Шелест кукурузного моря

Никогда не думал, что три недели тишины от одного человека могут погрузить в вакуум — в космический вакуум. Могут заставить чувствовать себя одинокой планетой, кружившей вокруг солнца. Оно не грело меня, потому что находилось слишком далеко. Рядом только проплывали другие планеты, спутники, метеориты и все остальные… Я с ними даже взаимодействовал, они — со мной, но всё равно ощущение холода и полнейшей глухоты не покидало. Я злился. Я боялся. Я запутался. Я погружался всё больше в себя, одновременно, как обычно, глядя на себя же со стороны, и видел, что для других ничего во мне не изменилось. Но я знал, что внутри меня уже образовывалась чёрная дыра под тяжестью гнетущих мыслей. Ящик давно треснул и развалился на куски, выпустив на свободу призрачных монстров, с которыми мне не справиться одному. Они ели меня, грызли мой мозг, и я чувствовал, что не справляюсь. Андрея нигде не было: ни в сети, ни на улице. Я даже несколько раз, переборов мандраж, проходил мимо его подъезда в надежде, что он выглянет или я замечу его торчащие во все стороны волосы в каком-нибудь из окон, но в итоге лишь почувствовал себя идиотом. Полным придурком. Чёртовым сталкером. До чего докатился… Сам себе же придумал проблем и приготовил пищу для ненужного размышления. Шеф-повар из меня вышел никудышный. С чего я вообще взял, что Андрей от меня что-то хотел? Наверное, просто не так понял его слова. Да. Именно так я и убеждал себя все эти дни, пусть и не находил весомых аргументов против своих изначальных мыслей, и в итоге всё равно признавал, что я вру себе, лишь бы не загоняться. Да только всё бесполезно: потолок уже просверлен моим взглядом вплоть до синего неба и тех самых — перистых — облаков и гоняющих их туч. Куда и почему Андрей внезапно пропал? И ладно бы, заходил в сеть, просто мне не отвечал. Может, подумал, что ляпнул несколько раз двусмысленную глупость, и решил просто перестать общаться? Смешно. Ну, а вдруг? Кто знает, что там у людей в мозгах творится… Но чувство, что с ним что-то произошло, не отпускало меня ни на секунду. Надо же, впервые в жизни мне кто-то понравился, впервые в жизни я понял, кто мне вообще может нравиться, как тут же он пропал из поля зрения, не оставив после себя толком ничего, кроме воспоминания. Андрей так уже делал однажды, и у него это получалось отлично. Потом хрен его найдешь, только и считаешь себя сумасшедшим, придумавшим себе воображаемого друга. Только другом он мне не был, и сейчас тоже мне не хотелось с ним дружить. Просто дружить… Нужно было срочно отвлечься. Новости о том, как я подрался с Владовадимом, поутихли. Мне уже никто не писал, на улице ко мне никто не приставал, короче, так и знал, что те, кто угрожал расправой и моими выбитыми зубами, просто петушились, не более. Нога быстро поправилась, мама быстро пришла в себя, отец быстро выпнул меня работать, а друзья тем временем быстро решили работать вместе со мной. «Ведь так веселее!» — говорили, да и для них деньги, пусть и мелкие, тоже не лишние. Я не хотел расклеивать всякие «куплю/продам», раздавать листовки «только сегодня скидки на пододеяльники», но и найти что-то годное не мог. Мы с пацанами решили, пока будем гулять по району, спрашивать про подработки местные магазины. Погода после того дождя стабильно стояла прохладная, и мой запал возрастал с геометрической прогрессией на каждое дуновение ветра. Ларьки и супермаркеты сменялись друг за дружкой, как и дни, но работы для нас нигде не было. То мы несовершеннолетние, то «наркоманы сраные», то хиленькие, то нас много, то нас мало, то санкнига нужна, а оформлять её тот ещё геморрой, да и стоит немало, а мы как раз и собирались заработать. Сашка несколько раз ходила с нами как «группа поддержки», ну и просто погулять, конечно, и подтрунивала меня идти мыть полы и посуду в захудалой кафешке. Я ненавидел убираться, поэтому сразу отмёл её идеи куда подальше. Мне такого добра и дома хватало, когда ма из-под палки заставляла помогать ей, хотя если бы