Красное солнце сгорает дотла

      Когда лесник, метнув пару опасливых взглядов по сторонам, наконец подсел за их узенький столик в углу, Гарри нетерпеливо подёргался, будто ощутив зуд в причинном месте. Лицо его, однако, озарила дружелюбная улыбка при взгляде на посвежевшее лицо путника. Гермиона обернулась к леснику с искрами в глазах — Фред не разобрал, с какими — и попыталась приблизиться, однако остановилась на полудвижении. Спутник её даже не взглянул ей в глаза, чтобы удостовериться, что всё в порядке. Ни единым движением не выразил радости от встречи.       Между ними была стена.       Он сел рядом, лишь бы взглядами с ней не сталкиваться. Так было легче.       — Теперь мы наконец можем поговорить, верно? Хотя осторожность нам в любом случае не помешает, — улыбнулся юноша, и в его умных внимательных глазах блеснул огонёк таинственности, свойственный всем волшебникам и волшебницам. Осторожно оглядевшись, он начал первым. — Моё имя Гарри. Я прямой потомок Мерлина.       Фред бы совсем не удивился этой фразе, если бы Гермиона не издала изумлённый придушенный звук. Она мгновенно схватилась за губы, с которых сорвался воодушевлённый писк:       — Прямо как в легенде!       Лесник нахмурился, осторожно покосившись на спутницу, и задал вопрос волшебнику:       — Разве не все вы его потомки?       Он, откровенно говоря, не разбирался в этом особенно. Сказки Деда да рассказы Гермионы — вот и весь его арсенал знаний о волшебстве и тех, кто его имеет. А вот таким, казалось бы, простым вопросом Фред не задавался никогда. Напрасно.       Гарри мягко, почти покровительственно ему улыбнулся. То ли в изгибе улыбки, то ли в блестящих за стёклами глазах, то ли в прямой осанке ощущались какая-то стать, важность, мудрость. Возможно, они сопутствовали имени самого могущественного мага столетий. Но в этом молодом волшебнике отчего-то уже, казалось, было что-то великое.       Говорил Гарри приглушённо, доверительно склонившись над столом к собеседникам (они инстинктивно выгнулись навстречу):       — Даже в семье немагов рождаются волшебники. Мерлин же, как и его потомки, отличался от других магов способностью говорить с животными и обращаться в любого из них.       Фред скривил губы и кивнул. Кажется, что-то такое он слышал в песнях Гермионы… «Возродится… не тем, кем был, а в лице юного мальчишки». Да, точно. Столетия назад Мерлин, самый мудрый и могущественный волшебник, погиб от рук своей доброй подруги Морганы. И не желавший мириться с потерей магический народ слагал песни, легенды, в которых час возвращения любимого волшебника предвкушался как нечто великое. Долгожданное. В варианте песни Гермионы Мерлин должен, вроде как, переродиться в теле своего потомка.       Значит, он?..       Взгляд лесника, ранее задумчиво опущенный на руки, вдруг взметнулся к приветливому лицу юноши со шрамом с необыкновенной скоростью и огнём — осознание снизошло на него. Фред с нескрываемым интересом оглядывал это знакомое-незнакомое лицо, будто в первый раз.       — А как же Гилдерой?* — ахнула тем временем ведьма, увлечённо округлив глаза — новая загадка блестела золотой монетой на глазах богача и влекла отгадкой. Такой взгляд Фред видел у неё каждый раз, когда она пыталась докопаться до интересной ей правды.       …Его бесило, с каким восхищением Гермиона смотрела на наследника.       Их новый знакомый презрительно поморщился.       — Этот грязный повеса не тот, за кого себя выдаёт.       Гермиона издала разочарованный вдох. Фред изогнул брови, слабо понимая, о чём шла речь — за беседой двух волшебников только поспевать, да и темы они перебирали такие, о которых лесник ни разу за двадцать два года жизни и краем уха не слыхал. Может, отдалённо — благодаря тому и понимал ещё кое-что.       — Но ведь он… — было видно, что Гермиона хотела узнать больше, чем ей предлагали, но она мгновенно смолкла, увидев недовольство на лице юноши со шрамом.       Что-то в его выражении предостерегало смолчавшую девушку, но почти подымало на дыбы Фреда — внутренне он всё ещё был готов за свою ведьму броситься грудью даже на амбразуру. Однако же он отмалчивался. И даже взглядом ни которого из собеседников не одарил — отпил горького эля из учтиво приготовленной для него кружки и ткнулся взглядом на дно.       