I knew it when I met him I loved him when I left him Got me feelin' like Ooh… and then I had to tell him I had to go.
Спина затекла, хочется поменять положение, но как только Антон переворачивается, боль с шеи перетекает вниз по позвоночнику. Одна из причин почему нельзя спать на этом диване: потом будешь собирать себя по кусочкам. Он трёт глаза, когда понимает, что проснулся не только из-за неприятных ощущений, но и шороха в коридоре. — Ты куда собрался? — спрашивает он, чувствуя себя как огурчик после двухчасового сна и разглядывая уже одетого и готового сбежать отсюда мужчину. Арсений вынужден перестать зашнуровывать кроссовки и повернуться к Антону, не придумывая на ходу никакой отмазки и говоря прямо в лоб: — Мне очень нужно сейчас домой. Давай потом поговорим, ладно? — Откуда ты знаешь, что я хочу поговорить? И почему тебе нужно домой? — Домой не в смысле на мою квартиру. Мне в Питер нужно. Попову не хочется никаких разговоров прямо сейчас. Поездка в Санкт-Петербург — единственное, что он смог придумать. Он уже пережил это с Матвиенко, и второй раз не выдержит. Антон тоже будет искать способы помочь, только ещё усерднее. Поэтому он уже полночи провёл, копаясь в этой папке и в интернете. Он думает, что они справятся. Арсений в это не верит. Ему хочется, чтобы его решение оставить всё как есть приняли как данность. Всё, что Арсу сейчас нужно, это вернуться домой, а затем отправиться к Антону, когда внутренняя мать Тереза поутихнет. Он буквально мечтает о том, как обнимет парня, утыкаясь носом в худое плечо, извинится, что был груб, и услышит любимый хриплый смешок. А затем они просто лягут спать вместе, прижавшись друг к другу ровно до того момента, как Шаст уснёт и раскинет руки как звезда. Только на данный момент Шастун пока не смирился. Арсений как сквозь вату слышит ответ. — Арс, я тут ещё покопался и обнаружил одну легенду… Мужчина морщится. Ему хочется закрыться в себе прямо сейчас, но это нечестно по отношению к Антону. Он же не виноват, не знает, что Арс уже пробовал всё, что можно. Благо, шрам быстро зажил, когда он свалился с того водопада. Сергей тогда боялся, что он не выживет, но регенерация сработала. Вторая попытка была предпринята уже не в Лаго-Наки, а среди сочинских дольменов, испытывающих интенсивную нагрузку от многочисленных экскурсионных посещений, а также в связи с паломничествами различных сект и эзотерических групп. Они даже познакомились с парочкой. Матвиенко тоже тянул его во все дыры, в то время как Арсений всегда внутренне знал, что ничего кроме новых проблем это не принесет. И теперь Антон идёт по этому пути с сильным желанием набить новые шишки. — Ты меня слушаешь? Это реально важно. Существует также версия, что дольмены строили на так называемых местах силы. В них дольмены Краснодарского края черпают энергию тогда, когда к ним приходят люди. Получается, они предназначены для связи человека с силами природы и передачи энергии солнца. Ты же понимаешь, что это значит? Это те самые места, где поклонялись небесным светилам, как живым. И отсылка туда же, что там сменяют друг друга души… — Ты не знаешь определенного места, — вздыхает Арсений, считая это давно решённым вопросом. — Я тебе всё рассказал на условиях того, что ты принимаешь мою точку зрения. А именно: я такой, какой есть, что-то делать с собой не собираюсь. Если у тебя какие-то проблемы, нам не по пути. — Но я знаю, какой из дольменов! Я знаю, звучит странно, но там говорится о монолите, цельном дольмене, и такой всё ещё существует! — И что? Мы должны приехать посмотреть на него? Может, мне ещё внутрь этой дырки залезть? Найти ещё одну группу фанатиков, которые решат, что меня надо принести в жертву? — Ты даже не хочешь попробовать! — Что попробовать?! У тебя нет никаких вразумительных вариантов! Каждый кричит всё громче и громче. — Ты вообще пытался избавиться от этого? Тебе же больно, это ломает психику… — Я пробовал. Какое-то время проходит в тишине, нарушаемой лишь шумом города, доносящимся откуда-то далеко снизу. Шастун кусает губы и сминает собственные пальцы, а Арсений смотрит прямо