не заставляла, то я, наверное, сам бы всё делал. Сашка, конечно, уже не обижалась на то, что я тогда просто смылся домой. Разумеется, у неё просто не оставалось выбора. Ведь я напридумывал как всегда кучу отмазок, но прищуренный взгляд в мою сторону расценил, как недоверие моим словам. И правильно! Она меня раскусила, ведь зреть в корень — её призвание, но пока молчала, за что я был крайне благодарен. В один из дней мне позвонил Толик и начал второпях объяснять, куда подойди, а на вопрос «зачем?» ответил, что нашёл мне работу. Мне. То есть не нам, а мне. Окей… Позже выяснилось, что место это — шашлычка, расположенная среди гаражей, стоящих вдоль дороги. Неподалёку находился авторынок, поэтому место довольно проходное, пусть и невзрачное, в духе «сделай сам» и «привет из девяностых», но довольно уютное. Седовласого хозяина звали Серёга, точнее, Сергей Александрович, день на второй стал Сергеем Санычем, а день на третий мы уже перешли на ты. Весёлый мужик, открытый, постоянно похрюкивал над моими несмешными шутками, что ещё больше заставляло меня проникаться им. Я чувствовал, как расслаблялся в его присутствии, особенно, когда в гости приходила внезапно его семья: дочь и мелкий внук. Серёга наливал всем в пластмассовые стаканчики душистый чай из пакетика и доставал из холодильника плитку шоколада. В общем, чувствовал я себя уютно, пусть и приходилось ради этого уюта чистить вёдра лука, захлёбываясь слезами, килограммы картошки и угваздываться в маринаде. Последнее научило меня брать с собой сменную одежду. Мысли об Андрее постепенно растворялись в потоке дней, рабочих часов, клиентов, стучащих в окошко, и аромате жареного мяса. — Дашка на дачу всех зовёт, — кряхтя, сказал Стас. Встав на выступ, он подтянулся руками и, свесив ноги по обе стороны, сел на верхушку старого кирпичного забора заброшки — одного из нашего с пацанами особенного места. Мы встретились вечером после моей подработки. Заброшка эта — дом культуры «Яхонт», только теперь от него осталось мало чего культурного. Надписи на стенах уж точно. Я не особо знал Дашку. Она училась в параллельном классе, постоянно в окружении девчонок, плюющих на школьную форму и цокающих на высоких каблуках, и воротила нос от любых попыток парней за ней поухаживать, заявляя, что не для них её роза цвела. Почему-то парней это не останавливало, и многие с ещё большим усердием пытались за ней приударить. — Эт где она всех звала? — поинтересовался я, повторяя действия за Стасом. — Да ты вечно чатик общий не читаешь, — хмыкнул он. — Да с ума ж сойти можно, — я отряхнул руки и проверил, не вывалился ли из кармана телефон. — Я как ни зайду — пятьсот сообщений. Вы чё, в реале не можете наговориться? Кряхтя, словно старый дед, наверх забрался и Толик, сначала закинув перед этим свою сумку, после снова нацепив её на плечо. Вцепился в неё, как будто там слиток золота валялся. — Ну, а где ж нам ещё мемчиками делиться? — сказал он, поправив чуть съехавшую красную шапку, и спрыгнул на территорию ДК. — Вот поэтому я туда и не захожу, — пробубнил я, и мои ноги тоже коснулись земли. Под подошвой захрустели сухие ветки и стекло разбитых бутылок. — Ой, да мы и без тебя отлично справляемся, — рядом неудачно приземлился Стас, завалившись на бок и потеряв по пути кепку, но встал так же резко, как и упал, будто ничего не произошло. Он поднял кепку, отряхнув от грязи, и надел обратно. — Да заметил, — я повёл бровью и поправил сползший рюкзак со сменной одеждой внутри. Мы медленно, прислушиваясь, направились в сторону трёхэтажного здания. — Стоп-кадр с видоса гуляет теперь по всему интернету. Тот самый кадр, в котором я замахиваюсь на Владовадима кулаком. Моё лицо там так исказилось, будто я готов был здесь и сейчас убить свою жертву, вонзив зубы ей в шею. Хотя в тот момент мне примерно так и хотелось поступить. Ужасное чувство, будто передо мной находился вовсе не человек — пустышка, мусор, мешающий спокойно жить, а мне предстояло очистить мир от лишней грязи. Слишком много на себя