Твой любимый киллер

POV Ника Когда начались слушания я в основном просто сидела в клетке и наблюдала за всеми из-за стекла, даже не вникая в происходящее. Заседания, к моему удивлению, проходили в закрытом формате. Как оказалось, общественность быстро узнала о моем задержании, и возле здания, в котором меня держали, частенько образовались митинги, звуки с которых я иногда слышала, пока меня вели до зала суда. Как-то раз на одном из слушаний воздух вдруг сотрясся от внезапного звенящего звука: кто-то кинул камень в окно, и оно разлетелось вдребезги. Присмотревшись, я поняла, что это даже не камень, а половина целого кирпича. Очевидно, кто-то за окном был на эмоциях. С улицы до меня донеслось, как люди скандировали: “Свободу Протектору!", и это невольно заставило меня улыбнуться. Пока судья, приставы и присутствующие суетились, не вполне понимая, что им делать дальше, я просто смеялась практически им в лицо. Они лишь с отвращением поглядывали на меня, искренне не понимая, чему я так радуюсь. Они любят меня. Люди любят меня. И только это бальзамом растекалось по моей душе. Я не раскаивалась в содеянном. Никогда. Было только два убийства, в которых я могла покаяться. Мое незавершенное убийство Кости. И то, что я сделала с Лизой. Остальных мне было не жаль. Они этого заслуживали. Костя не пришел ни на одно заседание. Мы с ним поговорили лишь единожды, и больше я его не видела. Меня душило и одновременно раздражало это равнодушие. Но больше я его не звала. Мне просто нечего было ему сказать. Да и гордость не позволяла. Я несколько месяцев просидела в одиночной камере и потихоньку начинала сходить от этого с ума. Хотя со мной и общалось огромное количество людей, но мне так хотелось поговорить с кем-то не о преступлениях... Хотя бы просто о погоде, о литературе, о новостях… Да о чем угодно, только не про чью-то смерть. Но одиночная камера скорее всего ждала меня и после вынесения приговора. Это больше всего меня пугало. Лет двадцать пять сидеть с собой наедине — это пытка. А я не думала, что мне дадут меньше. Наверное, была бы возможность, мне бы дали пожизненное. Я впервые задумалась о своем освобождении. Мне было бы около пятидесяти. Вряд ли они сильно бы скостили мой срок за чистосердечное с таким послужным списком. Наверное, к тому времени у Кости уже была бы семья. Дом, дерево, сын и все остальное. Вел бы занятия в каком-нибудь университете и рассказывал о том, как ему удалось поймать маньяка, за которым гонялся весь Следственный комитет. Его ждало прекрасное будущее без меня… Как я уже говорила, меня совершенно не интересовали заседания, на которых я вынужденно присутствовала, пока не наступило последнее, то, на котором мне должны были вынести приговор. Я ко всему была готова, кроме… — Принимая во внимание результаты судебной психолого-психиатрической экспертизы, суд постановил назначить подсудимой принудительное лечение в психиатрическом стационаре специализированного типа с интенсивным наблюдением сроком на три года и шесть месяцев. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Вам понятен приговор? — обратилась ко мне судья. Я какое-то время стояла, опешив, после чего из моих уст все же вырвалось утробное: — Да… Судья захлопнула папку и под недовольные возгласы родственников убитых мною людей покинула зал суда. И их гнев обратился в мой адрес. Они кричали, матерились, кто-то даже готов был подраться со мной, пока меня выводили из клетки, но их благополучно удерживали приставы. Мне ничего не оставалось, кроме как не обращать на них внимание и следовать вместе с конвоем на выход. В какой-то момент конвой остановился, и зачем-то они надели на меня маску, черные очки и кепку, скрыв практически полностью мое лицо. Затем меня повели к машине, на которой должны были увезти. Я по наивности своей была более чем рада такому исходу, ведь все получилось гораздо лучше, чем я ожидала. Но тогда я и представить себе не могла, насколько была глупа и насколько двадцать пять лет тюрьмы дались бы мне легче в сравнении с тремя с половиной годами в психиатрическом стационаре. На улице была толпа журналистов, протестующие с плакатами в мою поддержку и просто интересующиеся. Они жадно рвались вперед, но я не понимала, зачем: как будто у меня была возможность остановиться и тут же начать раздавать интервью. Кто-то из конвоя ткнул меня в затылок, заставив смотреть только себе под ноги, поэтому я не могла в полной мере оценить количество присутствующих. Однако и так было ясно, что дело мое получилось