перед собой невидящим взглядом. Кричать и разрушать всё вокруг больше не хочется. Он прокусывает нижнюю губу до крови. Если Попов не скажет этого прямо сейчас, потом будет поздно. Они расстанутся на время, Антон всё обдумает, поймёт, что заниматься подобным полная чушь, и всё само рассосётся. Арс не хочет давать ни ему, ни себе ложных надежд. Это лучший выход — избавить от большей боли заранее. И как бы он хотел сейчас отшутиться, сказать, что они поедут туда вместе и всё наладится, а потом подойти к Антону поближе, утонуть в его объятиях и нежных прикосновениях и забыться… Но терять связь с реальностью ему противопоказано. Шаст должен понять это рано или поздно, лучше, конечно, рано. Они сильно отличаются. В Антоне есть огонёк, он моложе, он готов бороться с обстоятельствами. У Арсения его уже нет. Он хочет покоя и любви. То есть того, что приносит ему и то, и другое. Ему нельзя заряжаться отрицательной энергией, потому что скидывать её некуда, она внутри всё отравляет, увеличивается в несколько раз, и, если её не удержать, ранит других. В прямом смысле слова. Это жутко, это страшно. Арс как будто обладает силами созидания и разрушения. Он не позволит снова случиться ничему плохому. Арсений смотрит на Антона и требует ответа, а Шастуну не то что на вопрос — на этот пристальный взгляд ответить трудно. Попов первым не выдерживает и неожиданно подходит к парню ближе. Тот вздрагивает всем телом и невольно слегка отшатывается назад. Арс всё ещё не отводит взгляд. Он умеет пугать, когда нужно. — Тебе нужно остановиться, пока не поздно. Забудь про эти дурацкие легенды, не говори мне о них больше. Просто верь, что сделать ничего нельзя. Прими это, как принял я. — Ну, да, конечно, — Антон не поддается гипнотическому трансу, игнорируя выпады актёра. У него твердый внутренний стержень, он собирается стоять на своём. Он не чувствует, как своей язвительностью уничтожает всё, а Арсений впитывает это внутрь. — Легче свалить в Питер, притворяться кем-то другим, надевать чужие эмоции на себя, но только не жить реальностью! Я и живу реальностью. Это ты хочешь жить фантазией. Сказкой. — Я просто не хочу, чтобы ты повторял чужие ошибки! — Я не буду повторять, если что я буду допускать свои ошибки! Но хотя бы буду что-то делать в отличие от тебя! Надо быть готовым идти до конца! — Я просто не хочу в итоге остаться один! — выкрикивает мужчина с таким отчаяньем, что у Антона просто пропадает дар речи. Он приходит в себя. — Но ты же не один, — пораженно бормочет Шаст. Его взгляд смягчается, и теперь парню даже стыдно становиться за свои слова. Я же действительно не знаю, сколько он боролся с собой. Арсений будто в замедленной съемке, закрывает глаза и усмехается, но, когда открывает их, никакого веселья в его глазах нет. Они полностью голубые, практически без зрачка. — Давай ещё скажи «теперь у тебя есть я», — со злостью выплёвывает он. — Арсений… — Антону становится не по себе. — Что? Арсений я всего лишь в этом веке. Не пытайся мне мешать, я делаю то, что нужно этому миру. Уходи с моей дороги или поплатишься, — глаза Арсения обретают нормальный цвет радужки и обыкновенный человеческий зрачок: — Я тебе никто, ты мне — тоже. Мы просто два чокнутых психа, которых ничего не связывает кроме этого чертового сумасшествия. Мы знаем друг друга две недели, а ты уже берешься судить мою жизнь. Ты. Ничего. Не. Знаешь. Когда Попов замолкает, в комнате образуется звенящая в ушах тишина. Антон, приоткрыв рот в немом изумлении, пытается понять, что это было. В Арсении только что говорило нечто другое, и мужчина этого даже не заметил. Тот тяжело дышит, вдыхает воздух порциями. — Я просто хочу помочь, — очень тихо говорит Антон. — Засунь свою помощь знаешь куда? — говорит он, звуча до такой степени несчастно, что Шастун не может остановить его, его губы искажаются в едва заметной гримасе боли и недопонимания, Арс продолжает: — Я твои эмоции сейчас считываю. Если не обращусь, то сломаю что-нибудь. Так что, слушай, пока этого не случилось. С этими странными отношениями ты никогда не сможешь быть счастлив на все сто