Кризис веры

Единственное, к чему было тяжело привыкнуть в Киркволле – это к режиму дня. Ольфур в 12 лет дал обет и ушел из дома, в 16 лет взял щит и меч своего убитого наставника, и стал ограничен только уставом ордена. Про режим дня в уставе не было ни слова. Здесь же приходилось считаться с миром вокруг. Хочешь свежего мяса – идешь на рынок пораньше. Потом можно купить мясо – но уже не такое свежее. Вернее, совсем не свежее. Да и утром, если честно, оно тоже не сильно вдохновляло, но хотя бы точно не отравишься. А в целом – этот город действовал на него отрезвляюще. Он был как хорошая пощечина на публике после слишком долго периода пребывания на небесах. В прямом и переносном смысле. Вот так вера Закарума и скатывалась в то, что она представляет сейчас. Ольфур всегда думал, что случилось с Вестмаршем и Калдеем – это очень грустное зрелище. Или что постоянная гибель Тристрама – это тоже очень грустно. Как, в прочем, и гибель Арреата. И что единственная причина этих событий – демоническое зло и постоянные уступки собственным порокам. Киркволл ему наглядно показал, что иногда главное, в чем заключается порок человека – в том, что ему не повезло родиться. В мире всегда есть противоречия, но тут они свились в невыносимый тугой клубок. Ольфур успел немного попутешествовать по Тедасу (куда меньше, чем пришлось рассказывать, но в книгах хорадримов нашлось множество бесценной информации), и такого змеиного гнезда он еще не видел. И что самое смешное – не было ни одного демона или культа, кому бы можно было предъявить претензии по поводу случившегося. Да, был Мор, но Ольфур не нашел никаких доказательств связи архидемона-дракона с Изначальным злом. В этом тоже было свое очарование – если Санктуарий был создан высшими силами, и продолжал быть скорее красивой игрушкой на вечном острие двух скрещенных лезвий, то жители Тедаса умудрились создать себе проблемы мирового уровня своими собственными руками. Ну, по крайней мере, на взгляд Ольфура. Это, конечно, было ужасающе глупо, но в какой-то момент Ольфур даже проникся уважением – ни один из кланов чародеев Санктуария все же не смог настолько отличиться в истории. Это было то самое место, которое крестоносцу нужно – место, даже не лишенное Света. Это место, куда Свет никогда не заглядывал. Если где он сможет закончить свою миссию – то только здесь. Он прибыл в Киркволл очень вовремя – еще не хлынули потоки беженцев, и ему удалось найти милую конуру. Конечно, в первый момент он был иного мнения, и внутренне содрогнулся от мысли, что это ему выдают за «нормальное, не как в Трущобах» жилье. Но потом он посмотрел на иные варианты – и его комната, по размеру чуть большая, чем гроб, показалась весьма дружелюбной. В ней, по крайней мере, была труба от камина, отчего в комнате в шторма было не так холодно и сыро, а единственное узкое окно выходило во двор, более похожий на каменный мешок. Но зато там не было канавы или лавки, и висел старый полог, который в случае солнца не позволял дворику превращаться в этакую громадную раскаленную железную деву. Остальные жители оказались весьма приятными и не обладающими совсем уж вредными привычками – здесь в число вредных привычек по причине ненормальной слышимости входила и игра на музыкальных инструментах. Из всего убранства в комнате были только кровать и сундук. Даже стола там уже не было. За два года Ольфур не выдержал и облагородил интерьер рогожкой перед кроватью, стойкой для оружия на стену и стеллажом для книг. После этого комната перестала, на вкус Ольфура, выглядеть как тюремная камера. Когда Марианн оказалась у него впервые, она поразилась тому, как у Ольфура светло, чисто и сухо. Ольфур почувствовал укол вины – он все еще воспринимал свое жилье как