Выпадая из гнезда кукушки

Сакура, как и обещала пришла утром, тихо постучавшись в дверь. Но джонин все прекрасно услышал, он не спал с пяти утра. Нервы когда-нибудь сожрут его заживо. Вот и сидел до ее прихода в давящей тишине, выкуривая сигарету за сигаретой. — Как накурено, — поморщила носик девушка, проходя вглубь квартиры. — Чай, кофе? — гостеприимно спросил Хатаке. — Может сразу приступим к делу? — предложила куноичи, хотя у самой руки дрожали от волнующего предвкушения. Было страшно, дико страшно. Не хотелось умирать, а еще больше не хотелось умирать на руках Какаши, он же себя во всем винить будет и неизвестно что сделает с собой. — Волнуешься? — мягко поинтересовался Какаши, хотя сам все легкие себе прокурил от того же чувства. — Все это кажется каким-то сном, — прошептала куноичи, прикрыв глаза и опустив голову. — Меня до сих пор не покидает чувство, что я нахожусь в лаборатории и маринуюсь в том огромном сосуде. — Тебе лишь кажется. Какаши провел по ее щеке ладонью, пытаясь невербально выразить поддержку и сказать, что он рядом, на него можно положиться. Пока Сакура в таком состоянии, ничего путного из техники не выйдет. Он большим пальцем прошел по припухлостям под глазами, затем заправил выбившуюся розовую мягкую прядь за ухо, прикрыв глаза, растворяясь в легком медовом аромате, исходящем от волос. — Ты плакала? — Был тяжелый разговор с мамой, очередной скандал… — не открывая глаза сказала Сакура, она полностью растворилась в его прикосновениях, желая, чтобы он подошел ближе. Ее ресницы подрагивали от солнечного света, что мешал им двоим насладиться друг другом и вставал между ними. Какаши ничего не ответил, понимая, что очередной скандал случился по его вине, но извиняться за это не видел смысла. Ведь этот разговор должен был состояться рано или поздно. И Сакура это понимала и не винила мужчину, все-таки лапши родителям на уши навешала она, значит и снимать ее тоже ей. Какаши лишь, как честный человек, просил не врать в очередной раз родителям, а во всем сознаться. Поругают да простят. Куда лучше, чем отнекиваться от них и их желания взглянуть на внука спустя определенный срок. Девушка распахнула глаза, различив на лице Хатаке беспокойство, но он постарался скрыть свои чувства за повседневно-скучающим выражением лица. — Какаши… что между нами происходит? — задала интересующий вопрос куноичи. — Думаешь сейчас самое время выяснять отношения? — безучастно спросил Какаши. В его голосе не было ни раздражения, ни интереса, он в очередной раз отдалился от девушки, не желая причинять ей боль, но не понимая, что именно холодным поведением ранит ее больше всего. — Я лишь хочу знать, что ты ко мне чувствуешь, — сказала Сакура, сама поежившись от сопливой фразы. Девушка убрала его руку от своей щеки, продолжив: — Если это всего лишь игра, то не надо строить из себя заботу. Я прекрасно понимаю, что тебе сложно начинать отношения и строить их из-за прошлых потерь. Ты боишься повторения истории с Рин. Какаши нахмурился, в его глазах блеснула ярость. Он отшатнулся от Сакуры, своими действиями давая ответ на ее вопросы. — Что ты хочешь, чтобы я сказал? — раздраженно выплюнул Какаши. — Чтобы пел дифирамбы о любви? Я не знаю, что за чувство к тебе испытываю, не знаю… но я злюсь, когда ты совершаешь глупости и страдаешь из-за них. Ревную, когда мне рассказывают, что ты флиртуешь с другим и при этом ходишь с ним на свидания в кимоно, которое я тебе подарил. Радуюсь твоей улыбке и мне хорошо с тобой. Комфортно. Мне мучительно больно, когда ты плачешь. Мне всегда было больно, когда ты бегала за чертовым Учиха. Я не могу дать определение этим чувствам… Что еще ты хочешь от меня услышать? Что мы встречаемся, и я буду твоим парнем? Такого не будет. Я не тот человек, с которым можно пойти на молодежные вечеринки и представить своим парнем. Да это даже звучит фальшиво… Какаши на секунду замолчал, прикусив губу. Сакура же внимала каждому его слову, не решаясь сказать что-то. Она и сама не понимала, что испытывает к Какаши. Ее чувства в корне отличались от тех, что она испытывала к Саске. Они совсем другие. Она не хочет хвастаться Какаши, как главным трофеем, который ей достался, не потому что стесняется его, а потому что хочет наслаждаться этим счастьем сама. Не было никаких бабочек в животе, просто желание быть рядом и помочь. У нее тоже сердце кровью обливалось, когда она увидела мужчину с гипсом и бандажом на ребра. А осознание, что пострадал он так из-за нее, оставляло противоречивые чувства: с одной стороны, ради нее никто еще не совершал таких поступков, а с другой — она позволила пострадать ему по собственной глупости и от этого все в груди сжималось… сжималось от сознания, что она может помочь облегчить боль, но лишена такой возможности. Эти чувства были не такими как описывалась любовь в книжках. Совсем другими, но имели схожие черты. В книгах все романтизировано, по ним шиноби и учатся понимать чувства — свои и окружающих. Ибо чтобы быть убийцей, а это клеймо неразрывно следует за тобой с тех пор, как ты решил ступить на путь шиноби, то нужно отбросить все лишние чувства, иначе тоска, чувство одиночество, сожаление и скорбь по погибшим, в