POV: Джон
Боль была безумная. Именно так: я словно обезумел, ничего не соображал, не понимал, что происходит. Моё тело пыталось отгородиться от боли, и меня снова и снова засасывало во тьму, которая на секунды или даже целые минуты отрезала меня от страданий, зато не давала воспринимать реальность. Небытие было чёрным, безболезненным. Реальность была красной, и меня словно сбивал автобус, колотил профессиональный боксёр и топтали быки одновременно. Меня окунали в кислоту и распиливали на части... В реальности моё тело дергалось и извивалось, но от боли сам я пошевелиться не мог. В реальности я осознавал: есть нечто гораздо более важное, чем эти попытки, хотя что именно, вспомнить не мог. Мгновение назад всё было, как положено. Любимые люди вокруг. Улыбки. Почему-то, не знаю почему, меня не покидало чувство, что скоро я получу всё за что боролся. И вот я беру в руки кружку и хочу отпить крови... Внутри что-то дёрнулось в обратном направлении. Разрывы. Переломы. Адская боль. Накатила и отступила чернота, сменившись волной боли. Я не мог дышать - однажды я уже тонул, но теперь всё было иначе, слишком горячо в горле. Меня разрывало, ломало, кромсало изнутри. Вновь чернота. Голоса, крики, новая волна боли. — Видимо, плацента отделилась! Что-то невероятно острое, острее любого ножа, пронзило меня насквозь - несмотря на пытки, слова неожиданно обрели смысл. «Плацента отделилась». Я понял, что это значит. Мой ребёнок может погибнуть внутри меня. — Вытаскивайте его! — закричал я — Он задыхается! Быстрее! — Морфий... Наш ребёнок умирает, а он ждёт, пока подействует обезболивающее?! — Нет! Быстрее... Свет в комнате стал заплывать чёрными пятнами, когда холодное остриё новой боли вонзилось мне в живот. Легкие ныли, словно в них сгорал кислород. Сколько же прошло времени? Несколько секунд? Или минут? Боль исчезла совсем. Я онемел, ничего не чувствовал и не видел, зато мог слышать. В легких опять появился воздух, он раздирая мне глотку. — Будь с нами, Джон! Не уходи! Твоё сердце должно работать!! Чарльз? Он пытается спасти меня. Они всё ещё рядом... «Ну конечно» — хотел ответить я. Я пытался найти сердце, ощутить его, но безнадёжно запутался в собственном теле. Я не чувствовал того, что должен был чувствовать, всё было не на своих местах. Я заморгал. Увидел свет. Пока я привыкал к свету, Александр прошептал: — Филип... Мальчик... мой мальчик... Филип. Я заставил свои губы шевелиться. Мог издать лишь шёпот. Потом усилием воли поднял руки. — Дай... дай мне... Свет затанцевал, отразившись от хрустальных рук Алекса. Блики были красноватые от крови на его коже, он держал что-то красное, маленькое и барахтающееся. Лекс прижал тёплое тельце к моим рукам, будто я сам взял его. Наконец я смог сфокусировать зрение, и всё вокруг стало абсолютно чётким. Филип часто-часто дышал. Его глазки были широко распахнуты. Глаза были ярко-зеленого цвета. Кожа под кровью казалась бледной. И лишь щеки горели румянцем. — Филип... — прошептал я — Солнышко... Дивное личико вдруг улыбнулось - широкой, сознательной улыбкой. За нежно-розовыми губками оказался полный набор белоснежных молочных зубов. Филип уткнулся головкой в мою грудь. И тут я снова ощутил боль. И он исчез. Мой малыш с ангельским личиком исчез. Я его больше видел и не чувствовал. «Нет!» — хотел крикнуть я — «Нет! Верните его!» Я слишком ослаб. Мои руки упали, я переставал их чувствовать. Переставал чувствовать себя. Меня затопила тьма