Красное солнце сгорает дотла

      Крик раздирал его горло. (Или чудовище вцепилось в глотку?)       Фреду показалось, будто его изо всех сил дёрнули за ногу к костру — тело, вдруг содрогнувшись, словно упало в неизвестность. В следующее мгновение лесник обнаружил себя съехавшим с бревна, к которому привалился перед сном, будто его в самом деле оттащили. Страх вновь опалил его с ног до головы. Словно умалишённый, Фред вертелся на земле, оглядываясь по сторонам — ему всё ещё казалось, что два красных, налитых кровью глаза смотрят на него из темноты, а огромные острые зубы готовы вот-вот прихватить за загривок и перекусить позвоночник. Однако рядом никого не было и на этот раз.       В ногах его валялись головёшки остывшего костра, на расстоянии вытянутой руки спала Гермиона — такая спокойная и до невозможности умиротворённая, что он ещё более явственно ощутил разницу с собственным кошмаром. Фред сел и обхватил руками голову. А потом несколько раз карательно треснул себя по загривку — за то, что снова видел нечто, и просто за профилактику. На шее мгновенно проступили красные пятна. Лесник зажмурился, концентрируясь на этой боли и заставляя себя понять, что вот это — реальность, а то, что осталось в его голове — лишь сны. Пусть и говорящие.       Так он просидел какое-то время — беспомощный перед собственными кошмарами и одолеваемый чудовищами, кажется, ещё детских лет. В этот момент Фред вдруг слишком явственно ощутил тоску по брату. Тот уж бы понял — Джорджу не нужно было объяснять свои страхи. Он знал их все. И по дому лесник тоже соскучился. Впервые так нестерпимо. Дома кошмары переживались легче. Фред был душевно привязан к их с братом хатке, в которой они прожили всю жизнь. Но всё, что ему сейчас оставалось делать, так это дышать, пытаясь успокоиться, и думать, думать, думать — возвращать себя в реальность, ногами ощущая землю. В какое-то мгновение Фред даже было почувствовал успокаивающее касание ладони к спине. Подумал, что показалось. А потом вдруг ощутил чужую плоть, опершуюся на него, и как нечто пробежало по его голой шее. Фред обернулся быстро — глянул на то, что было позади, через плечо. А там была Гермиона. Сидела спиной к нему, обняв колени и соприкасаясь угловатыми лопатками с его рёбрами. Тепло.       — Давно не спишь, Ведьмочка? — Фред почти удивился тому, как хорошо контролировал голос. Даже вплёл чуток ехидства в тон.       — Ты кричал, — резюмировала ведьма шепотом. Без упрёка, без жалостливости, без вопроса. Просто.       Неожиданная догадка его смутила.       — Ты потому такая невыспавшаяся каждый день?       — …Всё в порядке, — спустя минуту заверила его Гермиона. Больше она ничего не сказала.       Откровенно, ему слова и не были нужны. Намного лучше вот такое физическое присутствие — Фред прикрыл глаза, направив мысль на ощущение чужой спины к спине, головы, откинувшейся на его плечи, и волос, щекочущих шею. Это его заземлило окончательно. Дыхание, наконец, выровнялось. Мысли пришли в порядок. Он задумался о собственных ощущениях. Обычно Фред был в единении с лесом, чувствовал его и знал, что ему нужно, чего он будет требовать и что отдаст взамен. И всё же лесник всё явственнее чувствовал изменения в природе. Здесь он не понимал, чего ожидать от пропитанной магией флоры, не знал, каких монстров им может подкинуть фауна, поэтому ему тут… не нравилось. Тревога росла в нём, и он не до конца понимал, почему эта часть леса вызывала столь отрицательные эмоции.       Фред решил признаться в этом Гермионе.       — Ты никогда не был в местах столь далёких, Лесник, — улыбка тронула губы колдуньи, и отблески восходящего солнца играли на её лице, повёрнутом к востоку. — Там, за пределами ваших лесов, есть места намного волшебнее, красивее. Вы, магглы, туда и забыли дорогу. Там есть необыкновенные растения, незнакомые вам создания и чудеса самые невообразимые…       И пусть они шли тем лесом, который Фред знал как свои пять пальцев, ощущения и даже некоторые места казались ему теперь совсем не знакомыми. Потому что ими начинала завладевать магия.       — И порой наверняка опасные, — усмехнулся лесник, откинувшись назад, чуть наваливаясь на спину ведьмы.       — Не без этого, — она сдула с носа упавшую после этого движения прядь. — Но если знать, с чем имеешь дело…       — Опасности никакой, — закончил Фред с тяжёлым выдохом, словно выслушал длинное выступление.       — Не забывай об этом, Лесник, — попросила Гермиона. — Тебя в обиду я не дам.       — Кажется, это мои слова, — он уже совсем расслабленно усмехнулся.       Этот звук потонул в неожиданно громком утробном рёве, поднявшем в воздух всю птицу в округе. Шум крыльев рассёк пространство, и в следующий миг даже ветер замер. Гермиона широко распахнула глаза, замерев и глядя куда-то перед собой. Фред быстро обернулся, с трудом перебарывая страх увидеть те самые красные глаза. Однако на них смотрели огромные жёлтые, размером с яблоко.       — Косолапый… — выдохнул лесник, но не успел и продолжить фразы, как высунувшийся на опушку медведь вдруг вновь взревел и, покачнувшись, — время замерло на этот миг, проводив секунду «До» упавшим с рябины листом — рванул вперёд с самым безумным видом. Огромное шерстяное чудовище распахнуло навстречу клыкастую пасть и, переваливаясь и едва ли на скорости не путаясь в лапах, приближалось к ним стремительно быстро.       Гермиона юркнула куда-то под руку лесника, и тот, чертыхнувшись, рванулся навстречу животному, пытаясь схватить лук и стрелы, оставшиеся у пенька. Но не успел. Лапа зверя упала прямо перед его лицом, едва ли не раздавив руку — кожа ладони рванула и распахнулась тремя бороздами. Рёв, оглушая, прозвучал над самым его ухом, слившись с собственным криком Фреда. Лесник вскричал и отстранился настолько быстро, что самый ловкий заяц мог бы позавидовать. Только упал после этого движения на спину, предоставив медведю удачную возможность перекусить шею и, по желанию, выворотить кишки.       Никакой жизни перед глазами, подёрнутыми пеленой боли, не пронеслось — лишь копна кудрявых волос да улыбка родного брата. А ещё Дед, держащий ладони близнецов перед смертью… На мгновение, лишь на одно мгновение Фред в панике попытался найти глазами Гермиону, стоящую неподалёку. И этот момент навсегда впечатался в его память.       Её густые кудри беспорядочно разметались по плечам и будто взмыли, поднимаемые в воздух из неоткуда взявшимся ветром. Лицо было ужасно бледным, и лишь на щеках проступали яростные красные пятна. И выражение было таким холодным, что, гляди лесник чуть дольше, то, наверное, от этого мороза у него бы остановилось сердце. А глаза… они горели. Золотом. И силой. Она сделала стремительный взмах палочкой. Гермиона наконец выглядела как самая настоящая сильная колдунья.       — Стой!! — произнёс Фред внезапно повелительно, обращаясь к медведю, и… тот замер.       Не успел лесник и удивиться, как мелькнула вспышка, — кажется, зелёная — и туша зверя, сжавшись кривой судорогой и вновь покачнувшись, начала падать. Фред так живо представил, во что превратится, попадись он под такую оглоблину, что мигом отскочил в сторону — благо, чужая рука помогла. Медведь обрушился на землю там, где мгновение назад был лесник. Фред, всё ещё глухой на одно ухо, со страхом вслушивался в чужие грузные вздохи. Оказалось, что это дышал он сам. Зверь же лежал мёртвый.       — Это что было… — ошалело выдохнул Фред, но, видимо, про себя. Сам он на деле молчал, словно язык запал в глотку, и таращился на огромный труп посреди поляны, пока пот застилал глаза. Боль стучала молотком где-то на задворках сознания. Гермиона, упавшая рядом на колени, пыталась Фреда растормошить — тот слабо поддавался на тряску и зовы. Тогда она треснула ему по щеке, и лесник, очнувшись, огорошено обернулся наконец к ней.       — Ты… цел?.. — выдавила ведьма из себя, и Фред наконец заметил, что та, замерев скованно, вдруг плакала.       Сцепив челюсти, он насилу кивнул, хотя тело всё ещё гудело от пережитого страха и на касания реагировало слабо. Кровоточащая развороченная рука вовсе только начинала напоминать о себе резкой горячей болью. Медведей лесник не боялся, впрочем, как и трупов. Но когда на тебя со всех ног несётся вот такая обезумевшая животина, не каждый сможет остаться равнодушным. Фред неожиданно вспомнил подобную ситуацию. Только на его месте была Гермиона, напуганная до чёртиков и готовая обороняться. И, ох… да, он тогда был придурком.       Но, что ещё важнее — сколько ещё таких вот приключений они переживут за всё время пути?..       — Видел Деда… — сглотнув, выдохнул Фред, а Гермиона взяла и треснула его ещё раз:       — Не смешно! — взвизгнула она. — Я так испугалась!.. Думала не успею, и всё…       — Успела, — закивал лесник, несмело и даже как-то неумело, но ласково (как Дед успокаивал их с братом в детстве) касаясь её прохладного лица горячей ладонью. Вторая его рука безвольно валялась на траве и подрагивала — Гермиона широко распахнула глаза, смотря на рану. — Успела… Твоя магия просто нечто.       Ведьма замолчала, поникнув головой, и пыталась привести в порядок чувства под озабоченным взглядом Фреда. Будучи всё ещё под аффектом, она заставила себя вздохнуть, окостенелыми руками насилу подняла его ладонь с распухшей алой раной и поднесла к лицу: среди разошедшейся побуревшей кожи виднелись бледные полоски костей и багрового мяса, которое сочилось густой кровью и местами свисало с израненной руки кусками. Ведьма с трудом сглотнула и подняла бесконечно обеспокоенный взгляд к безучастному лицу лесника, глядящего в сторону (он от представленного зрелища успешно прятал глаза). Фред, благо, так же, как и Гермиона, был ещё под аффектом, а потому боли не чувствовал. Ведьма боялась посмотреть на зверя — вдруг на его мёртвой лапе обнаружится кусок руки? А Фред, водящий взглядом по округе, снова случайно взглянул на бездвижную тушу и выпалил горячо, будто вспомнив:       — Он ведь дикий!       В то же мгновение леснику показалось, что Гермиона коротко прижалась теснее к его ладони, всё ещё лежащей на её щеке, словно пытаясь отвлечь Фреда от замеченного им факта или же собираясь с силами. Ведьма стёрла слёзы, выпрямилась и постаралась взять контроль над дрожащим голосом, всё ещё боязно поглядывая на медведя:       — Мы всё ближе к цветку. Теперь звери начинают сходить с ума.       Она поднялась, едва не упав на ослабевших ногах, и нетвёрдо двинулась к своей сумке, застрявшей под задней лапой зверюги. Дёрнула один раз — поклажа не поддалась. Шмыгнув и едва удержавшись от очередного потока слёз, ведьма рванула сумку изо всех сил, и та, затрещав, вывалила всё содержимое к её ногам. Фред глядел на неё рассеянно — лишь постепенно к нему возвращалось чувство реальности, а вместе с ним и сострадание к сломленной колдунье… а также адская боль. Не опуская глаз, он вдруг вцепился в руку выше раны, пытаясь остановить поток крови, и сжал челюсти, сдавленно зарычав. Гермиона, услышав муку и боль в этом звуке, подскочила к нему и упала на колени, лихорадочно выискивая среди всех своих склянок нужную настойку.       — Опасность… мы правда к ней готовы?.. — сквозь зубы просипел Фред, оглядываясь на колеблющуюся ведьму, которая вновь нависла над ним с мазью в руке. Он случайно опустил взгляд и наконец заметил рану на своей руке — стон сорвался с его губ. Гермиона рыкнула нетерпеливо:       — Не смотри! — И тут же, не жалея, стряхнула всю настойку ему на руку. Лесник взревел надсадно, дёрнулся в попытке избежать невероятно больного прикосновения прытких пальцев ведьмы, но та успела перехватить его ладонь и, попеременно дуя сквозь слёзы, втирала мазь. Гермиона касалась еле-еле, но Фред чувствовал это так, будто ему раскалённых углей в рану наложили. Это было похоже на то, что он видел во сне.       — Кости не сломаны — это хорошо. Будь они сломаны или раз-здроблены, я бы-бы ничего не смогла сделать, на-настойки ведь нужной у меня нет, — тараторила ведьма, бросая слёзные взгляды на его перекосившееся от боли лицо. — Когти зацепили только кожу и кусок… м-мяса. Это ничего страшного, правда, ничего с-страшного… ничего…       И она продолжала повторять и повторять это, старалась сохранять концентрацию и не дрожать, не бояться, не поддаваться панике, но тремор её рук и безумные глаза, в которых застыли слёзы, выдавали с головой её состояние. И при этом Гермиона всё равно оставалась сильной, чтобы помочь. Уже потом, вспоминая произошедшие события позже, Фред будет носить в сердце восхищение этой невероятной девушкой.       Настойка пахла елью и чем-то терпким, похожим на дым от пепелища. Она въедалась в кожу, как кислота, и пропадала в ране — именно потому ведьма наносила такой толстый слой. Борозды стали затягиваться на глазах: сначала скрылись белёсые косточки кисти, затем появился слой алых мышц, а их уже покрыла сероватая плёнка и… всё замерло. На ладони словно отсутствовал кусок кожи, — даже виднелись полоски на мышцах — но Гермиона выглядела облегчённой, а не напуганной. Она подняла взгляд к его лицу, всё ещё искажённому, побелевшему и покрывшемуся росинками пота, и попыталась натянуть улыбку.       — Дальше затянется ещё… нужно лишь подождать, — и заботливо, осторожно провела большими пальцами по краям раны.       Фреду не хотелось знать, долго ли ждать, хорошо ли затянется — его волновало лишь то, когда боль, рвущая его мозг множеством иголок и лезвий, наконец пройдёт. Он сцепил зубы, обхватил свою ладонь, чуть ли не ломая пальцы, чтобы заглушить одну боль другой, в муке сжав ещё и чужие, и повалился на бок. И ведьма наконец заметила по неисчезнувшему ужасу и судороге в теле, что ему не становилось лучше.       — Фред… — одними губами произнесла она, оцепенев, а потом вздрогнула, подорвалась на ноги и наставила палочку прямо перед его носом. Глаза у него, подёрнутые поволокой боли, в страхе заблестели. — Не бойся, я хочу помочь…       И в следующее мгновение вспышка золотого света ослепила Фреда, накрыла с головой, и он, едва ли чувствуя остальное тело, провалился во тьму.       Солнце ещё сидело за горизонтом, когда они вышли на нужную тропу к озеру. Было морозно и сыро — облачка пара вылетали из ртов путников попеременно. Им пришлось накинуть плащи и тёплую одежду из сумки лесника, чтобы холод не пробирал до костей. По правую от них сторону проходила широкая борозда, оставшаяся словно после сражения столетия назад и ныне густо заросшая кислицей и лопухами с редкими прорехами голубой медуницы. А слева рос холм с плотно стоящими стволами ели и орешника, в корнях которых мягкая влажная земля поросла мхом и кукушкиным льном. Явственно пахло хвоей и влагой — верный знак, что они приближались к водному источнику.       Дорогой шли молча. Гермиона вновь неспешно (и даже нетвёрдо) шла впереди, усталым и потухшим взглядом глядя под ноги. Время от времени она останавливалась у какого-нибудь куста, склонялась над цветами, обводя ласковые лепестки носом. Ведьма о чём-то крепко мыслила, оборачивалась к приостанавливавшемуся следом леснику, бросала на того задумчиво хмурые взгляды, срывала очередное растение и шла дальше. Руки её беспрестанно занимались плетением какого-то ободка.       