Фестиваль снежных скульптур

На пару мгновений время будто застыло для Цзян Чэна, он был настолько пьян, что даже на секунду забыл, что его только что вывели на чистую воду. Он продолжил стоять спиной к Лань Сичэню, но лицо его выражало неподдельный шок. Хоть разум Цзян Чэна и обрабатывал информацию медленнее в текущем состоянии, он был гораздо беспощаднее слов Сичэня. В воспаленном сознании заклинателя вдруг возникло воспоминание о том, как его с Вэй Усянем тайна была прилюдно раскрыта в храме Гуаньинь. Когда он об этом вспомнил, Цзян Чэн рассмеялся безумным, диким голосом. Его плечи трясло от смеха, а рука, застывшая в воздухе на полпути к ручке двери, поднялась, закрывая его лицо. На мгновение перестав смеяться, он спросил горьким и почти неохотным тоном: — Глава ордена Лань в глубине души довольно-таки жесток, не правда ли? Он не развернулся, но и не убежал прочь, лишь вновь залился леденящим кровь смехом. Пока одной рукой он скрывал лицо, другая потянулась к одежде. На самом деле, Лань Сичэнь не намеревался быть злорадствующим или жестоким, он просто… был слишком пьян. Тот случай в храме оставил на его психике свои отпечатки — в ту ночь произошло также много вещей, о которых Цзян Чэн даже не подозревал. Хоть Лань Сичэнь и не забыл о тайне золотого ядра главы Цзян, только когда он услышал горькие слова Цзян Чэна, в его голове щелкнуло, что избегание физического контакта могло было быть как-то с этим связано. В словарном запасе Сичэня было мало ругательств, но, когда он осознал, что натворил, он трижды проклял себя в душе. Выражение его лица становилось все более страдальческим, пока он смотрел, как юньмэнец медленно обнажает верхнюю часть тела. Это действительно было жуткое зрелище, и одного взгляда было достаточно, чтобы оно впечаталось в память на оставшуюся жизнь. Одна лишь спина Цзян Чэна была покрыта многочисленными шрамами — некоторые были нанесены дисциплинарным кнутом, другие же были последствием сотен сражений. Не то чтобы Лань Сичэнь впервые видел следы дисциплинарного кнута, просто в отличие от Ванцзи, чьи шрамы были нанесены с болью и печалью о мальчике, который пошел против своего ордена ради любви, спина Цзян Чэна была высечена кнутом от гнева и отвращения к нему. Он так и сидел неподвижно, пока младший заклинатель не начал разворачиваться. Лань Сичэнь понимал, что в данный момент извинения вряд ли чем-то помогут, даже если он скажет, что ему из-за алкоголя временно отшибло память. Когда они вновь оказались друг против друга, лицо Цзян Чэна не выражало никаких эмоции. Он слегка наклонил голову назад, будто пытаясь казаться выше, а губы его застыли в ухмылке. Выглядел он надменно, словно насмехался над ним. — После того, как о моем секрете узнали чуть ли не все значительные фигуры среди глав орденов нынешнего поколения, последнее, чего я ожидал — особенно от праведного и такого благородного Первого Нефрита ордена Лань — это вопрос о том, почему я избегаю физического контакта. Что ж, наверное, когда все мысли только о правилах и самосовершенствовании, то здравый смысл и даже сопереживание отходят на второй план, да? Так почему же человек, который однажды был в плену у псов из клана Вэнь, который потерял свое ядро и которому пересадили золотое ядро его названного брата — почему же этот человек избегает физического контакта и не может найти подходящую жену? Может, мне стоит просто показать всем мое обезображенное тело и открыть самые темные секреты, чтобы еще больше людей об этом узнало? Должен ли я кричать о том, что Старейшине Илина пришлось пожертвовать рассудком и жизнью ради моего ордена? Стоит ли мне выйти во двор прямо сейчас и кричать о том, что на самом деле я ни на что не годен, что я хуже даже этого жалкого подобия заклинателя, возглавляющего орден Не? Вы правы, Цзэу-цзюнь, мы действительно так похожи. Слова, наполненные гневом, горестью и ненавистью по-настоящему потрясли Лань Сичэня. Тем не менее, он пытался контролировать свое выражение лица, чтобы скрыть насколько он был шокирован. То, как Цзян Чэн выглядел вкупе с тем, что он говорил складывалось в просто душераздирающую картину. И каким бы хорошим актером тот себя не считал, на его лице было написано, что большая часть негативных эмоций была направлена на него самого. Сидя прямо напротив него, Лань Сичэнь не знал, куда отвести взгляд. Даже издалека он все прекрасно видел. Грудь младшего была действительно обезображена. Слева, словно издевательски расположенное над сердцем, виднелось клеймо ордена Вэнь. Оно было выжжено глубже, чем у его брата, и, вероятно, даже в полной темноте по одному очертанию линий можно было понять, что это. В центре груди был длинный вертикально расположенный рубец — шрам от пересадки ядра. Рядом с этим шрамом был и другой, более свежий, скорее всего, от ранения, полученного в ту ночь в храме. — Нечего сказать, да? Цзян Чэн выглядел чрезвычайно довольным собой, однако, ему пришлось опереться о дверь, так как резкие движения разогнали кровь по организму, впоследствии чего алкоголь ударил в голову. Он уже еле держался на ногах и ему было настолько жарко, что в голове промелькнула мысль, что он в любом случае бы избавился от одежды, даже если бы конфликта у них не возникло. Спустя пару секунд любования потерявшим дар речи Лань Сичэнем, с его губ сорвался смешок, а руки потянулись к одежде, чтобы хотя бы накинуть ее на плечи. Не то чтобы Лань Сичэню было нечего сказать, он просто не знал, с чего лучше начать и имело ли вообще смысл что-либо говорить, когда все уже так далеко зашло. Ему не нравилось смотреть на то, как люди страдают. Он продолжал сидеть молча, но, когда Цзян Чэн начал одеваться, медленно встал и так же неторопливо преодолел большую часть расстояния между ними. У него не было никаких дурных намерений, и как бы он ни был пьян, Лань Сичэнь понимал, что Цзян Чэн ему тоже вряд ли навредит — стоило бы тому попытаться воспользоваться Цзыдянем в таком состоянии, и он, скорее всего, сам бы об него и споткнулся. Когда он остановился в полуметре от младшего заклинателя, тот одним лишь выражением лица сказал ему: «отвали». Но это его никак не отпугнуло, и Лань Сичэнь заговорил виноватым тоном: — Прошу прощения, я не должен был так далеко заходить. Вероятно, вино ударило в голову, я никогда не был так пьян, поэтому… Я не забыл о том, что Цзинь Гуанъяо о вас говорил, просто мой разум был затуманен. Как и следовало ожидать, Цзян Чэн ответил ему очередным раздраженным фырком и уничтожающим взглядом. Он успел лишь накинуть нижний халат на плечи, а оставшаяся часть одежды все еще свисала поверх пояса.