том числе и от твоей руки, захлестнет с головой и не даст шанса опомниться. Проблема была в том, что книжки о любви писали такие же ничего не смыслящие в любви люди, как и читатели, как и шиноби, пытающиеся разобраться в странном чувстве тревоги по отношению к другому человеку, поселившееся где-то глубоко внутри и заставляющее в первую очередь беспокоиться не о безопасности деревни, а о жизни дорогого тебе человека. Назвать это настоящей любовью? Тоже не получается, ведь шиноби неизвестно такое понятие. — Какаши… — прошептала куноичи, осторожно посмотрев ему в глаза. В них сейчас сосредоточились все эмоции, о которых он говорил. Какаши метался, не в силах совладать с ними, пытался подавить, но стоило взглянуть на девушку, что внимала каждому его слову и снова все всплывало наружу. Только теперь подкреплялось мыслью, что он полный глупец, взрослый мужчина, а потерялся перед юной девчонкой. Сказал бы, что она хотела и дело с концом, смысл строить из себя недотрогу? Но он так не мог. Ему и самому жизненно необходимо разобраться в своих чувствах и двигаться дальше, и он надеялся, что Сакура даст ему ответ. — А потом ты начнешь стесняться моего возраста, — продолжил Хатаке, нахмурившись. — Ты еще слишком юна, чтобы ввязываться в серьезные отношения. Да и смогу ли я тебе их дать? Тебе захочется погулять с подругами, сходить на двойное свидание, ночи напролет танцевать в клубе, заливаясь алкоголем. Со мной тебе будет неловко, будто находишься на вечеринке под присмотром отца. А одну я тебя отпустить не смогу, меня поглотит беспокойство и ревность, а затем переключится и на тебя. Я не хочу убивать тебя постоянными упреками только за банальное желание насладиться молодостью… Светлую гостиную, совмещенную с небольшой кухонькой, наполнило эхо от звонкой пощечины. Сакура сжала губы в тонкую линию, не в силах больше выслушивать его, и ударила по щеке, не сдерживая силу, думая, что Хатаке с легкостью увернется или заблокирует. Но этого не произошло. Сакура приложила ладонь к покрасневшей щеке джонина. Его затуманенный взгляд вернул былой блеск, отрезвляющая пощечина от той, которой не ожидал, вернул разуму холод и осознание, что он наговорил много лишнего. — Приди в себя, — строго сказала девушка, сверля глазами цвета спелой травы, наполненных уверенностью. — Никогда, слышишь, никогда не решай за меня, что я буду чувствовать и чего захочу в неопределенном будущем. — Хочешь сказать, что я не прав? — грустно улыбнулся Какаши. — Мы не можем знать, что из этого получится, — мудро подметила Сакура. — Может я так и проживу всю жизнь в постоянных скандалах и упреках, как жила и до этого, а может каждый из нас будет приходить домой и понимать, что его здесь ждали и безумно рады видеть. Какаши широко распахнул глаза, принимая позицию девушки. Она, как и джонин, как и любой шиноби, пытается убежать от одиночества, но не делает это таким гадким и фальшивым методом как Какаши поступил с Анко. Хатаке, наконец, понял ее чувства. Девушка не хотела заглушать одиночество и непонимание близких, она хотела превратить это в ожидание, когда дорогой сердцу человек вернется с миссии, обнимет ее и расскажет, как устал на задании. Можно ли это назвать любовью? Забота? Способ выжить в этом мире и не сойти с ума? Какое из этих чувств движет ими? Какое чувство выше? Ни Какаши, ни Сакура не могли сказать, что любят друг друга, потому что банально не знали определения этому термину. А существует ли оно вообще? У каждого свое понимание любви. И существует слишком много видов этой самой любви. Любовь к родине, к родителям, материнская любовь, любовь к любимой еде или напитку, любовь к дождю, снегу или солнцу, любовь к деньгам или подарку, любовь к животным, любовь к человеку и так можно перечислять до бесконечности. И в каком месте заканчивается одна любовь и начинается другая? Из-за того, что шиноби такие твердолобые существа, Какаши и Сакура не могут сказать друг другу эти заезженные три слова, просто потому что не хотят врать. Сейчас куноичи поняла, что тогда, когда разбрасывалась признаниями в любви Саске, а затем и Какаши, сама того не ведая, врала. Девушка сделала несколько коротких шагов по направлению к Хатаке, прижимаясь к нему вплотную. Сакура прикрыла ладонью активный шаринган и уткнулась лбом в его грудь. Какаши тяжело дышал, девушка слышала, как гулко бьется его сердце, а нос чесался от впитавшегося в футболку запаха табачного дыма. Мужчина стоял неподвижно, боялся прикоснуться к девушке, будто та рассыплется в его руках. — Знаешь, Какаши, — гнусаво сказала Харуно, не поднимая головы, дабы он не видел, насколько пунцово-красное ее лицо, — мне тоже дико не нравится это слово… — Какое? — Встречаться… — Сакура шмыгнула носом, плотнее прижавшись к Какаши. — Более дурацкого слова еще не встречала… Встречаются Главы деревень на собрании Каге. Какаши немного усмехнулся, запустив пальцы в розовые пряди и чувствуя подушечками их мягкость. — Сакура, когда-нибудь я обязательно дам ответ, что чувствую к тебе, — полушепотом говорил Какаши, немного сдвинув голову и поцеловав нежную ладонь, — а пока… если ты не против… давай просто быть вместе, м? — Угу-у-у, — раздалось невнятное