***
Иван, кажется, переусердствовал, когда от удовольствия слишком сильно впился ногтями в плечи Джонсу. Но тот и не обратил никакого внимание на боль, ведь его взгляд был сфокусирован только на восседающим на нем Брагинском, а руки крепко сжимали чужие сочные, слишком полюбившиеся Альфреду бедра. После потрясающего оргазма Иван буквально мешком устало свалился на Альфреда, и тот, еще крепче смяв его ягодицы, через пару толчков с гортанным довольным стоном кончил в него сам. Обняв громко дышащего в его шею Брагинского, Джонс расслабился, развалившись на подушках. — Все хорошо, Ваня? — погладил он Ивана по волосам и легонько поцеловал в плечо. — Потрясающе, — приглушенно выдохнул тот. — Только вот нет сил сползти с тебя. Да и желания тоже. Так хорошо. Альфред хрипло засмеялся на то, как Брагинский лишь сильнее зарылся носом в его шею. — Да я и не настаиваю. Но уставший Иван все-таки лениво перевалился на бок и укутался в руку Джонса, устроившись у него на плече, а в это время Альфред укрыл их обоих одеялом и, не удержавшись, вновь поцеловал обнимавшего его парня в лоб. — Может, тебе лимонада с печеньками принести? — опустил на довольного Ивана взгляд Альфред. Поджав губы, вернувшийся с небес на бренную землю Брагинский переборол в себе желание перекусить вкусными шоколадными печенюшками, которые они на пару с Джонсом сделали перед сексом, потому что их ждал весьма серьезный разговор, что Иван оттягивал до того самого момента, когда Альфред довольно добр и положительно настроен. — Ал, надо кое о чем поговорить, — Иван нехотя поднялся и сел, взглянув на Альфреда непривычно серьезным взглядом из-под челки. Тот нахмурился, явно заволновавшись, и тоже привстал, взяв Брагинского за руку. — Что-то не так? Я что-то не то сделал, или как-то обидел тебя? — Что? Нет! — возмутился Иван, сжав его горячую ладонь в ответ, и посмотрел ему прямо в глаза, честно сказав: — Я счастлив. Правда. На деле Иван впервые признался в этом вслух, и Джонс восторженно встрепенулся, впившись ему в губы поцелуем, на который Брагинский с удовольствием ответил. — Я тоже счастлив, Ваня, — провел он рукой по его шее, покрытой новыми бутонами засосов, и Брагинский на секунду растаял от ласки. А вот Альфред, кстати говоря, никогда не стеснялся говорить о своих чувствах к Ивану, и каждое его вот такое признание отчего-то вызывало глупую улыбку, а в области сердца как-то приятно покалывало. Но Ивану стоило собрать волю в кулак. — Я хотел поговорить немного о другом, Ал. — Я слушаю тебя, — Альфред выжидающе на него уставился. — Я ведь учусь на историческом факультете, — осторожно начал Иван, решив не идти сразу напролом. — Ну, я в курсе, да, — задумчиво хмыкнул Джонс, но продолжил гладить пальцы Ивана. — И, думаю, ты где-то в глубине сознания понимаешь, что пошел на этот факультет не просто так, не выбрав, к примеру, то же программирование, — мелкими шажками подступал Брагинский к сути. — Иван, я ведь, вроде, и так ставлю тебе хорошие оценки, — подозрительно прищурился Джонс. Он резко убрал свои руки с чужой кожи и сложил их у себя на груди. Джонс явно пытался выглядеть непринужденным, но Иван понимал, что того напряг переход к данной теме. И на самом деле, Брагинский порой побаивался такого серьезного Альфреда. Мысли, витавшие в его блондинистой голове и так хорошо читавшиеся и отслеживающиеся Иваном в веселых голубых глазах, словно резко становились недоступны, что несомненно настораживало Брагинского. Но сейчас этот разговор был необходим для них обоих, пускай Джонс и не знал этого. — Если честно, твое «особое», — Брагинский своим тоном почеркнул это слово, — отношение ко мне тоже немного беспокоит меня, ведь это все началось еще до нашего с тобой… — он прервался на секунду, — романа. — «Особое» отношение? — озадаченно нахмурился Джонс. — Ты ведь шаришь в моем предмете, о каком особом отношении ты говоришь сейчас? Брагинский замолчал и молча похлопал глазами. — Я на всех твоих контрольных сдаю тебе пустые листы, — бросил Иван самый толстый, по его мнению, аргумент. — Но при этом ты добросовестно выполняешь домашние задания и выполняешь работу на занятиях. И сам по суди, я, по-твоему, серьезно не вижу, что ты даже не пытаешься делать эти контрольные, — усмехнулся Джонс. — Меня это огорчает, конечно, но ведь я знаю твой потенциал. Быть может, ты и историк, но голова-то у тебя работает. Поставленный в тупик Иван