ID работы: 9563422

Красное солнце сгорает дотла

Гет
R
Завершён
140
Размер:
150 страниц, 19 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
140 Нравится 171 Отзывы 76 В сборник Скачать

XVIII. Юноша из леса. Конец.

Настройки текста
Примечания:

«Ворожбой полоненные дни Я лелею года, — не зови… Только скоро ль погаснут огни Заколдованной темной любви?» (А.Блок)

      Сначала не было ничего. Ничего было внутри него, вокруг. Насколько вокруг — тоже не было понятно. Казалось, что в этом узком пространстве без конца и края нельзя было раскрыть руки или разогнуть спину. Хотя это тоже вызывало сомнения — он не чувствовал ни кусочка своего тела, так что ему нужно было раскрывать или разгибать? Даже собственное сознание было под вопросом. А кто, в конце концов, он сам?       Затем, словно разводы в мутной воде, стали появляться цвета, очертания. Пространство приобретало формы, становилось понятным, но всё также не имело за собой конкретного размера — оно казалось возмутительно небольшим и невообразимо нескончаемым одновременно.       Образ начинал что-то напоминать. Внутри от этого засвербело. Оранжево-красное, размытое, пустое. Прямо перед ним (но перед кем — «ним»?) из почвы или того, что было на неё похоже, выбрался росток. Увеличиваясь на глазах, в следующее мгновение он имел листочки, а потом и цветок. Бутон раскрылся медленнее, словно стесняясь или сомневаясь, и из него выпрыгнули яркие горячие тычинки. Брызнул огненный сок, побежал по стеблям и лепесткам, орошая корни. Вскоре образовалась маленькая лужа, становясь всё больше, гуще, горячей, пока наконец Фред не отпрыгнул, боясь обжечься.       И тогда он вспомнил, что это — цветок Солнца. А он — лесник Фред. А это место он уже видел когда-то.       И тогда, когда он вспомнил, кто он и почему здесь, как только горестные воспоминания коснулись его воспалённого смертью разума, перед ним явилась она. Женщина с самым ласковым взглядом на свете. Подвижная и юркая. Низкая, пухлая, с копной рыжих недлинных волос. Мама. Он не мог не узнать её. Она приходила к нему во снах.       — Наконец-то ты пришёл, — улыбнулась она медленно. Цветок под её ногами начал увядать также стремительно, как только что расцвёл. Фред захотел приблизиться, чтобы сделать… что-то… но мама взмахнула рукой. — Не пугайся. Так нужно. Всё будет хорошо.       И он поверил ей безоговорочно.       — Я умер? — спросил он тогда, несмело поднимая взгляд.       — Не спрашивай о том, что боишься услышать, — она вновь улыбнулась так, будто бы одобряла любой его вопрос заранее.       — Тогда… ты моя мама?       Она промолчала, но губы её растянулись шире. Фред потупил взгляд, и тем не менее рот его тоже дрогнул.       — Ты приходила ко мне.       — Ты звал.       — Почему я снова вижу тебя?       Глаза матери отразили глубокую печаль, но она вновь не стала молчать.       — Я часть цветка, Фредди. И мы наконец можем говорить. Теперь, когда он умирает.       Лицо лесника отразило испуг и непонимание.       — Расскажи…       — Что ты хочешь знать?       Немного помедлив, он ответил:       — Всё.       Молли в сомнении склонила голову. Фред не давал пояснений. И она начала…       Их семья жила среди людей. Как и многие другие волшебники того времени. Маги не могли держаться поселениями, потому что подвергали себя риску быть обнаруженными и уничтоженными. Вынужденные жить так, чтобы простые люди не подозревали о них, волшебники жили среди немагов и старались вести тихую жизнь. Артур и Молли познакомились благодаря другому волшебнику — на то время это был самый простой способ знакомиться.       Часто незнакомые маги начинали жить вместе, чтобы было хоть как-то легче среди враждебного племени. Артур и Молли полюбили друг друга, что тоже не было чем-то необычным. В таких условиях многие волшебники, делившие быт и жильё, сближались и становились семьёй.       В их небольшом доме стали быстро появляться дети. Первенца назвали в честь друга, познакомившего их — Чарли. Второго мальчика назвали Биллом, а третьего — Персивалем. У них была небольшая разница в возрасте, потому долгий перерыв перед рождением следующего чада показался Артуру и Молли странным. Шли недели, месяцы и годы, и супруги думали, что на этом всё и закончится — трое детей для волшебников было в самый раз. За волшебными детьми нужен был глаз да глаз — малейший всплеск магии под носом у людей мог привести к непоправимому. Благо, что Уизли жили на окраине города.       