На двоих
31 июля 2020 г. в 00:54
Когда Даня спит, он всегда выглядит смешно. Этери это знает, потому что первое время, когда они ночевали в одной кровати, бессонница все еще не давала нормально отдыхать. Потом, спустя время, она прошла, будто и не было никогда.
Даня крепко обнимает подушку, вихрастый, немного помятый, расслабленный. Сам не заметил, как провалился в сон.
Этери касается кончиками пальцев его щеки...колючий. А когда целует--почти незаметно...пока.
"Надо сказать, чтобы побрился"-- проносится в голове, а потом с удивлением мысль тает.
Потому что эта просьба уже такая ...семейная что ли. Когда притираешься друг к другу, подстраиваешься.
Даня вздыхает сквозь дрему, хмурится. Этери пытается понять, что же ему сниться. В теле все еще гуляют искры удовольствия, будто пробегают под кожей разрядами. Спать не хочется, а вот Даня явно выглядит уставшим. Ведь он, как мог, старался брать многое в последнее время на себя.
Этери это знает.
Поэтому аккуратно встает, ежится от холода. Вылазить из теплой постели все-таки не очень приятно. Предательски хочется вернуться обратно, но это совсем не в правилах Этери. Натягивает спортивные штаны, байку, согревая при это ладони.
В кухне светло и тепло. Творог сбивает аккуратно, замешивает тесто для сырников, добавляет пакетик ванильного сахара и горсть изюма. Так давно не готовила по этому рецепту. А ведь мама научила ему еще в детстве и Диша такие сырники просто обожает.
Этери лепит аккуратные кружочки, понимая, что готовить кому-то по утрам всегда приятно. Это значит, что ты не одинок. А еще--то, что сам обязательно тоже поешь и не забудешь о себе.
Этери постоянно о таком забывает. Потому что в голове столько разных вещей-- будто места для себя не остается. Радует только то, что всегда как-то рядом оказываются те, кто знает, как о ней позаботиться наилучшим образом.
Даня вваливается в кухню с шумом, спотыкаясь о порог. Трет глаза, а потом-- колено. Только незаметно, чтобы Этери не видела.
Она смеется.
--Ты куда ломился, как лось по кукурузе?
Так тоже обычно говорила мама. Ее голос звучит в голове и сейчас. Те же знакомые интонации.
Даня приглаживает волосы.
--Я проснулся, тебя нет, пошел искать,-- оправдывается, но улыбка вот-вот прорвется сквозь напускную серьезность.
--Этери,-- кусает губы.-- А как должен по идее кричать лось...ну, тот самый, что по кукурузе?
Она чуть не роняет лопатку с сырником на ней, проглатывает смешинку.
-- Не знаю...но явно не "я--лось", поэтому гугл тебе в помощь.
Даня садится на стул и тут же открывает интернет. Этери дожаривает сырники под какие-то странные видео, стараясь не улыбаться слишком сильно. Ей кажется, что уже давно все не было так...просто.
И оно упорно в глубине души почему-то пугает.
-- Это самые вкусные сырники в мире,-- Даня отставляет тарелку.
Этери кивает.
--Знаю,-- допивает последний глоток кофе, радуясь, что никуда не нужно спешить.
-- А теперь идем собираться на свидание,-- Даня хитро улыбается, замечая, как Этери смотрит на часы.
-- Не слишком ли рано для романтики и вина?
Даня моет посуду, пожимая плечами.
-- Это слишком банально, мы точно не идем пить алкогольные напитки в двенадцать часов дня...скорее направляемся за пищей духовной.
Он выдерживает театральную паузу.
--В музей.
Этери замирает. В музей ее еще на свидание не водили, это факт. Хотя живопись Этери безумно любит, стараясь всегда в поездках увидеть что-то новое.
Тут же делает невозмутимое лицо.
--Хорошо, что хоть без вечерних платьев обошлись,-- внутри все-таки чувствует неясное тепло.
Этери не любит шумные компании или места, ненавидит бездарно тратить время, а вот музеи-- в глубине души обожает. Вот только времени постоянно на них не находит.
