Огненный Феникс

      Ранним утром, ещё до начала рабочего дня, я уже в полицейском участке. В тренажёрном зале, сосредоточенно избиваю боксёрскую грушу. В ушах наушники с громкой музыкой, на руках — боксёрские перчатки. Так рано никто кроме меня не занимается здесь. Напряжённые руки, удар, ещё удар… На лбу уже испарина, но я продолжаю, избивая грушу, не обращая внимания на усталость. Чувствую, как кто-то резко выдергивает наушники из моих ушей, стремительно разворачиваюсь, хватаю напавшего и припечатываю к боксёрской груше. — Ты чего такой дерганый? Нападаешь на своего начальника. Никакой субординации. — Извини, Кристофер. Привычка, выработанная нашей службой.       Детектив освобождается от моих рук, держащих его за плечи в боксёрских перчатках, и отходит от груши, добродушно улыбаясь. — Ладно, я всё понимаю, Сэм. Нервная у нас работа. — Ещё раз прости меня. — Да брось. Ты чего такой расстроенный? Я же знаю, что должно произойти что-то из ряда вон, чтобы ты так себя изводил. — Я не расстроен. Я просто очень зол. Поговорил с родителями. Что бы я ни делал, так и останусь для них непутёвым подростком. — Ты? Непутёвый подросток? С чего бы это? — Им не нравится, что я стал копом. Они считают это недостаточно престижным занятием. Да плевать, плевать! Я не за престижем сюда пришёл. А чтобы служить и защищать.       Кристофер смотрит ошарашенно на меня: — Что?! Я не верю своим ушам! Сколько людей ты спас, сколько преступников засадил! А они не гордятся тобой? Что с ними не так? Какой престиж? Ты, чёрт побери, людей спасаешь! Даже я не отношусь к своей работе так, как ты. — А ты почему стал полицейским? — Я не буду говорить о своём призвании. Я не такой, как ты, Сэм. Я более циничный и меркантильный. Вырос в многодетной и очень бедной семье на побережье. В семье, в которой было семь детей. Мечтал о жизни в столице, о том, чтобы иметь хорошее жалованье. Да и знаешь, как девушки вешаются на полицейских? Стоит только сказать красотке в пабе, что я детектив, и приятная ночь мне обеспечена. — Ты в своём репертуаре, Крис, — смеюсь я своему начальнику в ответ. — Да и ты, Сэм, мог бы воспользоваться своим положением… Хоть что-то приятное в нашей работе. — Мне приятно бросать убийц за решётку. Мне приятно спасать гражданских. — Ладно, ладно, — хитро улыбается детектив, — не буду развращать своего скромного помощника.       Он подаёт мне полотенце и бутылку воды. — Давай, мой помощник, остывай, приводи себя в порядок. Работа не ждёт. У нас снова труп. Как всегда.       Когда мы выходим из здания нашего полицейского участка, я спрашиваю Кристофера: — Куда мы поедем сейчас? — Никуда. — Что? — Труп в соседнем переулке. — Что? Совсем рядом с нашим участком? Убийца либо идиот, либо просто насмехается над нами. — Согласен. И лучше пусть это окажется какой-нибудь идиот, чем тот, кто считает себя настолько умным, чтобы насмехаться над детективами.       Мы с детективом перебегаем оживлённую дорогу, проходим мимо бутиков и ресторанов, которые ещё не открылись в такое раннее время, и ныряем в грязный переулок. Место преступления уже перегорожено оградительной лентой, мы наклоняемся, ныряем под неё и оказываемся у мусорного бака. Там работают уже судмедэксперт Молли Копленд и пара криминалистов. Мы подходим к мусорному баку и смотрим на труп мужчины примерно 50 лет, обросший, в грязной старой одежде. Кристофер закатывает глаза и разочарованно вздыхает: — Опять! А я то уж думал, что здесь что-то интересное. Но нет же, очередной бродяга! Жил в этом баке и умер здесь от болезни или пьянства. Скууууука!       Я смотрю на тело, и не вижу никаких внешних повреждений. Как же он умер? Только у глаза… в уголке, что это? Смазанная кровь? Кристофер вальяжно подходит к Молли, сосредоточенно заполняющей отчёт, и обольстительно улыбается. Она смотрит на него, как затравленный зверёк, и я вижу боль в глазах девушки. Детектив говорит судмедэксперту: — Привет, красотка! Что можешь сказать о том, как он умер? Алкоголь, передоз или заворот кишок? — Кристофер, жди вскрытия. Сегодня тебе скажу. — Но… — Нет, отстань, Кристофер! Потерпи немного вскрытия! Достану мозг, печень и сердце из этого бедолаги и скажу тебе! — резко отвечает Молли и отходит подальше от детектива, снова погружаясь в работу.       