Под парусами

Элион раздражала. Конечно, Фобос готовился к тому, что ему придется возиться с сестрой, и это будет очень, очень нелегко, но в последнее время её поведение переходило все границы. Если изначально девочка старалась просто запомнить все многочисленные ходы замка и то и дело наведывалась в библиотеку, то теперь прикипела к сованию своего носа везде, куда он мог пролезть, донимала брата дурацкими расспросами и ходила хвостиком по замку. Куда Фобос ни ступит – там видит её округлое лицо-сердечко, водянистые голубые глаза и вечный вопрос, вырастающий на розовых губах. Элион была очень милой девочкой, но для князя Меридиана очарование сестрой заканчивалось на внешности. А когда она стала захаживать в его спальню по ночам, чтобы вытащить князя на очередную вечернюю оздоровительную прогулку, вычитанную в глянцевых девичьих журналах, Фобос был готов взвыть от досады: своими бесчеловечными рейдами ради здоровья Элион лишала его секса. Раньше Фобосу хватало трёх-четырех раз в неделю, но с приездом сестры постельные утехи сдвинулись сразу на второй, если не на третий план, а усталость и озлобленность стали накапливаться в геометрической прогрессии. Стрессовые ситуации и Элион заставляли князя едва не на стенку лезть от досады, но из-за плотного графика времени на секс не было совершено. Но это было бы терпимо, если бы Седрик тоже страдал недотрахом. Однако он, змеюка подколодная, выглядел чрезмерно счастливым (как думал Фобос, от того, что принцесса от него наконец-то отстала), и князь мог только и делать, что грустно вздыхать и вздрагивать от стука в дверь, когда пытался заняться самоудовлетворением. Это, следует отметить, ему совершенно не помогало. От отчаянья он даже недолго рассматривал вариант открыться сестре и сказать, что его время от времени трахает Седрик и князю это нужно, ведь по-другому он будет злым и уставшим. Но, к счастью, после нескольких дней раздумий над этим вопросом, за обедом, принцесса поделилась некоторыми дворцовыми сплетнями, которые помогли Фобосу определить, рассказывать сестре о половой связи с Седриком, или оставить её в блаженном неведении. — Брат! — позвала она, снова путая вилки и забрасывая локти на стол. Её глаза горели свирепым огнём, а щеки покрывал румянец. Из её аккуратной прически выбились прядки и теперь торчали во все стороны. Фобос задумался, не выглядел ли он так же в свои тринадцать… но нет, он не выглядел. — Я тут такое увидела на кухне, ты не поверишь! — Зачем ты ходила на кухню? — резонно спросил Фобос, лишь силой воли подавив в себе зевок: кухонные сплетни интересовали его в последнюю очередь. Ему было глубоко наплевать, кто с кем спит, зачем и что об этом думают их супруги. — Я же говорил, особам королевской крови там нет места. — На Земле я часто помогала маме на кухне, вот и подумала, что смогу быть полезной, – немного сникла принцесса. Колечки в её косичках ударились об стол и зазвенели. Прислуга возле двери закопошилась, а черноволосый, невысокий мальчик отвёл глаза в сторону. – Да и мне всегда нравилось готовить… но сейчас не об этом! Фобос вздохнул и отложил столовые приборы, с жалостью глядя на остывающий крем-суп с креветками, который так ему полюбился в последнее время. Князь поднял взгляд на сестру, и изобразил на лице заинтересованность. Но, честно говоря, ему милее было бы слушать о Земле, чем о кухонных сплетнях. Тем временем, Элион продолжила: — Я шла на кухню, чтобы попробовать приготовить пирог с патокой, и мне хотелось бы угостить им тебя и Седрика, — сказала девочка, и, подцепив пальчиками колечко в прическе, стала крутить его, заставляя Фобоса вспомнить такую же свою дурную привычку, от которой он избавился уже ближе к семнадцати, просто перестав носить кольца в волосах. — Но на походе к кухне, возле картины с танцовщицей, я увидела парочку. Она смешно округлила глаза на этих словах и выпустила из рук колечко. Оно ударилось о другое и звучно зазвенело. Фобос с трудом нашёл в себе силы удивиться. Он слегонца приподнял брови, прищурился и мастерски сделал вид, что заветное слово парочка хоть что-то значит для него. — Я думал, что на Земле люди тоже любят друг друга, — махнул рукой прислуге