Гарри расчёл каждое произведённое действие путников, как сомнение или даже недоверие к его словам. Изумрудные глаза недобро сверкнули, но, кажется, на того, о ком молодой волшебник теперь думал.       — Он за геройством и бахвальством скрывает пьянство и гулянья за счёт простого люда! Настоящего подвига этот шалопай не совершил ни разу, каждое было нахально присвоено им, в то время как настоящий герой погибал. И то, что он кличет себя наследником Мерлина — ещё одна звезда в его пустой головёшке, вымысел, кража и ложь.       Кажется, имя некоего Гилдероя истинного наследника Мерлина жуть как злило — завёлся он буквально с пол-оборота. Окончив гневный монолог, граничащий по своим гневным звукам со змеиным языком, юноша со шрамом резко мотнул головой и смолк. Гермиона и Фред ни произнесли и слова, продолжая опускать глаза (ведьма — стыдливо, лесник — натужно), и тогда Гарри вздохнул и — уже спокойнее — попросил извинений.       — Так с какой же целью вы путешествуете? — спросила ведьма, почти и не растерявшая интереса к мальчику из легенды, знакомой ей с детства. Её было не так просто напугать, будь это даже самый злой лесной Василиск. Вместе с возрождением великого Мерлина — а именно, в качестве одного из его внуков, которому передадутся способности далёкого предка — к волшебникам должны были вернуться спокойствие, мир без страха и борьбы за выживание. Гермиона не могла не интересоваться тем, что Гарри как человек, способный вернуть магам нормальную жизнь, собирался делать.       И тем паче было для Фреда — в его обычной говорливости, от которой вновь не осталось и следа, не было необходимости. Казалось, даже Гермиона не замечала перемену в его настроении.       — Я ищу во всех землях своих соратников. Сильных магов, готовых присоединиться ко мне и моим товарищам, а также наследников других великих магов, с которыми мой предок был в доверительных отношениях. В данный момент я иду на встречу с моими добрыми друзьями. Они занимались тем же в других местах.       В глазах Гермионы искрило одобрение и воодушевление, и она задала ещё один волнующий её вопрос:       — Гарри… У вас ведь есть план?       Он склонился ближе — в глазах волшебника блеснул воинственный, но тёплый изумруд — и заглянул Гермионе в лицо. Улыбка озарила его губы.       — Конечно.       Но, кажется, более ёмкий и уверенный ответ дали именно его глаза. Было на дне их что-то такое, что не позволяло не довериться этому волшебнику. Что-то успокаивающее, шепчущее о том, что на него можно положиться. И оба путника, сами того не осознавая, уже дважды доверились этому ощущению.       — Присоединяйтесь, если пожелаете. Втроём не пропадём.       Источал Гарри всё ту же дружелюбность, но беззаботность и надежда, с которой было произнесено предложение, Фреду не понравились.       — То есть как «не пропадём»?.. — не понял вдруг он, глянув на Гарри исподлобья.       Волшебник дёрнулся, распрямил спину и, вмиг потеряв голос и мгновенно прокашлявшись, объяснился:       — Я хотел сообщить вам об этом как раз. Вас обоих ищут в городах рядом. В нескольких так точно висят ваши лица. Но вы… — он остановил свой скользящий изучающий с лица на лицо взгляд на леснике. — Вас, Фред, ищут особенно. Вы… вы сделали что-то такое, что теперь являетесь самым разыскиваемым магом округи. Считай, враг номер один…       В прищуренных глазах Гарри вспыхнуло восхищение и, возможно, даже азарт — он однозначно хотел в своё товарищество такого влиятельного мага.       Гермиона, словно прыткая кошка, ловко надвинула на лоб лесника сползающий капюшон, наглухо скрывая его лицо от посторонних, и тут же оправила свой, опасливо покосившись на мужичков за соседним столом. Та атмосфера, которая сейчас зияла между ними, волновала ведьму теперь меньше, чем их безопасность.       Фред, пропустив это движение мимо внимания, вылупился на волшебника шокированно, а потом схватился за голову и, простонав, сполз по скрипнувшей табуретке. Ткнувшись лбом в липкое дерево стола, он молчал несколько мгновений, пока, наконец, не выдавил:       — Я ничего не мог сделать… — раздалось глухо, — схватил палочку, думал, сработает хоть как-то. А она взяла и… — Фред задрал голову, вновь вперившись твёрдым взглядом выпученных глаз на наследника Мерлина. — Но ведь это не делает меня волшебником! Зачем же преследовать?!       