Как отпустить дракона

      Когда Даня спит, он всегда выглядит смешно. Этери это знает, потому что первое время, когда они ночевали в одной кровати, бессонница все еще не давала нормально отдыхать. Потом, спустя время, она прошла, будто и не было никогда.       Даня крепко обнимает подушку, вихрастый, немного помятый, расслабленный. Сам не заметил, как провалился в сон.       Этери касается кончиками пальцев его щеки...колючий. А когда целует--почти незаметно...пока.       "Надо сказать, чтобы побрился"-- проносится в голове, а потом с удивлением мысль тает.       Потому что эта просьба уже такая ...семейная что ли. Когда притираешься друг к другу, подстраиваешься.       Даня вздыхает сквозь дрему, хмурится. Этери пытается понять, что же ему сниться. В теле все еще гуляют искры удовольствия, будто пробегают под кожей разрядами. Спать не хочется, а вот Даня явно выглядит уставшим. Ведь он, как мог, старался брать многое в последнее время на себя.       Этери это знает. Поэтому аккуратно встает, ежится от холода. Вылазить из теплой постели все-таки не очень приятно. Предательски хочется вернуться обратно, но это совсем не в правилах Этери. Натягивает спортивные штаны, байку, согревая при это ладони.       В кухне светло и тепло. Творог сбивает аккуратно, замешивает тесто для сырников, добавляет пакетик ванильного сахара и горсть изюма. Так давно не готовила по этому рецепту. А ведь мама научила ему еще в детстве и Диша такие сырники просто обожает.       Этери лепит аккуратные кружочки, понимая, что готовить кому-то по утрам всегда приятно. Это значит, что ты не одинок. А еще--то, что сам обязательно тоже поешь и не забудешь о себе.       Этери постоянно о таком забывает. Потому что в голове столько разных вещей-- будто места для себя не остается. Радует только то, что всегда как-то рядом оказываются те, кто знает, как о ней позаботиться наилучшим образом.       Даня вваливается в кухню с шумом, спотыкаясь о порог. Трет глаза, а потом-- колено. Только незаметно, чтобы Этери не видела.       Она смеется.       --Ты куда ломился, как лось по кукурузе?       Так тоже обычно говорила мама. Ее голос звучит в голове и сейчас. Те же знакомые интонации.       Даня приглаживает волосы.       --Я проснулся, тебя нет, пошел искать,-- оправдывается, но улыбка вот-вот прорвется сквозь напускную серьезность.       --Этери,-- кусает губы.-- А как должен по идее кричать лось...ну, тот самый, что по кукурузе?       Она чуть не роняет лопатку с сырником на ней, проглатывает смешинку.       -- Не знаю...но явно не "я--лось", поэтому гугл тебе в помощь.       Даня садится на стул и тут же открывает интернет. Этери дожаривает сырники под какие-то странные видео, стараясь не улыбаться слишком сильно. Ей кажется, что уже давно все не было так...просто.       И оно упорно в глубине души почему-то пугает.       -- Это самые вкусные сырники в мире,-- Даня отставляет тарелку.       Этери кивает.       --Знаю,-- допивает последний глоток кофе, радуясь, что никуда не нужно спешить.       -- А теперь идем собираться на свидание,-- Даня хитро улыбается, замечая, как Этери смотрит на часы.       -- Не слишком ли рано для романтики и вина?       Даня моет посуду, пожимая плечами.       -- Это слишком банально, мы точно не идем пить алкогольные напитки в двенадцать часов дня...скорее направляемся за пищей духовной.       Он выдерживает театральную паузу.       --В музей.       Этери замирает. В музей ее еще на свидание не водили, это факт. Хотя живопись Этери безумно любит, стараясь всегда в поездках увидеть что-то новое.       Тут же делает невозмутимое лицо.       --Хорошо, что хоть без вечерних платьев обошлись,-- внутри все-таки чувствует неясное тепло.       Этери не любит шумные компании или места, ненавидит бездарно тратить время, а вот музеи-- в глубине души обожает. Вот только времени постоянно на них не находит.       