***
Мне с легкостью удалось пройти в старое здание следственного комитета. Я просто сказала охраннику, что я свидетель и знаю важную информацию по поводу убийства мэра. Мне даже подсказали кабинет, в который мне следует идти, чтобы дать показания. Я поднялась на второй этаж и направилась в нужную сторону по длинному коридору, отделанному в спокойных персиковых тонах. Как это ни парадоксально, я даже до места назначения не успела дойти. Буквально метрах в десяти передо мной из того самого кабинета вышла небольшая толпа: многие из них были в форме и только один человек в гражданском. Костя. Они все с недоумением уставились на меня, потому что я остановилась и просто пялилась на них. Лицо Кости вытянулось от удивления, а глаза округлились настолько, что весь лоб покрылся морщинами. — Ну и что ты молчишь? — с усмешкой спросила его я. Я подняла руки в знак того, что сдаюсь, и тут же перевела взгляд на майора Ульянова, который тоже присутствовал среди них, но судя по его взгляду, меня не узнал. — Меня зовут Абрамова Николь Александровна. — И собравшись с мыслями я выдавила из себя последнее: — Протектор… это я. И пока одни стояли, опешив и открыв рты от удивления, в том числе и Костя, другие, достав пистолеты, устремили их на меня. Я не собиралась бежать, поэтому они спокойно подошли и, заломав мои руки за спину, надели на меня наручники. Я смотрела только на Костю, который, казалось, поверить не мог, что я осмелилась на это. Все будто замедлилось, и я пыталась по максимуму запомнить его лицо, потому что думала, что вряд ли когда-то его снова увижу. Конечно, скорее всего он пришел бы на суд, но с моим послужным списком суд состоялся бы только года через полтора. То, чего я больше всего боялась, оказалось не таким страшным. Я сама сломала себе жизнь еще несколько лет назад. И починить что-то уже не представлялось возможным. Я не могла точно объяснить, зачем я это сделала, но оправдывала себя тем, что со дня на день они все равно нашли бы меня. Это был лишь вопрос времени. Я сделала слишком много ошибок. Нужно было действовать на опережение и хоть как-то уменьшить свой срок. За задержанием последовала длинная череда допросов и различного рода экспертиз. Кто только со мной не беседовал: от прокуроров до врачей-психиатров. Но это я помнила уже не так хорошо. У меня было ощущение, что жизнь кончена, и я почему-то была этому несказанно рада. Меня ждали долгие годы прогулок по клетке - от стены к стене. Что ж, зато не нужно было в очередной раз придумывать хитроумные планы уничтожения очередной жертвы. Я привыкла к аскетичной жизни, поэтому у меня не было каких-то притязаний по еде и обстановке вокруг. Моя камера находилась под круглосуточной охраной, хотя, как по мне, в этом не было никакой необходимости. Эти тёмные стены вгоняли меня в уныние, а скука порой чуть ли не заставляла меня разговаривать с собой. Но, к счастью, ко мне частенько наведывались прокуроры и внимательнейшим образом выслушивали про очередное убийство. Мне нравилось говорить об этом. В какой-то степени я этим даже гордилась. POV Костя Она сказала прокурору адрес своего проживания, куда нам пришлось наведаться с обыском. В этой старой, ничем не примечательной квартире мы нашли компьютер, с помощью которого она проворачивала много своих операций. Но мне с трудом верилось, что она справлялась со всем в одиночку. Возможно, девочка, которую она пристрелила той ночью, и помогала ей. А может, был и кто-то ещё. Но она упорно не хотела, чтобы этого “кого-то” нашли. Расхаживая по её квартире, я пытался найти хоть какие-то отпечатки её личности. Но там не было ничего: ни фотографий, ни каких-то дневников или альбомов. Это, безусловно, было неудивительно для человека, которому все время приходилось скрываться, но серийные убийцы обычно создают портфолио своих сомнительных "достижений". — Неприятное местечко, да? — заметил вдруг капитан Бабушкин, Расхаживая по комнате и нервно размахивая ключами от своей машины, пока группа экспертов занималась поиском различного рода следов. — А что ты ожидал здесь увидеть? Девичью комнату с обоями в цветочек и коллекцией барби? — сказал я и продолжил наблюдать за экспертами. — Так было бы ещё более не по себе. — Бабушкин находился в таком напряжении, что раскрутил связку ключей на пальце так, что она отлетела куда-то в сторону дивана. Я стоял ближе, поэтому сам опустился на колени и заглянул под диван. Помимо ключей я обнаружил там какую-то стекляшку, которую тут же схватил и засунул в рукав пиджака. Поднявшись на ноги, ключи я отдал Бабушкину и, дождавшись, пока тот отвлечется на что-то другое, достал стекляшку и принялся рассматривать её. Это был осколок стакана. Я сразу понял, что такие восьмигранные стаканы уже видел где-то, но долго не мог вспомнить, где именно. Лишь спустя полчаса до меня дошло, что эти самые эксклюзивные стаканы я наблюдал в доме одной из жертв по фамилии Волков, в деле Протектора это была одна из первых жертв. Его она отправила пентакарбонилом железа, который скорее всего и подлила в этот самый стакан. Это была интересная улика. POV Ника Когда мне было одиннадцать, я первый раз влюбилась в мальчика. Он был лидером, отличником и самым симпатичным в классе. Все девочки сохли по нему, а он только пользовался их вниманием. Я же своего интереса