примолк и просто ошарашенно глядел на Альфреда. Все какие-либо другие аргументы и прочие мысли испарились. Брагинский не знал, что на это ответить. — Я думал, это происходило потому, что я тебе нравлюсь. — Скажем так, то, что ты мне понравился, — Джонс закашлялся и немного покраснел, — позволило мне к тебе чуть лучше приглядеться, но не оценивать якобы завышено твои знания. Оказалось, что Альфред был весьма компетентным преподавателем, не говоря уже о том, что в своей области он был специалистом нарасхват. Поэтому Ивану стало еще хуже, как о мыслях об его увольнении, так и от своей будущей просьбе, но деваться было некуда. — Ал, спасибо, — от души сказал Брагинский, и получил в ответ коронную улыбку. — Да не за что. — Но Ал, все же дело не совсем во мне, — горло Ивана как-то пересохло, а ему самому стало немного не по себе. — А в чем? — после длительной паузы поинтересовался Джонс. — Мне кажется, что ты слишком давишь на факультет, который из всех этих компьютерных дел может освоить только Google и Microsoft Office. Брагинский стыдливо опустил взгляд на свои руки, пытаясь не встретиться глазами с собеседником. — Так разве моя задача и не состоит в том, чтобы ваш кругозор расширился? — уже совсем как преподаватель сказал Джонс. — Альфред, но не путем непонятных заданий и бесконечных контрольных, — не выдержал Иван, и ему показалось, что Альфред был оскорблен этим, но сохранял молчание. — И, если быть честным, то я и половины не понимаю из того, что ты там говоришь, и трачу на твой предмет гораздо больше времени, чем на свои профессиональные. Джонс сурово наблюдал за ним исподлобья, а к горлу Ивана подкатился неприятный ком — вечер был безнадежно испорчен. — Прости, Ал. Я понимаю, что не должен был затрагивать профессиональную сторону наших отношений, но хотел быть с тобой честнее. И попросить немного снизить планку для нас — тех, кого природа не одарила талантом работать с компьютерными технологиями. Тот все еще никак не выказывал своего мнения, и только сверлил жестким взглядом стушеванного Брагинского. — Ладно, я, наверное, лучше пойду, — пробормотал Иван. Ему стало дурновато от этого разговора, поэтому он решил, что Альфред поступает гораздо более разумно, давая Брагинскому шанс по-быстрому исчезнуть, дабы вся ситуация не преобразилась в грандиозную ссору. — Эй, куда ты? — вдруг послышалось из-за спины Брагинского, когда тот уже собирался вылезти из кровати. — Не уходи, Вань, — уже более мягким тоном остановил его Альфред. Иван развернулся к нему. — Ты действительно не должен был затрагивать эту тему, особенно, находясь со мной в одной постели. Если быть честным, то я не ожидал от тебя такого, и сначала очень разозлился. Стыдливо отведя взгляд в сторону, Брагинский понял, что он крупно облажался. — Было бы верхом непрофессионализма послушать тебя и поступить так, как ты меня просишь, учитывая то, что ты все еще мой студент. Но все же это было бы лицемерно тебе отказать, ведь я уже показал себя с не очень компетентной стороны, когда начал с тобой отношения, — в голосе Джонса послышалась легкая досада, и он пальцами мягко приподнял чужой подбородок, проведя большим пальцем по искусанным губам. — Однако так запросто выкинуть тебя из своей жизни и, тем более, сердца я не смогу, — сказал он и затих. Его взгляд стал немного туманным — по всей видимости, он задумался. Но затем голубая радужка наполнилась осмысленностью, когда он вынырнул из глубин мыслей, и Джонс медленно убрал руку с лица Ивана. — В данный момент, я услышал твое мнение касательно занятий, и я подумаю о том, как можно исправить это положение, чтобы это устроило всех. Но только давай больше никаких разговоров о подобном, ладно? Особенно, после секса. Брагинский согласно закивал, а Джонс приподнял уголок губ в секундной полуулыбке. — Давай спать, — он осторожно взял Ивана за запястье и потянул на себя, уволакивая его, совершенно не сопротивляющегося, снова в кровать. — Спасибо, — прошептал Иван, вновь удобно устроившись на чужом сильном плече. — Спокойной ночи.***
