Красное солнце сгорает дотла

«Она была — живой костер Из снега и вина. Кто раз взглянул в желанный взор, Тот знает, кто она.» (А.Блок)

      В груди стыл холод, беспредельный ужас циркулировал по венам. Мальчик бежал, спотыкаясь о корни вековых деревьев, и, задыхаясь, боялся. Ветви били его по рукам и ногам, хватали, будто мохнатые лапы чудовищ, специально мешая пройти, замедляли его, чтобы погубить. Они норовили хлестнуть его по лицу, попасть по глазам, лишить зрения, чтобы он не смог разобрать дороги. Но он и так почти ни черта не видел в этом кромешном мраке. Мальчишка не видел, что или кто преследовало его, но чувствовал и слышал, как это что-то приближалось километровыми шагами, дышало смердящим, леденящим дыханием в спину, разгоняя по затылку рой мурашек, и от этого страх ребёнка становился ещё безумнее. Он разрастался липким и склизким ужасом у него внутри, цепляясь за органы и больше за сердце.       Его единственная надежда — виднеющийся вдали огонёк. Он манил его беспрестанно столько дней, недель, месяцев или лет денно и нощно, звал к себе, кажется, всю его жизнь. А теперь, когда мальчишка готов к нему идти, его по пятам преследовали его собственные подкроватные монстры, и рядом не было ни отца, ни брата — никого, способного разогнать эти кошмары.       Он, кажется, бежал вечность и ещё половину, когда, наконец, вышел на незнакомую поляну. И замер с затаённым дыханием, напрочь забыв о монстрах и страхе. Цветок, горячий, яркий, явственно напоминавший мерцающий дневной диск в небе, приковал его взгляд. Красное солнце сгорало яркими горячими всполохами почти дотла прямо у него на глазах — так полыхал его пожар. Оно тянуло свои огненные щупальца навстречу, завораживало, манило... притягивало. И маленький мальчик тоже протянул ему свои руки, касаясь доверительно — и щупальца лизали его ладони, легко кусали кожу, но не обжигали.       Его наконец догнали эти монстры. Мальчишка краем глаза видел вытянутые клыкастые морды с окровавленными пастями, кривыми рогами и свисающими лоскутами кожи. Но на поляне, в этом мягком огне ребёнок чувствовал себя комфортно; ужасы, преследовавшие его всё это время, отступали в страхе перед этим чудесным созданием, притягивающим всё ближе и ближе. Монстры сталкивались, словно о стену, и бились судорожно, шарахаясь из стороны в сторону, не могли ступить и шагу, чтобы полакомиться свежей плотью человеческого детёныша. И когда мальчика полностью скрыл кокон этих дружелюбных и тёплых щупалец, страхи ушли, тело онемело и расслабилось в огненных объятиях. Мальчик засыпал спокойно…       Но кошмар не закончился. Следующим мигом (а может, тоже спустя вечность) мальчик видел лес. Он ему не был знаком нисколько, в отличие от места до него, которое ему, казалось, на подкорке было известно. Всполохи солнца слепили глаза, запах костра ударил в нос, заставив взгляд слезиться, и мальчик поздно заметил вдалеке фигуру. Тяжёлые волосы разметались по ветру, широкая юбка раздувалась от спешного бега, она (это была именно она — девушка) постоянно оборачивалась назад. Мальчик не смог понять, напугана ли она или играет. А если напугана, то бежала от него или от его же монстров?..       Его к ней тянуло таким же неведомым притяжением, как ранее к огненному растению, но он почему-то не мог даже двинуться с места, и оттого страх становился ещё более явственным. Мальчишка тянул руки, но не мог достать — в его пальцы и небольшие ладони вдруг что-то вонзилось, рвало до крови, до мяса, до костей. И ему было так больно, так отчаянно одиноко, он зашёлся в рыданиях. Солнце слепило, он не мог разглядеть лица девушки или эмоций на нём, но мальчик просто чувствовал, а не видел или слышал, что она звала его — жарко, истошно, словно он был необходим необыкновенно, как и тот самый цветок. Точно, цветок… Куда же он делся?       