он, чтобы те собрали уже остывший крем-суп и подали следующее блюдо: желание доедать остывшее первое не возникло. Те засуетились, а черноволосый невысокий мальчик испуганно вцепился в тарелку Элион и поспешил уйти из маленькой голубой столовой под её тяжёлым взглядом. — Неужели там настолько уныло, что про любовь там не слышали? — Нет, на Земле люди тоже встречаются! Ты не так меня понял! — возразила девочка, — возле картины целовались двое парней! И тут Фобос действительно ничего не понял. Наверное, его удивление проступило на идеально отработанной маске доброжелательной заинтересованности, ведь по-другому растолковать вдруг потемневшую лицом Элион он не смог. Князь знал её совсем ничего, да и сама по себе сестра была довольно странным созданием. — И что с того? — равнодушно спросил князь, лениво разглядывая слуг, уже успевших прибежать обратно и расставляющих мясное блюдо. Черненького низкого мальчика с ними не было. Но это было не так важно: запах запеченного с грушами цыплёнка под соево-горчичным соусом он учуял ещё до упоминания целующихся служек (у Фобоса возникли подозрения, кто именно это мог быть), и теперь грезил приятным обедом, на котором принятие пищи и закончится, ведь князь принципиально не ужинал. — Но выпороть их стоит, чтобы в коридорах больше не светились со своей любовью. «Пусть тоже получат за неё» — подумал Фобос, грустно страдающий от недотраха уже как полторы недели. Он абсолютно точно не хотел себе признаваться, что на мгновение (на одну крохотную секунду!) позавидовал беззаботным служкам. — Да как ты не понимаешь! — рассердилась Элион и, схватив вилку для салата, угрожающе ткнула ею в сторону Фобоса, чем только повеселила его. В гневе сестричка выглядела колоритно: её лёгкие, тонкие светлые волосики выбились из прически окончательно и, наэлектризовавшись, забавно распушились, круглое лицо-сердечко покраснело, а светлые, маленькие бровки нахмурились. — Парням любить друг друга нельзя! Это неправильно! — О, — сказал Фобос и вознёс хвалу покойной матери, что не стал оговариваться от сестры свиданиями с Седриком или с кем-то ещё, и благодарил двух любвеобильных служек, которые так кстати решили полюбиться возле картины танцовщицы. Хвала идиотам, аминь. * С Седриком они всё-таки увиделись. Пускай и не тогда, когда князю так хотелось, хотя то, что советник залез к нему в час ночи через окно, говорило о многом. То ли о великой любви, то ли о желании нагнуть Фобоса и отодрать, как последнюю суку. К несчастью (или счастью, это уже как посмотреть) последнего, Седрик явился в покои своего князя именно для того, чтобы заняться сексом. В начале, полусонный и неудовлетворённый, Фобос принял копошение на собственном балконе за происки птиц, а от того просто развернулся на другой бок и продолжил бы спать, если бы не настойчивый стук в витражное окно. У таких окон был один существенный минус при одном раскладе, и невероятно огромный плюс при другом: через них было весьма затруднительно что-либо рассмотреть. Поэтому Фобос, вооружившись висевшим над вычурным камином клинком, занял боевую позицию и уже намеревался позвать Седрика (на охрану надеяться не стоило: она была на редкость бестолковая), пока этот самый Седрик не разбил ему дорогое витражное окно своим хвостом. Следом за хвостом в окне появилось лицо человеческой ипостаси лорда, и Фобос опустил меч. — Оу. Всё никак не могу привыкнуть к этим окнам, — вздохнул Седрик: он довольно часто бывал в покоях князя, и всегда нелестно отзывался о витражных стёклах, которыми были отделаны окна и дверь на балкон. Они не нравились ему и заставляли нервничать, хаотичным мельтешением красок въедались ему в подкорку, а от цветных пятен на полу потом сильно болела голова: у лорда было достаточно причин не любить витражи. — Седрик, это уже третьи за месяц, — скрестил руки на груди Фобос. Вздохнув, он продолжил: — у меня скоро закончатся оправдания для мастеров. — Вы князь, разве вы должны им что-то объяснять? — резонно спросил лорд, ловко открывая балконные двери. — И разве магия не поможет вам починить окна? — Это не в моих силах, — ответил Фобос и поежился: по комнате прошёлся лёгкий ветерок и забрался ловкими ручонками