала головой. Разве я могла сделать это снова?  — Мне не хочется. Жить в мире. В котором есть ты. — отчеканил он так, что эти фразы отпечатались у меня на подкорке сознания. — Я не хочу даже дышать с тобой одним воздухом. — В его голосе нарастала ненависть. — Лучше смерть, чем осознавать, что я что-то чувствовал к тебе. Никогда в жизни я не видела такого разочарования в чьих-то глазах. Они даже будто поменяли цвет. Стали какими-то более серыми и более тусклыми.  — Ну что ты смотришь?! — рявкнул он настолько громко, что я подскочила. — Стреляй. Тогда я не придумала ничего лучше, чем трясущейся рукой поднести пистолет к своему виску. Мне было интересно, насколько сильно он ненавидит меня.  — Я выстрелю, не переживай, — прошептала я.  Он смотрел. Просто смотрел. В его глазах не было ничего, кроме заинтересованного ожидания и ненависти. Где-то с минуту мы просто стояли и смотрели друг на друга, после чего я все же нажала на спусковой крючок и сказала: — Он не заряжен.  Костя лишь усмехнулся, будто знал, что так будет.  — Ты даже на это не способна. — Повернувшись, он тяжелой походкой направился к выходу.  А я не стала останавливать.  На тот момент я с полной уверенностью могла сказать, что ненавижу свою жизнь. От меня и правда было больше вреда, чем пользы. У меня совсем не осталось близких людей, а самым печальным в этой ситуации оказалось то, что я сама в этом была виновата.  Бросив короткий взгляд на тело Лизы, я поняла, что уже жалею, что убила ее. Этот поступок был импульсивным и необдуманным. У нее ведь действительно могло и не быть другого выхода. Но в тот момент, когда я в нее стреляла, меня это не особо волновало. Я поняла, что все мои поступки не что иное, как проявление колоссального эгоизма. Все, что я делала, оправдывая это борьбой за справедливость, я делала лишь ради себя. Только ради удовлетворения своих и только своих потребностей. Я ненавидела свою жизнь до всей этой истории и начала ненавидеть ее снова.  У меня с собой была еще одна патронная обойма. Достав ее из внутреннего кармана куртки, я тут же, не задумываясь, отправила ее в магазин. И вот, благодаря несложным манипуляциям, пистолет снова оказался заряжен.  Из моих глаз вдруг покатились слезы, а тремор во всем теле усилился. Я с трудом могла вспомнить, когда плакала в последний раз.  Мне очень хотелось, чтоб кто-то сделал это за меня… я бы вечно была благодарна этому человеку.  Поднеся пистолет к виску, я опустилась на колени, чтобы хоть как-то снизить дрожь в теле и не промахнуться. Слезы градом продолжали падать с моих ресниц, я не видела почти ничего перед собой из-за этой туманной влажной пелены, застилавшей мои глаза.  На смерть есть много разных точек зрения. С точки зрения человека, который готов ее принять, — это безумно страшно. С одной стороны, ты понимаешь, что вот-вот твои страдания закончатся. А с другой стороны, неизведанное пугает так, что ты просто не можешь выстрелить. И эти две стороны медали уравновешиваются, а ты просто стоишь и слушаешь, как громко колотится твое сердце. Наверное, только тогда я поняла, что чувствовали мои жертвы, которых мне приходилось убивать, глядя им в глаза. Этот ужас не сравнить ни с чем, а стремление умереть от своей собственной руки порождало еще и боязнь самого себя.  Тварь я дрожащая или право имею? В голове крутился этот вопрос. Но Раскольникову было проще, он убивал другого человека. Поднять руку на себя – величайшая патология, отключение инстинкта самосохранения. Но к моему тогдашнему сожалению, мой инстинкт не хотел отключаться, несмотря на то, что за всю свою жизнь я не чувствовала себя хуже, чем в тот момент. Настроившись предпринять последнюю попытку нажать на спусковой крючок, я зажмурилась. Но мой палец даже не пошевелился. Я не могла. Мне оставалось ассоциировать себя с дрожащей тварью.