Вот и был тот самый торжественный момент, когда в их небольшом университетском кругу должна была воцариться гармония. Переступив через себя, Альфред прислушался к Ивану и облегчил программу всем гуманитарным факультетам, а также лишил их «удовольствия» писать бесконечные проверочные работы. Одногруппники Ивана были довольны, а Альфред, вроде как, удовлетворил просьбу своего возлюбленного, получив благодарность и от него, и от всех студентов-гуманитариев. Все было идеально. Все были довольны. Все, кроме Брагинского. Что-то бурлило внутри него, разъедало его сущность, как кислота — металл, отчего он потерял аппетит, сон и даже тягу к сексу. Что-то ужасное перебивало любовь к этим ежедневным физическим потребностям. Вечер пятницы и все выходные он провел вместе с Джонсом у него дома, но между ними так и не случилось близости. Альфред силился узнать причину такого глубокой задумчивости и нервного состояния Брагинского, но тот жалко улыбался и говорил, что все в порядке, однако возбудить погруженного глубоко в себя бойфренда Джонс так и не смог. Сделал пару попыток, и Иван, вроде как, на них отвечал, но затем его тело переставало реагировать на поцелуи, а глаза, казалось, перекрывались пленкой, будто Брагинский вовсе и не находился здесь, рядом с Альфредом. Конечно, Альфред не слишком настаивал на близости и не винил его за подобное несвойственное поведение, строил теории о том, что, вероятно, Иван просто устал за прошедшую неделю. Джонс старался окутать его лаской и словами любви, даже попытался приготовить ягодный пирог, который, все же, подгорел чутка, но Брагинскому крошка в горло не лезла. Уже которую ночь Иван просто наблюдал за спящим Альфредом: разглядывал его мелкие веснушки, чуть вздернутый, но идеально вписывающийся нос, тонкие губы, которые всегда так приятно касались его кожи. Правильность и красота черт на его лице вызывали восторг и какое-то внутренние наслаждение, но на деле Брагинский только несколько минут восхищался им. В остальные часы он погружался куда-то глубоко в себя, потеряв сон, и только под утро ему удавалось смыкать глаза словно на несколько минут. Размышлял он об Альфреде и своем отношении к нему. Проигрывал в голове заново и заново все произошедшие события. Думал о том, как Джонс улыбался ему, целовал, глупо, но, порой, и вовсе не смешно шутил, но все же заставлял Брагинского раз за разом приподнимать уголки губ или ворчать. Душа Ивана трепетала. Но, между тем, от мыслей о собственных чувствах к Альфреду Брагинскому становилось плохо. Нет, не само их непривычное наличие и появившаяся привязанность, а потому, что эти чувства вызывали в нем чувства стыда. Ему до слез было стыдно за то, что он буквально за деньги лег под него, да и еще унизил на камеру, а потом и вовсе стал использовать в качестве кормильца. Не говоря уже о том, как грязно Брагинский поступил, затронув их общую профессиональную деятельность. Ему было стыдно, потому что он не заслужил те однозначно самые искренние чувства, испытываемые Альфредом. Ему было стыдно, потому что такой, как он, не имел права любить Альфреда. Джонс должен был узнать правду и услышать именно от Ивана, пока «добрые самаритяне» не донесли ее первыми. Пускай лучше эта правда приведет к разрыву отношений и принесет Ивану боль, зато он останется честным перед собой и особенно перед человеком, в которого угораздило влюбиться. А боль… В целом, рано или поздно с ним должно было случиться что-то подобное. Он долго избегал как отношений, так и любви из-за собственного страха, прячась за тем, что доволен лишь угождением физических потребностей. Но Брагинский все-таки был живым человеком и, как оказалось, далеко не бездушным. А теперь пришла пора быть еще смелым и честным. Альфред заслужил правду, и Иван ее расскажет. Он уже решил.***
Брагинский уже с полчаса топтался у двери кабинета Альфреда. Он дергался от волнения, то кладя руку на ручку двери, то убирая ее, и никак не мог набраться сил, чтобы войти внутрь. Оттягивать очередной столь важный разговор не было смысла, ведь Брагинский сам себе поставил цель — открыться перед Альфредом, ведь иначе Иван не сможет с этим жить, он не из таких людей, что прокладывают себе путь ложью. Он съест сам себя заживо, если сейчас же не расскажет все Джонсу. Но пальцы все равно подрагивали на ручке. Однако Ивану в любом случае придется зайти, потому что Джонс ждал окончания его занятий, чтоб вместе поехать домой и наедине насладиться вечером. Горько выдохнув, Иван расстроено понимал, что вряд ли уже поедет вместе с ним, и малая вероятность того, что будет еще возможность у Брагинского залезть к Джонсу на колени, чтобы утонуть в его горячих объятиях. Но так было нужно. Ради Альфреда — человека, которого он по-настоящему полюбил. Иван