досадное недоразумение. И все же… Именно в Киркволле он впервые оброс знакомыми и друзьями. И встретил Марианн. Часть знакомцев – начиная с его хозяйки, чахоточной торговки рыбой, которая не поднимала плату за комнату в том числе и потому, что находила Ольфура не только квартирантом, но и гарантом безопасности – и, как порой казалось Ольфуру, - поводом помечтать по вечерам – была найдена до Марианн. Но наиболее колоритные знакомые пришли в его жизнь только с Хоук. Ольфур думал, что он видел самых разных людей и никого, кто действительно его бы удивил, его жизнь ему не подкинет. Но Варрик Тетрас доказал, что обыденная реальность богаче фантазий. Хотя если бы гнома взяли бы в ангелы, то место бы ему точно нашлось – Воплощение Торга. И следующая победа на поле Вечного боя была бы озарена золотым сиянием славы. А еще поводом для зависти были плечи гнома – потому что сам Ольфур не был уверен, что его шея выдержит настолько массивную цепь. Фенрис… Больше всего Ольфура удивляло, что эльф умудрялся ненавидеть магов – и водить близкое знакомство с Марианн. Фенрис вообще был ходячим противоречием, от которого у Ольфура порой болела голова после попыток осмыслить как именно все убеждения и ценности укладывались в мыслях эльфа. Тогда Ольфур шел к Авелин. С ней все было просто. Ольфур думал, что этому миру не хватает таких, как эта небольшая рыжая женщина. Еще один эльф, Мерриль – и она была единственной, кто разгадал его происхождение. Она напоминала Ольфуру решительный стебелек тростника в бурю, и в то же время Ольфур не мог не признать слова Фенриса о том, что именно такие души скорее всего погибнут от скверны, к которой так неустойчивы. Именно Мерриль и посоветовала Ольфуру найти Марианн. До прихода в Тедас Ольфур не задумывался о сущности магии. В Санктуарии она была основой всего, пропитывала каждый уголок, наполняла каждый кусочек пространства. Все пользовались зачарованными вещами, многие умели творить хотя бы элементарные заклинания, а соседство с магическими или измененными магией созданиями не были чем-то необычайным. Каждый народ имел свои мистические традиции, а количество орденов, которые так или иначе опирались на идею поклонения или использования той или иной силе было почти бессчётным. Ну и наверху этой цепочки – ангелы и демоны. В Тедасе… Магия была понятием мало того, что запретным, но, и как все запретное, абсолютно расплывчатым. Пару раз Ольфура пытались убить под предлогом того, что он маг просто потому, что он знал более одного языка. Еще раза три – за то, что он находит потребность мыться чаще раза в жизнь. Еще разок – за то, что допускает мысль о том, что не всякое учение есть магия. И это без учета того, что в Тедасе все магические силы приходилось вытаскивать из-за непонятной Завесы, что все чаще наводило Ольфура на мысль, что это не «демоны» ломятся к местным, а местные – к демонам. Которые и на демонов-то не похожи – по крайней мере, на привычных демонов Санктуария, а ближе скорее к духам Бесплотного мира, с какими говорят колдуны. Мерриль попыталась было свети Ольфура с тем единственным демоном, какого знала – и Ольфур вместо отповеди про «дерзкого нефалема» некоторое время слушал грустные причитания местного полубожка о том, что раньше ему приносили на вершину горы ритуальные подарки в виде цветов и объедков, а теперь и этого не делают. Так вот, именно Мерриль посоветовала Ольфуру найти Марианн, потому что та вроде как знала и имела расположение некой могущественной Аша’Белланар, Ведьмы из Диких земель. Когда Ольфур по этим Диким землям шел, то местные племена действительно упоминали ее как Богиню мести, и Ольфур был крайне заинтересован в том, чтобы поговорить с данной особой. Однако Марианн Хоук только развела