***
Гермиона вздрогнула и открыла глаза, чувствуя, что высохли губы. Обезвоживание — это побочный эффект от зелья Помфри, которое давно перестало помогать. Гермиона пила его скорее по привычке, чем в надежде. Ну, и, конечно же, чтобы успокоить душу целительницы, которая, казалось, просто не могла видеть больного пациента без возможности хоть чем-то ему помочь. Гермиона сморгнула слёзы, что всегда выступали в эти короткие моменты сна ночью, когда её организм был настолько выбит из сил, что разрешал ей поспать без кашля и спазмов. Девушка попыталась приподняться, и почувствовала, как в ребро врезался шип из-за неудобной позы. Гермиона поморщилась и немного сместилась, не отрывая от него взгляда. Её губы были солёными, когда она облизала их, и рубашка на теле казалась сырой, но всё, что в этот момент её волновало, — галлюцинация. Об этом не шла речь ни в одной из тех книг, что девушка читала, и даже переводчица, которую привели на сегодняшний осмотр и которая изо всех сил пыталась держать Гермиону в курсе происходящего, не проронила об этом симптоме ни слова. Мерлин, что, если она действительно сходила с ума? Что, если это правда перестало быть фигурой речи? — Д-Драко? — спросила Гермиона сиплым голосом, смотря, как в таком освещении глаза слизеринца напоминают помутневший жемчуг. Она рассчитывала на то, что подсознание подбросит какую-то правдоподобную реплику в ответ? Что ж, тогда он должен сейчас оскорбить её. В такое Гермиона бы поверила. Но Драко только выдохнул и, схватив свою футболку за воротник сзади, стянул её и бросил на тумбу прямо рядом с ночником. — Подвинься, — сказал он, снимая обувь. Гермиона всё так же неподвижно лежала и наблюдала за его действиями. В голосе Малфоя был какой-то странный микс, который она не слышала ранее. Возможно, дело было в одном единственном ингредиенте — грусть. Он звучал грустно. — Что?.. — Гермиона попыталась сглотнуть, но Малфой уже аккуратно отодвигал её дальше по матрасу, ложась рядом. Грейнджер закрыла глаза, пытаясь понять, может ли она так реалистично спать. Но вряд ли её организм был способен воспроизвести это потрясающее чувство облегчения, которое всегда окутывало девушку с головы до ног в его присутствии. Она зачерпнула ртом воздух, вдыхая глубже, потому что обычно не могла себе позволить такой роскоши. Обычно при таком глубоком вдохе девушка сгибалась над полом, покрывая его бледно-розовыми лепестками. Парень повернулся к ней торсом, и она провела по его плечу рукой, понимая, что если это сон, то он будет самым потрясающим из всех, что ей снились. Хотя сны с участием Драко всегда оставались особенными в её сознании, Гермиона не забывала ни один из них. Её руки не слушались доводов рассудка, который снобистским тоном велел держаться, поэтому она сжала его предплечье, прислонившись лбом к груди. Малфой просунул вторую руку между ними и, приподняв пальцами подбородок девушки, спросил: — Легче? — он звучал почти нежно, почти действительно участливо. — Болит гораздо меньше, — попыталась улыбнуться Гермиона, но голос сорвался из-за долгой борьбы с неприятными ощущениями, что сделало её улыбку скорее натянутой, чем транслирующей облегчение. — Сейчас будет ещё меньше, — уверенно сказал Драко и потянулся, приподнимая голову Грейнджер чуточку выше. Его язык мокрым касанием прошелся по её губам, которые нуждались во влаге, делая поцелуй глубже. В прошлый раз Гермиона ещё могла хоть сколько-то противиться. Ей вспомнилось, что она умудрилась даже отскочить и оттолкнуть его. Сейчас это воспоминание вызвало лишь усмешку. Теперь Гермиона была так слаба, что отстранись он, она бы стала умолять. Серьёзно стала бы. Драко приподнялся выше, не размыкая их губ, и засунул руку под одеяло, находя её талию. Несмотря на то, что он видел, Малфой совершенно не боялся сделать ей больно, проходясь пальцами по коже. Каждое из его касаний было сильнейшим антибиотиком в борьбе с инфекцией, и парень знал это, так что бродил по её изгибам смело, заставляя прижиматься ближе. И только когда она попыталась притянуть слизеринца за плечи к себе так, что у них не осталось бы воздуха вообще, Драко перекатился, прижимая девушку спиной к кровати. Малфой выпрямился, и Гермионе захотелось попросить его не отстраняться, но он положил ладони на её предплечья, а затем скользнул дальше, не прерывая тактильного контакта. Парень дотянулся до воротника рубашки и легко справился с несколькими пуговицами ниже. Крохи её сознания взяли в руки краски и нарисовали в глазах Гермионы вопрос, и Малфой, видимо, был ещё тем чтецом душевных художеств, если распознал эти эмоции в свете лампы. — Могу поспорить, тебе не слишком приятно лежать в промокшей одежде, — сказал слизеринец полушёпотом, но она всё ещё лежала, смотря на его действия так, будто до сих пор не верила, реален ли он. — Давай, Грейнджер, я не могу коснуться цветов, если не вижу их, — подтолкнул девушку Драко. — Тебе станет лучше. Затем Малфой поцеловал её выпирающую коленку и выглядел при этом так невинно, что она поверила. По правде говоря, за ней давно водился этот грешок — верить ему, несмотря на то, что он ни в чём не старался убедить. Но она всё время, лет с тринадцати, верила, что Малфой на самом деле хороший. Лучше, чем говорили о нём мальчики. Лучше, чем он выглядел в глазах остальных. Она просто верила, что её сердце не могло ошибиться. Он медленно стянул с неё рубашку, скомкав вещь на талии, и холодный воздух, шпионом проникший между каменных зазоров замка, покрыл голую кожу девушки мурашками. Малфой окинул взглядом грудь Гермионы, закусив нижнюю губу. Она чувствовала, как кончик его пальца очерчивает её ключицу, и закрыла глаза, чтобы сконцентрироваться на этом прикосновении. Гермиона переставала чувствовать цветы с каждым моментом всё больше. Как только Драко касался ранок, их будто обдавало лидокаином. — Открой глаза, — попросил он. Это действительно была просьба. Он сидел на коленях у её ног и, наклонившись, проводил рукой ниже, очерчивая грудь, рёбра, задевая лепестки прямо между ними. Малфой пристально посмотрел на цветочный узор у неё на предплечье, изучая его, и ей стало неловко. Гораздо более неловко, чем от наготы. Ей казалось, что это сродни уродливым шрамам или ещё каким-то несовершенствам, хотя назвать цветы в коже «несовершенством» было просто кощунственным преуменьшением. Гермиона инстинктивно дёрнулась, пытаясь убрать руку, хотя попытка была смешной — она не смогла бы отказаться от его касаний сейчас даже под пытками. Драко сжал её запястье крепче и вновь посмотрел в глаза, кажется, точно разгадав переплетение мыслей девушки. Малфой опустил ладони по разные стороны подушки и наклонился, оставляя лёгкий, едва ощутимый поцелуй у неё на шее. Он не чувствовался так горячо, как его губы, именно из-за лепестков, торчащих совсем рядом с веной. Парень опускался ниже, оставляя такие невинные поцелуи на каждой ране, до которой дотягивался. Гермиона закусила внутреннюю поверхность щеки, мысленно умоляя, чтобы он не останавливался, потому что теперь чувство жизни было для неё деликатесом, и его умел создавать только Малфой. — Как ощущения? — заговорщически произнёс Драко прямо у её уха, повторив траекторию обратного движения, а потом перенёс вес на одну руку, чтобы заглянуть ей в лицо. — Хорошо, — выдохнула Гермиона, опуская пальцы ему на затылок. Она приподнялась, потянувшись за