Однако Молли снова была беременна. Всё было точно так же, как когда она вынашивала Чарли, Билли, Перси. Только живот был больше и оттого, вытягивая кожу, оставлял куда более глубокие шрамы. Молли снова цвела и благоухала, часами разговаривая с чадом внутри себя. Она любила его ещё до того, как он появился на свет, и терпеливо ждала его.       Выносив положенный срок, Молли стала готовиться к родам. Вот только даже с магией, которая облегчала тяжбу девяти месяцев, нельзя было точно предугадать день. Роды начались в городе. Молли, не успев вернуться домой, пришлось рожать в доме повитухи — люди привели её туда при схватках. Прошло много тяжёлых и мучительных часов, прежде чем на свет родились два здоровых мальчика. Близнецы. Это стало приговором для радостной матери, прижимавшей к груди две рыжих головки.       Последнее, что помнила перед смертью Молли, были чужие страшные руки, уносившие прочь её мальчиков. Фредди и Джорджи. Она точно не знала, что случится с её детьми после. Знала только, что люди нарекли их предвестниками Сатаны. Знала, что Артур обещал ей сохранить мальчиков в безопасности.       Когда она вновь открыла глаза, то сначала не поняла, где оказалась. Место, в котором она находилась с тех самых пор, не имело очертаний, границ, формы, запаха. Лишь один цвет и ощущения. Иногда они были совсем притупленными, порой становились жгучими и ядовитыми, но не для неё, а для всего, что её окружало. Сознание Молли было разделено на двоих. Принадлежа когда-то только ей, большей своей частью оно отныне было отведено необыкновенному существу, о котором Молли никогда не слышала раньше. Красное солнце разделило своё существование с ней на долгих двадцать лет. Дало ей возможность. И по ощущениям это сосуществование было бы похоже на вечность, если бы не один простой случай, приведший к матери её чадо одной буйной ночью.       Когда Фред впервые приблизился к цветку, Молли уже знала, что он отозвался на её внутренний зов, о котором она и сама не подозревала раньше. Связавшись с Солнцем единожды, мальчик смог закрепить связь с когда-то умершей матерью. Стремясь не терять эту связь более, не расставаться с сыном как можно дольше, Молли смогла передать часть своей магии ему, сквибу. Так появилась способность говорить с животными, глазами которых мать наблюдала за своими детьми. Так появились сны, — порой вещие, а порой связывающие — благодаря которым Молли могла общаться с Фредом. Так появилась способность не потеряться в лесу — чтобы Фред всегда мог найти дорогу не только домой, но и к цветку, к матери. Она знала, что когда-нибудь он придёт снова. Только ему это было дозволено.       Магией же Молли смогла вмешаться в узлы времени и, не меняя, не вредя, лишь сторонним наблюдателем подсмотреть происходящее тогда, когда сама она была устранена из своего времени. Связав себя с подсознанием сына, Молли узнала, что сделал Артур после её смерти. Он похоронил жену в лесу и взял близнецов с собой. Спрятал и её, и их подальше от людей, которые сотворили весь этот кошмар. Чтобы больше они не беспокоили. Даже после смерти. Могила была ничем не примечательна — лишь небольшой булыжник с именем и подписью «прекрасная». На большее места просто не хватило. А «прекрасная» заключало в себя все доступные значения: прекрасная женщина, мать, жена, волшебница…       Сразу после Артур понёс мальчиков глубоко в лес. К братьям покойной жены. Конечно, избежать их гнева он не смог. Потерявшие сестру, Гидеон и Фабиан почти обезумели от горя и всю свою ненависть вылили на того, кто принёс плохую весть и оказался рядом — на Артура. Однако в близнецах, которых так невзлюбили горожане, они, как и Молли, как и Артур, не видели ни крупицы зла. Зная старинное волшебство, они помогли скрыть метки Мерлина на ручках мальчишек. В память о Молли. Во имя любви к сестре… Конечно, Артур рассказал им о своём плане. Они обещали присматривать за детьми.       