мычание в районе груди мужчины, перерастающее в тихие всхлипы. — Ты всегда была такой плаксой, — мягко сказал мужчина, будто обретя внутреннее спокойствие. Неизвестно сколько еще они так простояли, не желая отстраняться друг от друга. Сакура уже перестала плакать и была искренне благодарна, что она просто прижималась к нему и Какаши не видел ее слез. — Кхм… Сакура, у нас есть одно важное дело, — сказал Какаши, выпуская ее из объятий. — А-а, т-точно, — затараторила куноичи, размазывая оставшуюся влагу по покрасневшим щекам. — Тебе бы умыться, — протянул Какаши, почесывая затылок и улыбаясь девушке. Сакура без лишних слов слетала в ванную и так же быстро стала перед ним, сложив руки по швам и с ожиданием смотрела на мужчину. — Что мне делать? — Сними верхнюю одежду, — просто сказал Какаши, не видя в этой просьбе ничего интимного, а вот Сакура не разделяла его взглядов, автоматически выискивая в его словах подтекст. Девушка не сразу скинула с себя белую толстовку, под которой был только лифчик. Она смущалась, пыталась закрыть тело руками, но не забывала попутно называть сенсея извращенцем и говорить, что она не нанималась устраивать для него тут бесплатный стриптиз. Какаши хотел отшутиться, но пресек свое желание. Он беспристрастно попросил ее сконцентрироваться на контроле чакры.  — Как я могу с концентрировать на том, чего нет? — продолжала ворчать куноичи. — Просто выполняй. Девушка нахмурилась, со временем на животе стали постепенно вырисовываться мутные и расплывчатые иероглифы. Такое происходило из-за того, что Сакура сейчас просто представляла течение чакры по организму и печать давала ей желаемое в малой дозе. Какаши шаринганом видел слабую и хаотичную циркуляцию. Иероглифы продолжали появляться на теле девушки, принимая спиралевидный рисунок, исходящий от пупка. От внешнего очертания спирали выходили короткие четыре черточки, конец которых отдаленно напоминал стрелы. Какаши различил пятиконечную печать и уже начал было готовить технику, но Сакура сосредоточилась еще больше на контроле, похоже, в ее организме стало чакры чуть больше для того, чтобы она могла ее почувствовать. После этого от пупка протянулась еще одна тонкая вертикальная линия из цепочки иероглифов и заканчивалась маленьким символом в виде огня на солнечном сплетении. Это была семиконечная печать, улучшенная и более прочная версия пятиконечной печати, которую Змей поставил на Наруто забавы ради. Мужчина прикоснулся к плоскому животику куноичи, складывая в голове остатки пазла. — Сейчас будет больно, потерпи, — отстраненно сказал Какаши. На кончиках пальцев правой руки вспыхнули синие огоньки с иероглифами и точно такие же появились на указательном и среднем пальцах левой руки. Он замахнулся и с силой впечатал руку в живот девушки, немного провернув правую руку и тут же ударил двумя пальцами в солнечное сплетение. Его чакра вливалась в тело куноичи сквозь барьер. Она широко распахнула глаза от неистовой боли и отъехала на несколько метров назад, впечатавшись в стену, которая и остановила ее скольжение. Сакура схватилась за живот и осела на пол. Она откашлялась, приходя в себя. — Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Какаши, подбегая к куноичи. — Бывало и лучше, — пыталась она отшутиться, однако Какаши видел сквозь ее маску. — Отдохни немного, потом проверим, вернулся ли тебе контроль над чакрой. Сакура кивнула, так и не вставая с пола, дыхание никак не хотелось восстанавливаться. Она в очередной раз проклянула Змея, который додумался закончить печать на солнечном сплетении. Какаши налил им по кружке кофе, затем помог девушке встать на ноги. Дышать становилось легче, но руки и ноги дрожали, не поддаваясь потугам Сакуры унять дрожь. — Все в порядке, — ободряюще сказал Какаши, поддерживая ее за талию, — это по чакроканалам распространяется небольшое количество чакры, отсюда и дрожь. Девушка кивнула, взглянув в активный шаринган, который видел весь процесс, проходящий у нее в организме, поэтому не было причин не доверять Какаши. Он помог ей натянуть толстовку и довел до барного стула. Когда у нее в руках оказалась кружка с горячим кофе, Сакура померкла, погрузившись в свои мысли. — Если мое тело так реагирует на каплю чакры, то, что будет, если снять печать? — спросила вслух Сакура то, с чем боялась оставаться в мыслях один на один. — Твое тело давно не ощущало чакру, ты первое время вообще падала в обморок из-за отсутствия оной, — монотонно объяснял Какаши, заставляя девушку своим обычным скучающим тоном не думать о плачевном исходе «операции». — Со временем организм привык жить без чакры, ему просто надо адаптироваться к новым ощущениям. Сейчас пойдем на полигон, проведу обещанную тренировку, а после будешь медитировать до вечера. Твой контроль никуда не годится, если не повысишь его, я просто не смогу прочитать иероглифы. Поэтому во время тренировки тайдзюцу чакру не используй. Сейчас у тебя лишь то количество, которое протекло с ослаблением печати. Поняла? — Да… сенсей, — вяло улыбнулась куноичи, отхлебнув горьковатый напиток. Какаши переоделся в свою обычную одежду для тренировок, лишь протектор оставил дома, и они отправились на полигон на окраине