поцелуем, и он усмехнулся шире. — Будет лучше, — пообещал Драко и смилостивился над ней. Именно смилостивился, потому что Гермионе казалось, что если он не поцелует её прямо сейчас, то все цветы распустятся за секунду, наказав за то, что не смогла удержать его рядом. Иногда ей на полном серьёзе чудилось, что все эти стебли могли прорубить себе путь прямо через кожу и броситься за ним. Его губы меняли накал и целовали то жадно, терпко, будто он скучал по этому не меньше, чем она, то становились нежными, целующими куда-то в уголки, заставляющими расплываться тающим снегом под тёплым языком. Гермиона выгнулась и прижалась к нему ближе. Драко раздвинул её ноги, протолкнув между ними колено, и опустился. Гермиона глубоко дышала, смотря на него и проводя руками по его щекам. Ей становилось лучше с каждой секундой, пока он заставлял её чувствовать вот так. — Хочешь ближе? — голос Драко был тихим, низким, притягательным, и, забавно, но именно это убедило Гермиону в том, что она не спит, потому что мозг точно не смог бы воссоздать подобное. Наверное, это получился нечестный вопрос. Вполне возможно, что Малфой просто пользовался ситуацией, как и говорил ранее. Экспериментировал. Но Гермиона не могла сказать «нет». Легко было бы скинуть всё на физиологию, но было и другое. Все эти годы «другое», когда она думала о нём в этом смысле. Такие фантазии не являлись чем-то осмысленным, потому что даже внутри своей головы Гермиона всегда клеймила их длинным и почему-то не теряющим с годами своей горечи словом «невозможно». У неё не было выбора. Его никогда не было, начиная с третьего курса. — Да, — ответила Гермиона. Она провела руками по его телу и почувствовала, как парень опустил ладонь, держа себя над ней только одной рукой, и стянул хлопковую ткань штанов. Пока Малфой справлялся с одеждой, он не отрывался от её губ, оставляя на них рваные поцелуи, а затем жестом показал ей приподняться, чтобы снять с неё бельё. — Грейнджер, ты точно не?.. — вдруг остановился Драко, поднимая своё тело над кроватью выше и позволяя холоду проникнуть между ними. — Нет, — быстро ответила девушка, потянув его обратно. Это была чистая необходимость, она потом утешит себя тем, что никак не могла устоять. Так, если бы ей насильно кто-то вколол наркотик в кровь и приказал противиться кайфу. Совершенно невозможно. Если это и был эксперимент, то его итог оказался абсолютно... умопомрачительным. Малфой сделал это плавно, но Гермионе всё равно показалось, что в её организм будто открыли миллион кранов, вливая силы, наполняя изнутри. Драко наблюдал за её лицом, явно отслеживая метаморфозы, и, увидев, как она откинула голову, выдохнув, стал двигаться быстрее. Гермиона почти не осознавала самого процесса, охваченная чувствами, которые вызывала болезнь, убирая от её горла стальные путы. Ей всегда хотелось думать о себе, как о человеке с безгранично ярким воображением, но теперь следовало признать, что Драко был лучше любой картинки в голове. В какой-то момент он выпрямился и ловким движением перевернул её на живот, сжав ягодицу рукой. Она задержала дыхание от неожиданности, но тут же расслабилась, ощутив знакомые прохладные мурашки вдоль ран на спине, когда он касался их ладонями: у правой лопатки, возле поясницы и прямо под границей волос, которые теперь были запутанными и мокрыми от пота. Малфой приподнял её, делая позу удобной для себя, и девушке пришлось сжать подушку руками, чтобы опереться. — Ты пахнешь розами, Грейнджер, — вероятно, он издевался. Но тягучий и низкий голос Драко не был похож на издевку. Парень возобновил движения, повернув голову Гермионы вбок так, чтобы иметь возможность целовать. Она обхватила рукой его запястье, которое лежало у неё на талии, помогая ему делать её тело более податливым, подобно пазлу, и переместила себе на живот. Ей хотелось, чтобы он оказался ещё ближе, хотя, очевидно, это было физически невозможно. Драко усмехнулся. Она услышала это возле своего уха как раз перед тем, как его язык вновь нашёл её скулу, а рука на животе приподняла тело, сокращая между ними пространство. Он будто бы слушался того, чего ей бы хотелось, и сам этот факт был поразительным. — Боже, — выдохнула Гермиона, когда все цветения наконец словно полностью вымерли, а все физические ощущения обострились. Драко повторил движение бедрами, которое вызвало этот вздох, и она переплела его пальцы со своими. И он... не противился. Гермиона была уверена, что именно ханахаки заставляет её мозг тормозить, отбрасывая разумные доводы, словно сыгранную руку в карточной игре, что именно анатомия дурманит всё вокруг. Но на самом деле это была его покладистость. Словно сегодня её день рождения: она могла попросить всё, что угодно, и выбрала его. И было сложно остановиться, когда обещаешь себе всего лишь ложечку лакомства, но заканчивается всё до верха набитым желудком. Гермиона обещала себе, что станет гораздо лояльнее к наркоманам. Малфой приподнимал тело девушки всё выше, несмотря на то, что удерживать её так было сложнее. Она откинула голову на его плечо. — Драко, я... — перекинув волосы Гермионы на одно плечо, он оставил быстрый поцелуй на затылке, мазнув губами по лепесткам. — Я люблю тебя, я... — Я знаю, — хрипло ответил парень. Резким движением Малфой прижал её обратно к подушкам, двигаясь так быстро, что ей пришлось закусить указательный палец, чтобы не закричать. Поразительно, она обычно делала так, когда на уроках кашель сдавливал лёгкие слишком сильно, а теперь причиной этого жеста была волна удовольствия. Она услышала, как он простонал, и через секунду Драко упёрся лбом в её затылок. — Тяжело? — хмыкнул Малфой, перенося больше своего веса на руки, не дождавшись ответа, и Гермиона неловко перевернулась на спину, посмотрев на него. Пот мелкой бусинкой скатился по его скуле, и она прикоснулась к ней тыльной стороной руки, чувствуя себя такой здоровой, которой не была, наверное, за все годы. — У тебя появился румянец, — заметил Драко, наблюдая за её лицом так же пристально, как и она за его. Впервые Гермиона не слышала яда в речи слизеринца. — Это хороший знак? — Да, мне... — она прочистила горло, и это натолкнуло её на мысли о том, громко ли они себя вели. Карие глаза метнулись к двери. — На них заклинание, Грейнджер, тебя никто, кроме меня, не слышал, — закатил глаза Драко, перекатываясь и опускаясь рядом с ней на локоть. — Лучше? — повторил он свой вопрос. Она кивнула и опустила взгляд вниз, закусив губу. — Спасибо, — произнесла девушка, теребя край тонкого одеяла. За этим, по её предположениям, должна была последовать какая-то колкая шутка в стиле Драко Малфоя, а последовала тишина, так что ей пришлось поднять глаза и внезапно натолкнуться на стену, которая вовсе не походила на то расслабленное состояние буквально мгновение назад. — Спасибо? — переспросил Малфой и, оттолкнувшись от матраса, встал, поднимая с пола свои штаны. — Я тебе не мессия, Грейнджер. — Да, но... — она растерялась от такой резкой смены его настроения, пытаясь понять, почему её благодарность так его разозлила. — Думаешь, мне пришлось думать о чём-то другом, чтоб у меня встал? — насмешливо спросил Драко, хотя в голосе был только привычный холод. — Как бы не так. Я сделал это не ради тебя и твоей чёртовой благодарности. — Знаю, я просто... Малфой был похож на человека, который вставляет словесные стрелы в лук, а за все