Он словно падал с большой высоты и очнулся перед самым падением, так и не столкнувшись с землёй в считанных дюймах перед смертью. Тяжело дыша, задыхаясь от пережитого страха Фред подорвался с кровати с немым криком. Ужас всё ещё волновал душу изнутри, юноша чувствовал внутри осадок от кошмара, а ненадёжное ощущение безопасности и нужности цветку и неизвестной девушке ушли на второй план.       — Всё в порядке? — голос брата, раздавшийся буквально в футе от кровати, сначала испугал его, и Фред поглядел на юношу, зеркально на него похожего, с нескрытым ужасом. Джордж смотрел в ответ с небольшой тревогой, замерев над столом с деревянной ложкой наизготовку. Фред смотрел на него чуть дольше, и ощущение спокойствия и безопасности постепенно вернулось.       Он дома, здесь брат и никого, кто бы мог причинить им вред.       Юноша неровно выдохнул, соглашаясь со своими мыслями, сглотнул слюну, просипев:       — Просто детские кошмары, — и кисло ухмыльнулся, растягивая губы почти судорогой.       Лицо брата отобразило озабоченность, он слегка нахмурился и склонился ближе:       — Расскажешь? — знакомая, привычная забота сквозила в его движениях, когда он отложил ложку и поднялся из-за стола.       Фред глядел на брата задумчиво, пока тот приближался, открыл рот, чтобы ответить, но не произнёс ни слова — язык словно прирос к нёбу, а горло сжало кольцо… Нет, он не хотел рассказывать. Ему казалось, что он должен оставить это себе.       — Не сейчас, Джорджи. Как-нибудь позже, — слабо проговорил юноша и откинулся на подушки вновь, устало закрывая лицо ладонью, когда брат спустя несколько неуверенных мгновений смирился и вернулся к своему завтраку.       — Не забудь, что сегодня твоя очередь ловить обед, соня, — напомнил Джордж, черпая ложкой кашу. И это, похоже, привело Фреда в чувства окончательно. А ещё сладкий запах манки.       Он резво подорвался с кровати, напрочь забыв о прежних тревогах, словно и не случилось ничего страшного.       На самом деле он привык жить кошмарами. Да и не всегда это были именно кошмары. Ему снились и самые обычные сны — нестрашные, необъяснимые и даже глупые. Порой, правда, повторялся один и тот же ужас, пугая его душу, навевая какие-то древние ностальгические воспоминания и страхи. Но снился он ему вот уже много лет, и периодичность его появлений не могла не заставить Фреда привыкнуть. Ему было страшно и решительно непонятно ничего из того, что ему виделось во сне. Однако годы научили его относиться ко снам с пониманием и, наверное, равнодушием. Потому что сколько бы его сновидения ни кошмарили ему голову, в жизни с ним и его братом не приключалось ничего из того, что он видел.       Фред и Джордж, к сожалению, жили во времена тёмные, страшные, когда любое необъяснимое явление называлось дьявольщиной и колдовством, а людей, замеченных за подобным делом, предавали пыткам или костру (а иногда и всё вместе). Именно потому жить в лесу, вдали от людей, было безопасно. Особенно тем, кто из-за законов и бредовых предубеждений подвергался этим гонениям и мукам.       Близнецы были среди таких. Потому как из-за страхов и суеверий народа они должны были погибнуть сразу после рождения. Родители, по словам их приёмного отца, бросили их в лесу на съедение волкам или голодной смерти, потому что «близнецы — дети дьявола» и от них нужно избавиться так быстро, как можешь, пока они своим появлением на свет не навлекли беду на семью или на целый город. Фреда и Джорджа, маленьких, только-только рожденных младенцев, оставили посреди опушки. И они бы наверняка погибли, если бы только их чудом не нашёл старый отшельник.       «Ведьм» особо не жаловали, считая их отродьями сатаны, виня во всех грехах человечества и повсеместно отлавливая. В некоторых городах даже сформировались отряды по выслеживанию и сожжению колдунов и колдуний. А народ за умолчание жестоко наказывался, потому доносы друг на друга стали делом обычным, а смерти невиновных — ежедневными. Люди жили в страхе. Абсолютно все, кроме власть имущих.       