Марк Владимирович путает берега

Когда все впервые случилось по-настоящему, они оба по-быстрому неловко подтянули брюки, осели на пол, да так и сидели молча. Остатки куража еще пульсировали в пальцах - Марк их знатно искусал, до отметин, но другого способа заставить его быть потише не нашлось. Сейчас зато привалился лбом к плечу Лидера и сидел смирно, как будто выкричался и выбрыкался до дна, только дышал тяжело. Лидер подцепил отброшенный в сторону пиджак, достал непочатую пачку, заколупал ногтем склейку целлофановой обертки. Так-то он бросил, но с Марком - как в бородатом анекдоте: закуришь тут, когда знамя полка сперли. Что-то прогудело в плечо. - А? - Там ленточка есть сбоку, ее нужно потянуть, - повторил Марк. Открыл, наконец. Раскурил. Марк вслепую нашарил его руку, обхватил за запястье и потянул к себе, затянулся сигаретой прямо из чужих пальцев со следами своих зубов. В тишине Лидер четко расслышал, что воздух он втягивает с присвистом, через сжатые зубы. Повернул голову. Пристально посмотрел. - Ты чего? В ответ тот длинно выдохнул дым - красиво, чтоб его, у него вообще в последнее время красиво, когда напоказ, умеет Марк Владимирович выпендриваться. Далеко пойдет - если дойдет, конечно. Марк так и не ответил, только снова потянулся за сигаретой. Лидер не дал. Не только отвел руку, но и затушил никотиновую палочку об пол и отшвырнул щелчком в дальний угол. Марк только хмыкнул, перевалился через колени бандита и цапнул пачку. Снова зашипел, когда возвращался на место. Щелкнул колесиком зажигалки. Лидер развернулся. Взял Марка за челюсть, повернул лицо к свету. Всмотрелся. Лоб в испарине, глазищи темные, губы налиты кровью. Не поймешь его, нормально все или что не так. - Нормально все? Начистоту давай. - “В глаза смотри, правду говори?” А то что, паяльником пригрозишь? Ну так, как говорится, напугал ежа голой жопой… И Марк многозначительно поерзал. Если бы щеки у Лидера уже не горели, то сейчас бы точно залились краской. Вот про ежа сейчас не надо. Настолько не надо, что он не сразу сообразил, с чего Марк может ерзать. А когда сообразил, стало совсем нехорошо. У него и так-то слов в голове не было, чтобы как-то назвать то, что случилось, и поговорок, подходящих случаю, тоже не нашлось, а теперь бандит совсем почувствовал себя шкетом-пятиклассником, который не может вслух сказать слово “презерватив”. Вдруг… ну… вдруг он пальцы закусывал не потому, что нужно тихо, а по другой причине? Лидер как-то по умолчанию решил, что из них двоих Марк точно знает, что делает, и подсуетится за обоих, чтобы было как надо. С чего он взял, что Марк знал, что делает? Когда вообще Марк Багдасаров знал, что делает? - Слушай, Марк… Владимирович. Ты… У тебя же это… ну… не впервой? Тот стрельнул глазами вбок: быстро, но Лидер, конечно, заметил. “Ты чего не сказал, дурка?” Лидер сжал челюсть сильнее, но Марк заершился, мотнул головой, и пришлось отпустить. - Начистоту хочешь? А начистоту так: у кормушки все можно. Что хочешь, как хочешь, знай только, кого поиметь, а кого облизать. Не только можно - нужно. Реноме. - Чего? - Понты, - перевел Марк. - Но можно только если ты сам. Хочешь в политику - никогда нельзя, чтобы тебя. Сожрут. Быстрее, чем в вашем бандитском гадюшнике. Говорил Марк не как обычно - рублено, с перерывами на затяжки, как будто взвешивал, что говорит, но, наверное, просто показалось: отродясь же за базаром не следил. - Мда. Ебать у тебя работка. - Работка у меня - город продвигать. Ебать - это производственная необходимость. - Так, значит, не впервой? Марк отвел все-таки глаза. Выдохнул дым куда-то в собственный воротник: - Так - впервой. - Так - это… А. Понял, не дурак. Был бы дурак - не понял бы. Хотя, нет, все-таки не понял. - А тебе вообще… тебе надо, чтобы так? Нравится? Хочется? Марк докурил в воротник, а потом повернулся к Лидеру, задрал подбородок и с точно такой же интонацией, с которой вещал не так давно с голубых экранов про Обнинск, сказал то, за что еще недавно Лидер прижучил бы его лет этак на шестьсот: - А мне надо, чтобы ты. Уж лучше бы он снова про ежей. - Ну, ты обращайся, - неуклюже отшутился бандит. Если отшучиваться, то можно не думать о том, что у Марка это