деревни. Он почти никем не использовался, поэтому Какаши всегда тренировался именно там. — Разминайся пока, — буркнул Какаши, а сам отошел к дереву и бросил под него небольшой рюкзак с водой, метательным оружием, леской, веревкой и прочим барахлом. Вряд ли сегодня им все это пригодиться, но Какаши без этого набора на полигон не ходит. А еще в этот рюкзак помещалась не одна книга Джирайи, а целая серия. — Какаши, я все, — крикнула девушка, потягиваясь. — Халтурила небось, — улыбнулся Хатаке, подходя к куноичи. — А ты вообще не разминался, так что давай уже начинать, — нетерпеливо проворчала девушка. — Про ноги помнишь? — спросил Какаши. — Да, — уверенный кивок в подтверждение. — Чакру использовать запрещаю. Шиноби по сигналу отскочили друг от друга, приняв боевую стойку. Какаши дал команду начинать. Сакура рванула с места, а джонин остался стоять на месте. В конце концов, сегодня его роль заключалась в изображении груши для битья. От него только и требовалось, что уклоняться и блокировать ее атаки, проверяя поработала ли Сакура над ошибками. Также он использовал шаринган, дабы следить за поведением чакры в организме куноичи. Сакура оказалась рядом с Какаши не так быстро, как ей хотелось, а удар рукой был смазанный. Мужчина лишь повел головой в сторону, и рука медленно проскользнула возле уха, даже не задев его. Харуно отскочила назад, перегруппировавшись и бросила в Какаши несколько кунаев, которые он ей выдал до начала спарринга. Пока мужчина блокировал лобовую атаку метательным оружием, Сакура обошла его, оказавшись сзади и с разворота атаковала ногой. — Неплохо, — похвалил ее потуги Какаши, заблокировав ногу здоровой рукой, а левой потянулся к лицу куноичи, изображая атаку, тем самым указывая, что девушка открылась. — Но почему ты сдерживаешься? — поинтересовался Какаши, когда Сакура снова отскочила от него. — А вдруг я задену руку или ребра? — проговорила запыхавшаяся Сакуру, ее раздражало, что она так быстро устала, не проведя ни единой удачной серии атак. — Ты же весь переломанный. — Та в порядке все со мной, — отмахнулся Какаши. — Из-за того, что ты сдерживаешься, твои атаки становятся очень медленные даже для обычного глаза. Спарринг спустя рукава является обычной тратой времени. Если так и будешь продолжать меня жалеть, то я прекращаю тренировку. Вон, иди садись под дерево и до вечера медитируй. — Я всё поняла, — пробурчала девушка, поморщив носик, — давай продолжим. Сакура стала серьезнее, старалась выкладываться на свой максимум и еще пересиливать себя. Ее атаки были быстрее и сильнее. В каждый удар она вкладывала всю себя. Также девушка перестала выдумывать стратегию как бы подобраться к Какаши за спину, ведь он не предпринимал никакой попытки ударить в ответ, только блокировал и комментировал новый стиль боя. Конечно, Сакура ни в коем случае не расслаблялась, прекрасно понимая, кто ее соперник. Как только Какаши захочет закончить тренировку, увидев достаточно, он без всякого труда повалит ее на землю или обездвижит. Девушка снова сделала размашистое движение рукой, вкладывая в удар только физическую силу, но Какаши легко и быстро уклонился немного вправо и двумя пальцами прикоснулся до локтя. — Будь это кулак, усиленный чакрой, то ходила бы с таким же красивым гипсом как я, — усмехнулся Какаши, улыбнувшись ей одними глазами. — Старайся совершать как можно меньше размашистых движений. Сакура кивнула, переводя дыхание. Когда Какаши закончил говорить, девушка снова сжала кулаки и побежала на мужчину. Она была уже на последнем издыхании и Какаши это прекрасно видел, еще немного и он остановит спарринг, а Сакуре этого не хотелось. Она так давно не тренировалась, а тем более не была с кем-то в спарринге, что хотела растянуть эти минуты еще на чуть-чуть. Поэтому старательно закрывала глаза на усталость и ноющую боль в теле — ослабшие мышцы испытывали слишком сильное давление как для первой тренировки. Куноичи сделала фальшивую подсечку, заставляя Какаши подпрыгнуть в воздух. Она тут же оттолкнулась и прыгнула следом, перегруппировавшись и нанеся очередной сильный удар ногой. Какаши хотел заблокировать прямой удар, но он был слишком сильный для того, чтобы блокировать его левой рукой. Он успел выставить правую руку для блока, но удар прошелся, чуть ниже совсем немного замедлившись о блок. Удар пришелся прям по бандажу, фиксирующему ребра. Какаши поморщился от боли и отлетел в сторону, скользнув по траве, прежде чем осесть на одно колено и схватиться за место удара. — Какаши! — быстро подбежала к нему девушка, опускаясь рядом с ним. Она сразу же активировала технику, поднеся руку к ребрам. Слабый хаотичный зеленый огонек, проникал в тело Какаши, ослабляя боль и медленно залечивая новую трещинку, образовавшуюся в еще не зажитом ребре. Какаши поняв все происходящее, злобно зыркнул на Сакуру, схватив на запястье и подняв ее руку вверх. — Я тебе что говорил! — закричал джонин. — Тебе запрещено пользоваться чакрой! — Да как я могу не помочь тебе, если тебе больно… из-за меня?! — Сакура тоже повысила голос, отдергивая руку. — Плевать мне что чакра закончится, сейчас важнее оказать тебе помощь! — Ты совсем ничего не понимаешь? — взорвался