медленно вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Альфред сидел за своим столом, и когда он поднял взгляд из-за монитора, то они у него радостно засверкали. Так хотелось, чтобы этот момент продлился вечно: как Джонс поднялся из-за своего стола с влюбленно счастливым взглядом, резво подскочил, притянул своими обжигающими ладонями за талию к своему не менее горячему торсу и оставил на губах короткий, но вызывающий в душе у Брагинского волну счастья, заполняющую его с ног до головы, поцелуй. — Думал о тебе весь день, — устало опустил голову Джонс на его плечо и легонько мазнул губами его шею. — И я тоже, — честно признался Иван. — Ну что, поехали? — вернулся Альфред к столу, чтобы забрать свой рюкзак. — Ал, — остановил его мельтешения Брагинский. — Мне нужно кое-что тебе рассказать. Еле выдавив это из себя, он обратил на себя полное внимание Альфреда. Деваться уже было некуда. Иван взглянул в заинтересованные глаза Джонса, и сердце застучало, словно в бешеном припадке. — Что, Ваня? Что-то случилось? — волнение Брагинского перекинулось и на Альфреда. — Помнишь… — Иван сглотнул вязкую слюну, скопившуюся во рту. — Помнишь наш первый раз? Со смущенной улыбкой Альфред кивнул, стараясь не смотреть на свой стол. — Я не о самом сексе, — добавил Брагинский. — А о чем? — удивленно поднял на него взгляд Альфред. — Об одном… — Иван вновь прокашлялся. — Об одном неприятном инциденте перед ним. Сначала Джонс задумался, явно усиленно вспоминая их первый секс в этом кабинете, а затем искры осознания проскользнули в его глазах, и лицо Альфреда стало выражать добродушие. — А, ты… Вань, да брось, — отмахнулся он, посчитав, что Брагинский хотел извиниться за тот инцидент, явно до сих пор волновавший его. — Ну, бывает, пора уже забыть об этом, милый, ведь… Джонс потянулся к его руке, но Брагинский убрал ее от чужого прикосновения и тут же продолжил. — Я сделал это специально и заснял на камеру телефона, — на одном дыхании выдал Иван. Пораженный таким откровением, Альфред замер и удивленно на него посмотрел, словно не расслышав или посчитав, что не так понял сказанное. — Прости? — сипло спросил он. — Кое-кто обещал за это деньги. А я на тот момент потерял работу, и мне они были нужны, чтоб с голоду не помереть, — звучало так, словно Иван пытался оправдаться, но выходило до боли жалко. — Ты меня сейчас разыгрываешь, Иван? — нервная усмешка появилась на губах Джонса. — Если да, то прекрати, пожалуйста, это гораздо не смешнее моих шуток. Он с такой надеждой в глазах смотрел на Брагинского, будто до последнего ждал веселой улыбки от него с выкриком «Шучу!». Вот только Иван грустно опустил глаза в пол. — Нет, Альфред. Это правда, — уже совсем на шепот перешел Брагинский. — И еще тот разговор о занятиях тогда, на прошлой неделе, — не я был инициатором этой идеи. Мне сказали, что либо я отдаю видео нашего секса, а его отсылают в администрацию университета с последующим твоим увольнением, либо превращают мою жизнь в неприятное существование. Я придумал свой вариант и, по сути, использовал наши с тобой отношения, чтобы от нас отстали. На душе у Ивана стало так свободно от того, что он рассказал всю правду, но это было лишь кратковременным наваждением. Когда он взглянул на побагровевшего от гнева Джонса, у него перехватило дыхание. Брагинский прекрасно понимал, что Альфред его не простит за все это, но теперь, по крайней мере, он знал все. — Ну и сколько тебе платили, чтоб ты меня развлекал? — оскалился Альфред. — Что? — удивленно хлопнул глазами Брагинский, нахмурившись, и поспешил сказать: — Я не спал с тобой из-за денег, Ал… — Да брось, скажи, я отдам тебе всю сумму, — рыкнул Джонс. Ноздри его раздувались от гнева, и он стал сверлить Брагинского надменным презрительным взглядом. — Ты ведь так хорошо отработал, так здорово задурил мне голову. От обиды у Ивана увлажнились глаза. Почему вдруг Джонс стал так считать, ведь Брагинский ничего подобного не говорил. Такого даже не было! — Ал, это не так, я был с тобой, потому что ты мне очень нравишься. И рассказал тебе правду, потому что ты имел полное право все это знать, — голос Ивана сорвался, ведь тот уже был в одном шаге от истерики. — А то, что происходило между нами, было настоящим. Мне было хорошо с тобой, ведь я так сильно влюбился. К несчастью, Джонс как будто не слышал, да и не хотел слышать всей истины. — Знаешь что, убирайся-ка ты