Покинув Нору, родной дом жены, Артур отправился ещё глубже в лес — к избушке, в которой проживал отставной орденец. Несмотря на молодой возраст (он был едва моложе самого Артура), Амос был помотан в схватках и походил уже на пятидесятилетнего старика. В некотором роде из-за своих морщин и шрамов, в большем роде из-за того, что мало следил за собой. Амос согласился помочь — он, как никто другой, знал, на что способны люди в своих ненависти и непонимании. Артур оставил детей, вернулся в город и рассказал всем, что оставил детей на съедение волкам. Что случилось дальше — не знали ни Амос, ни братья Пруэтты. Артур пропал вместе с остальными мальчиками.       Вместе с Гидеоном и Фабианом Амос хранил близнецов в безопасности, следил за их взрослением… Амос взял детей под крыло, пообещав молчать о правде так долго, как получится. Однако он умер, не успев её раскрыть. Завял стремительно быстро за каких-то пять лет и унёс тайну рождения с собой.       Всё это Молли узнала, будучи оторванной от жизни. Именно из-за того случая одной пасмурной буйной ночью она смогла быть рядом с обоими своими мальчиками, наблюдать их взросление. Благодарить небо хотя бы за эту вот хрупкую возможность. И ждать, когда сын придёт вновь.       Фред слушал внимательно, стараясь сохранять серьёзный вид, но глаза его то и дело наполнялись слезами. Падая на щёки, они тут же иссушались от жара пространства вокруг. Они с братом были любимы всю свою жизнь. И пусть они были оставлены родителями, мать их никогда не покидала.       Когда Фред, остервенело протерев заплаканные глаза, вновь взглянул на мать, та стояла совсем рядом. Он не успел сообразить, а руки Молли уже крепко обнимали его — ласковые, родные, мягкие. Объятия, дарящие безмятежность и чувство безопасности. Мамины объятия. Фред спешно заключил вокруг её стана кольцо своих рук, боясь, что ощущение её ласки пропадёт быстрее, чем он сможет напитаться ими. Но она не исчезла — наоборот, провела мягкой рукой по его спине, успокаивая, и только тогда Фред понял, что рыдает и задыхается в этом рыдании.       — Мама… мама… — голос надрывался высокими нотами и дрожал, руки и плечи тряслись от эмоций. Фред чувствовал себя ребёнком здесь и сейчас. Таким слабым и маленьким, но наконец-то найденным и нужным.       — Я так люблю тебя, сынок… Вас обоих… — говорила она, продолжая гладить его спину. — Спасибо, что появились на свет. Спасибо, что пришёл ко мне…       Мама говорила много тех фраз, о которых Фред даже не подозревал — такое можно слышать от матери? Но он будто чувствовал, что это было то, что ему давно было нужно — эти слова, эти касания… всё отдавалось в нём дрожью и теплом. Ласковая рука наконец-то достигла его и его сердца.       — Слушай внимательно, Фредди, — прошептала она ему на ухо спустя время так, словно кто-то мог их подслушать. — Цветок — это не только благословение. Это и проклятие, несущее смерть. Оно растёт на могилах людей, обладающих самым сильным и непостижимым волшебством. Потому оно лечит от любой хвори, потому прогоняет смерть. Но за такие дары всегда нужна плата. Самая ужасная из всех. Цветок перенаправляет смерть, Фредди…       За её спиной стояли ещё люди. Сквозь слёзы Фред увидел перед собой Деда, а чуть поодаль — кучку рыжих людей, улыбавшихся настолько похоже, что сердце щемило от догадки. Дед протянул Фреду руку и сжал предплечье, лежащее на спине матери. Юноша беглым взглядом изучал его с ног до головы снова, стараясь освежить в памяти. Это коричневое тяжёлое пальто, низкие сапоги и мощная бляшка ремня, в своё время отходившая его вдоль и поперёк за непослушание. Его широкий и высокий силуэт, дикая борода, строгие глаза и ласковая редкая улыбка… Эти чёрные обугленные пальцы. Эту руку, которую он держал все пять лет, пока Дед болел, и в самый последний его час.       Кустистые брови сошлись на переносице, когда родитель заметил этот взгляд.       — Используй сок цветка с умом, Фредди, — и юноша оторопело кивнул.       — Я понял, почему ты умер…       Дед коротко кивнул, глядя всё также пристально. И Фред подумал, что если он — настоящий, то, наверное, изучает его сейчас также пристально, чтобы насытится этим образом… запомнить. Фред захлебывался.       — Прости меня… прости. Это из-за меня ты заболел… и я не нашёл, чем мог тебе помочь… Прости.       Фред вспомнил, что рука, за которую он держал Деда, пока тот умирал, была с грубо заросшими ожогами. Дед доставал его из пожара, а не из углей. Тогда никто не знал, что из себя представляет Красное солнце. Но теперь знал Фред. Об этом ему рассказала мама. Оно не сгорает дотла. Красное солнце сжигает дотла. Оно выжгло до смерти их с Джорджем Деда всего за несколько лет.       Родитель ничего не ответил — лишь взгляд его смягчился, стал по-отцовски ласковым и губы дрогнули в слабой улыбке.       — Ты так вырос, мальчик… — это не было ответом, но это было лучшее, что Фред хотел бы сейчас слышать: — Я горжусь тобой.       Кажется, после смерти ему предстояло выплакать много непролитых слёз.       Дед отошёл в сторону, отступила и мать, позволяя Фреду двинуться с места, но тот её не отпустил и прижал к боку покрепче, боясь вновь потерять. Перед ним было двое мужчин — один был в возрасте сорока лет, второй намного моложе, но старше самого Фреда. Оба высокие и худые, как Фред и Джордж. Оба рыжие, но у того, что старше, лысина. Он смотрел на него поверх двух стёклышек — такие были у наследника Мерлина. Смотрел с лаской, счастливо и слегка виновато. Второй лучился светом. От него чувствовалась храбрость и непостижимая готовность к приключениям. И смотрел он с гордостью своими прищуренными глазами.       — Папа, — догадался Фред, глядя на Артура, и перевёл взгляд. — Билл.       Они кивнули с разницей в мгновение, и внутри Фреда всё зацвело. Вот она — его семья. Он было потянул руки, чтобы прикоснуться к ним, запомнить, впитать, но рука матери его остановила. Видения молчали.       — Это ты делаешь?       Она грустно улыбнулась.       — Я могу лишь передать тебе образ. Коснуться ты их не можешь.       Тогда лесник напряг весь свой ум, чтобы запомнить их. Таких разных, но очевидно похожих — на друг друга, на него, на Молли. Фред запомнит Артура — хитрого, жертвенного и преданного. Запомнит Билла. Храброго, авантюрного и несдающегося. Запомнит, чтобы рассказать о них брату и всем, кого ещё встретит. Мужчины улыбнулись шире, видимо, прочитав его мысли по лицу, и вдруг начали отступать. Позади них не было ничего, но казалось, что там — конец. Это было похоже на прощание. Как только догадка посетила его голову, всё начало меркнуть одновременно — небольшими всполохами, но Фред, испугавшись, не мог не заметить. Что-то происходило, и нутро кричало в ужасе.       — Как же я теперь без вас буду?! Вы были… — взвыл лесник, безумно оглядывая всех их и вцепившись взглядом в маму, — ты была рядом всё это время незримо! И я справлялся со всем благодаря твоей магии, благодаря твоему присутствию!       Она ничего не ответила, а когда её маленькая родная фигура выскользнула из его ладоней, он почувствовал необыкновенную пустоту и холод. Руки стали словно тяжёлые камни и не поднимались, как сильно бы сейчас Фред ни хотел ухватить мать за руку, не давая вновь исчезнуть.       — Не исчезайте! — взмолился он, чувствуя, как не только семья отдаляется, но и чужая сила, сидевшая в нём все годы, теперь уходит из тела.       — Близкие никогда не покидают нас, Фредди. Если мы будем нужны тебе, то вспомни, что мы всегда рядом… вот здесь, — тяжёлая широкая ладошка с чёрными пальцами легла ему на грудь, даря тепло. И, пропав, тем не менее не унесла вместе с собой этого сокровенного чувства, как исчезнувшее тело матери.       Перед глазами, вытесняя настоящую картинку, на мгновение появился холм, деревня, ранний рассвет. Необыкновенная трава переливалась всеми известными цветами на этом свету, причудливые дома мигали волшебными огнями…       В следующее мгновение перед глазами вновь было всё то же неизмеримое пространство. Дед, стоявший так долго совсем близко и поддерживающий одним своим присутствием здесь и сейчас, внезапно стал отдаляться, как и остальные. Не двигаясь. Это Фред отдалялся — его тянуло куда-то назад, и падать вновь в неизвестность было невыносимо страшно! Когда Фред, видя только точки вдали, хотел воззвать к матери, дедушке, отцу, брату… он почувствовал тепло в груди. И тогда все страхи ушли, гонимые тем, что подарили ему родные люди. Любовью.