Они собираются быстро, Даня, конечно, намного быстрее, но при этом сидит и терпеливо наблюдает, как Этери рисует стрелки уверенным движением, укладывает волосы.
Превращается из домашней, в привычную всем.
Они едут на машине к Пушкинскому музею, слушая музыку. Этери сама сидит за рулем-- невозмутимая и спокойная. Даня почему-то вспоминает, какой она была ранним утром. Трогательно-беззащитная и открытая. Почему-то даже на секунду жалеет, что вытащил Этери из дома. Ведь могли бы просто посмотреть фильм и никуда не выходить. Даня еле заметно вздыхает. Этери усмехается уголком губ, словно читает его мысли, но вслух ничего не говорит.
Они проходят в музей спокойно и без лишнего шума. Их никто не узнает и даже не замечает. Не все же в Москве смотрят фигурное катание.
Экскурсия сплошным потоком проходит мимо, а Даня так и борется с желанием взять Этери хотя бы под руку. Но тут же понимает-- нельзя. В век мобильных телефонов и интернета ты не можешь чувствовать себя в безопасности. Теперь каждый прохожий может стать фотографом и журналистом, поделившись любым снимком из-под локтя.
Этери это знает. Поэтому молча дает толпе пройти, а сама невозмутимо рассматривает картины. Они медленно направляются к крылу импрессионистов. Как оказалось, оба любят это направление. Вдохновляются.
Ван Гог, Гоген, Мане, Пикассо...
Этери замирает перед "Девочкой на шаре", рассматривает ее детали молча, сцепляет руки в замок.
Даня прекрасно помнит то утро, когда Этери позвонила ему в выходной рано, даже не смотря на часы. Ее осенила идея для программы. Это всегда, как озарение, вспышка света, что-то, что сильнее тебя самого.
Даня замечает, что в глазах у Этери-- выступление Камилы,то, как она сходит с шара, как пытается открыться миру, как возвращается обратно. Вся жизнь за пару минут. И борьба в ней.
Они никуда не спешат, давая цветам и тишине проникнуть внутрь. Этери выдыхает, понимая, что слишком долго стоит без движения.
--А еще я всегда любила эту картину,-- показывает на очередную раму.
На холсте целуется пара. Комната в ярких красках, но лиц не видно. Словно ты подсматриваешь за чужими людьми.
--"Объятья",--читает вслух Даня,а потом, повинуясь внезапному порыву, прижимает Этери к себе и тут же отпускает.
Виновато улыбается, но далеко не отходит, произносит почти на ухо:
--"Так чужды были всякой новизне, что тесные объятия во сне бесчестили любой психоанализ...".
Этери знает, что там дальше по тексту, но не успевает сказать, парочка экстравагантных девушек обсуждают творчество Пикассо и делают фото. Этери отходит в тень. Картину, на которую смотрит она, мало кто замечает, но это и делает ее наиболее ценной.
Даня ждет, чтобы идти дальше. Этери видит, что ему очень не терпится показать ей что-то очень важное. И только потом становится понятно, что.
Это Эдгар Дега.
Все знают, что он любил рисовать балерин, но понять истинный гений художника можно только, смотря на его пастель в живую. На эту игру цвета, которая исчезает в годами, на застывшие движения, на то, что кажется тебе слишком настоящим.
Даня останавливается отнюдь не возле самой известной картины с голубыми танцовщицами, а возле другой рамы-- с одинокой фигурой. Этим онис Этери тоже вроде как похожи-- замечать то, что не очень популярно.
Танцовщица перед окном.
Этери прижимается к Дане плечом невесомо, понимая, что он почти замирает и не двигается. Костяшки пальцев побелели в кулаках, а губы немного дрожат. Стоят очень близко, почти чувствуя дыхание друг друга, и даже, до того, как Даня произносит это вслух, Этери все понимает сама.
-- Когда мама в первый раз привела меня в музей, это была любовь с первого взгляда,-- он делает глубокий вздох.-- Казалось, что это именно маму нарисовали...так было похоже. А потом я вырос и понял, что не до конца похоже, но внутренне, да...не знаю, как пояснить,-- Этери аккуратно кладет подбородок Дане на плечо.-- Понимаешь, будто бы, когда я смотрю на эту балерину, я снова ребенок...а мама где-то в соседнем зале.