громким. Я слышала лишь возгласы и вспышки фотокамер, будто я какая-то звезда на красной дорожке. Но никто не мог видеть моего лица. И меня это в какой-то степени даже расстраивало. Мне бы хотелось, чтоб люди знали своего кумира в лицо. Почему суд принял такое решение? Я, конечно, не была экспертом ни в психиатрии, ни в уголовном праве, но я с уверенностью могла сказать, что многие эпизоды были совершены мной осознанно. Да, безусловно, были и случаи, когда я не понимала, что творю, а потом не могла вспомнить, что происходило и как я это спланировала, однако лучшие из моих творений были совершены мною, пока я находилась в ясном уме и твёрдой памяти. POV Костя Я стоял и наблюдал за всем издалека. Да, я не присутствовал ни на одном заседании, но обо всем мне подробно докладывали. К тому моменту, как она вышла из здания суда с конвоем, я уже знал итог. По моей просьбе ей скрыли лицо. Чтобы лишний раз не питать ее манию величия. К тому же, я не хотел, чтобы мои близкие и друзья, которые были знакомы с персонажем по имени Катя в роли моей девушки, знали, кем на самом деле милая Катя оказалась. Я не знал, буду ли жалеть о том, что сделал. Наверное, да. Но это я скрыл некоторые улики от следствия. Я не давал свидетельские показания и мое “убийство” по сути замяли. Оно в деле даже не рассматривалось. Ножа, которым она убила мэра, среди доказательств тоже не было. Как и результатов проведенной моим знакомым дактилоскопической экспертизы по следам, взятым с этого же ножа. Только я знал, что на нем ее отпечатки. А найденная мною лично при обыске стекляшка от эксклюзивного стакана, из которого пил и отравился Волков, так и осталась лежать в моем кармане… По сути прямых доказательств у них осталось не так-то много. Но я все равно пошел на крайние меры. Я переступил через себя и все-таки дал взятку судье. Удивительно, что с посредством коррупции я пытался помочь главному борцу с коррупционерами. На это ушло достаточно моих накоплений, в том числе деньги, полученные за это дело. Можно было сказать, что из-за него я даже ушел в минус. Но моей целью было не оправдать ее… Мне не было нужно, чтобы она разгуливала на свободе и продолжала творить свои дела. Когда дверь машины за ней закрылась, я даже вздохнул с облегчением. Будто какой-то камень свалился с плеч. Правда теперь я представления не имел, что делать дальше. Настолько погрязнув в этом деле, в этом человеке… я ощущал беспросветную пустоту при взгляде в будущее. Вдруг зазвонил телефон, и я, глубоко погрузившийся в себя, даже вздрогнул от этого звонка. Это была Настя. — Да? — Я не сразу ответил на звонок. — Ну ты видел это?! За столько убийств ее даже не посадили! Я не знал, что на это ответить, поэтому на какое-то время повисла молчаливая пауза. — Можем встретиться, если хочешь, — предложил вдруг я, сам от себя такого не ожидая. Она задумчиво промычала что-то, после чего сказала: — Да, давай. Я сегодня свободна.

Три с половиной года спустя

POV Ника Что несет в себе слово “никогда”? Что вообще оно значит? Способен ли человек вообще осознавать, что такое “никогда”? Никогда не повторить то, что принесло тебе счастье, никогда не увидеть точь-в-точь такой же закат, никогда больше не побывать в месте, которое тебя так впечатлило, никогда больше не встретиться с человеком… которого ты любил. Самое жуткое – это надежда, которая теплится внутри. Мозг никогда не осознает слово “никогда”. Он будет продолжать придумывать странные сценарии и раз за разом прокручивать их в голове. Словно заевшая пластинка… Я не знала, кем я выйду после лечения и чем буду заниматься. Но я миллион раз прокручивала в голове момент, как в каком-нибудь магазине или на улице совершенно случайно мы с ним столкнемся. И я не знала, как мы отреагируем друг на друга. Скорее всего он сделает вид, что не заметил меня. Если он вообще еще в городе… А я? Я бы хотела поговорить с ним, но он не станет меня слушать. Он ненавидит таких, как я. Если бы наша случайная встреча все-таки состоялась, она бы точно не была похожа на встречу старых друзей. Он бы не подошел ко мне с объятиями и вопросом, как у меня дела, а я бы не предложила ему посидеть в кафе за чашечкой кофе. Поэтому я вряд ли когда-то узнаю, где он и что с ним. А самое главное – с кем. Я знала, что мы скорее всего больше не встретимся никогда. Раз он ни разу не пришел ко мне за эти три с половиной года. На самом деле ко мне вообще никто не приходил, за исключением этих гребаных журналистов, сценаристов, режиссеров и так далее. Никто