Детектив совершенно ошарашен, он подходит ко мне, толкает локтем в бок и наклоняется к моему уху: — Что это с ней? — Ты идиот, Кристофер. — Что?! — недоумение в глазах начальника сменяется пылающим гневом. — Что ты себе позволяешь, Сэм? Я твой начальник всё-таки! Сам виноват, избаловал тебя! — Молли влюблена в тебя. А ты неисправимый бабник. Каково это — влюбиться в такого, как ты? — мой голос безапелляционно резок, а палец упирается в грудь начальника. Гнев пропадает с лица Кристофера, сменяясь растерянностью. — Ей больно, вот она и дерзит тебе, и избегает тебя. — Сэм, я не знал, — говорит абсолютно растерянно Крис. — Ох, и что же мне делать теперь? — Не знаю, Крис, не знаю. Я никогда не был на твоём месте.       Он грустно вздыхает, проводит рукой по своим белокурым волосам и, резко выдохнув, идёт вдоль переулка. Я нагоняю детектива. — Ты хочешь посмотреть, есть ли здесь камеры? — Да, Сэм. Это же центр Лондона. Где-то здесь должны быть камеры.       Камеры, действительно, находятся. На углу со стороны более оживленной улицы. Когда мы с Кристофером возвращаемся в отдел убийств, то получаем запись с камеры видеонаблюдения. На записи видим Chevrolet Cobalt, номера чем-то замазаны. Он въезжает в переулок, когда выезжает оттуда, то останавливается у камер. Из автомобиля выходит худощавый молодой мужчина в маске в виде черепа, показывает средние пальцы на камеру, садится в автомобиль и уезжает. — Вот чёрт! — срывается с уст детектива. — Ты у меня чертыхаться научился? — спрашиваю я его. — Да, но не об этом сейчас! — Понимаю. Мы только что видели убийцу. А значит, что это убийство. А не банальное дело о скончавшемся бездомном. Я пробью по базе фото умершего, может быть, он был в розыске или был нашим клиентом. — Да, да, — Кристофер задумчиво махает рукой. — Вот чёрт… И мы имеем дело с нарциссичным хитрым подонком, который затеял с нами игру. — Мы найдём его. — Да, — детектив начинает довольно улыбаться. — Это должно быть очень интересно. А то я уже боялся банальной рутинной работы с кучей писанины.       Откинувшись на своём стуле, детектив сцепляет руки за головой и прикрывает глаза. Не раскрывая глаз, он говорит мне ещё сонным усталым голосом: — Поезжай к Молли. И не уходи оттуда, пока она не скажет тебе причину смерти, хотя бы предварительно. А уж я тогда по нашей базе пробью убитого. — Но я ведь говорил, что пробью его. — Не спорь Сэм, нам нужно знать причину смерти. А мне пока лучше не показываться на глаза Молли. — Хорошо, я сейчас съезжу к ней.       Когда я приезжаю в морг, иду по длинным белым коридорам. Здесь нет какого-то жуткого трупного запаха, как многие думают. Как помощник детектива, повидавший множество мест преступления с трупами разной давности, мне есть, с чем сравнивать. Зато в морге есть типичный для больниц запах антисептика. Я захожу в зал для вскрытия и вижу судмедэксперта Молли рядом с телом сегодняшнего бродяги. Череп вскрыт, а в руках девушка держит мозг, сосредоточенно его рассматривая. Я подхожу в поле зрения девушки, она поднимает глаза, вздрагивает от неожиданности, но спустя секунду ласково улыбается мне. — Молли, извини, но начальник приказал мне не уходить отсюда, пока ты хотя бы предварительно не скажешь причину смерти. — Ох уж этот Кристофер, — вздыхает судмедэксперт. — Молли, пожалуйста, скажи мне. Я ведь вижу по твоим глазам, что ты уже нашла причину смерти, — смотрю на неё умоляющими щенячьими глазами.       Девушка тепло мне улыбается и показывает мне мозг. — Видишь это отверстие? — Да. — Погоди секунду, мне нужно его разрезать и посмотреть, что внутри.       Судмедэксперт подходит ко столу, кладёт мозг, достаёт скальпель и отточенными движениями делает разрезы. Она очень внимательно смотрит и задумчиво говорит. — Как я и предполагала. Такого случая ещё не было в моей практике. — Что там? — нетерпеливо заглядывая за плечо девушки, спрашиваю я, всё равно совсем не понимая, что она там нашла. — Это неудачная попытка лоботомии. — Лоботомия?! — Да, длинный узкий инструмент. Наверное, орбитокласт. Острый конец с насечками, чтобы контролировать глубину проникновения и ручка на другом конце. Именно его и применяли тогда, когда широко использовали лоботомию для лечения психических больных. Хотя их не лечили, а калечили.       