под ночную рубаху князю (Седрик вряд ли оставил это без внимания). Тяжёлый, громоздкий меч неприятно оттягивал руку и его хотелось бросить. — Я могу создать иллюзию целых окон, но из них всё равно будет дуть. Седрик вошёл в покои со свойственной только ему грацией: ни то звериной, ни то человеческой, и аккуратно закрыл витражные двери. Фобос фыркнул: где была эта грация раньше? Или он нарочно разбил витраж? Впрочем, весьма скоро это стало неважно. — Если вы замёрзли, то позвольте же вас согреть, — прошипел Седрик, когда приблизился к князю настолько, чтобы тот услышал почти змеиное шипение. Фобос растянул губы в кокетливой полуулыбке, и забросил руки в широких, лёгких рукавах на шею верному слуге. Для этого пришлось отдать меч Седрику, но князю никогда не нравилась эта безвкусная железка, подарок отца, поэтому расставаться с ним было в радость. — Позволяю, — отозвался Фобос в губы Седрику, когда тот притянул князя к себе для поцелуя. Он получился немного смазанный, беглый, будто его урвали тайком, а не подарили, но от этого он стал даже слаще. Седрик попытался было разомкнуть губы князя, но тот не позволил: ему никогда не были по душе глубокие поцелуи, они заставляли его чувствовать себя неловко. Однако, стоило раздвоенному языку лорда скользнуть по узким, сомкнутым губам, Фобос сдался. Он слишком долго (по его скромным меркам, конечно) воздерживался от нормального секса, чтобы отказывать потенциальному партнеру. Фобос притянул голову своего слуги ближе, вплел пальцы в его светлые, тяжёлые пряди и поборол в себе желание встать на носочки, чтобы самому перехватить инициативу: ему до безумия не хотелось пользоваться женскими приемами, а от того князь заставлял Седрика наклоняться к нему. Пускай разница в росте у них была всего в несколько сантиметров, но змей был всё равно выше, и это слегка уязвляло Фобоса — он не хотел себе признаваться, что ему нравилось, как иногда советник нависал над ним, да даже в человеческом обличии это заставляло князя чувствовать нечто особенное. Он пока не придумал этому чувству название, а вычитывать определение в книгах было выше его сил. Поэтому Фобос предпочитал вообще не думать о нём. Князь считал, что это была отличная стратегия. Однако Седрику, иногда ночью, в голову взбредают некоторые странные мысли, которые он время от времени реализовывает. Поэтому сейчас, вместо того, чтобы плавно двигаться к кровати в одном темпе со своим партнёром, лорд предпочёл подхватить Фобоса на руки и бросить на пуховую перину, — как бы Элион не расхваливала матрац, князь продолжал спать на перинах — словно тот был не единоличным правителем Меридиана, а полуголой, распутной уличной девкой. И чтобы княжья гордость не откусила лордов член, Седрик ловко перевернул несколько ошарашенного Фобоса на живот и навалился на него, сжав в объятьях и шумно задышав куда-то в шею. Князь, естественно, возмутился. По крайней мере, попытался. Вскоре ему стало совсем не до возмущений. Стоило только Фобосу раскрыть рот (а это случилось почти сразу после приземления на перину), как Седрик придавил его своим весом, вышибая воздух, и тут же полез рукой князю под рубаху, задирая её и обхватывая член. Это случилось так быстро и неожиданно, что Фобос даже не успел возмутиться как следует — и не придумал, кого бы казнить утром — а только открыл рот, но и то, не для того, чтобы сказать что-то гадкое. Он бы и продолжил бы лежать неподвижно, слишком уставший и встревоженный, если бы Сердрик не начал двигать рукой, заставляя мягкий член Фобоса затвердеть — теперь же князю хотелось потереться вставшим достоинством о что-нибудь, а настойчивые прикосновения к сжатой, маленькой розовой дырочке вызывали некоторые приятные ощущения. — М, — сказал Фобос, когда особенно настырный палец Седрика, предварительно смазанный лубрикантом (князь держал его в тумбе под чарами незаметности, чтобы Элион не нашла — она пристрастилась лазить по разным шухлядкам и шкафам, нервируя абсолютно всех) проник-таки в расслабленное, приоткрытое массажем отверстие. Привыкший к таким ласкам за столько-то лет Фобос почти уже не реагировал на них: конечно, ощущение чего-то постороннего в заднем проходе не