эти годы Гермиона убедилась достаточно, что в этом деле он был превосходным лучником. Так что ей лучше бы увернуться вовремя. — Заткнись, Грейнджер, и иди поблагодари кого-то другого, — выплюнул Драко. Гермиона возненавидела своё сознание за то, что в такой ситуации оно нашло место для того, чтобы расстроиться. Он спрятал тело, надев на себя футболку. — Я не хотела тебя обидеть, — она села на кровати и закуталась в одеяло, только сейчас осознавая, что её больше не знобит и не лихорадит. Тело вернулось к нормальной температуре, определенно, ему нравилось, когда Малфой находился так близко. — У тебя и не вышло бы, — прищурился он и сделал шаг к выходу, но потом остановился, и на его лице показалась знакомая острая усмешка. — Поцеловать тебя на ночь, Грейнджер? Что она сделала не так? Он выглядел расслабленным ровно до того момента, пока она не открыла рот. Гермионе казалось это логичным. Всё, что он делал — это выкраивал ей дополнительные дни жизни, и то из-под палки. Гермионе казалось, что она должна что-то сказать, как-то это обозначить. Что должна ему. Но Малфой взбесился в мгновение ока, вспыхнув, как канистра с бензином. — Не стоит, — прошептала Гермиона. Она смотрела на него и думала: лежал бы он рядом, если бы она молчала? Потому что тогда парень выглядел так, будто не хотел уходить. — Я так и думал, — ответил слизеринец, и ей показалось, что его голос стал ещё жёстче, если это вообще было возможно. За ним резко закрылась дверь, так, будто она была виновата в его испорченном настроении. Гермионе казалось, что ей пора бы привыкнуть к этому звуку, но почему-то ярость Малфоя всегда чувствовалась как в первый раз.***
Гермиона не ожидала увидеть его раньше, чем через пять дней — это был самый большой срок, в который Драко позволял себе плевать на обязанности, что повесила на него Макгонагалл. Иногда девушка даже удивлялась, что за этим никто пристально не следит. Не то чтобы она хотела. Но, скорее всего, секрет был в том, что учителя слишком ей доверяли, спрашивая о регулярных посещениях Драко, и слишком верили в то, что её инстинкт самосохранения не позволил бы ей соврать. Наивные. Недавно Гарри с Роном явились в её палату. Оба выглядели так, будто не сдали ни единого экзамена, и им нужно было рассказать миссис Уизли об этом в мельчайших подробностях. Гермиона отказывалась с ними разговаривать целых пятнадцать минут, но на десятое уверение о том, что они осознали глупость своего поступка и «недопустимость варварского рукоприкладства», сменила гнев на милость. Девушка отложила «Пророк» и все же отчитала их, но далеко не так строго, как рисовала это себе ещё в первый день, когда узнала о затеянной ими драке. Они притащили ей целый ворох сладостей из «Сладкого королевства», что заставило её вновь загрустить, потому что она не видела свежего воздуха вот уже месяц, за исключением ветра, который пробирался в комнату, когда было распахнуто окно. Стоя утром в душе, Гермиона осмелилась провести пальцами по шрамам и понять, что они болели лишь как плотные синяки, но точно не так, как прежде. Та вещь, которую провернул Малфой с её организмом, оказалась удивительной. Девушка была уверена, что смогла бы даже пробежать небольшой кросс, не то чтобы дойти самой до кровати. — Просто превосходно! — просияла Помфри, взбалтывая бутылёк с её кровью, которую она добавила в несколько видов зелья. Прозвучал тот самый скрип двери. Гермиона скосила взгляд и увидела, как Драко вошёл в комнату. Второй день. Она не думала, что парень появится так рано, точно зная, что ей не угрожает смерть с минуты на минуту. — Мистер Малфой, вам повезло, что осмотр уже закончен. Следовало бы стучаться, — целительница тут же вернула лицу привычную строгость. Он ничего не ответил и лишь фыркнул, садясь на своё раздражающее кресло. — Я должна провести некоторые опыты, возможно, лаванда так повлияла на ваше состояние... — обратилась Помфри к Гермионе, всё ещё счастливо смотря на колбу. — Я добавила её в привычное зелье только лишь в надежде, что она поможет вам крепче спать, но вдруг... Послышался ещё один отчётливый фырк от Драко с другой половины палаты, и этого хватило, чтобы Грейнджер залилась краской, которая сильнее окрасила её кожу в приятный румянец, что уже второй день не сходил с лица. — Ладно, мисс Грейнджер, сейчас вам подадут завтрак, — Помфри повернулась к Драко. — Мистер Малфой, желаете... — Я сыт, — коротко ответил он. Женщина кивнула. Ещё раз улыбнувшись Гермионе, Помфри вышла. Грейнджер не знала, следует ли им поздороваться друг с другом или такие формальности уже были просто смешны с учетом всех событий. Гермиона смотрела на свои руки, не поднимая глаз, но Малфой, как обычно, не дал ей такого удовольствия — сделать вид, что всё в порядке. — Лаванда? — медленно задал он вопрос. — Серьёзно, Грейнджер, может, скажешь уже, наконец, Помфри причину твоего внезапного улучшения? — Уверена, ничего не случится, если она просто будет добавлять в зелье больше лаванды, — буркнула Гермиона и отвела взгляд, сделав вид, что её страшно интересует пейзаж за окном, который за всё это время девушка изучила до такой степени, что могла бы срисовать с памяти. — В зелье может быть цистерна лаванды, но это будет бесполезное варево, если с ним в комплекте не прилагается мой член, — резко ответил Драко, и она от шока повернулась, посмотрев ему в глаза. Он прищурился и сжал скулы. Раздражение. Эта эмоция читалась чётко, и Гермионе стало интересно, планирует ли Малфой изводить её вот так до конца? Возможно, это то, что придаёт ему сил, когда он понимает, что всё ещё не может от неё отделаться? В принципе, она была ему за это благодарна, потому что её неловкость сменилась колкой злостью. — Знаешь, Малфой, скоро всё закончится, можешь не переживать. Эта реплика заставила его сощуриться ещё больше, и Гермионе на минутку показалось, что он лишился привычного коктейля эмоций на лице и на полтона побледнел. — В смысле? — ровным голосом задал вопрос Малфой. — Врачи, которые всё это время исследовали меня и работали с моими анализами, передали зелье. Оно должно пройти экспертизу у профессора Снейпа, но Макгонагалл уже сказала, что оно даст мне время, и это освободит тебя от ежедневных визитов, — Гермиона сделала акцент на слове ежедневных, потому что им обоим было известно, что он приходил гораздо реже, чем следовало, но гораздо чаще, чем она того ожидала. — И затем... всё закончится. — Ты планируешь перерезать себе вены в этой тухлой ванне? — огрызнулся Драко. — Уверяю тебя, подожди ещё чуток, и за тебя это сделают стебли. Гермиона не понимала почему, но он снова злился. Кажется, любое её слово, любая реплика или заявление могли вывести его из себя. И это казалось странным, потому что она была уверена, что такие новости будут для него крайне радостными. Нечто коварное в Гермионе гладило её по голове и шептало придержать эту информацию и не говорить ему о зелье. Чтобы видеть его чаще. Но она слишком... слишком любила Драко, чтобы вот так привязывать к себе. И после той ночи лишь убедилась в этом. Так, будто цветов по её телу оказалось недостаточно, чтобы осознать всю силу чувств. Ей хотелось, чтобы он был счастлив, и отбирать у него это право собственноручно... Даже боль от ханахаки не казалась такой разрушительной. — Мне назначили операцию, — наконец произнесла Гермиона, смотря на поднос, который материализовался на её тумбе, как и все завтраки ранее. Овсяная каша, круассан, молоко, тыквенный сок, масло. И повисшая тишина, ничуть не добавляющая беседе вкуса. — Когда? — голос Драко внезапно стал пустым. Так, будто он и не ждал этого. — Через месяц, — девушка посмотрела на него, передавая информацию, которую рассказала ей директор вечером. — Ровно. Он удерживал взгляд ещё пару секунд, прежде чем подняться. — Потрясающе, Грейнджер. Думаю, ты и без моего присутствия отлично справляешься здесь. Хлопок двери, чувство злости и пустоты. Привычная атмосфера там, откуда он уходил. Гермиона зажмурилась, думая, увидит ли его теперь вообще до конца этого месяца. Чтобы успеть попрощаться. Хотя бы со своими чувствами.***