из моих знакомых не удосужился зайти хотя бы на минутку. Мне приносили передачки только совершенно незнакомые люди, до которых мне не было никакого дела. Еще я слышала, что были письма с восхищениями, но до меня они никогда не доходили. Я не знала, кто их забирал, но доктора почему-то считали, что читать их мне не стоило, дабы я еще сильнее не двинулась от мании величия. Еще я частенько думала, что в этой психушке и наступит мой конец. Хотя я и привыкла сидеть в четырех стенах, эта больничная палата стала моим личным адом без чертей, котлов и огня. Она убивала белизной своих потрескавшихся стен, металлической кроватью, за которую меня поначалу привязывали, сухими деревьями за окном. Иногда какая-нибудь санитарка приносила мне книги, за что я была искренне благодарна, ибо находиться в этой информационной депривации было просто невыносимо. Кстати, я выучила много подобных понятий, общаясь с психиатрами. POV Костя Я все еще ненавидел тот день, когда решил спасти ее от человека, который хотел ее убить. Если бы я ничего не сделал, не пострадало бы столько людей. Эта встреча… и ее последствия – тяжкий крест, который мне теперь приходилось нести. Все ее письма я забирал себе. За первый год ее пребывания в психушке я накопил огромный мешок таких писем, остальные я уже раскидывал по коробкам. Я не знал, зачем это делаю, но почему-то не мог их выбросить. Я читал их. Часто. Люди очень восхищались ее деятельностью. Они действительно считали, что она и есть справедливость, что Протектор сможет стать тем, кто сделает их жизни лучше. Они не понимали, что она просто сумасшедшая с биполярным расстройством, провоцирующим ее разрушительное влияние на все то, к чему она прикасалась. Люди думали, что все ее диагнозы – это фикция. Что она совершенно адекватна и способна изменить этот мир. Об этом они и писали в письмах. Я ни разу не пришел навестить ее и не видел в этом необходимости. Но мне часто присылали ее фото. На них она, кстати, выглядела совершенно адекватной, но болезненно худой. Еще я иногда наблюдал за ней издалека в теплое время года, когда ее выводили погулять. Дело Протектора, определенно, было самым интересным делом, которым я когда-либо занимался. Раньше я не встречал настолько… расчетливых и одновременно чокнутых женщин.

***

Сидя за письменным столом и читая книгу по криминальной психологии, я поднял глаза на часы, стоявшие на шкафу. В квартире было так тихо, будто кто-то умер. Я видел, что у меня остается все меньше времени, и все еще продолжал колебаться. Дотянув до последнего, я наконец поднялся с кресла и, взяв со стола ключи от машины, направился к выходу. Дорога была длинной, ибо место находилось в нескольких километрах за чертой города. Я был там не так уж много раз и по пути даже чуть не заблудился. POV Ника Наступил тот день, когда меня освободили. Мне не очень в это верилось, ибо мне казалось, что смерти дождаться проще, чем этого дня. Иногда я даже жалела о том, что меня не посадили в обычную тюрьму. Хоть я бы и провела там половину своей жизни, было бы хотя бы не так скучно. Идя к выходу, я достала таблетки, которые мне дали, и выпила одну. Они позволяли мне балансировать на той тонкой грани между манией и депрессией. За все это время у меня было несколько провалов в последнюю. Но мании больше не наступало… На тот момент мое равновесие снова могло пошатнуться в сторону депрессии, ибо я просто понятия не имела, что мне делать дальше. У меня никого не осталось. Я понятия не имела, где Руслана. А мои “старые добрые друзья” из преступного мира наверняка сами хотели бы от меня избавиться за то, что я сделала со Святым. В последний раз оглядев больницу, которая уже стала моим заклятым домом, в который я бы никогда не переехала по собственному желанию, я дождалась, пока меня пропустят через КПП. Когда это случилось, я вдохнула этот воздух. Свобода все-таки пахла по-другому. Как только я, замешкавшись на пару секунд, собралась идти в сторону остановки, из черной машины, стоявшей буквально метрах в шести, кто-то вышел. Сначала у меня проскользнула мысли рвануть как можно быстрее, ибо я подумала, что за мной приехал кто-то из друзей Святого. Но я ошиблась, и осознание этой ошибки, очевидно, сильно отразилось на моем лице. Это был Костя. Это действительно был он, и я не знала, что сказать. Мы около двух минут просто смотрели друг на друга. И я продолжала видеть в его глазах осуждение. Все такое же, как тогда, в допросной. Вскоре он медленными шагами направился в мою сторону. Он был просто