джонин, вставая на ноги и отойдя от Сакуры на метр, дабы та не вздумала снова кинуться к нему со своей помощью. — Если я не смогу разобрать иероглифы, то и не смогу написать их в обратном порядке. Ты хоть понимаешь, сколько будет стоить моя ошибка?! Девушка зажмурилась, ей было неприятно, что ее отчитывают как провинившуюся ученицу Академии. — Я не хочу потерять тебя, — тяжело вздохнул Какаши, подавив гнев. — Спарринг окончен, иди в тень и медитируй. Разгоняй чакру по организму, но не выпускай. Будет хорошо, если сможешь еще немного выжать из печати. Сакура послушно прошла к тому дереву, под которое Какаши бросил свой рюкзак. Она села в позу лотоса и, крепко зажмурившись попыталась расслабиться. Какаши же аккуратно подошел к ней и прилег рядом, выуживая со дна рюкзака третий том книги Джирайи. Так до позднего вечера и просидели, а Какаши уже через несколько глав заснул тревожным сном. Ему снова снилась смерть Рин, перетекающая в смерть Сакуры. Розоволосая безжизненным холодным телом лежала на руках Какаши. Он не смог сломать печать правильно, ошибся в порядке начертания, от чего все попуталось. Печать снялась, но вся накопленная чакра мощным потоком наполнила тело девушки, от чего оно не выдержало. Какаши не досматривал сон до конца, резко распахивал глаза, встречаясь с ноющей болью в ребрах. Затем облегченно вздыхал, увидев полностью погруженную в медитацию девушку и снова засыпал. — Проснулся? — улыбнулась куноичи. Девушка разминалась после длительной медитации. Хоть разум ее и был далеко, но тело оставалось здесь и за часы нахождения в неподвижном состоянии, сильно онемело. Сакура еще раз с наслаждением потянулась, затем сказала: — Думаю теперь у тебя получится снять печать. Сакура зажала подол толстовки зубами, оголяя живот и начала концентрироваться на контроле чакры. Какаши сонно протер глаза, немного проморгался, окончательно просыпаясь и подошел к ней, внимательно вглядываясь в иероглифы. Девушка повысила свой контроль и теперь Какаши мог прочитать, что означали эти символы. — Что ж… уже лучше, — сказал джонин, — еще пару дней в таком ритме и можно будет попробовать снять печать. — Я думала мы сегодня этим займемся, — пролопотала девушка, опуская толстовку, — все равно лучше контроль не станет. — С чего ты взяла? — Только первые четыре часа медитации было сложно, будто чакра не слушалась, а когда удавалось восстановить контроль хоть на немного, то печать давала еще крупицу чакры, — тараторила куноичи, почесывая затылок и вспоминая те ощущения, которые растекались по телу во время медитации. — А потом с печати перестала поступать дополнительная чакра и до сего момента я просто гоняла ее по чакроканалам. — Ясно, — протянул джонин, затем после непродолжительного молчания добавил: — А ты сама-то готова сегодня это сделать? — Какаши, — она мягко прикоснулась к его щеке, — мы должны попробовать. Пока есть такая возможность, я не знаю, что будет завтра. Вдруг контроль снова скакнет, а такое уже было, или внутреннее хранилище переполнится. Поэтому не вижу смысла медлить. Мужчина сжал ее ладошку в своей большой руке и кивнул. — Только нам надо будет зайти в магазин. *** Шиноби поднимались по длинной зигзагообразной лестнице под лицами предыдущих Хокаге. Чем выше они были, тем сильнее дул в них ночной ветер. Отсюда открывался не менее прекрасный вид, чем с одной из голов прошлых правителей. Было видно, что основная часть деревни погрузилась в сон, давая телам заслуженный отдых перед миссией или обычной работой внутри Конохи. Лишь Центр гудел и светился, развлекалась шумная молодежь и изредка шиноби, удачно завершившие миссию. Также чуть дальше Центра деревни, который сразу бросался в глаза не только мерцанием огней, а и массивным деревом, работал игорный квартал, точнее будет сказать, что он только по ночам и работал. А один богатый чиновник договорился с азартной Хокаге и проспонсировал открытие нового казино-клуба. Этот толстосум решил сыграть на природном азарте шиноби и их привычке рисковать. Какаши было тяжело признавать, но затея удалась, сразу после открытия туда хлынули джонины и некоторые чунины, только получив жалованье. Да что там говорить, он и сам порывался пойти «попытать удачу», и пошел бы, если бы не свалившиеся на него проблемы с отчетами, собранием, молодым лордом, снятие техники Орочимару и все в таком духе. Было бы просто неправильно идти развлекаться, когда Сакуре может помочь только он. Ведь никто в деревне больше не знает о истинной причине потери чакры. Даже Пятой Сакура просила не говорить, что Какаши расшифровал свиток, который «забыл» Змей. Молодые люди поднялись еще выше и скрылись в потайном проходе за банданой Первого Хокаге. Это было убежище, в которое в первую очередь отправляли женщин, стариков и детей, когда на деревню совершалось нападение. Сейчас же, в относительно мирные времена, убежище было идеальным местом, чтобы снять печать, ибо Какаши не горел желанием пачкать кровью полы в своей квартире, да и места бы там не хватило. Здесь им никто не помешает, как бы они ни шумели. Мужчина осмотрел помещение и зажег свечи, которые в обязательном порядке всегда обновлялись в убежище. Возможно, это был