Они собираются быстро, Даня, конечно, намного быстрее, но при этом сидит и терпеливо наблюдает, как Этери рисует стрелки уверенным движением, укладывает волосы. Превращается из домашней, в привычную всем.       Они едут на машине к Пушкинскому музею, слушая музыку. Этери сама сидит за рулем-- невозмутимая и спокойная. Даня почему-то вспоминает, какой она была ранним утром. Трогательно-беззащитная и открытая. Почему-то даже на секунду жалеет, что вытащил Этери из дома. Ведь могли бы просто посмотреть фильм и никуда не выходить. Даня еле заметно вздыхает. Этери усмехается уголком губ, словно читает его мысли, но вслух ничего не говорит.       Они проходят в музей спокойно и без лишнего шума. Их никто не узнает и даже не замечает. Не все же в Москве смотрят фигурное катание.       Экскурсия сплошным потоком проходит мимо, а Даня так и борется с желанием взять Этери хотя бы под руку. Но тут же понимает-- нельзя. В век мобильных телефонов и интернета ты не можешь чувствовать себя в безопасности. Теперь каждый прохожий может стать фотографом и журналистом, поделившись любым снимком из-под локтя.       Этери это знает. Поэтому молча дает толпе пройти, а сама невозмутимо рассматривает картины. Они медленно направляются к крылу импрессионистов. Как оказалось, оба любят это направление. Вдохновляются.       Ван Гог, Гоген, Мане, Пикассо...       Этери замирает перед "Девочкой на шаре", рассматривает ее детали молча, сцепляет руки в замок.       Даня прекрасно помнит то утро, когда Этери позвонила ему в выходной рано, даже не смотря на часы. Ее осенила идея для программы. Это всегда, как озарение, вспышка света, что-то, что сильнее тебя самого.       Даня замечает, что в глазах у Этери-- выступление Камилы,то, как она сходит с шара, как пытается открыться миру, как возвращается обратно. Вся жизнь за пару минут. И борьба в ней.       Они никуда не спешат, давая цветам и тишине проникнуть внутрь. Этери выдыхает, понимая, что слишком долго стоит без движения.       --А еще я всегда любила эту картину,-- показывает на очередную раму.       На холсте целуется пара. Комната в ярких красках, но лиц не видно. Словно ты подсматриваешь за чужими людьми.       --"Объятья",--читает вслух Даня,а потом, повинуясь внезапному порыву, прижимает Этери к себе и тут же отпускает.       Виновато улыбается, но далеко не отходит, произносит почти на ухо:       --"Так чужды были всякой новизне, что тесные объятия во сне бесчестили любой психоанализ...".       Этери знает, что там дальше по тексту, но не успевает сказать, парочка экстравагантных девушек обсуждают творчество Пикассо и делают фото. Этери отходит в тень. Картину, на которую смотрит она, мало кто замечает, но это и делает ее наиболее ценной.       Даня ждет, чтобы идти дальше. Этери видит, что ему очень не терпится показать ей что-то очень важное. И только потом становится понятно, что.       Это Эдгар Дега.       Все знают, что он любил рисовать балерин, но понять истинный гений художника можно только, смотря на его пастель в живую. На эту игру цвета, которая исчезает в годами, на застывшие движения, на то, что кажется тебе слишком настоящим.       Даня останавливается отнюдь не возле самой известной картины с голубыми танцовщицами, а возле другой рамы-- с одинокой фигурой. Этим онис Этери тоже вроде как похожи-- замечать то, что не очень популярно.       Танцовщица перед окном.       Этери прижимается к Дане плечом невесомо, понимая, что он почти замирает и не двигается. Костяшки пальцев побелели в кулаках, а губы немного дрожат. Стоят очень близко, почти чувствуя дыхание друг друга, и даже, до того, как Даня произносит это вслух, Этери все понимает сама.       -- Когда мама в первый раз привела меня в музей, это была любовь с первого взгляда,-- он делает глубокий вздох.-- Казалось, что это именно маму нарисовали...так было похоже. А потом я вырос и понял, что не до конца похоже, но внутренне, да...