руками, сказав, что это ее первый и последний опыт подобных бесед, и что эту ведьму лучше обходить стороной. Ну и если что, то та сама их найдет. А если Ольфур так уж хочет, то ведьма принимает облик дракона – и вот Расколотые горы, при желании там можно этих самых драконов попытаться методом перебора перебрать. Глядишь, ведьму и найдет. Так Ольфур оказался без общения с ведьмой, зато познакомился с Марианн. И, если подойти к вопросу со стороны долгой лирики, то Ольфур осознал еще одну особенность Санктуария – его родной мир был очень, очень красивым. И в нем можно было прожить всю жизнь, путешествуя, изучая или постигая – и не испытать особенной потребности в близком сердце. Сам мир (это не касалось населяющих его разумных существ, правда) чувствовался Ольфуром как дружелюбно-милостивый, в отличие от Тедаса. Этот край только и пытался, что изничтожить душу и разум особо равнодушным способом. Начиная с пейзажей. Даже пустыня Калдея была столь непостижимо разнообразней – блестящие камни сверкали на рассвете, даруя пейзажу переливчато-жемчужные нотки. Песок, то белоснежный, то желтый, но одинаково блестящий, порой кружил, сверкая алмазами в столпах света. Кирволл же был равномерно грязно-желтовато-бурый. С черными подпалинами. Убогая растительность, однообразный унылый пейзаж. И такие же унылые люди. Беженцы, которые от ужасных условий как-то тупели и теряли всякий намек на живую душу, однообразная одежда, примерно одинаково аляповатая что у бедняков, что у знати. Марианн была ярким пятном, первым действительно ярким эмоциональным пятном в этом монотонном месте. Насколько понял Ольфур, она была подпольным лекарем. Это никак не укладывалось в его голове – когда лекаря судить могли только за то, что он, во имя спасения жизней, обращался не только к целебной силе времени, но и к минимальным знаниям магии. Без обращения к демонам, без попыток манипуляций с кровью и прочее. Просто потому что в его силах было хоть немного, но влиять на жизненные потоки и указывать им на то, куда стоит обратиться. Подобное практиковали монахи Ивгорода, но, конечно, на куда более высоком уровне. Собственно, поэтому Ольфур и не стал открыто проповедовать веру Закарума. Ибо клич «Впустите же в себя силу Света» - это не совсем то, что местные восприняли бы с готовностью. Вернее, не с готовностью усмирить его на потеху публике. Это тоже было испытанием для него – оказаться в ситуации, когда он был не проповедником, не защитником, не носителем спасения, а изгоем и нарушителем. Или чужаком, который не может проникнуться общим настроем. Когда ему приходилось прятаться и скрываться, сталкиваться с историями, которые не находили в его душе понимания и праведного гнева, а только бередили разум сомнениями и вопросами. Местная же церковь… По мнению Ольфура, это был отличный пример того, как изначально не самая миролюбивая идея превращается в полное чудовище просто под влиянием страстей. Марианн достаточно рассказывала – да и сам он видел, что Церковь занималась чем угодно, только не помощью и служением людям. Особенно его позабавило наличие у этой церкви отделения наемных убийц. Наемных убийц! Это же надо было такое придумать! Впрочем, альтернативы тут были под стать. Интереса ради Ольфур попытался добраться до Тевинтера – но быстро понял, что там станет слишком привлекательным для местных любителей диковинок. И что нелюбовь всего остального Тедаса к тевинтерским магистрам все же не так уж необоснована. Но Ольфур был упорным – он дал обет найти способ очистить веру Закарума от всякого тлетворного влияния – и он искал способ сделать это. И нашел то, что Марианн, пожалуй, тот ключ, который приведет его к пониманию Света и того, почему некоторые теряют настойчивую веру