Красное солнце сгорает дотла

      — Птицы летают низко. Дождь будет долго.       Отворившаяся со скрипом дверь явила в свете хатки продрогшую и нахохлившуюся фигуру. Тяжело ступая, она присела на скамью у порога. Несмотря на то, как спокойно говорил Дед, выглядел он встревоженным. Фред несмело приблизился, заглядывая в лицо родителя, пока тот стягивал с окоченелых ног тяжелые сапоги. Джордж выглядывал из-за печи с ухватом наперевес.       — Разве это плохо, Деда?       Старик посмотрел на мальца с улыбкой, взгляд его, ранее отчуждённый и задумчивый, смягчился перед конопатым лицом Фреда.       — Звери чувствует окружающую нас природу намного чётче, чем люди. Сейчас они встревожены, и это мне не нравится. А теперь, — поднявшись, Дед оглядел освещённую свечами хатку и глубоко вздохнул, — попробуем, что вы там на двоих с братом сготовили.       Джордж, только и ждавший момента, тут же вынул из печи котелок с супом. Его раскрасневшееся от жара печи лицо выглядело чрезмерно довольным. Фред уже накрывал на стол.       Это был один из множества спокойных вечеров их семьи. Близнецы, пихая друг друга ногами под столом, с жадностью поглощали горячий суп. Дедушка, садясь за стол, отвесил неуёмным близнецам деревянной ложкой по лбам и принялся за еду. Погода за окном тем не менее бушевала. Было темно, выл ветер, капли колотили в стёкла, будто кто-то маленький и шустрый требовал отворить и впустить его в тёплую уютную хатку. Там же, в хатке этой, горел огонь печи, пахло свежим супом и сушёными травами. Было тихо — лишь стук ложек звучал в избушке, да носом шмыгал едва заболевший Джордж.       — Завтра пойдём с вами в лес, — сказал вдруг Дед, облизывая ложку после трапезы. Фред и Джордж никогда не спорили с родителем, когда дело касалось леса. И потому, едва переглянувшись, ничего не сказали. В глазах друг друга они, тем не менее, прочитали сомнение.       Лишь когда ночь вступила в свои права и пора было ложиться спать, один из них, на правах старшего, набрался смелости спросить. Джордж уже преспокойно посапывал на соседней подушке. Дед сидел у печи, начищая три пары сапог перед походом. Его и без того крупная фигура на фоне огня выглядела ещё больше. И теплее. Дед в такие спокойные минуты внушал спокойствие и доверие. На самом деле он не был стариком преклонного возраста, несмотря на седые волосы. Их родителю было не так много лет, чтобы звать его Дедом, но они продолжали звать так. С ним никогда не было страшно. Близнецы знали, что Деда защитит их от любой опасности, победит злодеев и своих мальчишек научит тому же. И ещё они знали, что Деда и сам может быть злым и гневливым. Сколько раз он лупил их за провинности?..       Наверное, именно этим и оправдывал своё промедление Фред.       Дед совсем тихо напевал себе под нос какую-то мелодию и скрупулёзно оттирал тряпочкой каждый кусочек грязи, застрявший в подошве сапог. Клонило в сон. Вдохнув поглубже, Фред шепнул:       — Деда, — он, казалось, не услышал, но всё же напевать прекратил. — А как же дождь, Деда? Ты сказал, что он будет долго.       Дедушка наконец распрямился и опустил сапоги у печи, чтобы на утро те были тёплыми и парнишки не простудились. «По-хорошему, — думал родитель, — Джорджу нужно купить новую обувь». Старые сапоги уже прохудились, а появившиеся дырки грозили младшему дитю чем-то и посерьёзнее простуды. Дед вздохнул. В их хатке денег куры не клевали. Если бы не дары природы, то их неполноценная семья жила бы вовсе впроголодь. Однако деньги нужны были — сезон дождей должен был затянуться, а для того, чтобы его пережить, нужно было купить не только новой одежды, но и лекарств. И потому пора было посетить город. А перед этим нужно взять парней с собой — на рыбалку, на сбор трав, на охоту.       Высунувшееся из-под тёплого одеяла лицо Фреда выражало сомнение.       — Вот и посмотрим, как вы сможете сориентироваться в лесу во время дождя, — Дед улыбнулся, широкая, горячая его рука накрыла лоб и глаза ребёнка. Фред, так и не сумев понять, слиплись ли его веки от усталости или же от рук старика, пал в сновидения. На улице всё ещё тарабанил дождь, будто кто-то стучался в окно...       Снаружи было сыро и туманно. Тучи в небе так и не рассеялись со вчерашнего дня, и в лесу оттого стояла мрачная полутьма. От дождя осталась только морось, готовая разрядиться непрошеным ливнем в очередной раз за прошедшие сутки, но ни это, ни изредка громыхающая вдали небесная наковальня, ни полусонные близнецы не заставили Деда передумать. Он все так же намеревался отвести своих мальчишек в лес, дать им очередной навык выживания. Дед хотел был уверенным, что, когда его не будет рядом, его мальчишки смогут вдвоём справиться со всем, на что были обречены ещё при рождении.       Однако что-то, как и боялся старик, было не так. Моросящий дождик вскоре после их отправления уже превратился в целую бурю — переход был настолько внезапным, что никто из них не успел вовремя понять опасность. Разойдясь совсем недалеко, в условиях нарастающего ливня и ветра они потеряли друг друга. Боясь, что ветви деревьев вот-вот упадут на его голую голову (ветер срывал не только ветки и листья, но и капюшон), Фред думал только об одном: дом, дом, дом…       Шум листвы и ветра превратился в нестихающий гул, становился похожим на чужеродный шёпот, шипение и оклики. Фред метался, едва удерживаясь на ногах, стараясь сохранить тепло хотя бы под той одеждой, в которую безуспешно кутался, брёл куда-то, лишь бы не стоять на месте. Ему казалось, что кто-то невидимый его глазу наблюдает за ним из-за ветвей деревьев и только и ждёт, когда мальчик остановится. Он делал шаг — и нечто ступало одновременно с ним, он начинал бежать и слышал, как что-то с чавканьем спешит след в след. Звать Фред перестал ровно тогда же, когда его голос пропал. Джорджа и Деда слышно из-за гнева погоды не было.       И тут вдалеке — совсем малюсенький огонёк — надежда. Свеча в окне их дома? Соседский огонёк? Не важно — спасение! В момент, когда Фред обнаружил его у себя перед глазами, он замер и не мог поверить — дыхание остановилось на полувдохе, сердце пропустило удар и болезненно сжалось в предвкушении. Но Фред даже не заметил, что замер не только он, а всё вокруг. Замер лес, остановился ветер и сама вода. Нечто в кустах пригнулось для прыжка.       Фред сорвался с места настолько быстро, что сам не поверил взявшимся из неоткуда силам.       Уже через несколько шагов он ощущал не только притягивающую силу огонька вдалеке, но и дышащий в затылок страх. Страх смерти. Это был почему-то самый простой вывод из всех, что когда-либо делал Фред. Его хотят убить. И потому нечто вдалеке — его единственный шанс.       Вновь выл ветер, раскачивались до самой земли деревья, хлеща ветвями лицо и задевая корнями ноги мальчишки. Вода застилала глаза — не только дождь, но и попросту слёзы ужаса текли градом. К чавкающим по грязи шагам за его спиной добавилось хриплое тяжёлое дыхание и клацанье голодных до мяса зубов. Мальчишка уже с трудом перебирал ногами, но силы отчего-то не заканчивались, мышцы были будто раскалённые, сердце колотилось, готовое разбиться о грудь!..       Свет оказался ближе, чем ему казалось. Поляна, на которую он вышел, вся освещалась мерцающим ярким огнём. Перед Фредом был цветок. Краснее и ярче, чем само солнце. По его алым листьям стекал жидкий огонь, пестики горели аки факелы. Фред не осмелился оглянуться назад. То, что сейчас рычало и с громыханием прыгало грудью на стену (а была ли она там?) казалось куда менее привлекательным, нежели цветок… нет, существо перед ним. Оно манило, звало, окутывало приятным тёплом, словно объятие близкого…       Дед нашёл Фреда только утром. Спящего в углях посреди выжженной поляны. Существо не просто спасло его и согрело ночью, но и наделило необыкновенным даром сновидения.       