Гарри уставился на него, как на дурака, но скорее удивлённо и настороженно, чем насмешливо.       — Что вы имеете в виду?       Фред несмело улыбнулся и развёл руки:       — Палочка ведь колдует в руках любого.       Гарри нахмурился. И Фред вдруг небезосновательно ощутил явственный страх услышать самую невероятную фразу в своей жизни. Волшебник, словно обрушив приговор, не сводя с лесника глаз, покачал головой:       — Это в корне неверно. Палочка подчиняется только волшебнику.       На их стол обрушилась глухая тишина.       Схватившийся ранее за голову Фред уставился на мага перед собой ужаснувшимся взглядом, переполненным отрицанием и доверчивым страхом. Гермиона глядела на Гарри страшными глазами, словно предостерегая с угрозой.       — Прости… — выдавил Фред, голос его понизился до сипения, да и в голове вдруг зазвенело, — что?..       — Колдовать могут только волшебники, — доходчиво и с расстановкой, не обращая внимания на гермионовы знаки глазами, объяснил Гарри, не спуская с лесника внимательного взгляда. — Вы — волшебник.       И тогда до него окончательно дошло. Фред тотчас подпрыгнул на ноги, спихнув в сторону и стол, прозвеневший громом во вдруг стихнувшей корчме, и табурет, вновь жалко скрипнувший. Забыл, как дышать, на долгие, мучительные минуты.       Он в полном неверии уставился сначала на Гарри, а потом перевёл полный ужаса взгляд на такую же ошарашенную Гермиону.       Корчма тем временем вновь ожила, потеряв интерес к замершему на месте путнику, но в его ушах осталась по-прежнему безмолвной. Голову его заволокло то ли тишиной, то ли громом.       Он — маг?.. Да как же…       Мысли спонтанно мешались в его голове, бились одна о другую, вызывая колокольный звон и мешая думать. Он чувствовал гнев, разочарование, презрение, ужас, желание кричать или исчезнуть… Фред открывал и закрывал рот, желая что-то сказать Гермионе, съёжившейся и не смевшей поднять на него взгляд, сжимал и разжимал кулаки, беспомощно метал взгляд по округе, думая, что прямо сейчас на него бросятся со всех сторон — он же чёртов волшебник!       Гарри смотрел на него с удивлением и неодобрением, слегка поднявшись со стула, чтобы усадить вспыхнувшего лесника на место, иначе они могли вновь привлечь внимание.       Фред думал-думал-думал-думал-думал… голова буквально рвалась от осознания, ранее забытая истерика вновь подступала к его вмиг сжавшимся от недостатка воздуха лёгким (в них зубастыми пираньями впились рёбра), вдарила по гудящему затылку и начала грызть конечности психованной едкой тревогой и тут… Он оглох.       Одна-единственная чёткая мысль поразила его сознание, а потом и душу до самой глубины.       И истерика перед ней беспомощно отступила.       Джордж.       Человек, похожий на него, как две капли воды. Недалеко от города, где висят его, Фреда, портреты. О розыске для казни.       — Да что же вы делаете?! — вскричал вдруг Гарри, бросившись на мгновенно метнувшегося к двери Фреда. Он чудом успел схватить того за руку, зорко заметив резкое движение лесника в сторону.       — Там мой брат! — дурном вскричал Фред, на что большая часть голов в пабе нервно обернулась на их стол. Гарри суетливо приосанился, вынуждая подпрыгнувшего с места лесника присесть обратно. Гермиона, доселе сидевшая тише воды, не осмелилась и двинуться на подмогу наследнику.       — Я понимаю, — тише заговорил он, всё ещё не опуская руки, страшась, что дай юноше свободу — и никто даже не увидит его сверкающих пяток. — Но, позвольте… я же сказал, что втроём будет сподручнее и…       Гарри смолк. Огромнейшая решительность, непреклонность и готовность грызть глотки каждому, кто встанет на пути, играли в глазах малознакомого путника. Этого было там так много, что Гарри рисковал захлебнуться. Такой взгляд был ему знаком. Кажется, он встречал его у одного человека однажды. И юноша знал, что перед такой волей падёт не один человек.       — Идите, но скрывайтесь как можно тщательней, — сдавшись, выдохнул Гарри согласно, чем вызвал неописуемую панику на лице ведьмы. — Найдите Драко. Он живёт в соседнем городе. Домой и к знакомым не заявляйтесь — только подставите себя и других… Возьмите моего коня. Удачи.       