в справедливость и милосердие, а кто-то продолжает ее нести в себе. Ибо Марианн, несмотря на все препоны и повороты судьбы, не растеряла готовности помочь и видеть в людях ценность – в противовес почти всем в этом городе. Ольфур боялся признаться себе – даже в нем его вера порой отклонялась в сторону «а не пошло бы оно все своим чередом». Все меньше он гневался от мысли о творимых несправедливостях и все больше начинал ценить то немного, что, оказывается, имел и не готов был отдать. Например, чистую совесть или свои представления о чести. Здесь эта роскошь аскетов была неподъемно дорогой. Но свет лучше всего видно во тьме, так ведь? Ольфур искал. Он обращался к отчаявшимся – и пытался разжечь в них те искорки надежды, что еще теплились. Он искал отрекшихся от человечности – и призывал их к совести. Хотя чаще ему приходилось призывать к их рассудку - не рассматривать его как простую жертву. Из-за этого Ольфур частенько оказывался в кабинете капитана Авелин. После того случая в церкви, приглашение было особенно настойчивое. -Добрый день, капитан, - Ольфур немного потоптался на пороге. – Я понимаю твое недовольство… -Не понимаешь, - сурово прервала его Авелин. – Такое впечатление, что ты вообще не понимаешь, к каким последствиям это может привести. Я отдельно поговорю с Тетрасом, это его идеи привели ко всей этой неразберихе. Но ты! Чем ты думал, а? Устроить побоище в Церкви, при том на стороне мага-отступника. -Но… - попытался возразить Ольфур. -Какие но? – Авелин разозлилась не на шутку. – Я закрываю глаза на многие вещи – хотя с Фенрисом я поговорю тоже, не думай, что только ты тут за всех отдуваешься. Единственное, что пока спасает этого Андерса – он мелкая заноза на фоне куда больших проблем. Но если он решит проявить себя, то я буду вынуждена принять меры. -Если только тебе дадут возможность их принять, - теперь уже Ольфур резонно указал Авелин на весомое ограничение. -Правда, - поникла капитан. – Ко мне потом приходил Каллен. Он хороший человек, и его беспокоит, что ты засветился в этой истории. Он вообще очень обеспокоен происходящим, и насколько я понимаю, он хотел, чтобы ты заглянул в Казематы. Только потом дай краткую выжимку из его слов, договорились? Ольфур озадаченно кивнул и покинул казармы стражи. Пока он шел, он решил для себя две вещи: первое – что он не будет говорить Марианн о выволочке, устроенной ему Авелин, и второе – он найдет этого Андерса. Что касается претензий Авелин, то Ольфур со всей ответственностью мог сказать одно – она права. Он ребячится. Он привык, что ему почти все сходит с рук – по причине его силы, его положения, его внешности и поведения и много чего еще. Он не перечит Тетрасу, потому что гном видится его другом, Фенрису – потому что эльф кажется ему заблудшим младшим братом, и тем более Марианн – потому что ему кажется, что она со всем справится благодаря своему внутреннему Свету. Но он не учитывает, что каждый из этих персон (и все вместе) могут ошибаться в силу сотен причин. А он рвется в бой по привычке и даже не хочет подумать перед тем, как обнажить меч. Он слишком привык быть правым. Он забыл, как это – ошибаться. И как говорится, если в руках праведный молоток, то все вокруг кажутся гвоздями. Погода снова не радовала – пусть и светило солнце, но резкие порывы ветра хлопали пологами, поднимали тучи мелкой каменной пыли пополам с осевшей на стенах морской солью, швыряли горсти соленых брызг, не говоря о том, что пересекать залив на парусной лодке было в такую погоду совсем уж сомнительным удовольствием. Каллен принял Ольфура в своем кабинете почти сразу, из чего Ольфур сделал вывод, что их ночная прогулка и правда вышла за рамки «незначительного происшествия». Никогда ранее Ольфуру не