Фред же, за последнее время вдруг увлёкшись общением с Арагорном, ни на что не обращал внимания и миролюбиво куковал со своевольным вороном. Вернее сказать — внимательности к окружению он не терял ни на минуту, каким бы расслабленным со стороны, возможно, ни выглядел. Его так тревожили новые кошмары, а ещё нападение обезумевшего медведя ранее, что он просто не мог более спокойно относится к тому, что было вокруг. Каждый кустик теперь казался леснику подозрительным, травинка была угрозой, а звук из леса — предупреждением об опасности. Фред бессильно ненавидел то, что не понимал нового для него леса, не мог с ним говорить и договариваться. Незнание делало его и его спутницу уязвимыми перед неизвестностью. И магия, какой бы сильной ни была, давала Фреду какое-то слабенькое чувство безопасности. Потому что о ней он — достоверно — тоже ничего не ведал. К тому же слишком привык доверять собственным силам. В общем, всё теперь стало опасным.       Наверное, потому теперь Фред так старательно обучал ворона новому слову.       — «Бе-да»… давай, «бе-да»… Это же проще, чем «опасность», — уговаривал он пернатого товарища настойчиво, пока тот что-то стрекотал по-своему на его предплечье, блестя угольками глаз и нетерпеливо вертя головушкой. — Яхонтовый мой, давай… ну, «бе-да».       Гермиона ещё не до конца отошла от происшествия, случившегося днём ранее. Её всё ещё беспокоил внезапно напавший медведь и его убийство, хотя уже и не так сильно. А ещё волновало всё, что произошло после: и лечение, и целые сутки, проведённые без сна над спящим юношей. Фред же спал, не видя снов, но всё равно даже в отключке будто ощущал чужое присутствие. Не Гермионы.       Она почти не говорила после его пробуждения — до того сильно устала, охраняя бессознательного лесника и боясь каждого шороха. А на его негодующие вопросы ответила лишь тихим «прости» — на большее её попросту не хватило. Рука у Фреда всё же залечилась — хотя какая-то призрачная, ненастоящая боль порой рассекала запястье. А на месте ран виднелись три розовых рубца. Однако ранение волновало лесника вдруг куда меньше, чем ведьма, ослабленная из-за помощи ему. Он с жалостью и тоской глядел на её сгорбленную спину.       — Проще было бы уже выучить его язык, чем учить своему, — оповестила вдруг ведьма, не глядя на него и скрепляя края венка. Фред не сразу понял, что обращались к нему.       — Ты, выходит, знаешь «его» язык, Ведьмочка? — спросил он.       — Не совсем, — Гермиона качнула головой, наклонив подбородок и водрузив цветочное и душистое нечто на макушку. — Так же, как и несколько других. Но это даже не язык — языки животных знал лишь сам Мерлин. А я… это что-то вроде звуков, понятных нам обоим. Некоторые маги могут попросту влиять на разум животных.       Поняв, что ведьма наконец готова говорить, Фред решил задать волнующий его вопрос: — А как вообще выглядит этот цветок?        Ему вот один снился. Странный. Живой. Сознательный. Спасительный… Всю жизнь снился. В день их встречи. И несколькими сутками ранее. А в последний раз не снился, но будто всё равно… ощущался рядом.       Гермиона посмотрела на него искоса, набрала в лёгкие воздуха и вдруг, словно вмиг ожив, запела:

Во мгле ночной растёт цветок. Он пахнет, как свеча. Тебя зовёт, и голосом Все манит от себя. Его нежнейший лепесток Горяч, как солнца диск. И льётся из него тот сок, Что лечит от кручин. Он весь горит — пожар, костёр… Сжирает все вокруг. Но только если для него Опасен ты, мой друг. Он защищается от всех, кто хочет ему зла. Однако если добр ты и чист душой, Он примет вмиг тебя. Кощунство ты убей в себе Не лицемерь, не лги. Коль чисты помыслы твои То не страшись — иди. Цветёт он раз за три лета́, И прячется всегда. Найти его — уже беда. Сорвать — опасность та! Но если сможешь, то излечит он От всякой хвори. Таков цветок, Зовётся он Краснейшим солнцем.