Прошла неделя. Гермиона знала, что он бывает здесь, но она его никогда не видела. Её состояние было слишком приемлемым для такой стадии заболевания, чтобы недельное отсутствие Малфоя проходило настолько легко, даже учитывая недавнюю близость. Гермиона спала гораздо лучше и была практически уверена, что Драко приходил ночью. Возможно, он не хотел с ней разговаривать. Возможно, она сошла с ума и выдавала желаемое за действительное, но продолжала привычно врать о том, что его график посещений не изменился. Вчера пришли лекарства, и девушка приняла первую дозу. Подсознательно она ожидала эффекта, похожего на касания Драко — лёгкие прохладные иголочки, замораживающие боль. Но здесь... он был больше похож на то, словно кто-то отключал её эмоции, нажав на рычаг, делал их практически неощутимыми. — Ну как? — задала вопрос Помфри, не скрывая надежды в голосе. — Нормально, — соврала Гермиона, но целительница была слишком увлечена облегчённым вздохом директора, чтобы это заметить. На самом деле, эффект напугал гриффиндорку больше, чем обрадовал. Это было похоже на демо-версию того, что её ждало всю оставшуюся жизнь. Конечно, Гермиона успокаивала себя тем, что зелье всего лишь подавляет чувства, и поэтому она может ощущать страх, а когда операция будет проведена, ей станет просто... всë равно. Но это было весьма сомнительное утешение. Когда Малфой появился в начале третьего во вторник, она почти что уронила своё домашнее задание по Истории магии. Если ощущение тоски по кому-то могло стать материальным, оно бы ударило её наотмашь — так сильно ей не хватало его. Он не сказал ни слова. Просто достал книгу и будто специально, чтобы она никогда не утолила свой интерес, загнул обложку. Была примерно тридцатая минута, когда Гермиона делала всё, чтобы оставаться сосредоточенной на ровных линиях, которыми должна была подчёркивать правильные ответы в пробном тесте. Девушка мысленно уверяла себя, что не нужно отмерять каждое своё действие, потому что Малфою нет до неë дела. Но мысли всё равно всегда брали верх. — Знаешь, это неправда, — внезапно заговорила Гермиона, подняв голову. Парень нехотя оторвался от чтива и поднял бровь. — То, что ты мне говорил о том случае на третьем курсе, — она провела пальцем по острию пера, чтобы выиграть себе секунду, и расплатилась за это кляксой на кончике. — У тебя была палочка, ты всегда её с собой носишь. И когда я тебя ударила, ты мог ответить магией, как сделал это в случае с Гарри и Роном. В волшебном мире нет гендерных привилегий в магической дуэли. Но ты этого не сделал, — её голос на удивление звучал уверенно и ровно, когда он смотрел на неё, не моргая, и, кажется, только сейчас Гермиона окончательно убедилась в правдивости своей теории. — Ты просто не хотел делать мне больно, и это не имело ничего общего с эгоизмом. Они сверлили друг друга взглядами около трёх секунд, прежде чем Драко закатил глаза, явно капитулируя, хоть и не собирался это признавать. У Гермионы были неопровержимые аргументы. — И тебе этого хватило, чтоб записать меня в прекрасные принцы? — спросил Драко с издевкой, но с гораздо меньшей, чем она ожидала. Гермиона улыбнулась сама себе и опустила глаза, решив оставить вопрос риторическим. Линии правильных ответов на пергаменте стали ещё ровнее.***
— Нет, — если бы слово могло иметь острые края, это его «нет» разрезало бы глотку всем присутствующим даже без усилий. — Что? — услышал он опешивший возглас Забини, но Драко был к нему готов. — Мистер Малфой... — Макгонагалл явно набрала в грудь побольше воздуха для речи, но зря. — Это разве не должно быть в ваших интересах? — развернулся он к ней и почувствовал, что его злость вот-вот станет физическим объектом в комнате — настолько материально ощущалась. — Разве не вы выдвигали мне свои условия месяц назад? — Это так, но ситуация изменилась, — директор сделала явный акцент на своём ответе, на секунду переводя глаза на Блейза. — Мистер Забини, не желаете подождать в коридоре? — вклинился в разговор Снейп, доселе сидя в кресле учителя, подобно королю подземелий. Блейз перехватил взгляд Драко и пристально посмотрел на него в стиле ты-видать-рехнулся-мужик, а затем вышел за дверь. Как только хлопок древесины оповестил о том, что в кабинете Зелий они остались втроём, Снейп наложил на стены Оглохни, и Минерва безмолвно его поблагодарила. — У мисс Грейнджер есть лекарства, она спокойно перенесëт время вашего отсутствия, — наконец женщина могла говорить открыто. — И также в интересах школы иметь в воспитанниках профессионального игрока в квиддич, разве вы не этого хотели? Сборы в Болгарии — отличный шанс показать себя и зарекомендовать Хогвартс на международной арене, а это не... — Это равноценный обмен на жизнь вашей любимицы? — Драко не знал, откуда в его голосе столько яда, но удивлялся, как старушечья кожа до сих пор не разлезлась от этого концентрата. Ему предлагают избавиться от Грейнджер и уехать. Две недели сборов. Игры. Воздух. Полёты. Он мечтал об этом с десяти, и вот его отобрали. Тогда какого чёрта, Драко? — Как я уже сказала, совершенно нет надобности выбирать, — с каждой секундой голос директора становился прохладнее. — Не глупите, мистер Малфой. Отправление завтра, и вы должны быть в экспрессе. Я даже не верю, что мы обсуждаем такое, — оборвал это Северус и вновь зашёл за стол. Драко взял сумку и, миновав двух профессоров, вылетел из кабинета. Забини вздрогнул, отталкиваясь от стенки подземелья. — Какого чёрта? — догнал его мулат, когда они стали подниматься по ступенькам. — Ты же... — Слушай, я знаю, ясно тебе? — огрызнулся Драко. — Я не могу поехать из-за... — Да-да, из-за несуществующего проекта Снейпа, я помню, — издевательски перебил его Блейз. — Но что может быть важнее сборов в Болгарии? Мы говорили об этом... со скольки? С тринадцати? — С десяти, — на автомате поправил его Драко, наконец немного сбавляя ход, будто Блейз забирал часть его злости и сублимировал её во что-то более приемлемое. Как обычно. — Чувак, ты должен поехать. Твоя мама мечтает об этом, — Забини выдвинул аргумент, против которого невозможно было играть. Нарцисса обожала идею, что Драко станет профессиональным игроком в квиддич. Сама она никогда не питала к этой игре тёплых чувств, но видела, насколько ей горел сын, а в его жизни и так было слишком мало «хочу» и слишком много «должен». Люциус всегда махал на эти мечты рукой, говоря о его блестящей карьере банкира, которая должна была состояться. Теперь голоса мёртвых больше не учитывались, но он всё так же не мог позволить себе то, чего на самом деле хотел. Эта чёртова удавка на его шее каким-то образом научилась менять хозяина. Менялись