Теперь Фред снова был здесь. Сломя голову он бежал по болотам, желая как можно скорее вернуть затухающую Гермиону к жизни. Арагорн прилетел в Нору, как-то нашёл спрятанное ото всех убежище…       Фред лёг спать тем же днём, когда пришёл, потому что очень устал. Ему снилась всё та же Нора, в которой он был, но она отчего-то была совсем другая и в то же время такая, что было ясно, что это именно она. Такая же нагромождённая, кривая, с выступающими башнями, обросшая плющом, но… уютная? Ухоженная? Было ясно, что к ней прикасалась чья-то рука, постоянно готовая что-то поправить и добавить. Фред наблюдал со стороны, стоял прямо перед дверьми и не мог и шелохнуться — ни рука не поднималась к ручке, ни нога не ступала дальше порога. А внутри, за закрытой дверью были шум и суматоха — ни следа от тишины и скрытности, присущей Ордену. Там было много народу — с десяток людей, не меньше. И все они ходили, бегали, перекрикивались между собой, но не по-злому или неприязненно, а как-то по-домашнему и добро.       Из надстроек, помимо криков, раздавались хлопки и шёл дымок. Фред был готов поклясться, что слышал свой голос или Джорджа. Или их обоих. Помимо них он узнал голос наследника Мерлина и несколько незнакомых и знакомых одновременно. Даже, вроде как, голос Гермионы. И там были голоса взрослых тоже — полуприказной-полуласковый женский и спокойно-весёлый мужской. И пахло пирогом, который Фред любил больше всего. Который Дед готовил им, когда ещё был жив.       В какое-то мгновение в одном из окон высунулось его же лицо, гогочущее и выбрасывающее что-то на улицу. Следом за ним пронеслась чужая рука, отвесив оплеуху, и вихор кудрявых каштановых волос, мелькнув, исчез вместе со вторым Фредом. Настоящий, стоя всё там же на порог, скривился. Должно быть, больно было.       — Фред… — позвал мягким шёпотом посторонний голос. Он был словно вне сна, над ним. Как белый шум, но очень настойчивый, пусть и тихий. — Фред… — запах вольных ветров и цветочных полей проник в его нос, словно ненароком забытый и вновь упомненный. Голос, ласковый и кроткий, взывал к нему с мягким нажимом, с нуждой. Фред не понимал, что происходит. Чьи-то локоны касались его лица, ладони трогали плечи в знакомом-знакомом жесте…       — Ты умрёшь, Фред… — раздалось внезапно близко в самое ухо, отчего Фред почти подпрыгнул. В тот же момент следом раздалось:       — ФР-Р-Р-ЕД! — гаркнул раскатистый скрипучий голос.       И лесник мгновенно очнулся от сладкого сна. Обнаружил себя на полу. По комнате метался ворон — сшибал всё на своём пути, бился в стены, словно заведённый. И повторял всё то же:       — Беда! Беда! БЕДА!!! — Это был Арагорн. Несчастная взвинченная птица лепетала слово, которому лесник так упорно её учил.       Фред вдруг почувствовал острую нужду во вдохе, но не мог дышать, словно утопал. Паника захлестнула его, и он, наконец, в какой-то момент в самом деле очнулся. Уже наступал вечер.       Тоска по ведьме, которую он не вспоминал или упоминал в разговорах только вскользь, вернулась к нему вновь с новой силой. Как она там? Нашла ли цветок? Хватило ли времени? Успела за эти оставшиеся три дня? Спасла отца? Жива ли? Теперь, когда о его жизни стало известно столько невероятных деталей, ему хотелось, чтобы Гермиона всё же была на его стороне. Он понимал, что всё ещё имел право злиться, но правда обстояла в том, что ведьма была ему всё так же нужна. И им нужно было лишь поговорить обо всём, что висело большим вопросом над ними. Вот только теперь… когда это случится?       Сильная девочка всегда ему помогала, даже когда он был без сознания.       