отсюда, шлюха, пока я не врезал тебе. Брагинский отшатнулся от сквозящего ненавистью взгляда Альфреда, словно бы его действительно ударили, и он больше не мог сдерживать слезы. Джонс никогда так не смотрел на Ивана. Сердце Брагинского стало вопить от отчаяния, и невыносимая боль начала расползаться по всему телу Ивана, скапливаясь в области груди, но он понимал, что Альфред тоже не был расположен скакать от радости после этого разговора. Пусть лучше такая горькая правда, чем сладкая ложь, витавшая между ними все это время. Обиднее всего было, что Альфред посчитал Ивана продажным и подумал, что тот спал с ним за деньги. — Ал, ты все не так понял… — попытался в последний раз Иван. — Не делай из меня идиота! Выметайся! — взревел Джонс. Испуганно отступив на несколько шагов, Брагинский, прошептав «прости», выскочил из кабинета. А Альфред грохнулся в кресло и приподнял очки, чтобы вытереть дорожки слез на щеках.***
Ивану вовсе не нужно было присутствовать на занятии, чтобы понять — Джонс устроил дикий разнос всем. Гилберт уже оставил несколько сообщений с угрозами, потому как связать беснование Джонса и отсутствие в университете Ивана даже такому идиоту, как он, было слишком просто. Но Брагинского мало волновали его пострадавшие однокашники — это стало для них ценным уроком. У Ивана не было сил встать с кровати в его общажной комнате, в которой, кстати, он не был дольше десяти минут уже несколько недель, так как все это время жил с Джонсом. Когда вчера он пришел в эту тесную без излишков комнатушку, то пролежал всю ночь, не сомкнув глаз, и часть ее проплакав. Он пытался пару раз звонить Альфреду, но тот так и продолжал игнорировать его звонки, и Иван бросил эту затею. Он не пошел в институт и провел весь свой день, тупо уставившись в стену. Он не мог ничего есть. Под вечер, до которого он как-то, но дожил, Иван слегка оклемался, когда у него внезапно появилась идея. Шанс был крохотный, а сама задумка — так себе, но Брагинский все же решил рискнуть. Ему терять уже было нечего, а вернуть утраченное хотелось слишком сильно. Он решил отправить полученные деньги от Гилберта, Франциска и Антонио им обратно на банковские карты, а самому съездить к Альфреду: либо до конца удостовериться в том, что они окончательно и бесповоротно расстались, либо заметить хоть какие-то намеки, что у Ивана все же была какая-то возможность до конца объясниться с Джонсом и помириться с ним. Пускай и немного дезориентированный в окружающем мире сейчас, но Иван прекрасно знал, что в это время Джонс уже должен был находиться дома. Он открыл домофонную дверь запасным ключом, вверенным некогда Брагинскому самим Альфредом, чтобы приходить в любое время, ведь ему всегда рады, и встал столбом перед железной дверью его квартиры, которую отпирать самостоятельно он, естественно, не стал. Возможно, раньше ему бы показались собственные действия унизительными, хотя и сейчас для его слишком гордого нрава они казались таковыми, но Иван ничего не мог с собой поделать. Он определенно не хотел терять Альфреда ни сегодня, ни когда-либо потом, особенно, из-за своей глупости, а потому и готов был умерить свой гордый пыл ради того, в кого по-серьезному влюбился, да и тот вряд ли был способен так быстро выбросить Брагинского из своего сердца. Да, он был сильно зол, но чувства не могли так бесследно пропасть, верно же? Тем более, что Джонс вообще напридумывал себе невесть что, сам в это поверил, сам на это же и обиделся, — подобное очень ранило Брагинского. Собравшись с духом, Иван выдохнул и дрожащим пальцем нажал на кнопку звонка двери. Через минуту послышались до боли знакомые, быстрые шаги. — Чего тебе? — грубо послышалось из-за нее. — Ал, пожалуйста, давай спокойно поговорим, — пробормотал Иван, подойдя чуть ближе к двери, чтоб тот его услышал. Напрягающая тишина. Взволнованный Брагинский пытался вслушаться в то, что происходило за дверью, но никак не мог сосредоточиться из-за стука своего сердца. Но, похоже, ничего и не происходило. — Ладно, я все понимаю, — грустно выдавил Иван, поджав подрагивающие губы и зажмурив глаза так сильно, чтобы слезы вновь не закапали из них. — Я просто хотел сказать, что люблю тебя. И ключи, ну, запасные которые, оставлю тут, на коврике. Иван положил ключи и, не сдержавшись, всхлипнул. И только он отвернулся к лестничному перелету, как замок двери щелкнул, и та осталась приоткрытой. Словно дверца