единственный случай, когда его никотиновая зависимость ему пригодилась, а именно наличие зажигалки. Он выудил из рюкзака бутылку виски, откупорил ее и протянул девушке. — На, выпей, — Сакура уставилась на него удивленным взглядом, понимая, что покупал Хатаке и для чего в ликероводочном круглосуточном магазинчике. — И не смотри на меня так, это разовая акция. Сакура послушно влила в себя обжигающее пойло и кивнула Какаши, говоря о готовности. — Будет очень больно, — предупреждающие сказал Какаши, доставая из ножен кунай. — Больнее пыток Орочимару? — приподняла она бровь и скептически сощурилась. Сакура старалась утешить не себя, а отгородить Какаши от терзаний. — Да, Сакура, — вздохнул Какаши, — я постараюсь сделать все как можно быстрее. А теперь разденься. Сакура без лишних пререканий сняла белую толстовку, на рукавах и локтях которой были слегка видны зеленые следы от травы, все-таки ей не стоило участвовать в спарринге в своей новой одежде, которую сейчас оставалось только выкинуть. — Лифчик и штаны тоже, — кашлянул мужчина. Сакура залилась краской. — Так надо. — Ладно, только отвернись, — пробормотала смущенная до предела куноичи. Он уже всё видел и не раз, но самой раздеваться под его хмурый взгляд было чересчур. — А-а… — заикаясь лепетала она, не зная как сформулировать деликатный вопрос, — с-снимать…? — Мм? — обернулся Какаши через левое плечо, девушка стояла в одних трусиках, старательно прикрывая рукой налитые груди. — Нет, оставь. А то будешь меня отвлекать. Какаши подошел ближе, а Сакура попятилась. — Сакура, сейчас не время смущаться, — сказал Какаши, сделав шаг к ней ближе, — если не можешь справиться, то выпей еще или можем отложить до того момента, когда ты будешь готова. Девушка уверенно посмотрела ему в глаза разного цвета, остановив свой взгляд на шарингане. От него и не веяло похотью, он не бегал взглядом по ее телу и не отпускал пошлые шуточки. Сейчас Какаши был предельно сосредоточен. Сакура опустила взгляд на его руки, они дрожали, но мужчина не позволил себе показывать слабость перед и так напуганной девушкой, поэтому сильнее сжал кунай, подавляя дрожь. Она сделала несколько больших глотков, чувствуя, как в голову начинает бить алкоголь. Сакура сегодня вообще ничего не ела, а всем известно какую гремучую смесь образует пустой желудок и крепкий алкоголь. Какаши подошел еще ближе, на этот раз Сакура не отступала. Он приложил руку и желтым гематомам, которые сам же и оставил. — Хорошо, — он забрал бутылку, отставляя подальше, чтобы не мешала, — теперь начни концентрировать на чакре. Девушка прикрыла глаза, следуя его указаниям. На животе снова появилась печать, но все еще смазанная и размытая в некоторых местах. Какаши снова положил руку на живот, Сакура напряглась. — Сакура, лучше сосредоточься, я не могу прочитать иероглифы, — девушка сосредоточилась еще сильнее, погружаясь в себя и забывая, что находится сейчас перед Какаши почти полностью обнаженная. Печать стала более отчетливой, Какаши смог разобрать надписи и подобрать правильную расшифровку. Он внимательно наблюдал шаринганом за сбитым и хаотичным потоком чакры ученицы, но она прикладывала нечеловеческие усилия дабы унять беспорядочный огонь внутри. — Всё. Можешь пройти сюда? — он указал на центр помещения, в котором они находились. Сакура стала на указанную точку, это место больше всего освещалось лунным светом и Какаши было бы здесь проще писать. — Присядь. Сакура опустилась на пол. Она внимательно наблюдала за действиями Хатаке, стараясь следовать каждому его слову. Мужчина выглядел задумчивым и напряженным. В помещении было довольно холодно, но на лбу джонина выступила тонкая испарина, дыхание участилось, а кунай выпал из рук. Перед ним снова стоял образ Рин, он показывал смерть куноичи. Харуно, видя в каком состоянии пребывает ее сенсей, нагло потянула его за воротник футболки, попутно снимая маску. Какаши упал на колени, выпачкав штанину. Она впилась в его губы, целуя нежно и долго, пока мужчина, наконец, не взял себя в руки. — Не хорони меня раньше времени, — усмехнулась куноичи. — Я знаю, что ты справишься. Но ничего не получится, если будешь так нервничать. — Спасибо за поддержку, — прошептал он, зарывшись в розовые пряди. Сакура запустила тонкие пальчики в белые волосы, прижимая мужчину ближе, по-матерински обнимая и утешая. От душевного спокойствия джонина зависел успех «операции». Сакура понимала, что проблема в его давней травме, они стали слишком дороги друг для друга. Его страх был вполне оправдан, девушка не представляла как он еще держится. Если бы жизнь Какаши была в ее руках, она бы с ума сошла от беспокойства и ужаса потерять его, она бы себе это никогда не простила. А джонин такое уже пережил, представить сложно какие картины рисует его травмированное воображение. — Всё хорошо, повторения не будет, — тихо говорила Сакура, поглаживая его по спине. — От меня ты так просто не отделаешься. Вот когда это закончится, я всерьез займусь твоими вредными привычками. Какаши усмехнулся, отстраняясь от нее и заправляя выбившуюся прядь за ухо. — Мне лучше. Продолжим? — Давно пора, — проворчала Сакура, но продолжая глупо улыбаться ему, — это я тут