методы, результат оставался стабильным. Две недели. До её операции три. Он успеет вернуться. Он успеет... что? Это было так глупо, Малфой даже не знал, ради чего упирался. Очевидно, он больше не нужен Грейнджер так, как предполагал. Это больно резануло по нему, и уже тогда эта боль оказалась чем-то неестественным, потому что это должно было быть облегчение. Но теперь он просто... растерялся. Через три недели она перестанет его любить, и всё вернётся на круги своя. Драко снова получит свою жизнь обратно, без этих ночей в обществе сонной умирающей девочки, которая переставала хмуриться, как только он брал её за руку. Без рассветов, которые парень наблюдал, возвращаясь из больничного крыла, потому что знал, что она вот-вот проснётся. Без дней, когда он слишком скучал по её мимике и цвету глаз, поэтому появлялся днём. Драко убеждал себя, что делает это из благодарности. Это уже было достаточно противно, но не так, как то, что парень пытался замаскировать. Он ведь должен быть ей благодарен, да? Если бы не она, Поттер никогда бы не справился с тем, с чем ему удалось справиться. Чёртов талисман Избранного мальчика отдал ему все свои силы и теперь вял на глазах. Господи. — Знаю, — буркнул Малфой, заходя в Большой зал и надеясь, что шум заставит его мысли замолчать. — Драко, что бы там ни было... оно не может тягаться с мечтой восьмилетней давности, — произнёс Блейз и переключил внимание на Гринграсс, вовремя отступив. Она не может. Она не должна была вообще начинать тягаться. Всего две недели. У него ещё будет неделя, чтобы... Чтобы отпустить свою совесть.***
— Тихо, тихо, мисс... Гермиона, Мерлин, ну же, выпейте, — Мариэлла вместе с Помфри суетились вокруг гриффиндорки. Она была уверена, что вывихнула лодыжку, упав. Десять дней. Невероятно длинных дней. И в ней совершенно не осталось сил. И места на коже, кажется, тоже. Прошло десять дней с того момента, когда Макгонагалл вошла в больничное крыло и с сияющим лицом сообщила, что Драко больше не будет приходить, потому что Хогвартс-экспресс унёс его навстречу карьере на сборы в другую страну. Другая страна. Он ещё никогда не был так далеко. Минерва была уверена, что осчастливит Гермиону, но организм девушки как будто являлся родственником близнецов Уизли: подслушал их разговор и начал распадаться. Зелья глушили боль на какую-то смехотворную часть, отключая её органы чувств, но она понятия не имела, почему это больше не работало. Гермиона не знала, имеет ли значение расстояние, на котором от неё находился Драко, и стало ли бы ей еще хуже, если бы он перенёсся на другой континент, но того эффекта агонии, который она испытывала сейчас, вполне хватало, чтобы не желать узнать. Целительницы использовали магию и переместили девушку на кровать, но лежать было невыносимо. Она притянула колени к животу, увидев, что её руки полностью покрылись цветами. Слёзы текли из глаз (абсолютно физическая реакция, ничего личного), подпитывая каждый стебель. Ей ещё никогда не было так паскудно. — Мисс Грейнджер? — послышался голос Макгонагалл. Откуда она здесь? Чёрт, Гермионе не хотелось признавать, но из-за боли она становилась абсолютно дезориентированной. — Она выпила зелье, Поппи? Гермиона? — директор склонилась к ней, а Грейнджер даже была не в состоянии открыть глаза. Ей казалось, что ещё хотя бы один джоуль потраченной энергии, и она развалится. — Мы перенесём операцию, ладно? — её тёплая рука гладила ученицу по волосам, а голос звучал почти панически. — Доктора прибудут как только смогут. Скоро это закончится. Ещё неделю назад Гермиона радовалась тому, что у неё есть время. Почти месяц на то, чтобы чувствовать. Сейчас... Гермиона была уверена, что просто не доживет. Ей хватило сил только кивнуть и надеяться, что на утро станет легче.***
Драко надел куртку и движением руки поправил укладку, посмотрев в зеркало. — Да нет, серьёзно, оставайся! — хлопнул его по плечу Фара. — Завтра все разъедемся по домам, ты разве не хочешь отпраздновать? — У меня есть некоторые дела в школе, я же говорил, — улыбнулся Драко, поглядывая на часы. Он договорился о порт-ключе в Хогсмид. Прошло тринадцать дней, и уже завтра вечером должен прийти поезд и забрать всех по своим школам. Из всего заезда в двадцать человек отобрали троих, и он с Фарой были одними из счастливчиков. Сегодня должна состояться вечеринка в их честь, но... Но. — У тебя там что, девчонка? — подмигнул его новый знакомый с востока. — Что-то вроде того, — усмехнулся Малфой. — Мне правда нужно идти. — Ла-адно, — протянул Фара, давая ему пять, прощаясь. — Я передам всем, что ты очень хотел остаться, но не смог, и был счастлив со всеми ними познакомиться. — Если ты так передашь, они никогда не поверят, что это я тебя попросил. Фара залился смехом, указав пальцем на слизеринца. — И то верно. Будешь в наших краях, пиши, может, погоняем ещё в одной команде. — Замётано, — они стукнулись кулаками, и Малфой вышел на улицу, чувствуя на щеках первый мороз. Его порт-ключом была плетёная корзинка, которая находилась на отшибе их базы и за которую отвечал их тренер. Драко поправил сумку на плече и поднялся вверх, видя, как усатый мужчина улыбается. — Ну что, домой? — хохотнул тот, поправляя пояс. — Вроде того, — лениво проговорил Малфой, чувствуя, как ветер треплет его прическу. — Ты отлично показал себя. Теперь летом увидимся. Мать может тобой гордиться, ты знаешь? — Кингл был старым знакомым Нарциссы, но Драко об этом узнал только вчерашним вечером, после того как судьи объявили о своём решении. — Я надеюсь. Малфой ненавидел, когда посторонние говорили с ним о матери. Это было что-то вроде святого для него, и ему казалось, что, разговаривая о Нарциссе, все то и делают, что изучают его лицо, чтобы выявить эмоции. Те, что он всегда старательно оберегал от людских глаз. — Так, не стоит мешкать, — вдруг засуетился мужчина, явно ощутив холодок от парня после упоминания его матери. Но это он ещё не видел холодка, в следующий раз стоило завести речь об отце. — Через пятьдесят секунд. Готов? — Как всегда, — ответил Драко и задержал дыхание, коснувшись колючей поверхности корзины. Резкий пинок в живот, смазанное лицо тренера и в следующую секунду окрестности деревни и группка пуффендуйцев, выбегающих из «Трёх метел». Драко размял шею и сделал то же самое с ногами, чувствуя крепатуру, которая не проходила ни одного дня в спортивном лагере, потому что нагрузки только увеличивались перед финальными пробами. Вчера он написал Блейзу, так что совсем не удивился, когда тот встретил его у ворот школы, на которых уже лежал первый снег. Малфой засмеялся, когда Забини обнял его и хлопнул ладонью по спине. — Да? — Да, — ещё шире улыбнулся Драко, зная, о чём спрашивал лучший друг. — Да! — заорал мулат. — Мать твою, бесплатные билеты и цыпочки, которые ошиваются в первых рядах, я не зря с тобой подружился, клянусь! — Ты неисправим, — покачал головой Малфой и только сейчас понял, насколько он перестал чувствовать себя не в своей тарелке, оказавшись на территории школы в обществе итальянца. Они подошли ближе к Хогвартсу, и он уже приоткрыл рот, чтобы о чём-то спросить, но заметил толпу людей у главного фойе. — Мы так-то ждали тебя только послезавтра утром, вас разве не должен был... — Что за сборище? — перебил его Драко, кивнув в сторону толпы. — Что? А, это, — Блейз махнул рукой, — Грейнджер. Одно слово, и Драко