никак не проявляла, да и он мною особо не интересовался. Время шло, я ничего не предпринимала и все ждала, пока это чувство пройдёт само собой. Но этого не происходило. Я становилась старше, менялся гормональный фон, и моя внешность не отличалась красотой. Откровенно говоря, я была похожа на гадкого утенка, и со мной особо никто не хотел дружить. Нет, надо мной не издевались, потому что догадывалась, кто мой отец, и изрядно боялись его, но один случай все же был, и я запомнила на всю жизнь. Одна девочка, моя недальновидная одноклассница, решила пошутить надо мной и написала письмо от моего имени с признаниями в любви в адрес того самого мальчика, в которого на тот момент я была безответно влюблена уже три года. Естественно, он прочитал и рассказал об этом всей мужской половине класса, которая уже распространила эту информацию и на женскую. Когда я зашла в кабинет, то ощутила на себе взгляды двадцати одной пары глаз своих одноклассников, и тут же почувствовала серьезное напряжение в груди. Этот мальчик, который был для меня воплощением ума, лидерства, доброты, харизматичности и кучи других качеств, которые я нафантазировала и бережно приписала его образу в своей голове, вдруг подошёл ко мне и сказал: — Ты такая страшная, что сдохнуть можно. Неужели ты думаешь, что я буду с такой встречаться? Класс смеялся так, будто только что услышал самую смешную шутку в мире, а этот мальчик размахивал передо мной этим поддельным письмом и самодовольно ухмылялся. Я же чувствовала, что хочу провалиться сквозь землю. Мне почему-то было настолько больно, что я не придумала ничего лучше, чем тоже засмеяться. Я будто стала одной из них, мимикрировала, и готова была издеваться над самой собой. Но это стремление пришлось перебороть. Несмотря на все, спустя минуты полторы тупых шуточек и противного смеха одноклассников я взяла себя в руки, выхватила письмо и принялась читать про себя. — В слове "прекаснуться" две ошибки, я бы через "е" и "а" не написала, запятая здесь ставится не после "что", а перед. — Я повернула письмо адресату и указала на ошибку. — Деепричастный оборот не выделен, да и в целом это даже не мой почерк. — Я отдала письмо обратно. — Советую поинтересоваться у Ольшанской, судя по всему, её творение. — Я слегка указала пальцем на одноклассницу, которая стояла чуть поодаль, но вместе со всеми была включена в происходящее. Эта самая одноклассница изрядно смутилась и устремила взгляд в пол. А мой неудавшийся возлюбленный с удивлением смерил меня взглядом и уже не посмел мне что-то сказать. Но несмотря на это, у меня на протяжении всех этих лет в голове всплывала фраза: "Ты такая страшная, что сдохнуть можно". Поначалу я даже представляла, как её произносят мои жертвы, особенно мужчины, перед тем, как я их убиваю. С того случая во мне все же кое-что поменялась. Появилось стремление быть в чем-то лучше некоторых особей мужского пола. И если физически сильнее стать я не могла, то я пыталась стать умнее, искала не совсем стандартные методы решения каких-то задач. Как оказалось, женский мозг ничем не хуже мужского, да и особо ничем не отличается, кроме веса и объема. Да и это по сути ни на что не влияет. Однако раз за разом прокуроры почему-то сильно удивлялись, когда я объясняла им свои логические цепочки и планы, которых я придерживалась. Хотя, как по мне, эти планы не отличались значительным применением интеллектуальной составляющей. Видимо, они считали женщин какими-то умственно отсталыми, раз не всегда верили, что за мной не стоял какой-то более умный мужчина.***
Я сидела, за столом в допросной, перебирая пальцы одной руки другой. Слева висело зеркало Гезелла, и я прекрасно знала, что кто-то наблюдает за мной через него. Повернувшись в его сторону, я пыталась предположить, может ли там находится Костя. Видит ли он меня сейчас? О чем он думает? За два месяца, что я находилась там, он ни разу ко мне не пришел. Хотя я прекрасно знала, что он продолжал участвовать в этом деле, потому что то и дело те, кто меня допрашивал, просили передать материалы дела ему. Иногда они называли его просто “консультант”, но иногда проскакивала и фамилия. Я все еще хорошо помнила его фамилию. Бессонов. Интересно, они ему хотя бы денег заплатили? Я даже сказала кому-то из них при допросе, что это он меня поймал и убедил прийти с чистосердечным. Нет, я не пыталась замаливать свои грехи перед ним. Он все равно бы меня не простил. Он не из тех, кто прощает такое, он же не сумасшедший. А вот в себе я уже сомневалась… Ко мне то и дело наведывались психиатры, буквально один за одним. Иногда мне казалось, что они приходят даже чаще, чем прокуроры и следователи. Одним из них оказался человек, с которым мы когда-то уже встречались. То свидание в ресторане я еще не забыла. Костя уже тогда привел мне психиатра по имени Марат. И на этот раз передо мной оказался именно он. Я не знала, было это совпадение или так случилось, потому что кто-то этого захотел. Мне в любом случае пришлось бы с ним говорить. — Ну что Николь Александровна, вот мы с вами снова и встретились, — ободряюще сказал он и уселся напротив, поставив бутылку с водой на стол. — Садитесь поудобнее, разговор нас ждет долгий. Последнее время меня только и называли по настоящему имени. И каждый раз я чуть ли не вздрагивала от этого.