устраиваю показ нижнего белья… холодно вообще-то. — Понял-понял, — сказал Какаши, вставая на ноги. — Теперь попытайся расслабиться, я все сделаю сам. Твоя же задача концентрировать на чакре до тех пор, пока я не закончу начертание символов, — его бархатный тембр вливался в нее мягким потоком, принося спокойствие и вызывая доверие. — Можешь приступать. Сакура приняла позу лотоса, сосредотачиваясь на контроле. Сначала все посторонние мысли отошли на второй план, затем и физические чувства последовали за предыдущими. Она больше не ощущала холод бункера, лишь течение собственной чакры. Он снял перчатки, оголяя жилистые руки и резким движение провел острием куная по ладони. Опустил руку, чтобы кровь стекла на указательный и средний пальцы. Когда все было готово, он опустился перед Сакурой, начиная от живота вокруг печати кровью писать иероглифы. Затем надписи уходили вбок по рукам, продолжались на полу и заканчивались у куная, воткнутого в землю. Потом он снова возвращался к ее животу и снова от него начинал быстрыми движениями выводить надписи. Он так же быстро и четко выводил иероглифы на груди куноичи и потом снова от плеча по спине спускался к земле и заканчивал у куная. Когда все было готово, Какаши сказал: — Больше не гоняй чакру по организму. Сакура лишь слабо кивнула, боясь выдать страх дрожащим голосом. — Потерпи, скоро все закончится. Какаши вышел из круга, исписанного его кровью, и сложил около десятка печатей, прежде чем дотронуться до пола и добавить последнюю каплю крови. Круг засветился и кровяные надписи волнами устремились в печать на животе девушки. Она держалась из последних сил, дабы не шевелиться. Она кричала до срыва голоса, затем продолжала хрипло, пока все надписи не поглотила семиконечная печать. Когда все закончилось, Сакура тяжело дышала, в глазах помутнело от дикой боли. Но чертова печать Змея не дала ей и десяти секунд перевести дыхание, сразу напомнила о себе. В животе на месте печати будто лаву вылили, все начало гореть. От солнечного сплетения мучительно медленно печать обретала кроваво красный цвет и в обратном порядке стремилась к ее началу. Сама печать после того, как впитала в себя кровь начинала исчезать, принося за собой еще более сильную боль. Сакура свернулась в калачик хватаясь за живот пытаясь унять боль и снова разрывалась в крике. Все тело было словно наэлектризованное, руки и ноги тряслись, девушка остатками разума понимала, что чакра к ней медленно возвращается. Она тяжело дышала, уже не в силах кричать, глаза медленно закрывались. Сакура пыталась оставаться в сознании, но болевой шок вкупе с инородной энергией в чакроканалах были выше ее желаний, и она сама не заметила, как потеряла сознание. Какаши же не мог к ней подойти, так как держал технику и от него требовалась максимальная сосредоточенность. Он старался не смотреть как крючит от боли дорогого ему человека, но душераздирающие крики куноичи переворачивали все его нутро. Хатаке увидел, что она потеряла сознание, но техника была еще не окончена, около половины печати красовалась на животе девушки, а значит надо было продолжать. На это ушел почти весь запас чакры Какаши и около часа времени. Когда проклятая метка была стерта, он подбежал к девушке на негнущихся ногах и первым делом проверил пульс. Он был очень слабый, еле различимый. Лицо покраснело и покрылось испариной, оно все горело, что свидетельствовало о повышенной температуре. Мужчина судорожно накрыл худенькое тельце своей ученицы ее толстовкой, все остальные вещи запихал в рюкзак. Какаши подхватил ослабшее измучавшееся тело на руки и побежал в больницу, молясь всем Ками, чтобы она выжила. Он был как в тумане, мысли были только о Сакуре. Он бросал на нее испуганные и виноватые взгляды, мчась на большом ускорении с помощью чакры в больницу, злясь, что она находится так далеко. В больнице он только и сумел вымолвить, что девушке срочно нужна помощь, как ее увезли на каталке, а ему только и оставалось что метаться у двери, не зная, что там делают с его Сакурой. Цунаде прилетала так быстро, как только могла, женщина была пьяна, похоже, ее выдернули из нового казино. — Ты что наделал?! — заплетающимся языком орала на него Пятая. Женщина, не увидев от Какаши какой-либо реакции, махнула рукой и побежала в палату. Сакуру не стали отправлять в операционную, потому что не знали, что с ней. Медперсонал только и мог, что поддерживать в ней жизнь до прихода Пятой. Использовать чакру они боялись, так как из самой девушки через поры вытекала чакра. Когда Цунаде увидела девушку, она сразу поняла, что печать снята. Она дала команду вколоть ученице препараты, снижающие температуру и поставить капельницы с веществами укрепляющими чакроканалы, а также подключить Сакуру к аппарату искусственного поддержания жизни. Использовать чакру Пятая не могла, даже чтобы проверить, что происходит в организме куноичи, но Какаши, которому вкололи по приказу Хокаге успокоительное, заторможено все объяснил женщине. О полном снятии печати и рисках, а также описал, что сейчас происходит с чакроканалами и чакрой в организме куноичи, использовав шаринган. Чакроканалы не выдерживали нагрузку и норовили лопнуть в любой