Фред кивнул нетерпеливо. Казалось, только этих слов он и ждал, потому как подорвался с места едва ли не раньше, чем фраза окончилась. В этот раз никто не обратил внимание на вновь нашумевшего путника — лесник тенью скрылся за дверьми, жалобно скрипнувшими, и тут же оказался под нарастающим дождём. Ничто теперь не волновало его больше, чем родной брат.       Уже снаружи, пережив наступившую ранее панику, его нагнала Гермиона. Её шок позволил ей лишь с опозданием отреагировать на конец беседы. Она с трудом поспевала за широким шагом лесника. Ливень нарастал с такой скоростью, что никого, помимо их двоих, на улице уже не было. И даже крики и гул из домов и пабов неподалёку заглушались шумом воды.       — Стой, Фред! Что ты будешь делать?! — Слабость всё ещё владела её телом после отравления, и ноги разъезжались в стороны в липкой грязи, она ежесекундно спотыкалась, но продолжала тянуться к нему, неумолимо отдалявшемуся. К нему, кто игнорировал каждое её восклицание. — Фред, мы не знаем, поджидают ли тебя уже где-то у городов или в лесу, где нас видели! Прошу, подожди!.. Давай подумаем!       Сумерки сгущались вокруг них, казалось, что вода обрушилась на них из бездны над головами, а не с облаков. Ни одна звезда не освещала округу — в этом было ещё одно разительное отличие городов, в них отчего-то не было видно звёздного неба. От этого становилось ещё более тоскливо. Оба они — в малознакомом, чуждом им мире, отдалялись друг от друга также стремительно, как кометы.       Фред даже не удостоил её взглядом, будто и не было её за его спиной, такой отчаявшейся и умоляющей.       — Не оставляй меня! — взвыла она в последней попытке, споткнувшись и чуть было не прочертив носом лужу, но устояла на месте. Платье и ботинки её, погружённые в воду, стремительно разбухли и отяжелели (едва ли сильнее, чем голова от криков и боли). Но и тут он не остановился — лишь еле уловимо замедлил шаг, сбитый столку этим её надломленным и отчаянным голосом. Просьбой.       Ей хотелось разрыдаться от того, как неотвратимо она его сейчас теряла.       — Фред, а как же цветок? Как же мой отец?!       Он остановился теперь весь, замер, как громом поражённый. Потом развернулся вихрем — мокрые огненные волосы взметнулись и прилипли к лицу, на котором Гермиона даже впотьмах увидела злость и оттого замерла тоже.       — Гермиона, мой брат в опасности! — дуром крикнул он.       — Мы можем послать Арагорна… — жалобно предложила она, страшась приблизиться ещё под этим бушующим взглядом.       Лесник вздрогнул всем телом, судорога вновь исказила его лицо, и он закусил язык от досады и негодования.       — А если его уже нет?! Если мой брат уже схвачен и приговорён к смерти по моей вине?! — и он схватился за голову, насилу подавляя желание взвыть от отчаянья и страха за Джорджа, и непреклонно, резко взмахнул рукой, когда Гермиона всё же попыталась подойти к нему. — Не надо. Нет. Я иду за братом!       Это было столкновение их желаний. Вернее — стремлений заботиться и оберегать семью. Только для Гермионы семьёй был дорогой отец, а для Фреда — любимый брат. И направления их желаний расходились в разные стороны: для ведьмы — в чащу леса, для лесника — в город.       И всё же негодование вперемешку со злобой, обидой и непониманием так бушевали внутри него, что он с трудом сдерживался от того, чтобы не возопить о том, как он напуган, разочарован, расстроен… и всё по отношению к ней.       — Я сейчас так зол на тебя, что не хочу видеть… — прошептал он слабо. И ему даже не нужно было произносить это вслух, потому как обо всём этом уже говорили его движения. Фред не смотрел на неё. Отводил взгляд, не желая видеть. Закрывался от неё, отдалялся — создавал воображаемую стену, ограждался руками, опущенными бессильно. — Зачем столько тайн?.. Я не знаю, где могу довериться тебе… Почему ты соврала?..       Фред ждал ответа недолго. Ему бы хотелось, чтобы она ответила сразу, не задумываясь, но даже этого времени ей не хватило. Гермиона молчала. Молчала, судорожно перебирая подол скрюченными от холодного ливня пальцами, смотрела на него бегающими глазами, в которых замерли слёзы и растерянность… И когда лесник наконец поднял на неё свои остекленевшие глаза, увидел, как ведьма, расстроенная в желании приблизиться и объясниться, одновременно не двинулась с места и боялась высказать правду.       Она, конечно, поняла, о чём он говорил.       Но ответа дать не могла.       