процентов, потому что я буду по капельке забирать у тебя позитивную энергию, генерируя в свою. Либо же ты будешь постоянно отключаться. Не заставляй меня объяснять тебе всё на пальцах — ты ведь и сам всё понимаешь. У меня бывшая жена впала в кому, а потом умерла. У меня друг чуть не погиб, вытаскивая меня из водоворота, потому что думал, что я смогу очиститься в святой воде. Я просто думал, что с тобой всё будет по-другому. Но не выдержал и дал тебе эту папку. Потому что нечестно любимому человеку ничего не рассказывать, ты сам так сказал. Просто мне нужно было осознать это раньше, прежде чем идти на такое. И я не прав был вчера, это я виноват, а не ты. — «Идти на такое»? — не выдерживает Антон, снова повышая голос, выдыхая ему прямо в лицо. — Ты не можешь как-то спланировать любовь. Ты не можешь передумать любить кого-то, потому что от чувств не сбежишь. И пусть это всё чертовски сложно, но я готов это вытерпеть, потому что я люблю тебя. — Это не так, — мужчина снова качает головой, касаясь своих висков, которые буквально горят. — Скорее всего, тебе кажется, что ты любишь меня. Я не знаю, как это работает, но это как обман. Я не готов к тому, что ты проснёшься однажды от этого транса. Когда ты меня подобрал в образе кота, я не думал, что я как-то на тебя воздействую. Мы с тобой будто из параллельных вселенных, и я точно не тот, кто тебе нужен. — Ты сказал, что любишь меня, — произносит Антон, тыча указательным пальцем в Арсения. — Я уверен в себе. Это не проекция эмоций. Ты говорил, что я дорог тебе, а сейчас просто хочешь всё закончить таким ебанутым способом, даже не пытаясь воспользоваться шансом побывать рядом с этим дольменом. — Да блять, открой глаза! — Арс срывается на крик, не в силах больше терпеть всё в себе. — Это не сработает! НИЧЕГО НЕ ПОМОГАЕТ! Ни лекарства, ни экстрасенсы, ни места силы! Я пытаюсь тебя защитить от себя, исправить то, что натворил! Лучше было бы, если бы ты мне не поверил! — Тебе самому нужна защита. — Пусть так, — соглашается Арс, опуская голову. — Нам просто пора вернуться к жизни и начать думать при помощи здравого смысла. Мне нужно думать о контроле ситуации, а тебе — о том, чтобы забыть всё, что случилось с тобой за последнюю неделю. — Просто замолчи! — чересчур громко восклицает Антон и хватает его за воротник пальто, Арсений пытается вырваться, и он касается его щеки, получая удар током. — Не прикасайся ко мне! Антон нервно вздыхает и испытывает такое жгучее желание обхватить мужчину руками, прижимая к себе и зарываясь носом в его мягкие тёмные волосы. Арсений отступает дальше и дальше, утыкаясь спиной в дверь. — Отпусти меня, Антон, — стараясь не выдать дрожь в голосе, произносит Попов. Он тянет рукава на себя, закрывает свои руки и выставляет их вперед, чтобы парень мог коснуться только одежды. — Мне тоже сложно, но так правильно. Мне нельзя быть ни к кому привязанным. — Хрена с два так будет правильно! — снова цедит Антон сквозь зубы, от безысходности и боли опираясь другой рукой об стену. Он затихает на какое-то время, а затем качает головой и бормочет: — Я не могу поверить, что ты так поступаешь со мной. Ты же обещал… — его захлестывает незнакомая волна чувств, вырывающая сердце: — Ты чёртов бесчувственный ублюдок! — Ты совершенно прав. Я ничего не чувствую на самом деле.***
Дима пытается выяснить в чём дело, но всё, что он получает в ответ — обрывки непонятных фраз и гудки. Когда он водружает на стол бутылку коньяка, то понимает, что Антон уже поддатый. Поз не пьёт, потому что день только начался. Но суть произошедшего улавливает. «Дим, понимаешь, увидел его глаза и попал», «зачем ты вообще тогда сказал кого-то в клубе подцепить», «ты знаешь, какой он?». Антон влюбился в какого-то Арса, это мужик, и ему ничего не светит, и не потому что проблема с ориентацией. И порывается звонить этому Попову со всякой чушью, что он любит его шерсть, потому что она мягкая. И вообще пусть Арсений вернется и выйдет за него замуж. Или он сам на нем женится. И ещё много чего, что можно обозначить словосочетанием — «ёбанный пиздец». Дима не останавливает его. Он