Этери понимает. Кивает, почти касаясь губами щеки. И вроде, как плевать на всех остальных вокруг, потому что никого другого сейчас не существует. Кроме них двоих.
--Я все обещал свозить ее в Париж,но...--Даня не может договорить.
Они оба знают, что за "но". Этери прекрасно помнит, как сама чувствовала сколько всего не успела сказать и сделать. До сих болят некоторые вещи, которые вдруг обрушиваются воспоминаниями.
К этому невозможно привыкнуть. Потому что это всегда с тобой-- невыполненное и опоздавшее. Даня же лишь пару месяцев учится так жить. Он хочет верить, что сможет простить себя.
Этери знает, что это невозможно.
И поэтому она говорит:
--Когда-нибудь ты поедешь туда ради нее и выполнишь все, о чем вы мечтали.
От этих слова Дане почему-то становится легче дышать.
Они выходят из музея в молчании. Словно и так уже много сказали друг другу. Только садясь внутрь, Этери вдруг говорит:
--Поехали к тебе домой, ты как-то давно там не был.
Даня кивает. Не рассказывать же сейчас, что все еще как-то непривычно, немного даже страшно оставаться там совсем одному, потому память--штука слишком коварная. Ведь даже вот сегодня и так растормошил то, что давно забылось.
Этери включает музыку, отставляет сумку на заднее сиденье, пристегивается. Даня бессмысленно листает новостную ленту, пока не чувствует горячие губы у себя на щеке, неловко улыбается.
--Мне надо побриться,--вдруг произносит.--А то тебе будет совсем неудобно меня целовать.
В квартире их встречает тишина и пыль. Этери тут же чихает, проводит рукой по теплому дверному косяку. Душно.
Она снимает сапоги, уверенной походкой идет в комнату, распахивая окна, а потом в кухню. В холодильнике ожидаемо пусто.
--Дань, пока ты не разулся, сходи в магазин, купи мяса, розмарин и гарнир,--говорит тоном, который не терпит пререканий
Он кивает, крепко держит ключи и выходит. Только потом понимает, что Этери будет готовить ужин по маминому рецепту. Помнит, как они в кабинете обменивались кулинарными находками, смеялись еще над ним, не любившим отварную рыбу и скидывающему ее в туалет в дестве. После чего пришлось вызывать сантехника.
Этери тогда смеялась до слез.
Даня из-за этого даже был согласен стать объектом шуток.
Лишь бы она так смеялась.
У выхода из подъезда сталкивается с соседкой. Она удивленно ойкает, а потом тихо произносит:
--Данечка, нам с Петром Ивановичем очень жаль,--и обнимает его нежно, по-матерински, тепло.
Он сглатывает, пытаясь загнать обратно колкие слезы. Вроде как получается.
Благодарит и обнимает в ответ. Знает, что им действительно жаль. И это дарит какое-то спокойствие внутри, то, что не дает дальше замерзнуть на ветру.
Даня почти бежит в магазин, толкает дверь и останавливается. Так в детстве всегда спешил за мороженным, чтобы успеть вернуться раньше родителей.
Улыбается сейчас, ходит по рядам, выбирая мясо и картошку, находит розмарин и масло. На кассе вдруг замечает шоколадные яйца с игрушками, тянет руку за одним.
В призах нужно собирать драконов, приручать их, так сказать. Даня кладет одно на ленту покупок. Сам не понимает зачем, но почему-то хочется Этери порадовать хоть так.
Это в работе Этери Тутберидзе не любит неожиданности, а вот в жизни--просто обожает. Совсем, как ребенок. А что может быть для этого лучше, чем киндер сюприз?
Когда Даня доходит домой, то видит, что в квартире становится светлее и ярче. Этери сняла шторы и запустила стирку, вытирает пыль, сосредоточенно что-то убирает.