момент. Сама чакра беспорядочно металась по организму, понемногу выходя из организма. — Ситуация ясна, — цыкнула Пятая, затем повернулась к столпившемуся за ее спиной медперсоналу и громко отдала приказ: — Приготовиться к вытягиванию чакры! Вызовите лучших медиков! Выполнять! Все разбежались, а Пятая раздраженно расхаживала по палате, не отрывая взгляд от Сакуры и напряженно покусывала длинный ноготок. — Чертов Орочимару! — вырывалось из нее. — Какаши! Иди домой, ты ничем не сможешь помочь. — Я могу… — апатично говорил Какаши под действием явно большой дозы успокоительного и под грузом вины. — Это м-моя вина… — Печать была настроена на такой результат при снятии кем-то другим, не тем, кто ее поставил. Плюс за все это время в сосуде накопилось слишком много чакры, чтобы снятие печати прошло без последствий, — говорила Цунаде, подойдя к мужчине. — Я тоже изучала свиток Орочимару. Но почему ты сам провел эту технику? Почему не позвал меня или кого-нибудь из медперсонала? Как можно быть настолько безрассудным? Какаши промолчал, отвернув голову, не в силах смотреть в глаза разъяренному санину. — Или… это просьба Сакуры? — осторожно поинтересовалась Цунаде, наблюдая за его реакцией. Какаши сжал челюсти, но ничего не ответил. А Пятой этого было достаточно, она все поняла. — Тот сосуд, в котором Орочимару оставил ее, выкачивал остаточную чакру, — перевела тему Цунаде, говоря Какаши о том, что узнала по этому делу. — Промедли ты еще немного и могло произойти непоправимое. Не вини себя. Цунаде положила руку ему на плечо, немного сжав ткань футболки и удалилась из палаты. Затем сразу же забежали медики с каталкой и увезли Сакуру в операционную. Там уже все подготовили, все стояли на своих местах, готовые выкачивать чакру, а за ними стояла их смена. Операция длилась уже третий час, за это время медики сменили друг друга по два раза. Какаши же сидел возле дверей, мрачно опустив голову. Он сминал руки, пытаясь унять дрожь. Из операционной вышла уставшая Цунаде, продолжая раздавать приказы медикам, похожим на полутрупы. Она сказала перевести девушку в реабилитационное и подключить к аппарату. Сама же медленно подошла к джонину, смотрящего на нее с ожиданием. Цунаде бессильно плюхнулась на лавочку рядом с ним и сказала:  — Её жизни больше ничего не угрожает, но… — Говори, — нетерпеливо выпалил Какаши, сжав кулаки. — Она в коме. У мужчины по телу пробежали мурашки. Внутри что-то сжалось от невыносимой боли и обеспокоенности, успокоительное уже слабо на него действовало. Руки задрожали с новой силой и он, не зная как выпустить эмоции, ударил по стене за ним. Хотел, чтобы боль из сердца ушла в ладонь. Толстый слой краски сразу сдался и пошел трещинами по всей поверхности, в самом же бетоне остался глубокий след от кулака. После по белым стенам потекла тонкая струя крови, а мужчина руку так и не убрал. В этот раз боль его не отрезвляла. — Успокойся! — повысила голос Цунаде, хватая его руку и залечивая. — На тебя еще чакру тратить, — недовольно ворчала она. Какаши вырвал недолеченную руку и пошел в палату к Сакуре. Он игнорировал всех врачей, преграждающих ему путь. А те не предпринимали повторной попытки, видя, что даже Пятая не вмешивается и не пытается его остановить. Мужчина прошел в палату куноичи, которую уже подключили к аппарату искусственного поддержания жизни и нашпиговали капельницами. Она безжизненно лежала на больничной койке, лишь покрасневшие от все еще не спавшего жара щеки выдавали в ней признаки жизни. Тишину палаты нарушало только пищание аппарата. На мониторе отображались повышенные цифры артериального давления, пульса и сердцебиения. Какаши поставил стул рядом с кроватью и взял ее руку в свои. Он опустил голову, что-то бормоча. Пятая же выгнала весь медперсонал, вышла сама и закрыла дверь. Все равно сейчас выгнать джонина не представляется возможным, так пусть хоть останется и присмотрит за ее состоянием. Если аппарат запищит, указывая на повышение показателей, то он обязательно вызовет Цунаде либо медсестру. Сейчас было неважно в каких отношениях Цунаде и Какаши, женщина понимала, что доверить свою ученицу может только ему. Он так и просидел с Сакурой до утреннего обхода не смыкая глаз. Какаши сканировал ее движение чакры шаринганом, лишь изредка его закрывая от дикой боли. К утру температура спала, показатели давления, пульса и сердцебиения вернулось в норму человека ее возраста. Но в себя она так и не пришла. — Так и будешь тут сидеть? — спросила Цунаде спустя несколько дней после операции. Какаши уходил домой только чтобы принять душ, он даже почти не ел, поэтому Цунаде принесла ему кофе и бутерброды. — Поешь хоть. Мужчина слабо кивнул, принял еду и кофе. Пятая провела обычный осмотр, пока Какаши насильно запихивал в себя бутерброды. Нет, они не были ужасны на вкус, точнее он его не чувствовал. Просто кусок в горло не лез от переживания. Он себя за эти дни извел настолько, что будь у него не пепельного цвета волосы, то они бы уже поседели. Какаши не понимал, почему Сакура до сих пор не очнулась. Все показатели стабилизировались, чакра по организму циркулирует и не вредит ему. Печати больше нет. Тогда что мешает куноичи прийти в себя?