взял, совершенно не контролируя эмоции. — Зато теперь от девчонок отбоя не будет в школе, — мечтательно глянув на небо, будто эти самые девчонки там, промурлыкал Стас. Дёрнув за верёвочки, я натянул посильнее капюшон и зачем-то тоже посмотрел наверх, но кроме шатающихся в разные стороны верхушек деревьев ничего интересного не заметил. — А то я прям в этом нуждаюсь, — усмехнулся я и споткнулся. Надо меньше летать в облаках. — Вот именно, — как-то многозначительно произнёс Толик, косо глянув на меня, и стало понятно, что он всё о Лесе своей беспокоится. — А кто там будет, не знаешь? — обратился он к Стасу, открывающему дребезжащую дверь ДК. Мы оглянулись, прислушались, никто ли не шёл в нашу сторону, но убедившись в сотый раз, что охранника тут и нет, прошли внутрь здания. — Да вроде как типа избранные, без всяких «плюс один», чисто свои, — эхо отразилось от стен, разлетаясь в разные стороны по прелому воздуху. — Ну и супер, хоть этот придурок там не появится, — обрадовался я. Вряд ли кто из наших захочет видеть этого наглого хмыря. — Я слышал, он её двоюродный брат, вообще-то… — тихо сказал Стас. — Он что? — остановился я. Мои надежды рухнули, разбившись об треснутый пол. Или это из-за них он раскололся? — Да ну на фиг, мне и там ему морду бить придётся? Внутри поселилось волнение. Я нахмурился и, засунув руки в карманы, обогнал ребят, проходя по узкому тёмному коридору навстречу свету. — Ты бы поаккуратнее с этим, бро, — услышал позади себя, — а то своих шавок на тебя натравит. Я тут узнал, что они тут как ищейки что-то выискивали. Возможно, тебя. — Супер, а я-то думал, что они на меня забили. — Ты в такой жопе мира живёшь, что они просто до тебя не добрались, вот и приутихли. — Ага, но там-то мы рядом с тобой будем, так что не парься, — неожиданно хлопнул по плечу Стас. Спокойнее мне не стало. — Да я и не парюсь, не убьют же меня, в конце концов, — нервно хихикнув, я направился в середину открывшегося пространства: мы очутились в огромном зале, который раньше был зимним садом. Над центром возвышался теперь уже открытый потолок с разбившимися окнами. Нас в три этажа окружали столбы и колонны, которые обвивали сухие растения, некогда живыми стремящиеся к солнцу. Сейчас же от них осталась только смерть и прошлое. — Ага, только покалечат, — подошёл Толик. — Овощем неплохо быть, — я пожал плечами. — Лежишь, смотришь в потолок… Не очень, кстати, отличается от моих выходных. — Если смотреть будет чем, — Толик повернулся ко мне со серьезным выражением лица. — Иногда не знаешь, что можно ожидать от другого человека. Я видел его дружков, они точно немного двинутые кукухой: бритоголовые какие-то, в татухах, вечно сверкают ножами-бабочками, не особо скрывая их, а наоборот — демонстрируя свои умения. Выкрутасы делают такие — жесть. Я в инсте смотрел… — Не понял, а чё мне раньше никто об этом не говорил? Я, вообще-то, один вечно до дома добираюсь. Как-то теперь стрёмно. — Да я недавно глянул, не хотел тебя лишний раз волновать, бро, — его серьёзное лицо расслабилось и на нём появилась улыбка, да только не самая искренняя, как мне показалось. — Вот сейчас и говорю. Да ты не бзди, — кивнул идти за ним, и мы пошли в середину зала, — думаю, они уже успокоились. — Да сто пудов, — отозвался Стас, стараясь поддержать меня, но тревожные мысли в голове крутились, вертелись, как сумасшедшие, и я почувствовал себя параноиком, теперь ожидающим засады из любого угла. Встав в центре, мы начали оглядываться по сторонам, одновременно прислушиваясь к молчанию здания. В нём покоилась тишина. Создавалось ощущение, что время здесь течёт совершенно иначе — медленнее. Где-то было слышно, как капала вода, отсчитывая секунды. Будто это само время и развлекалось, напоминая, что то, что утекло, — утекло безвозвратно. В тему моим мыслям Толик начал разговор, которого мы со Стасом совершенно не ожидали услышать. — Ребята, я хотел вам кое-что сказать, — сказал Толик, шмыгнув носом. — Я тут поговорил с сестрой и бабушкой… — замялся немного