видит, что всё очень плохо, и все шутки насчёт гейства застревают в горле. Антон говорит очень много. С чувством, с расстановкой. Когда вечером Дима сваливает, оставив ему таблетки, он кивает, что да, нормально, ему полегчало. Нихрена ему не полегчало. Каждое слово в голове отдаётся. Как он сорвался, что Арсений ничего не делает, хотя мог бы, раз копался в куче материалов. Как обозвал бесчувственным, а тот даже оправдываться не стал. Как его током нехило шибануло, что рука до сих пор красная, а он только пальцами провёл. У Арсения от такого напряжения уже все органы внутри должны быть чёрными, сожжёнными дотла. Ночь проходит ещё хуже. Антон не спит, заливает обиду остатками коньяка, не чувствуя, как проливает его на футболку. В три часа ночи он смыкает глаза на диване, не в силах добраться до кровати, на которой спал Арсений. Он не хочет думать, что мужчина касался всех вещей в этой квартире. Это пугает. Через два часа он заставляет себя перелечь на кровать. Однако, когда он попадает в спальню и заворачивается в тёплое одеяло, сон как назло не идёт. Хочется биться об стенку от нереальности. Но снова и снова перед глазами встаёт образ превращения, вызывающий мурашки. На второй день Антон скучает по их разговорам. Даже несмотря на то, что Арс мало рассказывал о детстве. Шаст мог говорить за двоих, а Попов смеяться и комментировать так, что за живот нужно было держаться уже ему. И Арсений вообще не фига не безэмоциональный, он делился внутренним теплом, сам того не замечая. Только как ему это доказать? На четвертый день Антон благодарен работе, которая отвлекает его от ненужных мыслей. И очень нужного придурка. Он не признаётся себе, но ждёт. Реагирует на каждый шорох, потому что уже давным-давно догадался, что у Арсения были дубликаты ключей. Заходя в комнату, оглядывает её в поиске записки или знака, что тот здесь был. И с каждым днём теряет надежду. Через неделю он повторяет как мантру, что понимает, почему Арс так поступил. В его словах на самом деле была логика, и как бы Антону не хотелось, чтобы это было какой-то ошибкой, им действительно нужно было перерубить всё на корню, пока всё не зашло слишком далеко… Но, с другой стороны, Шастун злится. Ему не дали никакого выбора. И если Попов считает, что виноват в смерти своей бывшей жены, это должно было подстегнуть его бороться изо всех сил, стараясь избавиться от этой демонической части, чтобы такого не могло произойти вновь. Через полторы недели до него доходит, что Арсений боится. Он не знает, является ли этот осколок души его частью или всей его сущностью. Во всех записках к медицинским заключениям он пишет, что всё контролирует. Но в тот день он себя не контролировал: он говорил слова, которые никак не относились к их ссоре. Это не было частью Арсения. Не могло быть. Что-то чужеродное обитает в Арсении без его ведома. Арс старается защитить близких ему людей от себя самого.***
Арсений считает, что у Антона играют гормоны, а юношеский максимализм всё ещё не сошёл на нет. Даже если представить, что они найдут нужное место и людей, готовых помочь, что уже маловероятно, Шаст не думает о последствиях. Когда Попов был моложе, он тоже не заботился о других людях. Теперь он знает, чем подобное может обернуться. Эти способности не могут уйти в никуда, они могут лишь переместиться на другого человека, если верить мифам. Причём желательно перемещение в более новое, молодое тело. Результат ясен как дважды два: Арсений обречёт какого-то ребенка на такие же страдания. Или умрёт во время ритуала, о котором даже ничего не знает. Есть вариант, при котором все останутся счастливы: душа по преданию возвратится на Луну до нового призыва и есть вариант менее радужный: потерянный хранитель вернётся и поднимет на так называемую революцию тех, кто всё ещё верит в Бледноликую. Фанатики не отпустят того, кто подарит им надежду лучшего мира. Своего посланника Бога. Антон не пишет и не звонит. Их ссора была такой больной, что каждый раз вспоминая её, Попов закрывает ладонями лицо. Арс хочет извиниться первым, чувствуя свою вину, но кое-что другое не