Чем дальше ты от ведьмы, тем слабее чувства. Ослабли ли твои? Он подумал об этом только сейчас. Столько всего произошло за последние дни, что он совсем забыл о том, как тянуло внутри при мысли о его ведьмочке, как болело сердце.       Он прислушался к этим ощущениям.       Нет.       Вот и ответ.       Да, она ему необходима.       С этой мыслью Фред вышел на крыльцо, едва узнавая его после сна. Там расположились Луна и Джордж. Брат чувствовал себя гораздо лучше, раз решил выйти на свежий воздух. Луна всё так же следовала за ним, ухаживая за ранами. Фред решил рассказать всё. Глаза его брата, отдохнувшие и даже счастливые от того, что рядом были люди, которых он больше всего хотел видеть, становились круглыми и ошалелыми с каждым словом. Фред рассказывал о своём приключении, о Гермионе, о своих чувствах и сомнениях, об окончательном решении, чувствуя, будто прощается. И нутро его не обмануло.       В разгар рассказа раздался хлопок — негромкий, но зычный, далекий. Раскатистое граянье прокатилось над их головами мгновением позже. Братья вздрогнули от этого неожиданно неуместного звука, задрали головы к небу и увидели стремительно приближающуюся чёрную точку. Фред не мог поверить, хотя сейчас больше всего на свете ему хотелось, чтобы это было правдой. Птица, продолжая кричать, приближалась стремительно быстро, надрывая свои угольные крылья, силясь привлечь внимание знакомого лесника и не сбиться с пути. Фред подорвался, стул позади него упал с громким стуком. Лицо его исказило изумление и благоговение, в порыве он протянул руки навстречу.       — Гермиона…       Джордж воззрился на него с ужасом в глазах, не понимая, что происходит, но чувствуя, что случится нечто ужасное. Такая же перепуганная Луна невольно замерла у его кресла, как маленькая пташка перед налётом смерти. Джордж рванулся со своего места, стремясь достигнуть брата, ухватить за руку…       Арагорн… конечно, это был он. Сон его не мог быть обыкновенным, никогда таким не был.       Ладонь Джорджа едва успела прихватить полу чужой рубахи, когда раздался судьбоносный хлопок, и в следующее мгновение всё вновь стихло. Рука прошла сквозь пространство, ухватив лишь воздух. Джордж упал на колени.       На крыльце Норы остался лишь он и Луна.       Фреда переместило на болота. Он был здесь раньше, но едва узнавал местность — она исказилась, будто пропущенная через плохой эфир, или будто лесник наблюдал за ней через донышко бутылки. Это ядовитый дым размазывал округу, отравляя непрошенным гостям не только лёгкие, но и зрение. Встревоженный Арагорн, волшебное существо, сидел на плече Фреда, не способный более прорваться через этот кислотный плотный туман. Он и так истратил все свои силы на перемещение.       Совсем недалеко Фред услышал шаги и тяжёлые вдохи. Ещё не успев надышаться отравой, он смог быстро найти тех, кто был здесь уже давно. Гарри тащил Гермиону на себе, едва ли не теряя сознание. Завидев чужую фигуру, волшебник из последних сил ухватился за палочку и выбросил заклятие, но промахнулся — видимость была ни к чёрту. К счастью, ещё до второго заклятия он успел узнать в приблизившемся человеке своего знакомого. Обессилев окончательно, наследник Мерлина упал на траву.       Он не рассказал почти ничего нового — было ясно, что они всё это время шли по болотам, разыскивая путь к цветку. Попали в передряги с растениями и животными, защищающими Солнце, и надышались парами. Гермиона впала в незабытье первая. Что действительно было важно: Гарри сказал, что им можно помочь, сорвав цветок. Сейчас только он мог избавить от ран и яда, ведь сам был их причинителем.       У Фреда с собой не было ничего. И всё же он отправился дальше.       