к чужому сердцу. Брагинский медленно и неуверенно вошел в квартиру, положив ключи на полку в прихожей. Альфреда в ней не было, к слову. Услышав работающий в гостиной телевизор, Ваня направился туда и, немного потупившись, постоял на пороге, вопрошающе глядя на Джонса, который, сложив ноги на журнальном столике, делал вид, что с интересом смотрел телевизор. Брагинский нахмурился. — Ал, прошу, ты же кушаешь на этом столике, не клади на него ноги, — укоризненно выдохнул Иван. Джонс недовольно хмыкнул, но ноги на радость Ивану все-таки убрал. Брагинский же присел на диван на небольшом от Альфреда расстоянии. — Ал, я, честное слово, был с тобой не из-за денег, — начал наконец-то Иван после долгих минут тишины. — Мне нравилось с тобой быть. Альфред по-прежнему никак не реагировал, лишь сильнее нахмурился, а кожа подлокотника дивана скрипнула от его хватки. — Тот раз… Первый раз… Я вообще не думал, что мы как-то продолжим, после того неприятного инцидента… Но когда контакт хоть и сумбурно, но произошел между нами, я потом полночи не спал и думал о тебе и обо всем произошедшем. Мне впервые было настолько хорошо с кем-то. Глядя в упор на профиль молчаливого Джонса, Брагинский старался говорить как можно искреннее, аккуратно подбирать слова, дабы не спровоцировать какой-то новый всплеск агрессии с обеих сторон, что мог бы снова перетечь в конфликт. — Я отослал назад те полученные деньги. И я удалю то видео прямо при тебе, Ал, если хочешь. Иван неуверенно съежился, когда Джонс презрительно скорчил лицо, но затем он, отбросив весь страх, медленно подполз к Альфреду и уткнулся носом ему в щеку. — Иди-ка обрабатывай кого-то другого, ведь, я так понимаю, секс со мной тебе больше оплачиваться не будет, — Альфред отвернул от него лицо. — Ал, пожалуйста, ну что я должен сделать, чтобы ты мне поверил? — всхлипнул Брагинский. — Просто проваливай. Угрюмый тон еще сильнее расстроил Ивана, и тот дернулся, как от пощечины. — Ладно… — совсем тихо прошептал он. — Но только знай… Я мог вообще не рассказывать тебе всей правды, но я решил, что ты заслужил ее, ведь ты хороший человек и прекрасный бойфренд. Я посчитал должным сказать тебе все, потому что люблю, потому что хотел быть честным до самого конца, — Иван надрывно выдохнул. — Ты можешь думать обо мне, что хочешь, но истина раскрыта мной, и больше мне нечего от тебя утаивать, а в свои неправдивые додумки верь сам и дальше, — Брагинский взглянул на Альфреда. — Если ты давно хотел от меня избавиться, то мог бы просто так и сказать. Я бы все понял… Прощай, Ал. — Эй, эй, стой, Ваня, — Альфред схватил его за запястье. — Ладно. Я верю тебе. Все еще злюсь, но, кажется, верю. Я хотел помириться еще в тот же день, но мне было так гадко на душе, ведь меня, по сути, использовали. Иван поднял на него виноватые глаза, но встретился с отнюдь не яростью в чужом взгляде, а с такой же виной. — Я действительно все еще зол на тебя, но я понимаю, что переборщил с оскорблениями. Прости, что подумал о тебе в таком свете… — Ничего, я понимаю. Я изначально не должен был совершать подобное. — Но, с другой стороны, если бы ты не согласился на ту авантюру, то между нами остались лишь мои томные влюбленные взгляды. На губах Альфреда наконец-то появилась улыбка, такая заразительно ласковая, что и Брагинский не смог устоять перед ней. Но затем она вдруг сменилась серьезной физиономией. — Но вот за обман придется тебя наказать, Ванечка, — грозно сказал Джонс, а у Ивана по позвоночнику пробежали мурашки от тона его голоса, такого возбуждающего и не предвещающая ничего, что Брагинский смог бы сконтролировать. Не успевшего и пискнуть или даже как-то огласить свое мнение Брагинского буквально повалили на удобный диван, повидавший немало их страстных экспериментов. Сопротивляться Иван не стал вовсе, а наоборот — расслабился и приготовился наслаждаться. Очумелые ручки Джонса через пару секунд оставили Ивана совершенного нагого с раскрасневшимся лицом и явно предвкушавшего чрезмерно прекрасный вечер, где его облюбят и обласкают с ног до головы за все пережитые страдания. Но у Альфреда определенно были свои планы, в которые не входило полное, как обычно, потакание желаниям Брагинского. По крайней мере, сегодня. Когда тепло чужого тела, нависавшее над Иваном, исчезло, а горячие губы Джонса перестали терзать страстными поцелуями его чувствительную шею, то Брагинский распахнул уже