доводилось так близко наблюдать представителя местного ордена – и что в целом порадовало гостя из Санктуария – изнутри быт ордена выглядел вполне себе казарменно-армейски, разве что стоявшие книги достаточно часто намекали о постоянном и заданном уставом круге чтения. Наверняка имелось и что-то еще, но вряд ли это были ночные бдения около нарисованных кровью кругов с несчастной жертвой посередине. Сам Каллен показался Ольфуру крайне уставшим. -Добрый день, капитан Авелин сообщила, что меня хотели видеть, - Ольфур решил изображать бравого вояку. Каллен, видя такое бравое начало, немного улыбнулся каким-то своим мыслям. -Она не говорила, почему тебя не берет в стражу? –издали начал Каллен. -Из-за излишнего рвения, сэра, - отчеканил Ольфур. -Понятно, - сделал для себя какой-то вывод Каллен. – Так вот. Я не знаю, что произошло на самом деле, я не верю слухам, что это якобы случайный инцидент… -Прошу прощения, сэра, мы должны были получить карту Глубинных троп, - Ольфур решил прервать этот поток предварительных отговорок, хотя понимал, что это чудовищно невежливо. -Да, Тетрас мне об этом уже сказал. И вы действительно ничего не знали? Ольфур встал перед непростым для себя выбором – говорить за себя или говорить за Марианн тоже. Тетрас и Хоук точно знали, иначе бы не просили помощи у него и Фенриса. Но он-то подробности уточнять не стал! -Та-а-ак… - протянул Каллен, видя замешательство оппонента. -Я не могу говорить за сэра Тетраса, - пояснил Ольфур причину своего замешательства. – Но я и Фенрис шли на встречу с искателем приключений, который должен был дать карту. -И ты действительно не знал, что это маг? -Я знал, что он бывший Серый страж, и, если честно, дальше мне особо без разницы, - решил ограничить свою позицию Ольфур. -По-своему логично, - признал Каллен. – И радует, что эльф сообщил мне то же самое. Кроме того, я пообщался с леди Хоук, и, признаюсь, ее участие вызывало у меня большую часть вопросов поначалу… -Она должна же была увидеть, куда идут ее деньги! -… потому что семейство Хоуков, если судить по тому, что о них известно, беднее церковных мышей, - Каллен внимательно наблюдал за Ольфуром, и последний был вынужден признать, что в этом милом разговоре начинает проглядывать определенная угроза. -Сейчас беднее, - припечатал Ольфур. -Ну да, ну да, - закивал Каллен. – Ладно, я понял. Скажем, я слышал определенные слухи о якобы магическом таланте Марианн, но в этом городе наговаривать друг на друга настолько принято, что верить всему подряд – означает быть слишком простодушным. Тем более, если обедневший род собирается восстановиться в правах, для этого случая, я не сомневаюсь, найдутся свидетели, которые докажут, что вся семья одержима демонами. Что же. Пока я не вижу причин рассматривать все произошедшее как часть заговора или небезопасных действий. Можете быть свободны, и прошу прощения за такую несколько резкую беседу. -Мое почтение! – Ольфур поднялся и коротко поклонился. -И последнее, - уже в дверях догнал его голос Каллена. – Впредь будьте осторожнее, сэра Ольфур. У вас есть недоброжелатели. Перед выходом – полка с книгами. Под крышкой «Песни света». Ольфур еще раз поклонился, и вышел. Коридор был пуст, так что без лишних глаз достать небольшой лист бумаги было легко. Прочитав незатейливый памфлет, Ольфур усмехнулся, сложил лист во внутренний карман куртки и отправился на пристань. По пути в порт, Ольфур размышлял о сложившейся ситуации. Понятно, что в ближайшее время к Андерсу лучше не идти. Непонятно, что делать с этой кляузой – и тем, что слог дядюшки Гамлена слишком узнаваем. Конечно, Гамлен та еще крыса – но эта крыса родня Марианн. «Этот развязный юноша замечен за приворотной магией! Завсегдатай «Цветущей розы», просящий