на месте и, отвернувшись, пошёл в сторону лестницы, ведущей на верхние этажи. — В общем, мы решили отправить меня в Москву. — В смысле? В каком плане «отправить тебя в Москву»? — удивился Стас. — Ну точно не голубиной почтой, — прыснул Толик, но нам было не смешно. Стас нахмурился своими рыжими бровями, и россыпь веснушек на лбу соединились в одну большую тёмную кляксу. — Главное, не почтой России, — хмыкнул я. — Так ты решил отдохнуть туда смотаться? — наивно предположил я. Не хотелось думать о том, что Толик покинет нас. Мы дружили уже несколько лет, и казалось, что дружба — она навсегда. — Говорят, там классно. Метро есть, — Стас заулыбался, немного расслабившись из-за моих слов, — а ещё красивые улицы в центре города. И парки! — Нет, ребят, — перебил Толик, перешагивая через лужи в разбитом полу, — я туда насовсем поеду. Доучиваться и потом в универ буду пытаться поступать. Мы на пару секунд остановились прямо перед лестницей. — А ещё говорят, что там много бомжей и что вообще хрен поступишь, всё куплено уже давно, — расстроено продолжил Стас, насупившись. Клякса снова появилась на его лице. Он облизнул губы, посмотрел недовольно на Толика, расстроенно на меня и попёрся вперёд. Поднимались молча. И всё же мои ожидания не оправдались. Толик решился уехать, решился двигаться дальше тогда, когда я даже не особо задумывался о том, что будет со мной в будущем. Я только-только смог пересилить себя и сделать шаг навстречу своим безумным желаниям — и в итоге потерял из виду человека, который мне понравился. Будто и правда не стоило доверять себе в важном выборе, как поступать. На мне красовалось невидимое клеймо неудачника, и как от него избавиться, я не имел ни малейшего понятия. — Знаешь, — на втором этаже я обогнал Стаса, свернул в коридор, и ребята пошли за мной, — а я рад, что ты наконец покинешь наш Мухосранск. Что здесь делать? — слегка обернулся и увидел, что пацаны внимательно слушают, что я говорю. — Работы толком нет, — пожал плечами и отвернулся обратно, слегка притормозив, — образование не ценится, диплом потом разве что под кружку с кофе ставить. Да и на завод ты не пойдёшь. Продавцом идти за копейки работать? — спросил у Толика, когда они догнали меня, но и мельком глянул на Стаса, чтобы он тоже подумал об этом. — Ну, это точно не для тебя. Тебе надо… Надо знаешь куда? В повара. Станешь известным. Толик прыснул, я усмехнулся, а Стас, немного подумав, наконец меня поддержал: — А мы сможем потом тыкать на тебя пальцем в телевизор, — сказал тот, — и говорить, что учились с тобой и даже дружили. «Дружили» — прозвучало так, словно уже утекло много воды. Время беспощадно, ему наплевать на нас, но мы же обычно цепляемся за него, как за спасательный круг. — А вот станем старше — и мы со Стасом тоже приедем к тебе в Москву, — обхватил этих обоих двумя руками за плечи и прижал к себе, говоря громко Толику в ухо: — Не избавишься ты от нас так просто, даже не думай! — Блин, — он отпрянул от меня, улыбаясь, — а так хотелось, бро. Ну ты мне весь план испортил, — протянул иронично. — Я так и знал, но… не с теми связался, — подмигнул я и, отпустив их, открыл дверь в помещение бывшего кинотеатра. Из высоко расположенных маленьких квадратных окошек спокойно струился свет, падая на пол, на котором ворохом, будто кто-то специально или в панике раскидал, валялось множество плёнок. Они спутались друг с дружкой, словно месиво змей, и так же шипели, когда мы проходили внутрь, случайно наступая на них и цепляясь ногами за ленты. Наверх лесенкой уходили старые сиденья: местами разобранные и проеденные насекомыми. Напротив них белым полотном висел экран, точнее, того, что от него осталось: он покрылся различными нелицеприятными пятнами, в каких-то местах его уже исписали баллончиками, а где-то был нарисован… ну, короче, выглядело как всегда очень «эффектно». Стас вздохнул и, улыбнувшись, уселся на сиденье в первом ряду и стал изображать, будто он ест попкорн: — О боже, — дёрнулся, указав пальцем на экран, — это же