заплывшие от возбуждения глаза и попытался включить помутненное сознание, дабы заставить их работать и найти пропавшее туловище. — Что ты делаешь? — хрипло спросил Брагинский, когда заметил, как Альфред установил смартфон со включенной камерой над подлокотником дивана в специальной подставке. Джонс на это лишь хищно ухмыльнулся и снял очки, небрежно кинув их на журнальный столик, а затем резво скинул с себя одежду, хитро сверкая близоруко прищурившейся голубизной на подозрительно наблюдающего за его действиями Брагинского. Он залез на диван, завалившись на Ивана и уволакивая его в новый поцелуй в ожидании, когда тот немного расслабится и потеряет бдительность. Его руки скользили по прохладной, покрытой мурашками коже: от линий ключиц, по ребрам, как по клавишам фортепьяно, на котором его заставляла играть мама, достигая довольно узкой талии, чтобы с удовольствием, под тихое мычание в губы стиснуть ее, а затем перейти на самую сочную и любимую Джонсом часть — сжать и хлопнуть, хлопнуть и сжать. Иван хотел развести ноги, чтобы затем прижать ими Альфреда к себе, но не успел, и лишь ошеломленно стал выглядывать через плечо, когда оказался вдруг на животе. Альфред прекрасно знал, как он не любил эту позу, поэтому старался не переставать целовать и исследовать языком выступающие позвонки вмиг напрягшегося обнаженного тела. Приподняв чужой таз так, чтобы он был прямо напротив своего, Альфред открыл подготовленную заранее баночку смазки, вылив немного сначала на промежность Ивана, от чего тот немного сжался, но все-таки продолжал молчать, поблескивая напряженным, однако крайне заинтересованным взглядом, а потом густо смазал в прозрачной желеобразной и приятно пахнущей субстанции свои пальцы. Без лишних церемоний сразу два пальца плавным движением вошли в блестящую дырочку, а Брагинский, охнув, задержал дыхание и повалился на свои руки, расслабившись и немного выпятив таз. Однако Джонс, хоть и при всей своей любви к растягиванию удовольствия, а также осторожному обращению с любовником, не стал слишком долго играться с Иваном. Уже через несколько минут после скорой разработки вместо пальцев Джонса внутри Брагинского оказался его довольно крупный член. Иван тихо постанывал, когда Альфред довольно плавным, но быстрым движением стал входить в него. Однако двигаться сразу он не стал и под возмущённые пыхтения Джонс поставил Ивана на его выпрямленные руки, заставив прогнутся в спине и приподнять голову, а сам прислонился к нему животом. Альфред зарылся от линии роста волос в его шелковые волосы пятерней, убрав челку со лба, и немного оттянул голову Брагинского кзади, прислонившись щекой к его лицу. — Ваня, смотри в камеру, — прошептал Джонс, и от его собственного голоса, сексуально тихого, от которого всегда тащился Брагинский, хоть и не показывал этого, стало так напряженно. Дурманящая теснота тела Брагинского, его жар, его прерывистое дыхание, перемежающееся со сладкими стонами, разжигали внутри Альфреда кострище и пробуждали в нем животное со совсем несвойственным этому милому парню диким нравом. Только Иван хотел возмутиться, как Джонс начал двигаться в нем, и все мысли о том, чтобы дать ему леща, кончились на слове «дать». Отдаться. Альфред начал целовать его то в щеку, то проходился губами по скуле, но двигаться не переставал совсем. Его выдержкой следовало восхищаться, ведь он практически держал Брагинского на весу, потому как тот от получаемого наслаждения, из-за чего все его тело превращалось в пластилин, постоянно норовил рухнуть на диван. Вся эта чехарда и затем ссора очень сломили Джонса, и ему было так горестно на душе, ведь он считал, что наконец-то нашел того самого человека, с которым было настолько комфортно даже просто находиться рядом, чувствовать его прикосновения, какие-то невидимые никому, кроме них обоих, импульсы. Альфред настолько привык, что Иван был постоянно рядом, что, казалось бы, как глупость, воздух в его квартире стал совсем не таким без него. Обида заполнила его душу, но затем заявился Брагинский. Он говорил искренне, вроде как, без утайки, и впервые признался ему в чувствах. О таком, как правило, люди по типу Ивана никогда не лгут. И Альфред поверил, переступил через обиду и решил дать шанс, ведь он и сам не смог бы словно по щелчку пальцев забыть об Иване. Но не наказать Брагинского и не отомстить за временно разбитое сердце Джонс не мог никак. Справедливость