остановился, заставив Забини налететь на него. — Что с ней? — наверное, его рациональной версии следовало бы лучше скрыть тревогу в голосе, но рациональная часть давно перестала главенствовать. — А, да приехали лечить от драконьей оспы или чем там эта грязнок... Малфой? Холодный воздух обжёг горло, когда он сорвался с места. Несколько студентов отлетели к стене, как только Драко оттолкнул их от двери. Пролёт, ещё пролёт... Толпы поджигали в нём новые и новые канистры с адреналином, который питался страхом, чистым ужасом. Больничное крыло было переполнено людьми в тех самых мантиях, цвет которых он ненавидел больше всего. — Мистер Мал... — Макгонагалл заметила его, как только он ворвался в помещение, где-то посеяв по дороге сумку. — Где она? — потребовал ответа слизеринец, не видя двери в её комнату из-за толпы. Крик, который раздался откуда-то слева, явно за стеной, оглушил его, и Драко побледнел, дёрнувшись. Но Минерва остановила слизеринца за плечо. — Вам туда нельзя, Драко, это естественная реакция. Данный процесс довольно болезненный, поэтому... — в голосе директора слышалась горечь, но ему было плевать на её чувства. — Какой процесс? — почти кричал Драко, привлекая внимание всех вокруг. — Её готовят к операции, и нужно удалить новые ростки, которые могут помешать проведению... — Какой операции? — Малфой прерывал профессора очередной раз, но была бы его воля, он бы потряс Макгонагалл за плечи, если это бы гарантировало быстрое получение ответов. — Вы сказали, что через месяц. До назначенного времени ещё неделя. — Мисс Грейнджер стало хуже, поэтому мы решили перенести дату. Пожалуйста, соблюдайте... Вся её последующая речь не имела никакого смысла. Туман затопил его разум, потому что это было тем, о чём он думал. Завтра она проснётся абсолютной пустышкой. Без чувств. Без страха. Без боли. Без печали. Без эмоций. С миллионом этих «без», которые не делают её собой. Без сотен грейнджерских штучек, которые позволяли ей анализировать его на протяжении стольких лет, находя новые грани хорошего в нём и влюбляясь в него ещё больше. Без её глупого желания так раздражающе вздёргивать руку выше, чтобы быть исключительной. Без её заботы о двух простофилях. Без огонька в глазах. Без его любимых цветов по её телу. Драко даже не знал, где его палочка. Возможно, она вообще осталась в сумке, которая соскользнула от удара о какого-то студента, который стоял у него на пути. Стихийный взрыв магии оторвал двери, и они повисли на одной петле. — Что за?.. — целитель не договорил, когда был откинут к стене физически. — Не прикасайся к ней, мать твою, не трогай её, — прорычал Драко, но вряд ли его кто-то слышал из-за криков гриффиндорки. Медсестра, которая держала руки девушки, отскочила к окну от неожиданности, и Гермиона перекатилась, едва не упав на пол. — Грейнджер, — Малфой выдохнул, поймав девушку, но судя по тому, как она стонала от боли, вряд ли положение на весу облегчило бы ей участь, поэтому Драко инстинктивно опустился с ней на пол. Тот её вид, который шокировал его, когда он впервые пришел к ней ночью, не шёл ни в какое сравнение с тем, как Гермиона выглядела сейчас. Цветы покрывали практически каждый участок кожи гриффиндорки, все бутоны распустились, показывая нежные розовые лепестки, и выглядели такими сильными, что не оставалось сомнений в том, чем они питаются. В ней почти не осталось сил и крови. Драко случайно сломал один цветок, перехватывая её удобнее, и из стебля полилась кровь. Её кожа была холодной и бледной настолько, что если бы не слабое дыхание и крики, которые сменились болезненными стонами при его касании, он бы поверил, что она мертва. — Мистер Малфой, ей нужна помощь! Вы её убьёте! Отойдите сейчас же! — кричала Макгонагалл, потому что врачи не имели никакой власти над учеником школы и не могли применить к нему магию или, тем более, договориться с ним на его языке. Гермиона вздохнула, как будто подтверждала слова любимого профессора, хотя было совершенно очевидно, что вряд ли она их слышала. Девушка умирала. Чёрт возьми, она выглядела так, будто уже умерла. Драко не было тринадцать дней. Эти тринадцать дней могли стоить ей жизни. — Мистер Малфой, — рука Минервы легла на его плечо, пытаясь оттянуть, но он яростно сбросил её ладонь. — Нет, нет, нет, Грейнджер, — голос Драко дрожал, когда она открыла глаза. Всё такие же карие, как он запомнил. Было такое чувство, будто только месяц назад Малфой вообще увидел их впервые. Всё такие же живые и отображающие эмоции. Самые кошмарные эмоции, но это доказывало, что она ещё здесь. — Нет, Грейнджер, я тоже, слышишь? — он легко встряхнул девушку, когда её веки закрылись, а голова стала тяжелее, как будто последние остатки сил испарились из тела гриффиндорки. — Я тоже люблю, слышишь? Грейнджер! Чьи-то сильные руки оттянули Драко, и он услышал свой крик. Магия одного из целителей удержала Гермиону от удара о кафель, когда кто-то стал удерживать его сзади. Они переговаривались о чём-то на... японском? Какой это был язык? Но даже знания языка не потребовалось, чтобы услышать панику, а Макгонагалл, которая прислонилась к стене, прикрывая ладонью сморщенный рот, была самой красноречивой картиной. Нет. Искренние чувства. Это словосочетание поселилось в его голове, когда он велел матери прислать ему все экземпляры книг из библиотеки Мэнора около месяца назад, которые касались темы самых редких болезней. Искренние чувства — единственное спасение. Драко мог молоть языком сколько угодно, но если это было не правдой, это убило бы Гермиону в ту же секунду. Искренние, сука, чувства. Драко никогда не планировал произносить этих слов. По его мнению, он даже забыл, как это делается, будто язык стёр эту мышечную память, которая подсказывала строение для подобных звуков, но они вылетели из рта Малфоя без единого сомнения. Внезапно он замер, перестав вырываться, потому что увидел, как замерли все врачи, из палочек которых вырывались всё новые и новые линии, показывающие магическое воздействие, и те растаяли в воздухе, перестав получать импульсы. Женщина со стянутыми в пучок блестящими чёрными волосами немного сместилась, и Драко увидел, как Гермиону окутывают... змеи? Еще полшага иностранной целительницы, и стало ясно, что это зелёные стебли движутся вокруг тела гриффиндорки, постепенно... растворяясь. Хватка на его плечах ослабла, и он понял, что это был Снейп. Малфой скинул с себя чужие руки и двинулся к её койке. — Грейнджер, — проговорил он таким сиплым голосом, будто рыдал многие часы подряд. Это были изменения, коих он никогда не видел. По скорости они напоминали Оборотное зелье, действие которого по времени подходит к концу. Щеки Гермионы полнели, возвращая себе румянец, кисти перестали быть похожими на скелет, обтянутый кожей, каждый цветок, который, казалось, въелся в её мышцы навсегда, исчезал, отдавая сосудам кровь. Драко коснулся лица Гермионы. Все стояли, совершенно ошарашенные. Ему хотелось закрыть её от всех и ещё раз использовать подобный трюк с выбрасыванием людей за двери, но, видно, он использовал все свои силы для разрушения чар на комнате. Или на то, чтобы произнести те три слова. — Я люблю тебя, — повторил Драко еле слышно, взяв её ладонь в руку и надеясь, что это произойдёт быстрее. Когда последний цветок растворился на ключице девушки, она открыла глаза, глубоко вдохнув. Гермиона ошибалась насчёт него. Он и эгоизм всегда шли рука об руку. И те слова... они просто не могли быть недостаточно искренними. Драко мог сколько угодно уговаривать себя в ценности человеческой жизни или пытаться перечислить себе её положительные стороны, как месяц назад пыталась сделать Макгонагалл, уговаривая его присмотреться к девушке. Даже вспоминать об этом было смешно. Но это всё не работало. Его никогда не заботили жизни других людей. По сути, ничьи, кроме своей. И то, что он сказал ей... не было шансов, чтобы признание оказалось лживым. Драко сделал это не потому, что он хотел сохранить ей жизнь. А потому, что он хотел оставить её себе.***