программа с моим кумиром — Анатолием Беленко! Кеш, пойдём скорее, а то пропустишь новый выпуск! Я, быстро смекнув, подскочил к нему и, сбросив с себя рюкзак и захватив с пола кусок первой попавшейся плёнки, плюхнулся в кресло, стоящее рядом. Оно грустно — со скрипом — покосилось на бок, но всё же не рухнуло. — О боже, наконец-то, я так долго этого ждал! Сегодня я не умру от голода и смогу приготовить себе поесть! Толик покачал головой, приговаривая, какие же мы балбесы, и плюхнулся в кресло справа от меня. Я растянул плёнку так, чтоб тусклый свет падал на неё и было видно кадры. Парни пододвинулись ближе, и перед нашими глазами предстал какой-то старый советский мультик. Три кота играли на музыкальных инструментах и смотрели на нас, а мы на них. В их глазах искрилось счастье, а что искрилось в наших — никто не знал, но я догадывался, что что-то похожее на него, ведь здесь и сейчас — мы втроём и мы счастливы. Не стоило портить момент грустными мыслями. Толик уедет, но не прямо в сию секунду, таких секунд, когда мы вместе, у нас ещё много впереди, и хотелось наслаждаться ими всё это утекающее время. — Пойдёмте на крышу? — просипел Стас, и мы, согласно кивнув, медленно встали. Я подцепил с пола свой рюкзак и пошёл вслед за ребятами на выход из бывшего кинотеатра. Поднявшись на последний этаж, завернули в тупик, откуда выход находился в потолке — через люк. Только вот железная лестница давным-давно уже кем-то была спёрта и, видимо, сдана на металлолом, поэтому, чтобы забраться на крышу, нам пришлось по очереди подсаживать друг друга. Мы очутились на многоуровневой крыше: под нашими ногами — мягкий потёртый временем битум с разбросанными по поверхности листьями, камнями, битыми бутылками и ещё невесть чем, чуть дальше и выше раньше располагался тот самый стеклянный потолок, где теперь была огромная дыра. Туда мы уже заглядывали кучу раз, поэтому я поманил ребят к краю крыши с видом на внутренний дворик. Небо неподалёку гремело громом, словно било посуду, и я завидовал ему в том, что оно может без зазрения совести вымещать свои негативные эмоции, совершенно не беспокоясь об остальных. Небу всё равно на то, что молния может разжечь пожар, что под ливень попадёт человек, забывший зонтик, или что у меня, например, будет недостаток витамина Д из-за отсутствия солнечного света. Исчезновение Андрея, новая — первая! — работа, Толик с плохохорошими новостями, какие-то бритоголовые ребята, желающие отмудохать меня за то, что пришлось слегка помять их дружбана, — я чувствовал, что мне просто необходимо было избавиться от накопившегося напряжения. Оно стучало в висок, отдавая дёрганием в глаз, который постоянно тёрли пальцы, пытаясь расслабить и успокоить, но ему, казалось, становилось ещё хуже: он уже начал слезиться и наверняка покраснел. Мы втроём уселись на край крыши, свесив ноги. Внизу стоял небольшой фонтанчик в виде психоделичного осьминога. Или это был Ктулху, кто его разберёт? Он переливался разноцветной мозаикой из мелких плиточек, где-то уже отколупившихся, а восьмое щупальце показывало «fuck», будто кто-то старательно отбивал его или напильником пилил. Какой-нибудь местный «скульптор» — один из тех «творческих», кто стены и экраны разрисовывает. Толик стал копаться в своей сумке и в итоге достал оттуда не слиток золота, а контейнер с едой. И ещё один. И ещё… — Толик, — говорил я с набитым ртом, с удовольствием уминая пластиковой ложкой какой-то омлет с брокколи и помидорами, или что это ещё такое было, — выходи за меня. — У него даже это вкусно получилось, а шашлыки те до сих пор снились во снах. Хотя, может, они из-за новой работы снились… — Ну или забери меня с собой в Москву, я буду убираться, честно-честно. И тапочки тебе по утрам приносить. Стас тоже сказал что-то в этом роде, но разобрать из-за чавканья было невозможно. — Нет уж, спасибо, — ответил Толик, доставая из сумки бутеры. Она там что, бездонная? — Ну пожалуйста! Никто не готовит так вкусно, как ты, — умолял я, по-щенячьи глядя на