***

      Открыть глаза вновь — тяжело. Тело было неподъёмным, словно железом налитое. А перед взором — яркие пятна. Почему-то не было больно и несмотря на тяжесть даже легко. Что же ему снилось только что?..       Когда веки наконец открылись, Фред первым делом увидел душистые и незнакомые травы — сухие такие, связанные в букетики. Их было много. Лесник за ними не видел и кусочка деревянного потолка. Поднял одну руку — она коснулась чего-то шершавого и едва крошащегося, твёрдого, неровного. Это была белёная печь под левым боком — тёплая, лишь немного разожгли притопок. Поднял другую руку — та сразу нашарила твёрдую поверхность. Облокотившись, Фред не без труда сел на узкой пуховой кровати. Прямо перед ним оказался стол с разными склянками (такие он уже видел у одной знакомой ведьмы), ступками и пестиками, сухими травами, свитками и даже книгами. Ни кусочка свободного пространства. И отделял Фреда от этого кособокого стола лишь узкий коридорчик.       Встав, лесник неловко зацепил рукой несколько свитков, повалившихся на пол, а головой задел букетики, едва ли не прижав их к потолку. Сухие листья, крошась, опали на огненные волосы. Утягивая за собой одеяло, на нетвёрдых ногах Фред пошёл дальше. Хатка оказалась совсем маленькой, но больше, чем у него с Джорджем. Здесь хотя бы были комнаты и коридоры, пусть и совсем невнушительные. Фред был один.       Лесник прошёл мимо двух закрытых комнат, увидел раскрытую нараспашку парадную дверь и последовал к ней. Солнце, пробиваясь сквозь резной узор крыльца, тут же лихо очертило его лик, залезло в глаза, нос и уши, словно пытаясь осмотреть и удостовериться, что всё хорошо. Едва вставая, оно уже радовалось новому дню. А едва Фред ступил босыми пятками на сухое чуть тёплое крыльцо, то понял, что и снаружи тоже — никого. Пустота и странности, да и только.       Дом, из которого он вышел, сидел на горе. Вокруг него — на пригорке и соседних холмах стояли, где подбоченившись, где вскинув нос-крышу, множество самых разных домиков. Один холм был засеян какой-то незнакомой травой, и в лучах восходящего солнца она блестела, как золото. Он в чужеземной деревне. Лишь приняв эту мысль, Фред наконец заметил совсем новое: поле переливалось не только золотом, но и другими цветами, словно в ней — драгоценные камни. В окнах домов стояли причудливые стёкла — похожие на фрески, издалека они, напоминая какой-то рисунок, тоже блестели соцветиями из звёзд. Все домики были причудливы, не похожи один на другой: где-то на крыльце висели плетёные странноватые куклы, коих точно не купишь в обычном магазине; где-то на перилах были развешены амулеты и обереги; где-то на стенах дома были нарисованы ночные светила и их созвездия… Но в округе не было ни души. О присутствии человека не говорило ничего — не было дымка из труб, не было чужих голосов или хотя бы рёва животины, не пахло свежим завтраком…       Ноги нагрелись от тепла крыльца, и Фред стал перебирать пальцами, наслаждаясь. Но стоять прямо всё же трудно — по ощущениям, он лежал в постели несколько суток. Спустившись на прохладную, орошённую росой траву, лесник подошёл к бочке, заполненной водой, и заглянул внутрь. Его отражение смотрело на него устало и почти безжизненно. Волосы, тусклые и отросшие, торчали в разные стороны. Взгляд одного глаза почти потух, второй был прикрыт повязкой, края которой не полностью скрывали обожжённую кожу. Он похудел, но не сильно. И на щеках не было щетины — кто-то явно за ним присматривал. Да и кости ломило не так, как должно было бы за все время лежания. Этот кто-то (или эта?) ещё и разминал ему конечности. Заметив хмуро собранные брови, Фред постарался расслабить лицо. Это не помогло, и тогда он разгладил складку пальцами. Стало получше. Черпнув в руки воды, лесник ополоснул нижнюю часть лица, промыл глаз, ополоснул рот. Начал чувствовать себя более живым.       