И тогда жизнь на отшибе, в далёкой глуши, куда инквизиция не захаживала, а местный люд появлялся крайне редко и по случайности, не казалась такой уж плохой. Они жили втроём, и этого им вполне хватало. Они делили кров, пищу, воду и обязанности. Дед рассказывал им легенды, во многом благодаря которым близнецы не выросли в ненависти или страхе перед ведьмами. Они верили в их существование, но скорее как в героев сказок и легенд, нежели в реально существующих людей. И оттого только больше жаждали увидеть их вживую, совсем не чувствуя страха (скорее отчаянную, может, глупую храбрость). Старик рассказывал байки о древних колдунах, их подвигах и немыслимых способностях, и самой любимой сказкой близнецов была о деревне, которая якобы располагалась в их краях, и которую населяли одни только волшебники.       В общем, жили они со стариком хорошо — он любил их, даря ту самую родительскую заботу, растил с самых пелёнок, оберегал, учил. И лишь однажды в их небольшой семье случилось происшествие, о котором потом они никогда не говорили.       Старый лесник научил их многим вещам — не только бытовым, но и высокоморальным, чему близнецы, если бы жили в городе, никогда бы не научились. Но потом Деда не стало, и они остались лишь вдвоём. Не было больше баек, не было поучений, не было отцовского наставничества и родительского присутствия. Близнецы остались друг у друга, явственно ощущая свою ненужность и одиночество (ведь они не были нужны родителям при рождении, а теперь не было и их званого отца). Они долго старались свыкнуться с новой жизнью, с непривычки хромая на обе ноги и придерживая друг друга. По вечерам они стали пересказывать уже известные байки, а потом придумывали и собственные. Однако весь запал и волшебство терялись — это уже было совсем не то, в это не верилось, это не нравилось. Так и прошли пять лет со смерти Деда. Они продолжили следить за лесом, по очереди ходили на охоту, редко и только по особой надобности выходили из леса — за лекарствами, одеждой или какой едой, если не могли сделать или найти что-то сами.       Фред и Джордж вообще не особо жаловали городскую жизнь, и желания начать всё сначала там, раз умер Дед, ни у кого из них не было. Потому что, во-первых, было опасно светить одинаковыми лицами где бы то ни было даже теперь — их бы, чего доброго, возвели на костёр рядом с другими «отродьями дьявола». Ну а во-вторых, к лесу они за двадцать лет жизни слишком привыкли. Единение с природой стало важной частью их совместного быта, потому быть отрезанными от лесов и полей за теми каменными стенами для братьев было смерти подобно.       Жаль только было, что других людей они почти не знали — редкие выходы в свет ограничивались только кратким общением с торговцами. Но было у них твёрдое предубеждение, что все городские и деревенские либо глупые трусы, либо зажравшиеся шалопаи. В общем, неприятные, суеверные и жадные люди. Может, и были среди них те, с кем Фред и Джордж могли бы сдружиться, но таких нужно было ещё поискать. А заниматься этим, увы, ни времени, ни желания у них не было. Их вполне устраивало и просто то, что изредка в их лесу проскакивали различные интересные путники со своими байками из далёких мест да недалёкие соседи, семьи Пруэтт и Лавгуд.       Фред и Джордж жили и особо ни о чём не кручинились. У них было всё, что нужно для спокойной и безопасной жизни. Изредка риск создавали дни охоты или яростной непогоды, но ничего более опасного в их размеренно протекающей жизни совсем не происходило. И оттого почему-то последний сон Фреда, разительно отличившийся от всех его прежних кошмаров и сновидений, вдруг взволновал душу. Фред никогда не видел того леса, словно приветственно мерцающего тёплыми природными огоньками. Не видел и той незнакомки с пышными космами и в широкой юбке. И если не видел, то отчего она выглядела — вернее, чувствовалась — так, словно она его знала? Словно... он ей был нужен?       