Гермиона поморщилась от резкого света. Ей захотелось перевернуться на другой бок и уснуть. Спина затекла от долгого лежания в одной позе, и этот фонарик практически выжег её сетчатку своим раздражающим свечением, несмотря на то, что она ещё даже не открыла глаза. — Давай, просыпайся, — услышала Гермиона успокаивающий голос Помфри, и спустя ещё три секунды мигающего белого света ей пришлось подчиниться. Девушка недовольно простонала, открыв на миг веки и прикрыв рукой лицо. — Отлично, она реагирует на свет, и все показатели в норме, — сказала целительница кому-то сбоку. Гермиона заморгала и увидела возле себя Помфри вместе с тремя другими врачами в соответствующих мантиях и уже знакомую женщину-переводчика, которая в данный момент нашёптывала что-то упитанному мужчине с формуляром в руке и со слишком смуглой кожей, чтобы быть урождённым англичанином. Её взор зацепился за то самое кресло, но она не могла видеть, сидел ли на нём кто-то, потому что народу у кровати оказалось слишком много. Все перешёптывались и вносили какие-то записи, практически не обращая на неё внимания. — Воды, дорогая? — спросила Помфри со стаканом в руке. — Да, пожалуйста, — прохрипела Гермиона и попыталась понять, что помнит последним. Это было похоже на воспоминания из фильмов об огромных пьянках, когда главный герой сидит в близком кадре, а перед зрителем проносятся пятисекундные отрывки прошлой ночи. Она помнила дикую боль. Просто адскую. Кровь. Она была повсюду. Лепестки, бутоны, целые соцветия врезались в её кожу. Ей приходилось выплёвывать их, и уже казалось, что даже не хватит принять ванную из антисептических отваров, чтобы помочь всем ранам на теле. Гермиона глянула на свою кожу и в благоговении провела по ней рукой. Абсолютно гладкая. Три целителя кивнули ей головой и вышли ещё до того момента, пока она сообразила им ответить. Её глаза тут же сместились левее, чтобы посмотреть на кресло. Драко сидел в напряжённой позе, уперев локти в колени. Он пристально смотрел на неё, и она не помнила ничего с его участием за последнее время. Только сны, которые, казалось, и не дали ей умереть. Но Гермиона знала, что должно было произойти. — Сейчас доктор Кимура даст последние наставления, и затем я велю подать тебе завтрак, ладно? Придётся потерпеть, — пролепетала Помфри. — Им уже пора отбывать, так что нужно сделать это быстрее. — Ладно, — ответила Гермиона, всё ещё находясь где-то на границе сна. Помфри унесла стакан воды, и гриффиндорка увидела в проёме, как та подошла к Мариэлле, которая сунула ей в руку какой-то клочок пергамента с печатью. Женщина-целитель стала что-то быстро лепетать на японском, и Гермиона пыталась вежливо вслушиваться в речь. Её мозг будто выдал облегчённый вздох, когда заговорила переводчица. — Доктор Кимура хотела вам напомнить, что ещё неделю следует принимать настойку на всякий случай, — девушка показала ладонью в сторону тумбы, где стояли флаконы с уже знакомым ей лекарством. — Ваша болезнь отступила, но, как известно, цветы еще находятся возле вашего сердца, вот здесь, — Кимура подошла и двумя пальцами нажала на область немного ниже груди, — но они не должны причинять неудобств, если между вами и объектом, который стал причиной, будет достаточно близости, и вы не будете расставаться на долгое время. Точных цифр назвать сложно, но в крайнем случае это может быть похоже на затяжную простуду. Эти симптомы должны легко сниматься присутствием второго человека. Грейнджер послушно кивала, мотая на ус информацию и надеясь, что она обретёт смысл, как только девушка полностью вынырнет из сна. — Тогда на этом всё. Доктор Кимура желает вам долгих лет жизни. — Поблагодарите её за меня, — попросила Гермиона с улыбкой. Целитель улыбнулась в ответ, поняв всё без перевода, и уже через секунду схватила свою сумку со странным орнаментом и грациозно вышла из комнаты. В коридоре ещё слышался шум, так как дверь оставалась открытой, но в миг она мягко захлопнулась, будто по велению чьей-то магии. Гермиона медленно перевела взгляд на Драко, который так и сидел в одной позе, не сводя с неё глаз. — Как твой отбор? — несмело спросила она первое, что пришло ей в голову. На секунду брови Драко подскочили вверх, а потом он засмеялся, устало качая головой. — Они ввели тебя в трёхдневную кому, чтобы восстановить организм и убедиться в том, что не осталось ни одного внутреннего повреждения, которое было бы чревато рецидивом, а ты спрашиваешь про квиддич? Гермиона молчала, переваривая информацию и всё ещё пытаясь натолкнуться на обрывки собственных воспоминаний. Драко, видимо, принял это за настырное ожидание ответа. — Я прошёл, можешь поздравлять, но не слишком бурно, потому что это было ожидаемо. Теперь наступила её очередь качать головой и улыбаться. Типичный Драко. Но потом всё же его предыдущие слова пробудили в ней тревогу, и девушка нахмурилась. — Погоди, три дня? Я была в коме три дня? — это оказалось даже забавно, что её больше испугал срок, чем слово «кома». — Мерлин, Гарри с Роном наверняка... — Гермиона попыталась найти край одеяла, чтобы... что? Выбежать в коридор в их поисках? — Грейнджер, им сказали, что ты в порядке, уймись, — закатил глаза Драко. — Хотя эта информация не сильно успокоила рыжего, учитывая, что ему не позволили убедиться лично... — Их не пускают ко мне? — перебила его девушка. — Никого не пускают, — подчёркнуто ответил Малфой, а потом добавил, увидев её взгляд. — Да, кроме меня. И это добавило красок в день, когда об этом узнали твои двое, — самодовольно усмехнулся Драко, откинувшись в кресле, и его настроение за долю мгновения подскочило вверх. — Мне нужно сказать Помфри, чтоб она... Гермиона наконец оттолкнула ногами одеяло и поблагодарила целителей, что те не оставили её в той накидке, которую дали ей на время операции, и сменили на типичную больничную рубаху, ткань которой тоже, впрочем, не отличалась особой плотностью, но это было явно лучше, чем предыдущий вариант. — Тебя сегодня выпишут, недолго им придётся томиться без своей мамочки. Твои анализы в порядке. Ты абсолютно здорова, — Драко произнёс это, и его тон изменился. Вдруг слизеринец стал звучать так, будто повторял себе эти слова вот уже некоторое время, будто ему нужно было их озвучивать, чтобы не потерять чувство их реальности. Гермиона знала, что с ней всё в порядке. Знала, что здорова, учитывая тот факт, с какой лёгкостью она села на кровати, не говоря уже о том, что её лёгкие больше не сдавливал спазм при каждом вдохе. — Ты спас меня, — сказала девушка, смотря ему в глаза, и хоть интонация не была вопросительной, ей хотелось услышать ответ. — Я бы мог сказать, что на моём месте так поступил бы каждый, но ты сама знаешь, что большинство из них тебя бы лично