Лес теперь будто всеми силами сопротивлялся — отныне, вероятно, цветок чувствовал, что Фред шёл именно за ним. Монстры из кошмаров вновь преследовали его в дороге, как в детстве. Фред начинал вспоминать всё… Он почти вскоре вновь нашёл эту поляну. Такую знакомую, невообразимо родную… Стало внезапно так тихо, словно уши крепко заложило — Фред рассеянно попытался отжать воздух из ушей пальцами, однако тишина так и не отступила. И лесник понял, что это тоже происходило раньше. Воспоминание пробудилось в его голове мгновенно: чернеющая темнота, вой и клацанье стальных зубов за спиной, горящий, жаркий цветок впереди. В груди расцвело ощущение, будто он встретил старого друга.       Однако вновь стоя на поляне, залитой ослепляющим светом выжигающей все в округе звезды, Фред в этот раз оглянулся. Те создания, которые всю жизнь преследовали его в кошмарах, ходили за ним всю дорогу от дома до цветка и вновь стоявшие за его спиной, были… в ужасе. Это были больше не жаждущие мяса хищники, а перепуганное до смерти зверьё. От цветка исходил удушающий жар — он иссушал, подавлял волю, выжигал внутренности и кости.       Фред оглянулся. Ноги несмело и с трудом понесли его вперёд. Цветок пылал, как красное солнце, жегся, протягивая свои огненные щупальца навстречу. Фред смотрел только на этот красивейший цветок, столько лет ожидавший его прихода, но краем глаза замечал, как мир вокруг превращался в ад: все горит, просто полыхает, но источником огня оставалось только это создание. Воздух будто загустел, лесник уже насилу передвигал конечности, будто двигался сначала в воде, а потом в тине (или в лаве?..), но неумолимо приближался.       Внутри всё пылало, подобно огню вокруг. Все плохое выходит с кровью - Фреда этому научила Гермиона, заговаривавшая в своё время его раны, потому кровотечений из носа и глаз он почти не боялся, когда приблизился невозможно близко.       Фред протянул к существу руки из последних сил, чувствуя, как кожа стала густо стекать с его рук и лица. В следующее мгновение он почувствовал жжение в глазнице и тут же услышал хлопок — так от жара лопнул левый глаз.       ...И в следующие мгновение мир погрузился в абсолютную тишину. Фред не чувствовал ни ожогов на расплавленной коже, ни жара, заполнившего лёгкие. Он не чувствовал и миллиметра своего тела, кроме лица, которое горело, будто раскалённое над костром. И, может, ничего не слышал, потому что перепонки в ушах лопнули?.. Ему казалось, что он лежал на чем-то невообразимо мягком, словно на родной перине.       Когда он открыл тяжелые веки, то мир не сразу стал чётким: лишь постепенно он начал видеть и чувствовать по обеим сторонам от своего лица пышные завитки каштановых волос, таких знакомых. Фред смотрел, смутно различая образ, будто в глаза бросили пыли. А она смотрела, кажется, так, будто знала больше, чем мог когда-либо знать он. Улыбалась ему, но при этом выглядела как-то тоскливо и глядела на него этим пронзительным золотистым шоколадом. Ему бы не хотелось знать, как выглядело его тело, раз на него смотрели так...       А потом он разглядел другое лицо в этом коридоре кудрей — и ничего больше. Рыжих кудрей. Женщина, незнакомая, улыбалась ему, но при этом выглядела как-то тоскливо, и смотрела на него пронзительным голубым небом, которое ему было сильно знакомо. Он наконец не чувствовал всё остальное своё тело, словно его и не было. Их дыхание: его — слабое и поверхностное, и её — ласковое и неровное, — смешалось в одно.       Она чего-то ждала — наверное, когда он окончательно придёт в себя, потому что как только Фред полностью сфокусировался на ней, она тихо произнесла ему:       — Я люблю тебя, — на её губах слабая улыбка.       — Я знаю, — и он чувствовал кровь на зубах.       Перед его глазами, как в одном знакомом сне, снова была Гермиона. Фред знал, на что шёл. Сны рассказали ему всю правду. А мир вновь предался огню.