будет установлена. — Не забывай улыбаться в камеру, любимый, — с легкой надменностью усмехнулся Альфред, который точно был хозяином положения. — Какой же ты… — толчок, который сопроводился громким стоном. — Говнюк. — Это твое наказание, — Джонс поцеловал его в висок и натянул его волосы чуть сильнее, открыв доступ к уже расцветающей от засосов шее. — У тебя есть пикантное видео со мной, — Альфред застонал ему в шею, когда Иван сжал своим нутром его член. — Будет честно, — сипло продолжил, — если и у меня будет такое видео. Брагинский пробормотал что-то, но Джонс не разобрал его гудения под нос, поэтому продолжил со всей страстью выбивать из легких Ивана воздух, а то что-то он слишком расслабился. Запах Брагинского сводил с ума, все эти мягкости и выпуклости там, где они были нужны для удовлетворения фетишистских наклонностей Джонса, прямо-таки притягивали к себе внимание, и Альфред, соответственно, совершенно не стеснялся сжимать округлые ягодицы. И все же Ивану стало явно тяжело держать себя, еще и навалившегося на него Джонса. Его руки уже заметно подрагивали, и сам он нервно дергался, чтобы хоть как-то размять затекшую спину. Плюс ко всему, его собственный стоявший колом член изнывал от недостатка внимания к себе, и тугой узел возбуждения внизу живота, скорее, причинял дискомфорт и даже боль. Поняв это, Альфред отстранился от Брагинского, но отдохнуть или даже отдышаться ему не дал и пары секунд. Джонс повалился спиной на диван и уволок с собой Ивана. Почувствовав спиной чужой сильный торс, он раскинулся на Альфреде, как на софе, и устало растекся, положив голову к Джонсу на плечо. Одним резким движением Джонс раскинул ему в воздухе ноги и ввел свой член в него до упора, став вбиваться в податливое и горячее тело Ивана с приличной такой скоростью. Иван же сначала не понимал, куда деть руки, и пытался ухватиться хоть за что-нибудь, но Альфред направил одну на его же бедро, чтобы придерживать, а вторую закинул себе через верх на голову, и Брагинский тут же вцепился ему в волосы, развернув его к себе и смачно поцеловав. Брагинский, на радость Джонсу, стал сладко мычать в губы и легонько дергать пальцами его за волосы, когда Альфред начал ему надрачивать освободившейся рукой (вторая, к слову, держала другую ногу Ивана, крепко сжав бедро). — Ал, — прошептал Иван дрожащим голосом. — Да, любовь моя? — ответил ему чуть погодя запыхавшийся Альфред, уткнувшись носом в щеку. — Я тебя убью за весь этот концерт, — сказал Брагинский и откинул голову с гортанным стоном, сжав в себе Альфреда так, что тот, не выдержав, заскулил, словно счастливый пес. — Я знаю. Липкая от спермы Ивана рука Джонса тут же переместилась тому на второе бедро, и Альфред, предварительно немного сползя, стал рывками входить в расслабленного Брагинского, пока удовлетворенно не кончил в него.***
— Черт, а круто получилось! Ракурсы просто супер! — хмыкнул Альфред с чуть ли не капающими изо рта слюнями, вглядываясь в экран телефона, где как раз проигрывалось их новенькое хоум-видео. Как раз вошедший в спальню из ванны Иван только нахмурился и обиженно надул губы. — Покажи немедленно! — громко озвучил он свою просьбу. Джонс проводил взглядом до кровати его слишком неестественно агрессивную походку, которая больше походила на топот обиженного ребенка, и сладенько улыбнулся. — Не-ет, — протянул Альфред и спрятал телефон за спину. — Что за детский сад, Альфред?! — нахохлился Иван, как премилая пташка — так и хотелось его сжать в объятиях и затискать. Он и подумать не мог, что всего за пару дней настолько сильно соскучился. — Сначала ты покажи то видео из моего кабинета, а потом посмотрим это. Гамма самых разнообразных эмоций заиграла на лице Брагинского: от самой настоящей свирепости до смирения. Он ведь терпеть не мог, когда что-то шло не по его велению, не по его хотению. Но здесь вынужден был согласиться, так как это в действительности весьма честно по отношению к Альфреду. — Хорошо, — выдохнул Иван, закатив глаза. Он лег к Альфреду, устроившись у него на плече, и вручил ему свой смартфон. — Но не обещаю, что если начну возбуждаться, то стану себя сдерживать, — вдруг сказал Джонс, включив видео. — А я на это и рассчитывал, — хитрая улыбочка легла на губы Брагинского, и тот поднял игриво сверкающий взгляд, — любимый засранец. — Я тоже тебя люблю-обожаю. Вечер обещал быть веселым, а ночь — слишком уж жаркой.