Толика. Тот, аккуратно жуя свою стряпню, закатил глаза: — Не скажу, что я тебя не люблю, Кеш, — приподнял бровь, — но давай останемся просто бро. Прости, мне нравятся девушки, — пожал плечами. На что я поперхнулся, подавился и, с трудом откашлявшись, стал усерднее зажёвывать свои мысли любезно предоставленным бутером, отдав контейнер. «Да уж, а мне вот парни нравятся, прикинь», — хотелось сказать, или не хотелось, но вот что точно хотелось, так это проверить, какая реакция будет у моих друзей на открытие, которое недавно потрясло — совсем немножечко, но тем не менее — мою до этого девственную психику. А вдруг они отвернутся от меня? Или присоединятся к тем утыркам, избивая мои бока подошвами своих кроссовок. А вдруг у тех не кроссовки, а какие-нибудь навороченные ботинки с шипами? Боже, я наверно превращусь в итоге в дуршлаг, и через меня можно будет макароны процеживать… Толик достал бутылку с водой и начал смачно глотать. Я засмотрелся на его кадык, на губы, охватывающие горлышко, и представил, как будто пьёт не мой друг, а Андрей. И снова поперхнулся. — Ты чё? Есть разучился? — Толик протянул мне воду. — Угу, — я отпил немного, кусок бутера провалился, куда надо, а Стас, поржав надо мной, тоже начал кашлять. — А ты куда хочешь поступать? — я перевёл тему, передавая ему эстафету в виде бутылки, и посмотрел вниз, вздыхая. — На журналиста, — вытерев рукавом капли воды с губ, довольно кивнул Стас и, вернув бутылку Толику, достал телефон, чтобы в очередной раз сделать миллионную фотку неба. — Хочу быть в курсе событий и всё-всё знать. А потом говорить вам, чтобы вы не верили никому, что только я знаю правду, и буду нагонять на вас панику. Толик, спрятав всё в сумке, тоже достал телефон и залип в нём, просматривая сообщения, но всё равно подал голос: — Ага, и у меня интервью брать, когда я прославлюсь. — И у тебя интервью брать, когда прославишься, — подтвердил Стас. — А ты куда? — обратился ко мне. Я пожал плечами. На самом деле, куда поступать было известно уже давно — в политехнический на инженера машиностроения. Потом — на завод после армии. Так мне мама и папа уже давно сказали, но только недавно я стал понимать, что, наверное, знание физики на «отлично» ещё не указывает на то, что именно в техническую специальность и надо совать нос. А куда у меня лежала душа и лежала ли она, или скромно сидела в уголочке, ожидая, когда же ей подкинут идею, — вот этого вот я не понимал. — Не знаю, пока не задумывался… — отмахнулся я и перевёл стрелки на Толика: — А ты реально на повара пойдёшь? — Да хрен его знает. Постараюсь, но вообще подам на несколько специальностей. — Его ответ меня немного успокоил: значит, он тоже не был на сто процентов уверен в том, что его ждёт. — А там посмотрим: попаду, так попаду. А если вообще не поступлю, то поработаю год, от армии всё равно откошу, а затем по новой. — А чё, так можно? — я удивился. — Если очень хочется, то можно, — он подмигнул мне и положил телефон обратно в карман. Мне казалось, что все вокруг разбираются в жизни намного больше, чем я. Словно вокруг — заговор, в котором для меня не нашлось места в виде участника. — Ну, не знаю, — я дёрнул бровями. — Как вообще можно откосить? Да и неудобно немного… — Неудобно шубу в трусы засовывать, — Толик скрестил руки на груди, — а я решил, что раз жизнь моя, то и мне решать, как её жить. Вот так. Ой, и это говорил тот, кого женщины в семье постоянно эксплуатировали до такой степени, что он решил стать поваром. Ладно-ладно, я не хотел никого осуждать, но… — Я горжусь тобой, — сказал я и похлопал его по плечу, — главное, — продолжил, усмехаясь, — бомжом потом московским не стань. Толик, закатив глаза, пихнул меня в бок. — Да иди ты, знаешь куда? Вон туда, — взяв какой-то мелкий камушек, он подскочил на ноги и кинул его в Ктулху, попадая бедняге прямо в глаз. Хотя, возможно, и не глаз. — Вообще, он выглядит не очень дружелюбно. Я туда не пойду, — стал отнекиваться я и, встав, тоже нашёл камушек и кинул его в фонтанчик. За нами повторил