      Песня, как и раньше, лилась из её уст мягко и волшебно — Фред вновь заслушался. Но было и что-то мрачное в посыле простых слов. Судя по песне, человека, который имел виды на цветок, впереди ждала одна опасность. А они с ведьмой шли целенаправленно, желая сорвать растение и использовать.       — Ты ведь не скажешь мне, что все твои знания об этом растении основаны на обыкновенной песне?.. — выдохнул лесник едва-едва, уставившись на колдунью.       Она посмотрела на него недолго и метнула взгляд в сторону, пристыженно пряча глаза. Фред выгнул брови в разочарованную дугу.       — И ты знала, что тебе идти за ним опасно, но все равно пошла?       Гермиона мгновенно ответила:       — Пошла. Мой единственный шанс помочь отцу — сорвать цветок. — Фред уже слышал этот ответ и раньше, потому не был удивлён.       Он вдруг нервно усмехнулся, старательно подавляя неприятно подступающую тревогу и тошноту. Когда пристальный взгляд ведьмы уже не было сил выдерживать, он произнёс рассеянно, отводя глаза:       — Похож на тот, что мне снится.       — Что значит — снится?       — То и значит, — невнятно, будто из-под палки, ответил лесник, обгоняя ведьму, словно пытаясь вовсе сбежать. — Время от времени мне снится один и тот же цветок. Дед говорил, что это из-за травмы, которую я пережил в детстве.       — Что за травма?       Фред развернулся к ней и глянул исподлобья — так, что Гермиона поняла, мол, не вякай.       — Я не помню. Маленький был. Дед рассказывал, что я однажды надолго в лесу потерялся. Вот и всё. Ничего сверхъестественного, — объяснил он отрывисто и резко, наступая после каждой фразы грозно.       — А нашли тебя как? — не унималась ведьма — в глазах её горело лютое любопытство, словно она вот-вот разгадает какую-то старую нераскрытую тайну, оттого нетерпения в ней было больше, чем опасения.       — Я не помню! — с усилием, гневно, словно больше нечем было защищаться, бросил лесник. — Всё, хватит, не хочу об этом!       И, не оглядываясь, быстро и широко пошёл дальше, избегая продолжения разговора — того и гляди вот-вот уши к тому же закроет. Разве что пар из ноздрей не пускал, разозлившись. Гермиона поджала губы и поспешила вслед, складывая мысли в голове.       А во Фреде на самом деле вдруг начала плескаться жгучая паника от понимания.       Сатанинские отродья, оставленные на смерть в лесу.       Магические выродки, способные нагнать беду на семью, город и человечество…       Брошенные родными матерью и отцом твари.       Не имеющие права на жизнь, способные уничтожить чужое счастье и близких, потому достойные лишь смерти…       Так неужели?.. Все эти годы?       И ужас так и не утихал в нём до самого конца дня.