По кому она плачет

Сравнение дождя со слезами это красиво. Каждый раз, когда кто-то так говорит, кажется, что природа правда заботится о своих детях, сопереживает, скорбит или расстраивается. Если и так, думалось Дане, так, просто заполнения пустоты в голове ради, то по чему плачет природа сегодня? По неверным решениям, сделанным в эти почти две недели? По рекам крови, пролитым за это время? А может, по той крови, что прольется сегодня и смешается с дождем? Скорее всего, по всему вместе, приходит к выводу Данковская. Неверным решением было ссориться с Артемией, неверным решением было ставить ей палки в колеса. Неверным решением, пожалуй, было вообще приехать в этот город и встретиться с ней. Но действительно ли Дана сама решила это? Неужели от нее зависело, увидятся ли они с Бурах? Неужели от них обеих зависело, что они будут мокнуть под проливным дождем, надеясь, что порох под накидками еще не вымок? Не хотелось верить, что это действительно так. Тогда бы пришлось сказать, что Данковская сама себя привела сюда, в степь, взглянуть в черное дуло, как глаза Смерти, за которой она гонялась все это время, в то же время успешно избегая роковой встречи тет-а-тет. Но если не решение, то что? Фатум? Может быть, этот вопрос должен остаться без ответа. Так или иначе, они обе тут, лицом к лицу. Данковская не видит в глазах Артемии ничего, кроме мрачной холодной решимости. Может, она и боится, но тогда ее самообладание просто совершенно. Уж куда совершеннее, чем Даны. Ученая чувствует, как ее сердце начинает колотиться сильнее и сильнее. Интересно, чувствует ли она, как оно колотится? Как Дане страшно? Даже сквозь сплошную стену дождя, может ли Артемия почувствовать, с каким упорством сердце Данковской пытается проломить дыру в ее груди? Дане даже не нужно закрывать глаза, чтобы представить, как губы Бурах изгибаются в усмешке, а затем ее голос звучит без того холода, который читается в ее взгляде сейчас: «Оно у тебя все же есть, да?». Хотелось бы верить, что все будет именно так. Но Данковская считает себя реалисткой, и понимает, что одна из них так и останется в этой степи навечно. — Покончим с этим, Бурах, — нахмурившись говорит Дана, гордо подняв голову. Ее голос звучит на удивление безразлично и жестко. Ее разум умеет противиться тому, что на сердце. И обычно выбор в пользу первого всегда был верным. Артемия молчалива сегодня. Она только кивает и тут же разворачивается к Данковской спиной. Ну, а чего она ждала еще? Они теперь даже не неприятельницы, не соперницы. Они именно что враги. Данковская повторяет движения Артемии. Между ними в земле торчит нож, словно разрезающий даже самые тонкие нити того хорошего, что могли протянуться между ними двоими. — Десять шагов. Мне бы очень хотелось верить, что ты меня не обманешь, — голос Бурах громкий, его не заглушишь дождем. Он звенит сталью. Холодом. Обидой. И у Даны сжимается сердце. Знать бы ей ей, из-за чего. — Заботьтесь о своей честности, Бурах, — огрызается Данковская, обернувшись через плечо только для того, чтоб Артемия ее услышала. Шаг. Сапоги утопают в грязи, как Дана в своих сомнениях. Но она прекрасно понимает, что ноги каждого из них растут из ее страха, прочно усевшегося в груди, не дающего нормально вдохнуть холодный влажный воздух. Ее душа отчаянно требует сатисфакции, Данковская будет сражаться за свою честь, принципы, но в то же время сердце упорно пытается сказать ей, что в решающий момент собственный разум и тело подведут ученую. Разве может так случиться? Только этим двоим Дана и могла доверять во все времена. Девять, десять. Ее шаги звучат в такт ударам сердца, а сомнения, задавленные непрестанным монотонным грохотом дождя, отступают на задворки сознания Данковская разворачивается и нащупывает под своим плащом револьвер. Он ложится в руку, и все сомнения уходят. Дана сжимает оружие своими онемевшими от холода пальцами, видит смутно вдалеке, что что Артемия тоже готова. Они стреляют по готовности. …семь, восемь, девять десять. Выстрел. Данковская пугается только после того, как нажимает на спусковой крючок. И звук звучал слишком далеко. Ее заливает жаром, затем прожимает холодом, и она понимает, что в барабане ее револьвера все еще шесть патронов. Смотрит на Артемию. Рука женщины вытянута в воздух, и Дана может чувствовать ее жалеющий и разочарованный взгляд на себе. — Какого черта?! — кричит Дана яростно, трясясь от холода и переполняющего ее раздражения, — ты должна была выстрелить в меня! Она срывается с места. Быстрыми шагами идет к Артемии, но останавливается, когда видит, как резким несдержанным движением Бурах бросает свое оружие на землю. Она молча разворачивается спиной к Дане и уходит. Данковская злится. Злится на Артемию. Злится на дождь. Злится на себя. Она вдавливает нож, вонзенный в землю возле ее ноги, глубже, с силой наступая на него. Это Артемии еще аукнется, думает, Дана. Степь будет реветь по ее решению выстрелить не в Данковскую.