Стас, и через пять минут мы дружно вели обстрел, болтая о том, кем ещё Толик может стать, уехав жить в Москву. Отбивая остатки плиточек, с каждым новым броском я понимал, что от давящего внутри груза избавлялся не только я, но и пацаны, что было заметно по их мощным взмахам и сильным броскам, по сосредоточенным лицам. И пусть мы шутили, но наверняка каждый из нас пытался освободиться не просто от камня в руке, а от камня на сердце, однако это оказалось сделать не так просто. Перечислив все самые идиотские профессии и остановившись на президенте, мы выдохлись как раз к моменту, когда начал капать мелкий дождь. — Только о Лесе позаботьтесь, ладно? — глядя вдаль, глубоко дыша сказал Толик и кинул, похоже, последний камень, оставшийся на крыше. — Ну, то есть, просто приглядите. А то они тут одни остаются. Я бы уже давно уехал, но всё никак не мог… — Нет проблем, ты же знаешь, — вырвалось у меня, хотя я знал, что это не правда. — А где ты там жить-то собрался? Толик, снова поправив шапку, поднял свою сумку, накинул на плечо и пошёл к люку, а мы за ним. Дождь усиливался. — Да тётка меня ещё пару лет назад звала, — периодически оборачиваясь на нас, отвечал он. — Говорит, комната есть, сдавать не хочу кому попало, мол, давай, Толя, приезжай. Ну, а я вот только созрел, тянуть уже не хочется, вдруг передумает. — Круто! — воскликнул я, восторженно посмотрев на Стаса. — Всегда мечтал о каких-нибудь родственниках в другом городе. Желательно, за границей. Ну или хотя бы на югах… — Губу закатай, — скептически сказал Стас, — нам с тобой придётся самим выбираться из этого болота, — уныло вздохнул. Мы подошли к люку, по очереди спустились внутрь здания и пошли к лестнице, ведущей вниз. — Давайте так, — сказал я, чего сам от себя не ожидал, — через десять лет, хотим мы этого или нет, но встретимся все вместе в Москве. И неважно, будем ли мы общаться всё это время или нет, но связь поддерживать точно уж как-нибудь сможем. — Постой, что значит будем или нет, я думал, мы друзья навсегда, всё такое, — завопил Стас, прокрутив кепку на сто восемьдесят, козырьком назад, и приблизившись ко мне. — Тсс, не паникуй, — успокаивающе похлопал по плечу, когда мы спустились на второй этаж и пошли дальше. — Конечно, навсегда, да. Но… мало ли, иногда бывает, что обстоятельства так складываются, или вот у тебя родственник появился заграницей и позвал к себе, ты что, откажешься? — спросил его, и тот мотанул головой. — Не-е-ет, вот и я о чём. А наш уговор будет пинком под зад. — Типа чтобы на ней смирно не сидели, если нас никто никуда за границу не позовёт? — задумался Стас. — Ага, — я облизнул губы и завернул с ребятами на другую лестницу. — И вот через десять лет тебе почти тридцать, — говорил им в спины, — ты скучаешь в своей загранице, или всё ещё сидишь в Рашке у компа и гамаешь, попивая пивас. И тут я пишу, мол, слышь ты, а помнишь, как мы тогда, давно договорились? — ребята остановились, глядя на меня сверху вниз, а я провёл пальцем по щеке Стаса: — По лицу твоему скользит скупая мужская, ты выкидываешь пивас, — жестами показал, типа отбрасываю от себя всё, — вырубаешь комп, покупаешь билеты и летишь в Москву — на встречу, — торжественно закончил и добавил, пожав плечами: — Потому что иначе не можешь. — А если смогу? — сощурился Стас. — Нет, не сможешь, бро, — покачал головой Толик. — Да, не смогу, — согласился Стас, и мы двинулись дальше. — Супер, Кеш! — Толик мельком обернулся. — Мне нравится твоя идея! — Мне самому она нравится, аж ладони вспотели, — я встряхнул руками, и мы наконец спустились обратно в зал. Перед нами открылась прекрасная картина: дождь падал сквозь отверстие в потолке прямо в середину помещения, будто водопад; через тучи пробивалось тусклое, но летнее солнце и отражалось в осколках, создавая игру света, отчего кое-где появилась небольшая радуга. Капли колошматили об пол, и Стас крикнул, чтобы все улыбнулись. Меня притянули к себе, и я чуть не упал, но на фотографии всё равно вышло так, что мы втроём