могло остаться без внимания, но с присущим ему, в звонкие девятнадцать, трепетом он это не воспринимал. Да и многое из того, что вызывало восторг или отвращение у более юного Фобоса, его нынешняя, утяжелённая опытом версия не воспринимала ровным счётом никак; некая меланхоличность по отношению ко всякой мелочи нисколько не нервировала князя, напротив, помогала ему трезвее оценивать ситуацию. Иногда это мешало ему, иногда — заставляло завидовать беззаботной Элион или молоденьким стражницам, у которых ещё было очень гибкое мышление. Не то, что у застывшего в своей скорлупе из предрассудков, комплексов и страхов, Фобоса — ему было боязно лишний раз покинуть зону комфорта, а отсутствие продуманного плана иногда доводило его до некоторого подобия отчаяния. Временами князь мечтал о возвращении своих милых сердцу тринадцати лет — это случалось, зачастую, когда Элион жаловалась ему на всякую чепуху, — тогда ещё живы были самые светлые воспоминания о времени, что он провёл на «Морской деве», а рядом был Седрик. Несколько неловкий и нескладный, но уже показывающий некоторые стороны своей скользкой натуры, а его выверенная годами грация, будто под его ногами не покатые склоны замковых крыш или скользкая от дождя рея, а ровная лужайка без единой ямки или кочки, приводила учителей танцев в восторг. И нервировала Фобоса, который в танцах был не то, чтобы сильно плох: скорее, он не блистал. Будучи погруженным в свои мысли, князь не то, чтобы уделял внимание тому, что делал Седрик с его телом. Как бы Фобосу не хотелось секса, но сейчас он был настроен только на долгий и крепкий сон, а не на постельные утехи. В былые же времена (в свои звонкие девятнадцать), князь был полон энергии и мог ночами напролёт изводить Седрика, заставляя испробовать всё новые и новые позы или игрушки. Сейчас же Фобосу хватало и просто члена в заднице несколько раз в неделю, чтобы чувствовать себя неплохо. На большее банально не хватало времени, а королевство и сестра выжимали из правителя все соки: после особо трудного дня Фобосу не хотелось ничего, кроме быстрой и безболезненной смерти. Но когда Седрик ввёл третий палец в расслабленное колечко мышц и нащупал маленький бугорок простаты, мысли о тяжёлом, трудном дне покинули голову Фобоса. Он крепко сжал нутром пальцы лорда, когда они стали яростно и сильно давить прямо на чувствительную точку: кожа на голове у князя онемела, пальцы на ногах поджались, а задница захотела насадиться глубже, сильнее, чтобы до искр перед глазами и ни единой связной мысли в голове. Пальцы Седрика ещё ненадолго задержались в плену стенок кишечника, растягивая и увлажняя лубрикантом (вызывая у Фобоса тихие стоны в ворох одеял и неосознанные движения бёдрами в попытке оттопырить задницу, чтобы получить больше), однако вскоре покинули гостеприимное отверстие. Оставшись без внимания, дырочка князя стала быстро сжиматься и разжиматься, стремясь заполнить чем-то пустоту внутри себя. Фобос, воспользовавшись заминкой, привстал на коленях и локтях, приняв более устойчивое положение. Однако, положение себя не оправдало... Руки князя подкосились и он упал грудью на ворох одеял, стоило только Седрику пристроить сзади своё смазанное в лубриканте достоинство и протиснуться внутрь: на пробу, легко, так, чтобы только головка вошла. Но если бы лорд не сжал белое бедро Фобоса, тот бы полностью упал на перину, не выдержав несколько неожиданного для себя проникновения. — Вы в порядке? — тут же поинтересовался заботливый слуга, стоило князю издать нечленораздельный матерный звук из-под груды одеял. Даже головка члена змея ощущалась несколько... больше, чем обычно, и теперь Фобос всерьез обеспокоился, что всё достоинство верного военачальника не поместится внутрь, а если и поместится, то непременно разорвёт нежное отверстие. — Порядок, — проскрипел князь куда-то в перину, попытавшись максимально расслабиться и отдаться, не думая ни о чём. Но, как назло, в голову лезла всякая дурость: а если вдруг Элион проснется посреди ночи, придет в покои брата, а тот занимается сексом со своим советником? Закрыл ли он, князь, двери в свою опочивальню? Что сказать завтра мастеру, когда тот придет за рисунком для