Погодя, Фред сел на лавочку под боком дома, окна которого смотрели на проснувшееся солнце будто с прищуром. Он поплотнее закутался в одеяло, чувствуя некоторый озноб не только от раннего утра, но и из-за недавнего пробуждения. Тело было будто не своё, Фреду казалось, будто он движется в чём-то тягучем — в патоке, к примеру. Перед ним открылся завораживающий вид: голубое небо и облака, испещрённые нежными солнечными лучами, переливы луга на холме, сияющие фрески в окнах домов. Запах леса… не такой, как раньше. Фред помнил запах, который держался около его дома в лесу — сырость, пахучие травы, хвоя. Здесь ветер разносил и что-то другое — невесомое, едва уловимое и непохожее. Это щекотало нос и горло, но не назойливо, а даже как-то приятно. Так пахло тогда, когда Гермиона колдовала… Это был запах чар, висящих в воздухе.       Фред вдруг понял, что уже видел это раньше. И воспоминание разлилось перед глазами: цветок, мама и её рассказ, Дед, папа и Билл… Мгновенно начало свербеть в носу, кончики пальцев закололо, и Фред резво поднял лицо к небу, не позволяя слезам вновь стечь по щекам. Всё это было грустно и особенно теперь, когда он вернулся к жизни и больше не встретит их вновь. Но это были не слёзы сожаления или вины. Фред чувствовал облегчение за все прошедшие годы.       Из мыслей его освободил оклик. Резко обернувшись на зов, он увидел. Гермиона. Взбираясь на гору, она обнаружила своего больного и, справившись с минутным шоком, уже на всех парах мчалась к нему. Широкая улыбка растеклась по его лицу сама собой — Фред был необычайно рад видеть живую и пышущую здоровьем ведьмочку, пусть и готовую оторвать ему голову за всё, что он наделал. Она наскочила на него прямо с разбега и всадила что есть мочи по щеке. Неготовый к такому проявлению эмоций Фред, схватившись за щёку, возмущённо глядел на волшебницу, открывая и закрывая рот, потому что мысли сейчас выразить было трудно.       — За то, что не умеешь думать, идиот! — гаркнула она, и глаза Фреда стали ещё шире.       — Да я… да как… — задыхаясь, лепетал он.       — Ты мог умереть! — визжала ведьма.       — Не умер же! И вообще, я ведь хотел спасти тебя!       — Тогда не бросал бы, тогда, у таверны!       — Тогда бы не колдовала у меня за спиной!       Красные и косматые, пышущие гневом, они замолчали, уставившись друг на друга. Прошло время, и, злобно и громко фыркнув, Гермиона упала на скамью рядом, так ничего и не сказав. В глазах её застыли злые слёзы. Фред, всё ещё не отнимая ладони от щеки, смотрел себе под ноги.       — Кто вообще бьёт раненых… — пробурчал он себе под нос, надеясь, что Гермиона его не слышит. Когда та вдруг вздрогнула всем телом, Фред испугался, что она сейчас снова ему отвесит.       — Прости… — вместо этого выдала она, теребя подол знакомого коричневого платья. Фред подумал, что ослышался. — Прости, что влезала в твои сны. Прости, что колдовала за твоей спиной. Прости за то, что ничего не говорила…       Лесник не ожидал, но ведьма вдруг разоткровенничалась. И это приняло неожиданно глубокий оборот, ведь Гермиона начала с рассказа о своих родителях, а потом объяснила, почему и когда применяла к нему магию. Фред слушал и… принимал это. Он не до конца понимал вещи, о которых говорила Гермиона, и несколько всё же злился на неё, но её виноватый вид, красные щёки, когда разговор заходил о её чувствах к нему — всё в ней говорило ему о том, что она, во-первых, раскаивается, а во-вторых…       — Так как твой отец?! — спохватившись, перебил её Фред под конец, слегка подрагивая от нетерпения.       Лицо его ведьмочки тронула ласковая улыбка — почти такая же, какую он видел перед смертью. Разве что была без тоски. Зато всё ещё с горчинкой вины.       — Он жив. Благодаря тебе. Я сделала отвар из цветка, и он наконец почувствовал себя лучше. Сейчас он вместе с остальными. Впервые за многое время…       — Прости, что оставил тебя. Мне нужно было сложить всё воедино… и я боялся, что остаюсь рядом с тобой только из-за твоей магии и если останусь, то не смогу обдумать… — она остановила его, положив руку на предплечье. Гермиона прощала.       — Что… что вообще было после того, как я…?       — Пришли люди из Ордена. Их вызвал Гарри ещё до твоего появления, но вы разминулись.       Фред дёрнул уголками губ.       — Арагорн перенёс меня к вам.       Глаза Гермионы отразили удивление. Она хотела что-то спросить, но просящий и нетерпеливый вид лесника напротив вынудил её продолжить:       — Они смогли вытащить тебя из уже затухавшего огня. Я очнулась спустя время. Орденцы ходили вокруг, помогали Гарри и делали всё, чтобы… остановить кровотечение и облегчить боль и… я думала, моё сердце остановится… я думала, ты мёртв.       Фред ласково улыбнулся, когда ведьма подняла слёзные глаза, и сжал её руку, стараясь подбодрить и вернуть к тому, что они оба здесь и сейчас. Живы.       — Как ты очнулась? Я думал, болота…       — Как только цветок сгорел, яд на болотах стал расступаться и таять. Всё, чем он защищался ранее, перестало существовать за очень короткое время.       Лесник грузно кивнул, уронив голову на грудь. Почесал в затылке и наконец решил рассказал ей о том, что видел, когда был мёртв…       — …И теперь, когда цветок погиб и моя мать окончательно отправилась на тот свет… вновь остались только я и Джордж. Вновь только сквибы. Но даже так… я наконец спокоен, — подвёл итог Фред. Весь рассказ, даже с некоторыми упущениями про цветок, уместился в довольно короткое время, и это было неприятно. Хотя слова не смогли бы полностью передать всё, что испытал на той стороне лесник.       — Так… твоя мать была цветком? — помешкав, спросила Гермиона. Было тяжело вот так сразу переварить всё сказанное. Ведьме, даже имея связь с магией с самого детства, казалось что то, что произошло с её лесником, было чем-то более сложным и древним.       — Не совсем, — он качнул головой и, покусывая губу, задумался. — Она была его частью. Красное солнце растёт на могилах волшебников. И не на любой могиле. Лишь на той, где лежит волшебник, обладавший самой чистой и сильной магией…       — Материнская любовь, которая превозмогла саму смерть… — поняла Гермиона. — И именно там, где нет места смерти, рождается этот самый цветок, что лечит любую хворь, побеждая саму смерть…       Фред кивнул. Они вновь какое-то время сидели молча: Фред смотрел за рассветом, Гермиона снимала раскрошившиеся травы с его волос.       — Скажи… — вдруг попросил он, — что-то ещё осталось от цветка?       Гермиона печально пожала плечами.       — Он весь сгорел. Я сожалею…       Фред какое-то время молчал, задумчиво глядя в небо. Выглядел он теперь не просто уставшим, но и каким-то неуверенно печальным.       — Но остались ещё некоторые заготовки, которые я использовала для снадобья… — она попыталась утешить, не понимая, что так впечатлило лесника, но лицо его изменилось едва заметно. — Что-то не так? — всё же спросила Гермиона, озабоченно разглядывая его.       Юноша снова молчал, а через пару мгновений встрепенулся, словно очнувшись ото сна, и ответил, старательно давя улыбку:       — Нет. Всё отлично…       Не мог же он сказать, что теперь, когда цветок, спасший его многие годы назад, снившийся ему всю его сознательную жизнь, стал чем-то сродни близким? И Фред теперь, когда цветок наконец был уничтожен, ощущал всё это так, словно потерял друга? Было бы безумием в этом признаваться…       — Он столько лет звал меня к себе…       — Может, призывал тебя исполнить свою судьбу? — улыбнулась Гермиона, прикасаясь ко лбу Фреда, проверяя температуру.       — Судьбу? — он усмехнулся уголками губ.       — Не веришь? — она стрельнула взглядом, как делала обычно, когда он поднимал на смех её слова.       — Я могу поверить только в судьбу, которая привела меня к тебе, — вдруг серьёзно сказал Фред, осторожно беря её за запястье. — Судьба — это ты.       Её глаза удивлённо сверкнули, но потом огонёк в них смягчился, лицо расслабилось, и Фред мог видеть, как оно вмиг стало мудрее. Словно Гермиона знала намного больше, чем он.       — Ты мне снилась в смерти… — выдохнул лесник, притягивая её ближе.       — Я знаю, — улыбнулась ведьма, говоря знакомым тоном и позволяя утянуть себя.       И их губы встретились, крепко прижались друг к другу. Его — сухие от болезни, её — искусанные от беспокойства о нём. Соскучившись, они словно пытались припомнить все те пережитые, кажется, уже давно ощущения. Губы, языки, зубы — всё было сразу. Слабыми руками Фред ощупывал ведьму, проверяя, хорошо ли она ела, крепко ли спала и достаточно ли отдыхала. Пальцами он нащупывал выступающие рёбра и худые бока. Платье висело на ней, как тряпица. Всё это давало ему ответ: нет. Отстранившись, Фред хмуро вгляделся в лицо Гермионы, пока она осторожно обнимала его затылок, почёсывая пальцами кромку отросших волос. И не смог и словом пожурить, глядя в её золотящиеся лаской и счастьем глаза. Магия, дарованная ему матерью, защищала его от ведьминского влияния. Простые смертные бы пали от чар красоты любой ведьмы. Но Фред не пал перед чарами Гермионы, потому что не был простым смертным. Он всё это время был искренне влюблён.       — Я тебя люблю, Гермиона. Спасибо, что появилась в нашем лесу, — Фред вернул ей её признание, пусть она и сказала ему это лишь во сне, и смотрел на Гермиону нежно и преданно, но что-то в нём на крохотное мгновение напугало ведьму. Заметив эту перемену, Фред решил спросить: — Так… это твой дом?       Отстранившись, но не отпуская от себя, он пристально глядел, пусть и было неудобно. Гермиона полусидела на нём и больше удерживала себя на весу, чтобы не сделать ему больно, но и сама отступать не стала. Она больше не хотела отдаляться.       — Да, и это моя деревня, — кивнула Гермиона, очертив глазами место вокруг, а потом вновь посмотрела ему в глаза, уже пристально и удручённо. — Зрение восстановится со временем, но не полностью, — с печалью уведомила она, едва касаясь пальцами повязки на глазу.       Фред кивнул, наслаждаясь её прикосновениями.       — Где все люди? — тихо спросил он, не желая пугать момент. — Я не нашёл никого, как проснулся.       — Встречают… — она не закончила предложение, решив, что проще показать. Гермиона встала и протянула ему ладонь. Фред вложил в её раскрытую руку свои чёрные пальцы. — Кстати, Джордж тоже здесь…       Ну конечно — как же братец мог бросить его на произвол судьбы, тем более прознав, куда помчались орденцы?! Когда они обошли дом, то невдалеке, у подобия ворот, виднелась куча причудливого народа — в мантиях, с сумками-перевязями и, кажется, даже палочками наизготовку. Они громко разговаривали и смеялись, встречая вновь своих спасителей, и делились огнём палочек, делая раннее утро ярче и волшебнее. Ещё с горы Фред заметил две рыжие макушки, встретившиеся в толпе. Это его семья постепенно воссоединялась спустя годы. И тёплая узкая ладошка в его руке делала Фреда уверенным, что теперь всё встанет на свои места.       Вот так маги, сказки о которых Фреду и Джорджу рассказывал Дед, перестали быть просто легендами. Великие маги, могущественные чародейки, невероятные герои — всё была правда. Всю жизнь находя их выдумкой, Фред отныне не сомневался, ведь сам он оказался прямо в центре всех этих сказок — в деревне, которая была рядом всё это время.       Волшебство, как и сказывал Деда, всегда ближе, чем кажется. Нужно только поискать.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.