чернее прежней. Причём она закрыла не только глаза, меня самого придавило тяжеленным грузом. Сопротивляться я не мог. Но разве я могу отступать? Разве могу оставить их всех одних? Если я сдамся тьме и позволю ей стереть меня, они будут страдать. — Джон... прошу тебя... не покидай меня... — сквозь тьму пробился родной, дорогой и любимый голос. И опять тишина. Ничего не осталось. Алекс. Мой Александр... Наши жизни переплелись в единую нить. Перережешь одну, и лопнет вторая. Если бы умер он, я бы не вынес. Если умру я, не вынесет он. А мир без Алекс не имеет никакого смысла. Алекс обязан жить... Ради своей семьи... Ради меня... Ради Филипа... Я проталкивался сквозь тьму почти инстинктивно. Я не пытался её рассеять, лишь слабо сопротивлялся... Нельзя сдаваться. Я боролся. Однако моей решимости было недостаточно. Время шло, и чернота подбиралась всё ближе, мне нужен был какой-то источник силы... Моя семья... Алекс, Генри, Элеонора.. Джордж, Томас, Джеймс, Анжи.. Аарон, Герк, Мария, Элайза, Лафайет, Чарли... Я не мог представить их лица. Я был в ужасе. Неужели поздно?... Я ускользал, и ухватиться было не за что. Нет! Я должен жить! Ради всех! Алекс, Генри, Элеонора.. Джордж, Томас, Джеймс, Анжи.. Аарон, Герк, Мария, Элайза, Лафайет, Чарли... Филип... И тут я почувствовал. В руках будто было что-то очень тёплое. Мой малыш. Моё солнышко... Я всё вытерплю ради него! И тут тепло стало жаром. Моё тело горело. Жар сопровождался колющей болью. Меня словно пронзали тысячи ножей. Легче было умереть. Помогите... спасите меня... Тишина пугала, а боль придавала ещё больше страха. Я расслышал своё сердце. Оно медленно билось, а затем... Остановилось. И я уже ничего не чувствовал. И думать я тоже не мог. Я погружался в бесконечный сон...Конец POV: Джон
***
— И как? — спрашивает Алекс. — Сердце не бьётся — ответил Вашингтон — Обращение началось.***
— Никаких перемен? — Никаких. — Морфием уже не пахнет. — Знаю. — Джеки, ты меня слышишь? В ответ ничего. — Джеки... Джеки, любимый, ты можешь открыть глаза? Можешь сжать руку? Лоуренс лежал, как парализованный. Александр погладил его по щеке. — Может... Джордж, может, я опоздал?.. — сдавленно спросил он и затих. — Никак нет. Ты только посмотри на него. Цвет кожи Джона приобрёл обычный оттенок. Но сейчас она пятнами становилась бледной. Кожа была твёрдой, как камень... — А как же... позвоночник? — Травмы у него ненамного серьезнее, чем у Анжи. Яд всё исцелит. Осталось совсем немного — Джордж улыбнулся. Гамильтон взял руку Джона и поцеловал. — Джеки, я люблю тебя. Мне так жаль... — Хэй... — тихо позвал Чарльз в дверном проёме. Александр обернулся. — Кое-кто хочет посмотреть на мамочку.. — Ли улыбнулся. Рядом с ним, держась за его ногу, стоял маленький кудрявый мальчик с изумрудными глазами. Вашингтон подошёл к малышу и потрепал его по волосам, а затем вышел. — Пойдём, Чарли, не будем им мешать — сказал он, уходя. — Иди к папе, Филип — Чарльз погладил мальчики по спине. Младший Гамильтон отпустил его ногу и пошагал к отцу. Маленькие шажочки. Мальчику всего полторы недели, но он вырос и теперь похож на ребёнка двух лет. Александр улыбнулся и поднял сына на руки. — Филип, ты ждёшь, да? Малыш кивнул. — Осталось совсем чуть-чуть... — прошептал Алекс.***
Кровь замерзает, сердце останавливается... Всё внутри сжимается. Кости срастаются. Грудь приподнимается. Лицо обретает те самые живые прекрасные черты... Вампир распахнул кроваво-красные глаза...