Я ошарашенно смотрю на девушку. — Но что за странный способ убийства? Есть множество куда более банальных способов. Если только… Убийца хотел сделать лоботомию, чтобы этот человек остался жив! Но это была неудачная попытка. Почему? — Не знаю, — пожимает плечами Молли. — Наверное, убийца не врач. Угол наклона не тот, он не отделил лобные доли, а вызвал кровоизлияние в мозг, из-за чего этот бедолага и умер. — Но разве стал бы человек спокойно сидеть и ждать, пока ему штырь в голову будут забивать? Даже если его привязать, он бы дёргался, мотал головой… А что, если его усыпили? Но чем? — Вот этого я тебе точно сейчас не скажу. Надо делать токсикологию и ждать результатов. — Хорошо, спасибо, Молли. Ты настоящий профессионал своего дела и уже нам очень помогла.       Девушка смущённо улыбается, когда я поспешно убегаю, уже весь погружённый в свои мысли. В ближайшие дни мы определяем личность бродяги: Колин Моррис 52 года, был в розыске, потому что находился на лечении от шизофрении в психиатрической клинике. Он сбежал из больницы две недели назад. Заявление в полицию написала его дочь — Стефани Моррис.       Кристофер вызвал на допрос мисс Моррис. Скромная 32-летняя шатенка в очках, работница библиотеки. Она сидит перед нами в строгом коричневом платье в нашем кабинете, держит в трясущихся пальцах платок, которым вытирает слёзы. Кристофер сочувственно смотрит на молодую женщину. — Мисс Моррис, что вы можете рассказать о своём отце? — Он был замечательным человеком! Очень добрым, заботливым… У него был свой книжный магазин. Да, у папы была шизофрения, но он регулярно проходил лечение в клинике, когда у него было сезонное обострение… — Он был буйным, нападал когда-нибудь на вас? — Нет, нет! Что вы? Но он меня иногда пугал, когда разговаривал с несуществующими людьми или говорил, что видит монстров… Но лечение приводило всё в норму. — Когда вы узнали о пропаже отца из клиники? — Только через три дня, как он пропал! Главврач скрывал это от меня, я узнала это только когда приехала его навестить. И подала сразу заявление в полицию. Руководство клиники старалось это замять, не хотели предавать огласке. — Почему? — непроизвольно вырывается у меня. — Не хотели признавать свою халатность? Но всё равно пропал человек, у которого есть заботливая дочь. Всё равно пропажа вскрылась бы. — Не знаю, — отвечает девушка. — Может быть, они надеялись, что папа вернётся. — Раньше отец уходил из дома? — спрашивает детектив. — Да, бывало, терялся, когда у него было помутнение разума. Но я его искала, он вскоре возвращался домой.       Когда девушка уходит, Кристофер крепко задумывается. А мои мысли копошатся в голове, как комок змей, встряхиваю головой, пытаюсь привести их в порядок: — Это психиатрическая клиника. Там везде камеры, везде решётки в коридорах, как в тюрьме. Решётки на окнах. Как смог бы сбежать простой продавец книг, у которого затуманенное сознание? Как? Он же не парень из сериала «Побег», не преступный гений. Простой больной человек. — Да уж, Сэм, ты прав. Руководство больницы что-то скрывает нас. Нам необходимо серьезно взяться за эту клинику.       Пока мы сидим в кабинете, погруженные в работу, к нам в кабинет прибегает дежурный офицер и сбивчиво говорит: — Там… Кто-то привёз прямо к участку и вышвырнул из автомобиля девушку. — Труп что ли? Неужели этот убийца совсем оборзел? То в переулке рядом с участком, то теперь прямо на порог привёз? — мрачно спрашивает детектив. — Нет. Она живая. Но какая-то странная. Апатичная, ничего не говорит, смотрит в одну точку.       Мы с Кристофером срываемся со своих мест и бежим в приёмную. Там, в фойе на скамье сидит девушка в тонкой больничной рубашке, длинные грязные спутанные русые волосы. Мы подходим к ней ближе. При виде этой несчастной у меня сжимается сердце, я сажусь перед ней на корточки, беру в руки её холодную ладонь, она никак не реагирует, её ладонь бессильно лежит в моих руках, глаза направлены вниз. — Мисс… Как вы?       Мой начальник, скрестив руки, недоумевающе смотрит на девушку, затем на меня. — Что с ней? — Не знаю. А что, если это… — страшное осознание раскалённым кинжалом пронзает моё сознание, заставляя замолкнуть. — Ну, говори же! — Лоботомия. Удачная попытка.