придушили, чтоб наконец перепрыгнуть в рейтинговой таблице экзаменов, — Драко звучал буднично, но она хорошо слышала напряжение в связках парня, которое он пытался скрыть. В её голове снова и снова вертелись абзацы из разных книг. Они были похожи, как одна — пояснение того, как она могла выздороветь. И оно было только одно. Никаких окольных путей. Секундные отрывки суетились в её висках, но ничего конкретного. Гермиона помнила боль, будто кто-то засовывал раскалённые кинжалы в каждую из вен одновременно, руки целителя на запястьях, свои сорванные связки. Потом был шум, какой-то взрыв. Гермиона помнила прикосновение Драко, которое показалось предсмертной агонией, потому что ей на миг стало чуточку легче, когда её тело выдернули из больничной кушетки. А потом только темнота. — Я думала... — Гермиона замялась, привычно прикусив щеку, — что ты ненавидишь меня. — Я тоже так думал, — Драко огрызнулся довольно внезапно. Гермиона приоткрыла рот, не зная, как реагировать. Они были похожи на двух львят, запертых в одной клетке, которые были натасканы, чтобы сражаться, но всё ещё не могли причинить друг другу существенный вред. Впервые. — Что здесь произошло? — наверное, это было лучшим решением — спросить всё у первоисточника, несмотря на то, что она понятия не имела, куда может привести этот разговор и сколько у них времени, судя по шуму за дверью. — Кто-то ещё узнал о том, что?.. — Вся школа, — коротко ответил Драко, наблюдая за ней. Её брови подскочили, когда она встала и решила направиться к окну, но ответ выбил Гермиону из колеи, заставив замереть на полпути. — Всё было довольно шумно, когда тебе начали делать операцию, знаешь, — она не понимала почему, но его голос становился злее с каждой секундой. — Почему ты мне не написала, Грейнджер? Почему не сказала, что тебе стало хуже? — Помфри сказала, что твоё присутствие мне уже не поможет, болезнь зашла слишком... — Да ты могла проснуться чёртовым овощем, Грейнджер, если бы не чудесное стечение обстоятельств! — крикнул Драко, вскочив на ноги. Казалось, слизеринец сдерживал этот крик всё время. Она почувствовала едва заметную вибрацию воздуха, когда он при помощи беспалочковой магии применил заклинание на дверь, делая их разговор приватным. — Я должен был вернуться на день позже, было бы уже поздно! Да ты могла просто умереть на этой грёбаной кушетке! — Но ты знал изначально, что так будет! Мы понимали, что твоё присутствие всего лишь оттягивает неизбежное! — повысила тон Гермиона. — Ты ни разу не показал мне, что я могу... — её голос сорвался. Видимо, после трехдневной комы скандал был не лучшим решением для горла. — Что я могу обратиться к тебе за помощью или... Выражение лица Драко смягчилось так быстро, что она пожалела о том, что ей пришлось отвести глаза. Девушка сглотнула, чтобы убрать влагу с глаз. Пока что Гермиона просто не понимала до конца, из чего ей удалось выкарабкаться, но шок пройдёт, и осознание больно ударит по нервной системе. — Грейнджер, — мягко позвал её Драко, садясь обратно на кресло. Гермиона повернулась, втянув носом воздух. — Ты слышала, что говорила врач о близости? — усмехнулся он и хлопнул себя по колену ладонью. — Не нужно нарушать предписания целителя, пока ты всё ещё не набралась сил. Гермиона таращилась на него и в каком-то роде была благодарна за это, потому что удивление быстро высушило подступившие слёзы. — Иди сюда, — он протянул руку и, ухватив её за кисть, усадил к себе на колени, положив руку на бедро. Больше не было того блаженного чувства прохлады на ранах от его касаний, но появилось другое. Что-то не менее приятное, но более тёплое, воздушное. Такое, о котором она не могла подумать раньше. — До Скитер дошли слухи, — сказал Драко, нахмурившись. — Она начнёт копать и раскопает, если ей это будет нужно. Я дам ей взятку такой величины, чтобы это заткнуло её, если ты хочешь. Он дотронулся до одного из локонов Гермионы, и только сейчас ей пришло в голову вообще посмотреться в зеркало. Скорее всего, у неё на голове был сущий кошмар. — Что? Какие слухи? Макгонагалл же... — Гермиона поёрзала, и Драко сильнее прижал её к себе. — Не те слухи, но она раскопает о ханахаки, я же сказал. Скитер вынюхала обо мне и о тебе. Это было легко, учитывая осведомлённость школы, — пожал плечами парень. — Н-но я... — Гермиона всё ещё испытывала трудности в подбирании слов. Чёрт возьми, ей нужно было восстановить воспоминания. — Ты... — Спас тебя, да, ты уже говорила. Не хочешь поблагодарить, кстати? — Драко игриво наклонил голову, и она поразилась тому, как быстро его настроение сменило векторы. — Спасибо тебе, — не задумываясь, выпалила Грейнджер, но он забавно сморщил нос. — Не так, — протянул Драко и прочертил полоску своим подбородком по её шее. Гермиона автоматически сжала его плечо и по привычке хотела одёрнуть руку, но он прижался ближе, поощряя этот жест. Это тепло просачивалось сквозь поры на её кончиках пальцев, достигая лица, делая его ещё более румяным. — Скажи мне, — попросил Драко и поцеловал девушку чуть выше ключицы, отогнув край рубашки. — Что сказать? Гермиона запрокинула голову, закрыв глаза и, наверное, сказала бы всё, что угодно. С ханахаки или без, она никогда бы не смогла противиться его прикосновениям. Наивно полагать, что именно анатомия была всему виной. — То, что ты мне говорила раньше. Во время секса. То, о чём думала с третьего курса, — принялся перечислять Малфой, и при упоминании о третьем курсе его глаза довольно заблестели. — То, что привело тебя к неизлечимой болезни. Скажи мне, Грейнджер. Он опустил подбородок девушки и прижался своим лбом к её, потираясь носом. Парень выглядел совершенно иначе. Как Малфой, с привычными его интонациями и акцентами в речи, но ещё так, будто успел за эти пару дней пройти настоящий ад. — Я люблю тебя, — сказать это было легко, особенно во второй раз. В первый её заставили переполняющие чувства и сюрреалистичность происходящего. Теперь же было смешно от этого бежать, особенно, когда он и сам обо всём знал. Малфой скользнул ладонью по её скуле, немного отодвигая девушку, чтобы посмотреть ей в глаза. Она не удержалась и мельком опустила взгляд на его губы, правый уголок которых тут же потянулся вверх, как только Драко заметил это. — Я тоже тебя люблю, — ответил он. Гермиона вздохнула, потому что почувствовала похожее ощущение, когда её тело наполнялось кислородом. И что-то подсказало, что она слышала это от него раньше. Много раз. Что-то между теми вспышками агонии, а потом, когда лежала без сознания. Словно молекулы в её крови всё равно помнили. В сердце Гермионы по-прежнему находились цветы, которые нуждались в этих его словах, поэтому отклик был моментальным. Мысли девушки до сих пор существовали беспорядочным месивом, и, наверное, ей ещё долго нужно будет отходить от происходящего в последние месяцы и, наконец, понять, что она больше не умирает. Самое смешное было то, что все эти аспекты блекли по сравнению с переплетением звуков в манере Драко говорить, растягивая гласные, которые всё ещё отдавались эхом в её капиллярах. Малфой наклонил голову Гермионы, целуя, и именно в этот момент стало ясно, как чувствуется время, когда долгие годы рисованных историй в голове превращаются в реальность — словно каждая секунда заряжена электричеством, и когда он обнимает так, будто у вас впереди не годы, а только пара минут в запасе.