не знаю, как пояснить,-- Этери аккуратно кладет подбородок Дане на плечо.-- Понимаешь, будто бы, когда я смотрю на эту балерину, я снова ребенок...а мама где-то в соседнем зале.       Этери понимает. Кивает, почти касаясь губами щеки. И вроде, как плевать на всех остальных вокруг, потому что никого другого сейчас не существует. Кроме них двоих.       --Я все обещал свозить ее в Париж,но...--Даня не может договорить.       Они оба знают, что за "но". Этери прекрасно помнит, как сама чувствовала сколько всего не успела сказать и сделать. До сих болят некоторые вещи, которые вдруг обрушиваются воспоминаниями.       К этому невозможно привыкнуть. Потому что это всегда с тобой-- невыполненное и опоздавшее. Даня же лишь пару месяцев учится так жить. Он хочет верить, что сможет простить себя.       Этери знает, что это невозможно.       И поэтому она говорит:       --Когда-нибудь ты поедешь туда ради нее и выполнишь все, о чем вы мечтали.       От этих слова Дане почему-то становится легче дышать.       Они выходят из музея в молчании. Словно и так уже много сказали друг другу. Только садясь внутрь, Этери вдруг говорит:       --Поехали к тебе домой, ты как-то давно там не был.       Даня кивает. Не рассказывать же сейчас, что все еще как-то непривычно, немного даже страшно оставаться там совсем одному, потому память--штука слишком коварная. Ведь даже вот сегодня и так растормошил то, что давно забылось.       Этери включает музыку, отставляет сумку на заднее сиденье, пристегивается. Даня бессмысленно листает новостную ленту, пока не чувствует горячие губы у себя на щеке, неловко улыбается.       --Мне надо побриться,--вдруг произносит.--А то тебе будет совсем неудобно меня целовать.       В квартире их встречает тишина и пыль. Этери тут же чихает, проводит рукой по теплому дверному косяку. Душно.       Она снимает сапоги, уверенной походкой идет в комнату, распахивая окна, а потом в кухню. В холодильнике ожидаемо пусто.       --Дань, пока ты не разулся, сходи в магазин, купи мяса, розмарин и гарнир,--говорит тоном, который не терпит пререканий       Он кивает, крепко держит ключи и выходит. Только потом понимает, что Этери будет готовить ужин по маминому рецепту. Помнит, как они в кабинете обменивались кулинарными находками, смеялись еще над ним, не любившим отварную рыбу и скидывающему ее в туалет в дестве. После чего пришлось вызывать сантехника.       Этери тогда смеялась до слез.       Даня из-за этого даже был согласен стать объектом шуток.       Лишь бы она так смеялась.       У выхода из подъезда сталкивается с соседкой. Она удивленно ойкает, а потом тихо произносит:       --Данечка, нам с Петром Ивановичем очень жаль,--и обнимает его нежно, по-матерински, тепло.       Он сглатывает, пытаясь загнать обратно колкие слезы. Вроде как получается. Благодарит и обнимает в ответ. Знает, что им действительно жаль. И это дарит какое-то спокойствие внутри, то, что не дает дальше замерзнуть на ветру.       Даня почти бежит в магазин, толкает дверь и останавливается. Так в детстве всегда спешил за мороженным, чтобы успеть вернуться раньше родителей.       Улыбается сейчас, ходит по рядам, выбирая мясо и картошку, находит розмарин и масло. На кассе вдруг замечает шоколадные яйца с игрушками, тянет руку за одним.       В призах нужно собирать драконов, приручать их, так сказать. Даня кладет одно на ленту покупок. Сам не понимает зачем, но почему-то хочется Этери порадовать хоть так.       Это в работе Этери Тутберидзе не любит неожиданности, а вот в жизни--просто обожает. Совсем, как ребенок. А что может быть для этого лучше, чем киндер сюприз?       Когда Даня доходит домой, то видит, что в квартире становится светлее и ярче. Этери сняла шторы и запустила стирку, вытирает пыль, сосредоточенно что-то убирает.       