впервые (нет, понятно, что у обоих впервые, но есть же разница). Что он у Марка - первый. Что он толком и не знает, предпочел бы знать такое заранее, и если да, изменило бы это что-нибудь? Наверное, нет. Наверное, все было бы то же самое: те же декорации, тот же шальной Марк, которого Лидер вжимал лицом в стену, те же короткие резкие вдохи и все до последнего неловкие “Бля, да как тут…” и “Да, вот так”, и финальное "С-сука... какой... же... ты..." в такт толчкам - уже без неловкости. И сейчас Марк точно так же жадно присасывался бы к сигарете, а Лидер бы вполглаза отмечал все, что видит: что у Марка Владимировича на шее слишком часто пульсирует вена, что под глазами глубоко залегли тени, а в уголках глаз наметилась сетка морщин. Далеко пойдет - если дойдет. В голову полезли совсем неподходящие мысли. Вспомнил почему-то про памятник в подвале. Они про него больше никогда не вспоминали, а дверь в ту подсобку Лидер запер на ключ и открыл только единожды - дернул какой-то черт посмотреть после того, как “Рукава” в очередной раз не могли договориться с мэром по поводу насущных потребностей города Катамарановска. Памятник хорош, а шутка, наверное, все-таки так себе. Прямо сейчас Лидер, может, даже извинился бы за нее, но, как говорят американцы, один прогиб - и ты погиб. Извиняться перед Марком Владимировичем за что угодно - это прямое приглашение поиметь извиняющегося отсюда и до самого дальнего забора. Один прогиб, впрочем, сейчас зачем-то захотелось. Не извиниться, конечно. Захотелось наклониться к Марку и клюнуть его сухими губами прямо в пульсирующую вену, даром, что не целовались они ни разу с того самого брудершафта - хотя чего только другого Марк не выделывал этим своим ртом. Но лидер ОПГ “Железные рукава” сколько себя помнил, ни под кого не прогибался. Поэтому рассусоливать не стал, а сделал то, что сделал бы любой нормальный мужик в такой ситуации: все-таки наклонился и максимально сдержанно, непоколебимо и с достоинством уткнулся носом в макушку. Марк замер, а потом поднял руку, не глядя нашел затылок Лидера и фамильярно потрепал его по волосам. - Сигареты передай. А когда Лидер потянулся за пачкой, ухмыльнулся: - Смотри-ка, какой послушный. Вот такого Марка Владимировича, развязного, наглого и все еще не чувствующего меры, видеть было куда привычнее, чем Марка Владимировича, который осторожно, но все же откровенничает об изнанке своей политической карьеры. Такому Марку Владимировичу уже, слава богу, не хотелось сочувствовать, а хотелось выбить из него эту развязную спесь, чтобы впредь неповадно было. В этом все дело, конечно же - в наглости. А совсем не в том, что тогда, у бочки, Марк был прав. Однажды придет день, когда кто-то один из них будет ужасно скучать по другому. И тогда помогай, господь, тем, кто окажется рядом, потому что тот, кто останется, будет лезть на рожон, ходить по краю и не знать берегов, чтобы притупить это хоть немного. Но это когда-нибудь. И поэтому, понимает Лидер, они будут продолжать. Будут встречаться в темных подвалах и пустых кабинетах, будут толкаться и задевать локтями мебель и друг друга, будут шумно дышать и давиться стонами, и ставить друг на друге отметины (а потом, когда пыл поуляжется, материться и требовать, чтобы больше такого никогда, и вообще, ты вконец охуел, что ли?), и сидеть потом на полу, курить одну сигарету на двоих, тыкаться друг в друга лбами и носами на отпущенный им короткий миг, пока время не щелкнет хлыстом, напоминая, кто они, где они и что там их ждет, за дверью, которую оба еле-еле вспомнили запереть за собой изнутри. Лидер будет говорить себе, что Марку нужно снова и снова показывать его место, нужно вовремя его приструнять, чтобы не зарывался, что власть нужно отжимать и бодаться за нее. Но правда в том, что в этих подвалах и кабинетах, когда он заталкивает Марку в рот пальцы, а тот послушно их закусывает, чтобы не закричать, когда он держит Марка одной рукой за волосы, а другой за талию и беспорядочно толкается, пытаясь словить тот самый темп, когда Марк горячечно всхлипывает и дергается в финальной судороге, Лидер точно знает, что такого он не чувствовал ни с кем и никогда. Он чувствует, что на самом деле смерти нет.