очередного витража? Кажется, или старый проныра начал что-то подозревать? Стоит его казнить? Но мысли вдруг очень быстро улетучились, стоило Седрику поудобнее перехватить бёдра любовника и начать неторопливое, но безостановочное вторжение. Горячая, твердая плоть медленно, будто в первый раз, проталкиваясь в тугое нутро, натягивая и разглаживая складки вокруг дырочки, заставляя Фобоса до побелевших костяшек вцепляться в одеяла, глушить постанывая и шипение в перине. Пока удовольствия от секса было немного, и его глушили дискомфорт на пару с лёгкой болью, но князь неёбаным девственником не был, и знал, что последует за неприятными сначала ощущениями. Так и случилось: Седрик, навалившись на Фобоса всем весом, едва не пригвоздив его к кровати, полностью вставил член, да так сильно, что его яйца вмялись в княжью промежность. А единоличному правителю Меридиана осталось только тоненько завыть, поджимая ноги и закатывая глаза: головка члена прошлась и надавила аккурат на простату, заставляя Фобоса на минуту забыть, кто он. А потом Седрик начал двигаться. Вначале он просто неглубоко и часто толкался, поймав свой какой-то особенный ритм, который то и дело заставлял князя подвывать от наслаждения, чувствуя, как на голове немеет кожа. Но потом змей оплел руками Фобоса, будто тот вот-вот убежит, и с силой вдавил того в перину, заставляя колени князя окончательно разъехаться, а мысли — разбежаться по углам до утра. Толчки теперь напоминали яростное вторжение, несколько хаотичное, но всё равно не сбивающееся с ритма: при желании, Седрик мог в одном темпе денно и нощно иметь князя, и не почувствовать никакого недомогания, — клятый мутант! — в отличии от самого Фобоса, который после таких марафонов вряд ли смог бы встать. Грубые, быстрые толчки вышибали из князя дух каждый раз, как член Седрика проходился по бугорку простаты, а стоны непроизвольно вырывались из широко открытого рта. И всё было бы ничего, если бы лорд не отпустил плечо Фобоса, и снова не схватил его за член, принявшись легко двигать рукой, доводя князя до исступления. Мысли окончательно покинули единоличного правителя Меридиана, а на их место пришёл умопомрачительный оргазм: Фобосу стало вмиг тяжелее дышать, а тело выгнуло под невообразимым углом — и непроизвольно вырвался крик; он исчез в шершавых, грубых губах Седрика. Но сам змей от разрядки был весьма далёк, пускай князь и сжал его весьма плотно, поэтому, подхватив расслабленного князя под подрагивающие колени, он сел на кровати, усаживая Фобоса на свой член плотнее. От быстрой смены положения, ещё не оправившийся от оргазма князь застонал и едва не упал: лишь придержавший его за плечи и бедра Седрик предотвратил позорное падение. — Ох, — только и сказал Фобос, когда его советник вновь возобновил движения, безжалостно вдавливая член до упора. В этой позе возбужденная плоть Седрика проникала максимально глубоко, и доставляла удовольствие, несравнимое с другими позами, однако яростное проникновение в находящегося на грани чувствительности Фобоса принесло ему, скорее, боль и дискомфорт, чем внеземное наслаждение. Поэтому князь, собрав все свои скудные силы, попросил Седрика сбавить темп, он же, князь, не железный, елы-палы. Однако к просьбе Фобоса притормозить лорд отнёсся весьма однозначно: как князь к прошениям мятежников, никак, в общем. Более того, теперь положение единоличного правителя стало ещё более бедственным. Глухой к просьбам и мольбам, Седрик подхватил дрожащие колени Фобоса и развёл их в сторону, демонстрируя полувставший член князя и своё немаленькое достоинство, то и дело появляющееся между небольших ягодиц. В такой позе князь не мог сделать ровным счетом ничего, а единственное, что ему оставалось — это стонать, хрипеть и пищать. Да. Незавидно. Седрика хватило ещё на несколько смен позы, чтобы нижние конечности Фобоса не затекли и не онемели, и только лишь под утро лорд-змей был удовлетворен, а заполненный до отказа спермой и уставший больше прежнего Фобос был готов умереть прямо тут, на месте. И что-то ему подсказывало, что если он и выползет из своих покоев до обеда, то это будет чудо из чудес. Явление Христа народу, как говорила Элион. Тьфу, куда