даёт ему это сделать. Он не уверен, нужны ли эти извинения Антону. Без присутствия в жизни парня тому станет легче, и неважно, если Арсению станет хуже без подпитки. Хочется врезать кому-нибудь по роже, это желание сохранилось ещё с момента посещения квартиры Ирины, поэтому он сломал несколько электроприборов одним прикосновением и довёл ноутбук до постоянной перезагрузки. Он вновь и вновь вспоминает последние слова, сказанные Антоном в это злосчастное раннее утро. Он пропускает это через себя снова и снова, сжимая руки в кулаки и стискивая зубы до скрежета. Б е с ч у в с т в е н н ы й. Ему ещё никто никогда не делал так больно. Даже Ира. Последним человеком, который разбил его сердце подобным образом, был отец, отвернувшийся от него в тот момент, когда был очень нужен. И теперь, когда он кое-как склеил себя обратно после смерти Алены пятнадцать лет назад и после расставания с этой сучкой Кузнецовой, он решил, что ему мало. И Антон просто примет его особенности без желания изменить его. Наивно. У Арсения ни то что чувств нет, у него сердце перестало работать давно. Он не может перестать думать об Антоне и жалеет о том моменте, когда решил, что познакомиться в человеческом виде, будет неплохо. Лучше бы они навсегда оставались в ролях хозяин и его кот. Театральная постановка на всю жизнь. Может даже получилось бы окончательно сделаться зверем. Арсений содрогается от этой мысли. Нет-нет-нет. Это естественно любить того, кто отвечает взаимностью. Отдаёт любовь в ответ. С кем можно думать о будущем. А я… Я не человек. Я — чёрная дыра, засасывающая внутрь всё, пока ничего не остаётся. Мужчина поднимается с кровати и берёт телефон с тумбочки, чтобы хоть как-то себя отвлечь. Куча сообщений от коллег с вопросами, когда же его импровизированный отпуск закончится, рассылки сбербанка, новостей. Он быстро пролистывает их, задерживаясь только на диалоге с Матвиенко, где его в который раз называют идиотом. Ничего нового, Попов в курсе. У каждого рано или поздно появляется история, которую он прячет глубоко внутри. Для которой роется огромная яма, чтобы похоронить её под толщей земли, или строится огромный сейф с бесконечным кодом. И хотя Сергей утверждает, что Алёна уже болела до него, Арсений считает себя тем самым катализатором, подтолкнувшим её на путь невозврата. Ему почти сорок, и он волнуется как мальчишка перед тем, как войти в дом своего детства. Отец ненадолго уехал, и мама просит увидеться, хотя бы ненадолго. Странно, что жизнь играет такие шутки. Арсений многие годы живёт насыщенной жизнью, какое-то время пытаясь образовать собственную семью. И теряя её каждый раз. Но во взрослом человеке всегда живёт маленький ребёнок. И вместе с этой мыслью приходит ощущение усталости, провала. Как будто прошедшие десятилетия ничего не значили. Остаток недели проходит за жалостью и ненавистью к себе. Весь груз сваливается на голову сразу. Возможность упущена, и даже если можно было бы вернуться в тот момент, он вряд ли бы что-нибудь изменил. С Антоном хочется чувствовать. Ведь нет ничего важнее, чем чувствовать себя живым. Если это невозможно без страданий, то лучше страдать всю жизнь. С Антоном хочется сорваться к этим дольменам, как в дешёвых мелодрамах, в которых поцелуй любви всё исправит. И это желание ощущается всё сильнее с каждым днём. Может, если они съездят туда, и Шаст увидит, что это пустая трата времени, всем станет легче?***
Ирина понимает, что с Арсением всё по-другому. И он в ней нуждался меньше, чем она в нём. Он со всеми работает по одной и той же схеме: появляется, заинтересовывает и позволяет быть рядом с собой, останавливаясь на какой-то границе, дальше которой не зайти, как бы не хотелось. Но Кузнецова не становится ведомой в этом лабиринте и уходит раньше. Потому что не хочется быть разрушенной до самого основания. Хотя с Поповым даже это хочется ему позволить. А он выбрал какого-то Антона. Как и все, тот скорее всего привязался быстро и прочно. Ирина никогда не любила до сумасшествия, а теперь всё внутри горит. Даже если любовь вымученная, никому не нужная, всё равно больно.