Но размышлять об этом не было времени. Быть может, только ночью, когда Фредерику, бывало, совсем не спалось, и вместо этого он думал над различными вопросами: что происходит за пределами леса? Существовали ли в самом деле волшебники или подвиги, о которых рассказывал старик, были совершены обыкновенными людьми? Да и о снах, в конце концов, он размышлял тоже ночью. Днём этим мыслям не было места в его голове, потому он отгонял их, как назойливых мух.       После завтрака Фред собрал небольшую котомку (немного хлеба и воды, целебных настоек на всякий случай), взял лук и нож и, оставив брата у крыльца хаты за перебиранием засушенных съестных заготовок, отправился в лес.       Ещё царствующее весеннее утро приятно освежало, щекотало лёгкие на вдохе и мокро орошало ботинки росой. Фред бродил в поисках старых ловушек, расставленных им с братом пару дней назад, неспешно прогуливался по лесу и осматривал окрестности. Последнее время в их краях было так же, как и обычно, тихо, но буквально две ночи назад в окно их с Джорджем хижины забился ворон. И он не просто задел стекло, пролетая мимо, а прямо в безумии бился о раму, норовя ворваться внутрь или же прошибить собственную черепушку. В итоге у него всё же получилось второе, потому что братья, оцепенев, не успели и рукой пошевелить. А ещё тремя днями ранее близнецы и вовсе видели, как семейка пауков, жившая в их хатке годами, собрала все многолетние пожитки и покинула свой укромный уголок навсегда. А это был недобрый знак.       И всё же ни во флоре, ни в фауне не было никаких разительных или пугающих изменений. Отчего Фред, конечно, почувствовал облегчение. Однако ему не шибко понравилось то, что некоторые их с братом ловушки были переломаны и разворочены так, словно на них повалялся как минимум медведь. А более вероятно даже — кто-то специально постарался. Ему хотелось выяснить, в чём тут дело, но для начала нужно было проверить оставшиеся силки.       К полудню Фред наконец нашёл две целые ловушки — в путах билась пара небольших зайцев. Они извивались, брыкались, чувствуя опасность, но замерли, когда он коснулся их руками. Фред вынул нож, придерживая их тушки, и проткнул быстро-быстро вздымающиеся грудинки, вводя лезвие меж рёбер. Они мгновенно затихли, и лесник связал зайцев за задние лапки, поправил котомку и отправился дальше.       Ещё около часа побродив по лесу, Фред так и не смог найти никаких следов тех, кто так жестоко расправился с ловушками. Но оставил этим пришельцам подарок на случай, если они надумают вернуться. Такой «подарок», что в следующий раз он их уж точно найдёт.       Перекидывая тушки через плечо, Фред думал только о том, как придёт домой, сварит сытный супчик из заячьего мясца и хорошенько отобедает вместе с братом. А потом он заметил фигуру. Сначала он подумал, что на него напал морок, или тени леса забавлялись и подшучивали над лесником. Но потом Фред убедился в обратном: он приложил ладонь к бровям, закрывая глаза от солнца, и вгляделся внимательнее — буквально в нескольких ярдах меж деревьев быстро мелькала тень.       — Да кто… — выдохнул Фред, недоумевая. Но перед глазами вдруг отчего-то начали мелькать навязчивые картинки последнего сна. А потом Фред сорвался с места и побежал во весь опор.       Ветки кустов били по лицу и рукам, больно надрывая кожу, но лесник не мог обострять на этом внимание, потому что главное — добежать, опередив, и остановить, пока не поздно. Человек был меньше него почти в два раза и бежал с трудом, потому у Фреда вышло догнать фигуру быстро. От спешки с чужой головы спал капюшон, и лесник, спотыкаясь и перепрыгивая через выступы и корни, смог увидеть мигом разметавшуюся копну каштановых волос. Голова "незнакомца" повернулась к нему лицом, ошарашенно и почти в ужасе глядя на него во все глаза. "Незнакомец" оказался незнакомкой. Напуганной до чёртиков девушкой, за которой он бежал, как угорелый, и потому она боялась.       — До постой же ты! — взревел Фред, когда та начала петлять меж деревьев, как горная коза, всё стремительнее удаляясь от него и приближаясь к месту, от которого он её и хотел предостеречь. — Не ходи туда! — на последнем издыхании попросил он, но девушка не слушала. И тогда Фред, собрав все силы, какие остались, стал оттеснять её в сторону. Она сошла с дороги, заплетаясь в ногах, а его в это время к земле тянула котомка, но лесник всё же успел изловчиться и у самой ловушки подхватить девчонку под пояс. Погоня вышла недолгая: Фред затормозил, споткнувшись и чуть не упав на землю кубарем от скорости, и дёрнул беглянку в сторону — так, что у той голова мотнулась, как у бездушной игрушки.       — Говорят тебе стой, значит — стой! — зло пыхтел лесник, утягивая незнакомку подальше от греха, пока та, точно так же пыхтя, вертелась и пыталась вырваться. Он отпустил её руку, когда чужие зубы опасно близко пронеслись над его пальцами, и девчонка мешком упала в траву. — Ты могла в ловушку угодить, дурёха! Поранила бы ногу и погибла бы в лесах!       Незнакомка так и лежала на земле неподвижно, успев лишь отползти от него подальше и ткнувшись спиной в дерево позади. И теперь, когда она не пыталась сбежать или причинить ему вред, Фред смог разглядеть её получше: миниатюрная, с огромной копной кудрявых до безобразия волос, а ещё смотрела на него большими затравленными глазами, поднимая руки над головой в защитном жесте. Лицо её пылало страхом и злостью одновременно. Такой палец рот не клади - отгрызёт по локоть. И Фред, нервно усмехнувшись, сменил гнев на милость. Он присел на четвереньки там же, где стоял, и попытался улыбнуться дружелюбно, как умел:       — Чего же ты? Я не сделаю ничего плохого, хорошо? Я только и хотел тебе помочь, чтоб ты в беду не угодила. Видишь? — он повёл носом в сторону полянки, куда незнакомка бежала сломя голову мгновением ранее. Среди травы еле-еле виднелась небольшая ловушка на среднего зверька. Убить не убьёт, но вреда принесёт. — Я Фред. Местный лесник. Мы тут с братом живём, за природой следим вот. А ты?..       Девушка, всё так же исподлобья смотря на его обескураживающе добродушное лицо, быстро подобралась на руках, повторив позу лесника, отчего юбка у неё слегка задралась, и теперь глядела с недоверием. Она пытливо осмотрела его с ног до головы, словно выискивая что-то, а потом еле заметно выдохнула и наконец ответила:       — Я Гермиона… — закрыв на мгновение рот, она беспокойно пожевала губу, и тихо закончила: — путешественница.       — Вот как? — улыбка Фреда стала мягче, а взгляд снисходительней. — А от кого же ты бежишь, Гермиона? Мне кажется, немного людей станут так отчаянно сбегать от незнакомцев, если только… не скрываются от кого-то, — девушка, однако, ничего ему не ответила, нервно оправляя одежду и поджимая губы. Фред перестал улыбаться, нахмурился и сощурил глаз, замечая перемену в поведении. — Тебе нужна помощь? — она огляделась по сторонам в неуверенности, вновь задумчиво покусала пухлую губу, за чем лесник наблюдал вдруг внимательно. Гермиона уже хотела — ну видно, что хотела! — ему что-то ответить, но в итоге сникла и покачала головой. Фреда это расстроило.       — Тогда, может, немного еды в дорогу? Бежала-то ты резво, но выглядишь голодной.       Путешественница вновь поджала губы и схватилась за живот, словно тот в миг заболел. Фред усмехнулся снова понятливо.       — Мой дом недалеко. Снабдим тебя водой и едой. У меня вон, смотри, есть зайцы к обеду, — он демонстративно скинул с плеча тушки, в которые Гермиона тут же вонзила голодный взгляд, желая, того и гляди, вгрызться зубами прямо в сырое мясо. — Обещаю, что ничего плохого тебе не сделаю. И за брата ручаюсь.       Видя, что девушка уже согласна, хоть и молчит, Фред поднялся на ноги и протянул ей руку. Снова улыбнулся, ободряя её неуверенное шевеление, и потянул девушку вверх, когда та вверила ему свою узкую ладошку. А потом Фред случайно взглянул на её запястье, и глаза его в ужасе расширились. На тонкой коже виднелся рисунок ровной пятиконечной звезды...       — Мерлина… — одними губами уронил он, неосознанно сжав чужую кисть сильнее, и поглядел на девушку ошалело. Так же она теперь смотрела и на него. — Ты… ведьма.