Или не хотела.       Фреду уже было всё равно. Ему хватило и её молчания. И тогда видение, которое мучало его всё это время, которому он не хотел верить до самого конца, представилось единственной правдой.       Она была мокрой до нитки из-за этого ливня — юбка, еле придерживаемая ею, тяжело влачилась в её ногах, взмокшие кудри липли к спине и лицу (капюшон упал от бега). Сама Гермиона, красная от криков и чувств, выглядела такой разбитой, надломленной и потерянной, что ему, словно человеку, увидевшему бездомную дворняжку, захотелось либо приютить её, либо прогнать. Но он выбирал третий вариант — он прогонял себя от неё.       Слёзы в её позолотевших глазах блестели даже в полутьме, огонь из окон корчмы освещал её силуэт знакомой таинственностью и потусторонним сиянием. Она выглядела как божество для него.       Нужно бежать. Бежать от неё…       — Гарри поможет тебе найти растение. С ним ты не пропадёшь.       Он развернулся так стремительно, что она не сразу поняла, а когда широкая спина его уже завернула к конюшням, Гермиона наконец нашла в себе силы двинуться — она дёрнулась и, обнаружив, что способность говорить вернулась, позвала, и голос предательски сломался:       — Фред!       И это звучало так, как когда-то он звал её на поляне, окутанной огнём. Разница была в том, что огонь теперь полыхал внутри Гермионы, а не вокруг. И ещё Фред не слышал её.       — Фре-ед! — вновь возопила она, силясь перекричать дождь, и, попытавшись приблизиться к вышедшему из конюшни леснику, упала коленками в грязь. Он даже не посмотрел в её сторону. — Фред! Фред! Фред!!! Фре…       Ослабевшие ноги едва подчинялись любым её потугам, Гермиона не могла и подняться. Потому она едва ползла к нему на коленях, слабо перебирая конечностями. А когда и двигаться стало тяжело, то осела на месте, посреди дороги, и продолжала звать.       Но он не слушал её нескончаемых безумных взываний, запрыгивая в седло. Не слушал, подстёгивая коня к бегу. И хотел бы не слышать отчаянный слёзный крик, раздавшийся ему в спину.       В ушах звенело. …       Фред ощущал теплоту, лёгкость и доверие к растению или даже существу, которое сопровождало его сны со времён детства. И он не мог ничего с этим поделать.       Долго же ты шёл…       Лесник чувствовал, а не слышал. Каждое слово, которое, кажется, должно было быть сказано. Он чувствовал их. Словно чужая, посторонняя эмоция вторгалась в его границы, прошивала тело и касалась мозга.       Ласковое глумление. Покровительственный тон. Лёгкая обида.       — А ты ждал?.. — спросил он тогда с сомнением, с вопросом, губами. Раздавалось будто прямо в голове наковальней. Говорить с растением казалось в те мгновения абсолютно нормальным. И это был единственный вопрос, который он ему задал. Но вдруг самый важный.       Я скучал… а. Нежность. Искренность. Радость от встречи.       Остерегайся ведьмы. Предостережение.       Фред ничего не понимал. Он дёрнулся и натянул недоверчивый оскал:       — Брешешь.       Однако червячок доверия взвивался в него без его на то участия. А чувство это было сильное.       И замелькали картинки. Гермиона, наблюдающая за ним издалека. Они ещё незнакомы. Но она следит за ним с нечитаемым стеклянным взглядом. Вот Гермиона, склоняющаяся над ним — пламя костра пляшет на её щеках и мелькает во взгляде, озадаченном и решительном. В её руке палочка. Она заносит её над его телом. И вот он теряет спокойствие, начинает корчиться во сне, но проснуться не может. Следующим видением — ведьма же, но на фоне знакомого озера. И тоже машет над ним, обнажённым и беззащитным, волшебной палочкой со зловещим голубым свечением, пока он спит. И последнее — он, наевшийся ягод и лежащий в забвении, и она, глядящая на него выжидающе, без лишней эмоции, только какая-то… свирепость.       Она колдовала над тобой. Очевидное.       — Наверное, чтобы…       Она не помогала.       И Фред поверил в это.       И ты что же, не помнишь, что ведьмы одним своим видом притягивают каждого? Это у них в природе — это магия, не поддающаяся их контролю. А ты взял да пошёл на поводу у этого древнего проклятья!       — Я забыл… — зашипел тогда Фред отчаянно.       И понял больше, чем на самом деле хотел, глотая ягоды.       Гермиона лгала ему всё это время. А он был околдован её чарами.