Даня протягивает ей пакет с продуктами, а потом отдельно шоколадное яйцо. Этери радостно улыбается, сжимает пальцами шоколад, а Даня старается подобрать слова, но его опережают:       -- Тебе надо чаще тут бывать,--говорит она первой.-- Нельзя все так бросать. Друзей звать, гостей приглашать...впустить сюда жизнь.       Даня кивает в ответ. Сам знает, что без людей и дом приходит в запустение, обещает все исправить, и не забывать, понимая, что Этери, конечно, права. Ведь есть вещи сильнее страха.       --Ты пианино открыла?--Даня удивленно входит в зал.-- Говорила же, что не играла сто лет, как...       Этери соглашается: --Говорила, но не смогла пройти мимо...уж очень оно живое.       Даня садится на диван, откидывается на подушки.       --Сыграй мне.       Он не спрашивает, потому то это не может быть вопросом, а Этери соглашается, потому что не может ему отказать.       И играет.       Тонкие пальцы несмело летят над клавишами, мелодия неуверенно проникает в тишину комнаты.       Когда она заканчивается, Даня на диване засыпает. Этери нежно укрывает его пледом и идет в кухню готовить ужин.       Рецепт мяса с розмарином она помнит напамять.       Даня приходит, можно сказать, на запах, виновато мнется у порога.       --Прости, пригласил на свидание и все проспал.       Этери протягивает ему тарелку, обхватывает пальцами за запястье.       --Не говори ерунды. Это одно из лучших свиданий,--ехидно улыбается.       --Одно из?       -- Ну, тебе же должно быть, куда дальше стремиться.       Доедают ужин, включив фильм на разряжающемся телефоне. Совсем, как школьники, но при этом довольные. Этери вытирает руки, отставляя тарелку, тянется ближе к Дане и тихо произносит:       --А теперь ты--мой...,--делает паузу.--Посуду...       И встает из-за стола.       Даня смеется, включает воду, берет губку в руки.       Невыносимая женщина. Иногда безумная, но...       Его.       И другой не нужно.       Кроме той, что сидит сейчас с ногами на кресле, раскрывает шоколадное яйцо, вытягивает маленького голубого дракончика, трогает его кончиками пальцев...улыбается.       --Смотри какой милый,-- показывает.-- Как мы его назовем?       Даня вздыхает. У них и так уже есть и собака, и кошка, и..герань...а теперь еще и маленький дракон. Просто зоопарк какой-то... фантастический.       --Пусть будет Норберг.       Этери кивает. Она как никто знает толк в драконах.       Едут домой уже поменявшись местами. Даня как никак выспался, Этери прикрывает глаза, не отпуская Дракончика из рук. Так явно вспоминает, как, казалось бы вечность, назад Диша с семьей Саши были в Дисней ленде, играли с волшебными палочками и ели сахарную вату.       Этери потом рассказывала им сказки про драконов, чтобы они быстрее уснули. Тогда Диша еще любила сказки, а потом как-то внезапно выросла...       Как и Саша.       Когда только они обе успели?       В квартире быстро идут по очереди в душ, готовятся завтра рано вставать. Этери выставляет купленную тайком в музее репродукцию Танцовщицы у окна. Специально возвращалась в магазин за ней, придумав, что потеряла перчатку.       Даня замечает картину сразу, она стоит в зале на самом видном месте. Так, чтобы ему не нужно было каждый раз ходить в музей, чтобы вспомнить.       --Спасибо,-- только и может произнести.       В спальню они идут взявшись за руки, чтобы не упасть в темноте, но свет зажигать даже там не хочется.       Этери чувствует, как данины пальцы немного дрожат, но больше ничего не говорит, пока они не ложатся в кровать.       --Все будет хорошо,--шепчет она, касаясь губами мягких волос.       И Даня ей верит, прижимается сильнее, утыкаясь носом в ключицу, прячется от всего мира. Этери ведет пальцами по напряженной спине, целует в макушку и старается унять сердце, когда чувствует горячие капли у себя на груди даже через одежду.       Она давно знает, что с Даней у них одна любовь к общему делу, но теперь отчетливо понимает, что боль тоже одна на двоих.       И переживать ее вместе гораздо проще, чем в одиночку.