прекрасен, в отличие от меня. На нем было дорогое черное пальто, кожаные перчатки. И даже волосы были небрежно, но красиво уложены. А я… была все в том же холодном пальто, в котором тогда и пришла в следственный комитет, в не очень чистой одежде и с нерасчесанными волосами, потому что мне было просто все равно, как я выгляжу. До этого момента. Когда он подошел, мы еще какое-то время просто оглядывали лица друг друга, пока я первой не начала разговор: — Поглумиться приехал? — Я поджала сухие губы, осознав, что это было не лучшее, что я могла ему сказать. Он отрицательно покачал головой и прикусил нижнюю губу. Я видела, что он хотел что-то сказать, но между нами стояла чуть ли не бетонная стена после всего, что произошло. — Правильно, над сумасшедшими не принято смеяться. — Да… Я опустила глаза. Если бы не таблетка, которую я выпила несколькими минутами ранее, я бы, наверное, расплакалась. Кем бы я ни была, я все-таки оставалась человеком. Человеком, у которого есть сердце. — Зачем ты приехал?.. — Забрать тебя. Меньше всего я ожидала такого ответа. После всего… он просто приехал забрать меня. — И поговорить, — добавил он. Это было морально тяжело для нас обоих. Будто лезвием сердце разрезать. — Думаю, я поеду на автобусе. Я просто не могу даже адреса тебе назвать, куда меня везти. — Со вздохом я отрицательно покачала головой и сделала пару шагов в сторону, ожидая от него прощальное слово, которое он почему-то не сказал. — Садись в машину. — Он выхватил из моей руки спортивную сумку с вещами и понес ее к машине. Мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Как только я пристегнула ремень безопасности, мы тронулись с места и поехали по безлюдной осенней дороге. Мое сердце выпрыгивало из груди. Тогда я поняла, что не хотела бы видеть его вообще. От того, каким он стал, было только больнее. Он молчал и даже взгляда на меня старался не бросать. Я тоже долго ехала, уставившись в окно, но в итоге не выдержала: — Зачем ты приехал? Если тебе нужна какая-то информация на прихвостней Святого или кого-то еще, то я ничего об этом не знаю. Мне не так много информации поступало за эти три с лишним года… Какое-то время он не отвечал, и мне уже показалось, что он оставит мой вопрос без ответа. — Знаешь, почему ты пробыла в психушке всего три с лишним года? Я перевела на него взгляд. Он продолжал смотреть на дорогу. — Так это ты сделал? — Я сама не поняла, с осуждением или все же благодарностью задала этот вопрос. Он просто кивнул. — Довольно трудно было доказать, что все эпизоды… — Он почему-то осекся. — То есть убийства были совершены тобой в невменяемом состоянии. Прозвучало так, будто он набивал себе цену. Как странно сложились обстоятельства… Изначально он собирал доказательства убийств, чтобы Протектор, то есть я, оказался за решеткой, а в итоге ему пришлось доказывать мою невменяемость, чтобы я туда не попала. — Спасибо… — только и смогла выдавить я, в полной мере осознавая, что это не благодарность за все то, что он для меня сделал. — Только не думай, что все это было просто так. Поджав губы, я вновь отвернулась к окну. Ну да… Разве из любви ко мне он это сделал? — Что ты хочешь? У меня больше ничего нет… — Мне нужен твой мозг. Я нахмурилась. — В каком смысле? Только тогда он ненадолго отвлекся от дороги и бросил на меня короткий ничего не значащий взгляд. — Я предлагаю тебе работу, — сухо заявил он. — Всего лишь работу. Я частный детектив, и мне нужно понимать мотивацию людей, которые идут на преступления… Кто, как ни ты, лучше меня в этом разберется. К тому же, ты наверняка неплохо знаешь, как заметать следы. Будешь моим консультантом, если это можно так назвать. Мне не очень нравилось это предложение. Находиться рядом с человеком, который явно испытывает к тебе неприязнь, не было моим любимым занятием в этой жизни. — И еще: за тобой нужно следить. Хотя бы первое время. Я же не могу быть уверен, что ты не натворишь ничего снова. — А у меня есть выбор? — спросила я. Я слабо представляла, как мы с ним будем работать вместе. — Есть. Вариантов у тебя сейчас не так уж много. Твои соратники скорее всего от тебя отвернулись после того случая на заводе. К ним ты вряд ли заявишься. — Какое-то время он молчал, после чего продолжил: — Можно начать нормальную жизнь, но тебя вряд ли возьмут кем-то, кроме уборщицы, с таким послужным списком. Да и то не факт. Не было смысла с ним спорить. Он был прав, поэтому, немного поразмыслив, я ощутила всю глубину своей безысходности и бросила: — Я согласна.