услуги столь вычурные, сколько известны только полностью морально и умственно падшим людям, отвергнувшим ум, совесть и честь» - нет, Ольфур понял, что надо это с кем-либо поделиться. Благо до «Висельника» было недалеко. Варрик хохотал до слез почти. -Серьезно! – кашляя от долгого смеха, гном указал на особо полюбившиеся места. – Ольфур, ты оказывается, опасный совратитель невинных душ! Твой обжигающий похотли-и-и-ивый… ох, я не могу! – взгляд, оказывается, заставляет боязливо поджаться дев, вдов и… а-а-а! – водосточные трубы. Ольфур понял, что щеки его от стыда пылают, как та самая цветущая роза. -Что тут такое? – к Ольфуру подошел Донник, знакомый ему стражник. -На меня тут… написали, - постарался собраться с духом Ольфур. Варрик протянул уже изрядно помятое письмо Доннику, который стал внимательно изучать содержимое, в отдельных местах явно всеми силами пытаясь сдержать эмоции. -Мне кажется, - Донник вздохнул, услышав очередной взрыв хохота со стороны гнома. – Кто-то очень хочет усложнить тебе жизнь. -Я заметил, - тут уже начало пробирать и Ольфура. -Надеюсь, - Донник собрал всю свою волю, чтобы на его лице не дрогнул ни один мускул. – В этом гнусном поклепе нет и доли… Нет, я не могу, тот, кто это писал – он что, полный дурак?! Ольфур с облечением присоединился к веселью гнома, видя, что для окружающих такое наглое обвинение столь же очевидно, как и для него самого. -Только огромная просьба, не надо выносить это в деталях далее нашего общества, - Ольфур с облегчением забрал бумагу и кинул ее в огонь одного из каминов таверны. -Ладно, простим старине Гамлену уязвленную гордость, - Варрик пододвинул Ольфуру тарелку с рыбной закуской. – Он все считает, что ты на самом деле орлейский шевалье, такой родовитый, что признаться в этом - равнозначно назвать себя. -Какая глупость, - сморщился Ольфур, почувствовав, что дядя Гамлен не так уж и не прав. По крайней мере, до тех пор, пока дорогу сюда не знает кто-то еще. Но это не такие уж запретные и недоступные знания – а в восстановленный Орден Хорадримов собрались люди, чья надежность не вызывает вопросов, но и чей круг знакомств включает достаточно персон, кому и в голову не придет эти самые вопросы задавать. Об этом Ольфур, конечно, не подумал. Вернее, значимость этого тогда показалась ему недостаточной. Теперь же… Небеса, пусть это если и будут – то люди. То, что Ольфур тут увидел, четко давало ему понять. Если что-то случится, то обвинят не его. Обвинят Марианн, обвинят Фенриса, обвинят Андерса – но только не его. Что тогда ему делать? Даже если он выйдет на площадь и попытается доказать всем, что только он виноват, то никто, ровным счетом никто ему не поверит. И хватит одного мелкого демона, одного необдуманного поступка какого-нибудь шального чародея – все вспыхнет. А ведь это могут быть и последователи иных идей. Когда он сюда шел – он не хотел ничего плохого. Он хотел испытать в себе Свет – а в итоге поставил в опасность кучу незнакомых и невиновных людей. Ольфур попрощался с приятелями и вышел из «Висельника». Бежать было поздно, да и смешно. Это значило бы расписаться в собственном страхе и отказе от долга. Но Ольфур, только что осознавший размер последствий своих, казалось бы, невинных действий, нуждался в совете. Но теперь за его спиной никого не было. Ни Тираэля, чья мудрость могла бы дать силы и мужество, ни Лорат Нара, чья рассудительная тревога уберегла бы от многих проблем, ни Кадалы, чей короткий совет мог бы подсказать дорогу. Ни даже Золтана Кула. Ольфур посмотрел на небо. С ним – только его сила нефалема. Такая бесполезная и опасная здесь. А цена ошибки, возможно, будет стоить жизней тысяч невинных. Ну и где же его Свет? Сейчас ровно тот момент, когда он так нужен.