не плюнь, всё в неё упирается. Фобос вздохнул. Потом ещё раз, и ещё. — Вы в порядке? — обеспокоенно спросил Седрик, потирая шею. На ней была россыпь укусов и засосов, которыми Фобос пытался отомстить за отсутствие чувствительности задницы. Такая себе месть, но князь в своём полумертвом состоянии не был способен на большее. — А ты сам как думаешь? — огрызнулся Фобос. — Чувствую, что не встану с кровати в ближайшие несколько дней. А королевство не будет ждать, пока я выползу отсюда. — Я могу вас отнести, — предложил Седрик. По его наглому змеиному лицу было сложно определить, издевается он, или говорит серьезно. — Иди лучше с Элион носись, полудурок, — отослал Фобос лорда. У него было на редкость паршивое настроение после секса, он чувствовал себя почти мёртвым — и очень, очень несчастным, — и ему хотелось, чтобы его докука была подальше. Желательно, навсегда. — Я могу приставить к ней Миранду, — продолжил Седрик, мягко пододвигаясь к Фобосу, лежавшему на животе подальше от лорда. Во избежание, так сказать. — Она займёт её, покажет замок и сестра не будет докучать вам, Услышав заветные слова, князь заинтересовано поднял голову и повернул её в сторону Седрика. Его слуга был гораздо ближе, чем в прошлый раз, но Фобосу слишком понравилось видение будущего, где Элион наконец-то оставит его в покое, поэтому князь позволил себя обнять. — Это звучит вполне неплохо, даже очень неплохо, — зевнул он. Спать хотелось неимоверно, но ещё больше хотелось послушать Седрика, вдруг он подкинет ещё какую дельную мысль. — Завтра так и сделаю. Утром, точнее. Лорд-змей бы напомнил Фобосу, что уже как бы утро, но решил, это не лучшее время для занудства. — Боже, не представляю, чтобы я делал, живи Элион всю жизнь тут, — пожаловался князь Седрику. — Она такая невыносимая, я не представляю, что было бы, если бы мне пришлось провести тринадцать лет с ней... И разбираться со всеми её проблемами.. Я бы умер, наверное. Это кошмар. — Прелести отцовства, — пожал плечами Седрик. Элион тоже его раздражала, но в последнее время он научился не попадаться ей на глаза, чем в душе гордился. Конечно, не пристало великому и могучему змею бегать от маленькой девочки, но смотря сейчас на крайне несчастного Фобоса, он не мог не возгордиться. — Дети сложные создания. — Если они все такие, то я скорее удавлюсь, чем у меня они будут, — сказал князь и завернулся в пуховое одеяло, которое ему подал Седрик. — Ещё же о матери для них думать прийдётся.. а я видел беременных служанок, они даже издалека выглядели недовольными абсолютно всем! Если у меня будет жена, то мне страшно представить, насколько недовольной она будет. — Они все такие, женщины, — отозвался Седрик, сгребающий князя в медвежьи объятия, — сложные и непонятные. Особенно, когда беременные. — Ты так говоришь, будто жил с такой. — Как будто вы не жили. — Квиты, — вздыхает Фобос. Ему в холку жарко дышит Седрик, и клонить в сон стало сильнее. — Седрик, — позвал задремавшего слугу князь. Змей разлепил тяжёлые веки и послушно отозвался: — Да, мой повелитель? — Хорошо, что мужчина не может забеременеть. — Сказал князь и перевёл взгляд сонных, покрасневших глаз на советника. Он выглядел немногим лучше: его тяжёлым прядям было сложно запутаться, поэтому прическа подчинённого выглядела куда аккуратнее птичьего гнезда на голове у Фобоса. — Вы бы не хотели детей от меня? — Да ни в жизнь, — выдохнул Фобос, — спи, дурила. — Слушаюсь и повинуюсь. Так они и уснули, а стража, стоявшая под дверями всё это время, не пустила Элион в покои брата утром. Да и весь следующий день тоже не пускала: ей наплели, что Фобосу нездоровится, и тревожить его сейчас будет верхом кощунства. Девочка отступила, но попыталась найти Седрика, чтобы расспросить его о загадочном недуге князя (его самый приближенный советник и друг обязательно должен знать, что такое приключилось), однако найти его оказалось ещё сложнее, чем пробиться в покои брата. Так, Элион до вечера просидела у себя в комнате за глянцевыми журналами, вычитывая про йогу, медитацию, целебные свойства зелени и уже начала составлять план для новых вечерних оздоровительных прогулок, чтобы недуг уж точно отпустил Фобоса.