улыбались. — Круто, фотку мне перешли, — сказал Толик, когда мы стояли у выхода из здания. Дождь потихоньку стал сходить на нет, что означало: пора быстрее двигать домой, пока тот снова не начался. — И мне. Я тогда через десять лет её пришлю вам, вы просто не посмеете не приехать, — ткнул ребят пальцем в их носы, они отмахнулись от меня, и мы двинулись вперёд уже под мелкую морось. — Ой, да ты сам бы ещё задницу свою тощую поднял бы, — усмехнулся Стас и с разбегу попытался залезть на забор, но с первого раза не вышло. — А вдруг она не будет тощей, — сказал я, подзатянул лямки рюкзака и с лёгкостью запрыгнул наверх. — Тогда тем более, — прокряхтел Стас, взбираясь одновременно с Толиком вслед за мной. Спрыгнув вниз, мы отряхнулись и осмотрелись. Улицы пустовали, солнышко всё ещё иногда выглядывало и скрывалось, гром периодически гремел где-то вдали, и я снял капюшон, разлохмачивая волосы. — Ладно, пока, парни, — пожал пацанам руки под их «не грусти, а то кое-что не будет расти» и «жди очередных мемасиков с новой фоткой», развернулся и пошёл в сторону дома. Несмотря на то, что мы расстались с ними практически на грустной ноте, всё равно чувствовалось тепло от нашей прогулки. Ну хотя бы до конца лета мы ещё вместе, и это время можем провести так, как и обычно. Правда, теперь постоянно в голове будет крутиться мысль о том, что вскоре всё изменится. Мы перестанем летать в одной системе, и чтобы вновь увидеться, придётся преодолеть миллионы световых лет. Конечно, на самом деле не так много, но по сложности казалось, что именно такие расстояния и будут между нами. Я представил себя космическим рейнджером, которому предстоит выполнить ответственное задание, на исполнение которого потребуется потратить много ресурсов и сил, но награда того стоила. Интересно, ведь каждый космический рейнджер по сути своей инженер. И физику неплохо знает… Мне уже не казалась эта профессия такой скучной, как раньше. Да и если я стану инженером, то что мне помешает, собственно, поехать работать в Москву? Ничего. И общежитие могут же предоставить? Да. Или вообще — можно прямо туда поступать и Стаса за собой потянуть. Я так никогда не делал раньше: никого особо за собой не тянул, а наоборот, — поэтому не мог сказать с уверенностью, что справлюсь с этой задачей, но… попробовать же стоило? Я шёл весь такой окрылённый своими выводами и доводами рассудка, споря с самим собой, и не заметил, как добрался до кукурузного поля. Небо уже везде отгремело, успокоилось, будто беря пример с меня, и в воздухе вновь почувствовалось тёплое лето. Особенный аромат, когда кажется, что ещё можно отдыхать три месяца и не париться ни о чём, только вот осталось уже два месяца и волноваться было о чём, поэтому этот аромат резонировал с моими мыслями, совершенно не попадая в одну волну. Я расстегнул куртку и вспомнил наш уговор с друзьями: нужно цепляться за позитивные мысли. Да. Вот и кукурузное поле прошёл уже, наконец-то двор появлялся, и тут… И тут в моё приподнятое настроение будто кто-то кинул с крыши камнем, когда я увидел знакомые очертания. Я аж дёрнулся от такой внезапности. Андрей лежал на скамейке под деревом, недалеко от песочницы, огороженной кустами. Лежал в помятой, грязной одежде. Казалось, будто он провалялся там все эти три недели, не двигаясь с места, поэтому был прибит пылью, сухими листьями и проливным дождём. Внутри меня что-то сжалось, и сердце обеспокоенно застучало то ли от волнения, то ли от радости, то ли и от того, и от другого. Все недавние размышления о друзьях вмиг отлетели в сторону, отчего совесть меня не больно, но укусила, однако я мысленно потёр больное место и забил пока что на этот момент. Отложил в ящик, да. Он же немного опустел, так что пусть снова пополняется, а пока… Я оглянулся по сторонам: вечер покрывал лёгкими сумерками пустой двор, окна в домах начинали потихоньку загораться. Ещё чуть-чуть, и куриная слепота не дала бы мне нормально видеть. Я направился к Андрею, надеясь, что он ещё живой и желательно невредимый.