Даня протягивает ей пакет с продуктами, а потом отдельно шоколадное яйцо. Этери радостно улыбается, сжимает пальцами шоколад, а Даня старается подобрать слова, но его опережают:
-- Тебе надо чаще тут бывать,--говорит она первой.-- Нельзя все так бросать. Друзей звать, гостей приглашать...впустить сюда жизнь.
Даня кивает в ответ. Сам знает, что без людей и дом приходит в запустение, обещает все исправить, и не забывать, понимая, что Этери, конечно, права. Ведь есть вещи сильнее страха.
--Ты пианино открыла?--Даня удивленно входит в зал.-- Говорила же, что не играла сто лет, как...
Этери соглашается:
--Говорила, но не смогла пройти мимо...уж очень оно живое.
Даня садится на диван, откидывается на подушки.
--Сыграй мне.
Он не спрашивает, потому то это не может быть вопросом, а Этери соглашается, потому что не может ему отказать.
И играет.
Тонкие пальцы несмело летят над клавишами, мелодия неуверенно проникает в тишину комнаты.
Когда она заканчивается, Даня на диване засыпает. Этери нежно укрывает его пледом и идет в кухню готовить ужин.
Рецепт мяса с розмарином она помнит напамять.
Даня приходит, можно сказать, на запах, виновато мнется у порога.
--Прости, пригласил на свидание и все проспал.
Этери протягивает ему тарелку, обхватывает пальцами за запястье.
--Не говори ерунды. Это одно из лучших свиданий,--ехидно улыбается.
--Одно из?
-- Ну, тебе же должно быть, куда дальше стремиться.
Доедают ужин, включив фильм на разряжающемся телефоне. Совсем, как школьники, но при этом довольные. Этери вытирает руки, отставляя тарелку, тянется ближе к Дане и тихо произносит:
--А теперь ты--мой...,--делает паузу.--Посуду...
И встает из-за стола.
Даня смеется, включает воду, берет губку в руки.
Невыносимая женщина. Иногда безумная, но...
Его.
И другой не нужно.
Кроме той, что сидит сейчас с ногами на кресле, раскрывает шоколадное яйцо, вытягивает маленького голубого дракончика, трогает его кончиками пальцев...улыбается.
--Смотри какой милый,-- показывает.-- Как мы его назовем?
Даня вздыхает. У них и так уже есть и собака, и кошка, и..герань...а теперь еще и маленький дракон. Просто зоопарк какой-то... фантастический.
--Пусть будет Норберг.
Этери кивает. Она как никто знает толк в драконах.
Едут домой уже поменявшись местами. Даня как никак выспался, Этери прикрывает глаза, не отпуская Дракончика из рук. Так явно вспоминает, как, казалось бы вечность, назад Диша с семьей Саши были в Дисней ленде, играли с волшебными палочками и ели сахарную вату.
Этери потом рассказывала им сказки про драконов, чтобы они быстрее уснули. Тогда Диша еще любила сказки, а потом как-то внезапно выросла...
Как и Саша.
Когда только они обе успели?
В квартире быстро идут по очереди в душ, готовятся завтра рано вставать.
Этери выставляет купленную тайком в музее репродукцию Танцовщицы у окна. Специально возвращалась в магазин за ней, придумав, что потеряла перчатку.
Даня замечает картину сразу, она стоит в зале на самом видном месте. Так, чтобы ему не нужно было каждый раз ходить в музей, чтобы вспомнить.
--Спасибо,-- только и может произнести.
В спальню они идут взявшись за руки, чтобы не упасть в темноте, но свет зажигать даже там не хочется.
Этери чувствует, как данины пальцы немного дрожат, но больше ничего не говорит, пока они не ложатся в кровать.
--Все будет хорошо,--шепчет она, касаясь губами мягких волос.
И Даня ей верит, прижимается сильнее, утыкаясь носом в ключицу, прячется от всего мира. Этери ведет пальцами по напряженной спине, целует в макушку и старается унять сердце, когда чувствует горячие капли у себя на груди даже через одежду.
Она давно знает, что с Даней у них одна любовь к общему делу, но теперь отчетливо понимает, что боль тоже одна на двоих.
И переживать ее вместе гораздо проще, чем в одиночку.