Eccedentesiast

      — Неужели я пуста? — спросила Женя дрогнувшим и даже неуверенным голосом. Она больше не знала, что и думать, и казалось, её мысли выходили из-под контроля.       Юзу усмехнулся.       — О чём ты говоришь? — Его голос звучал озадаченно, Женя видела на его лице замешательство, он ожидал реакции, связанной с её проигрышем на Олимпиаде, а не это.       — Разве ты не помнишь, — объяснила Женя, словно Юзу там не было. Она ничего не могла поделать, но тот день навсегда врезался в её память. Это было одно из худших воспоминаний за весь этот сезон, и Этери утешала её.       Этери.       Она сказала ей, что она не пуста, и заверила, что в ней что-то есть. Она верила в неё, верила как никогда. Она восстановила своё «я», восстановила уверенность в себе и принесла ей столько побед. Но она бросила Женю и отвернулась от неё, когда Женя попыталась двигаться дальше и принять единственное решение, которое могла. Единственная проблема заключалась в том, что теперь, если никто не думал, что она состоит из чего-то, возможно, она была просто пуста. Оболочка девушки или балерины в музыкальной шкатулке.       — Твой первый Гран-При во взрослом сезоне, — сказал Юзу через несколько мгновений, казалось, он не хотел этого говорить. Женя посмотрела на него, но черноволосый мальчик отказался встретиться с ней взглядом и вместо этого опустил голову, позволив чёлке прикрыть свои тёмные глаза, которые она так хорошо знала.       Женя громко откашлялась и выдавила из себя улыбку.       — Да.       Её голос немного дрожал, но она заставила себя звучать решительно.       Юзу протянул руку и схватил Женю за плечо, эти прикосновения были похожи на ожог. Теперь он смотрел ей прямо в глаза и был невероятно серьёзен.       — Тогда я ещё не знал тебя и изменил своё мнение о мире. Ты же знаешь это.       — Да, — повторила Женя более решительно. В этот момент ей хотелось, чтобы её ногти не были такими короткими и она смогла бы ощутить боль, сжимая руки в кулаки.       — Ты же знаешь, что можешь поговорить со мной, Женя, — предложил Юзу, и Женя почти поверила ему. Однако она не может этого сделать, кто-то всегда нуждался в чём-то от неё, и последнее, что ей нужно, это Юзу, использующий её историю в своём следующем представлении.       — Да, — повторила Женя. Если она откроется, то может случится похожая реакция, как всего несколько часов назад, когда она не могла остановить свои слёзы. Если она будет просто игнорировать все эти чувства, то, возможно, они уйдут, но если она расскажет о них… Женя не знает, что тогда произойдёт. Они лопнут, как разбитое стекло; несчастный случай, но такой, который всё равно причинит боль всем вокруг неё, и тогда все её возненавидят.       Юзу хихикает, вынуждая посмотреть на него, и Женя чувствует, как начинает хмуриться.       — Я люблю тебя и всё такое, но из тебя ужасная лгунья.       Он улыбается ей ослепительной улыбкой, похожей на солнечный свет, и Женя растерянно моргает.       — Что происходит?       Женя вырвалась из его рук. Он любил её. Она была не в силах справиться с этим сейчас. Последний человек, который утверждал, что любит её, только что предал её, чтобы отдать золотую медаль Алине, к тому же Юзу всегда был прекрасно знаком с девушками, которые были гораздо лучше неё. Каждое прикосновение Жени что-то значило, но прикосновения Юзу были небрежными, импульсивными и неосторожными. Женя иногда боялась, что, когда он легко отдаст своё сердце или доверие, кто-нибудь разобьёт его, и как бы она ни ненавидела его готовность видеть в людях лучшее, это была его лучшая черта.       — Ты ошибся, — говорит она, передразнивая его смешок, но он резко отдаётся в её ушах и явно звучит фальшиво.       Юзу растерянно прищурился.       — Я ошибся. И что теперь?       — Я пуста, — голос Жени сорвался на последнем слове, и она так и не смогла сдержать слёз. Впервые с тех пор, как Юзу пришёл, он обнял её, обещая, что теперь всё будет хорошо, что он будет с ней. Он шептал ей на ухо бессмысленные утешения, обнимая её, и она перестала плакать. Но он не мог защитить её от того, что было внутри неё, и осколков стекла, которые, казалось, текли в её крови. — Я хочу быть пустой, — ей нужно было заполнить тишину, потому что в тишине слишком много мыслей. — Если бы я была пуста, мне не было бы так больно.       Он вытер слезу своими горячими руками, и Женя почувствовала, как её щека покраснела от этого прикосновения.       — Я был идиотом, когда назвал тебя пустой. Теперь тебе больно, потому что ты так заботилась обо мне. Нет ничего плохого в том, чтобы очень сильно любить людей и хотеть чего-то всем сердцем.       — Но это делает меня уязвимой, и тогда я снова сломаюсь. И если я сломаюсь, то все будут ненавидеть меня, потому что никто не заботился обо мне, когда я только начинала, и если я не выиграю золото, то я бесполезна. Если я не выиграю, то кто я, как не девушка, пытающаяся стать тем, кем я не могу быть? — сначала она говорила медленно, но потом стала ускоряться, пока слова не начали заплетаться. — И я хотела бы быть пустой, спрятаться за стеной, как в самом начале. Но Этери заставила меня сломать все эти стены, пока не осталась только я, и я позволила ей, потому что она сказала, что знает, что для меня лучше, и что это то, что я должна сделать, чтобы победить. Она заставила меня почувствовать, что я могу победить, и я не могу перестать чувствовать, и я просто хочу выключить всё это. Я хочу быть пустой и беспомощной. — Только когда Юзу крепко обнял её, она поняла, что по её щекам текут слёзы. Её слёзы впитывались в его куртку, и она хотела перестать плакать и взять себя в руки, но чем больше она пыталась, тем сильнее они текли. Женя чувствовала, как Юзу гладит её по тёмным волосам, и его голос отдавался эхом у неё в груди, но это словно происходило с кем-то другим, и она даже не могла вспомнить, что он ей говорил. — Прости, — пробормотала она, уткнувшись ему в грудь, но зная, что он, скорее всего, ничего не понял.       Если бы Юзу услышал, то просто притянул бы её лицо к своему и сказал, что у неё нет причин сожалеть, так как она не сделала ничего плохого. Однажды он прочитал ей лекцию о том, что это обычное явление в юности, и, если она хочет быть хорошей фигуристкой, она должна научиться владеть всеми своими действиями на льду или вне его и никогда не пропускать удар, независимо от того, что в неё бросают.       Они сидели, прижавшись друг к другу, несколько секунд, минут или часов, пока слёзы Жени наконец не высохли и её хватка на куртке Юзу не ослабла. Наконец он отстранился от неё, и Женя изо всех сил напряглась, чтобы позволить себе сидеть прямо, как шомпол, и не рухнуть на него снова. Его глаза оценивали её, как прожектор из мюзикла, и Женя заёрзала на стуле, освобождаясь от пристального внимания Юзу.       — Тебе лучше, — сказал он мягко, его тон был таким же лёгким, как его руки на её волосах раньше, когда он держал её.       Женя дважды кивнула. Она чувствовала себя менее наполненной, словно выплакала всё из себя, очищаясь от всех своих сожалений и затопляя все свои чувства. Теперь она просто чувствовала себя хрупкой, словно всё, что держало её целиком, это лак для волос, булавки и жевательная резинка.       — Думаю, да, — наконец сказала Женя после многозначительной паузы, почти вынужденная заполнить тишину, и ей нужно было что-то сказать, чтобы облегчить беспокойство, написанное на его лице. Он должен был быть счастливым и тёплым, как солнце, а она просто втягивала его в те же страдания, в которых сейчас томилась.       — Отлично, — тихо сказал Юзу, заставив Женю наклониться, чтобы уловить второй слог. Женя заметила, что журналы были правы. От Юзу пахло Рождеством или, точнее, ёлкой, и она не могла не улыбнуться.       Зазвонил телефон, вернув Женю в реальный мир, и на экране мелькнуло имя Алины. Женя почему-то начала завидовать. Он должен быть здесь ради неё, а не ради Алины. У неё есть золотая медаль, и Этери, и Даниил. Почему она ещё и Юзу зовёт?       Он неловко посмотрел на неё, прежде чем взять трубку и прижать к уху. Он говорил уверенным низким голосом, и Женя не пыталась разобрать его слов, не хотела. Поэтому она сидела и ждала, когда он закончит разговор, пока не увидела, что он улыбается. Это была одна из его 1000-ваттных улыбок, которая может осветить всю комнату и согреть Женю до кончиков пальцев ног, но на этот раз она была не для неё. На этот раз она была для Алины. Он обнимал её, да, но ничего из того, что она говорила, не делало его счастливым или заставляло улыбаться, вместо этого она просто заставляла его грустить, пока он не становился похожим на неё.       Женя заставила себя улыбнуться, проглотив и поражение, и горечь ревности. Встав, она пошла к двери короткими неуверенными шагами, не желая уходить, но и не находя возможным остаться. Она остановилась, прислонившись к двери, ожидая, когда Юзу повесит трубку, не желая уходить, не попрощавшись. Наконец телефон запищал, когда Юзу повесил трубку, и он огляделся на секунду, его глаза расфокусировались, пока не остановились на Жене.       — Я сейчас, пожалуй, пойду, — сказала Женя с той же застывшей улыбкой на лице, но мышцы на щеках начали болеть, и Женя ненавидела себя за то, что лгала себе и Юзу, но она должна была. Однажды она уже сломалась.       Юзу выглядел озадаченным, словно он сделал что-то не так, но не знал, что именно, и Женя хотела заверить его, что это только она и её эмоции мешают, а не он.       — Я думал, мы разговариваем.       — Не надо разговаривать с Алиной, — её голос был твёрдым и ломким, как лёд на катке, но он не растаял и не подвёл её.       — О чём ты говоришь? — Юзу резко встал, его глаза теперь выражали беспокойство.       Женя убрала с лица волосы, на секунду скрывая черты лица, не зная, что делать под его пронзительным взглядом, но она не заслуживает такого беспокойства.       — Тебе не нужно беспокоиться обо мне. Если бы я выиграла эту медаль, то, вероятно, была бы на вечеринке со своими настоящими друзьями.       У Юзу отвисла челюсть, а в глазах мелькнула вспышка боли. В отличие от сострадания, которое Женя видела раньше, когда плакала, или даже праведного гнева. Это острая боль, которую она никогда раньше не видела у Юзу, — боль, которая режет в обе стороны.       — Конечно, — возразил он, но вид у него был такой же, как у Жени всего несколько минут назад. Сломанный. Покалеченный. Бессильный.       Ей хотелось обнять его и снова собрать воедино, вернуть его таким, каким он был до их встречи. Но она ничего не сказала, а вместо этого встала и, отвернувшись от него, пошла к выходу. Женя остановилась в трёх шагах от двери, чтобы повернуть назад, не в силах уйти, и вместо этого застыла на месте. Юзу стоял в конце солнечного луча, его волосы были освещены солнцем. Его чёрные глаза были достаточно тёмными и холодными, чтобы противостоять яркому солнечному свету, и, казалось, высасывали тепло из воздуха.       — Чего ты ждёшь? — Юзу начал действовать, словно его спровоцировало слишком резкое дыхание Жени. Его голос был сердитым, но пустым, как будто он просто делал то, что должен был. — Ты за мной наблюдаешь? Да что с тобой такое?       Она протянула руку, желая ухватиться за дверной косяк, но её руки были влажными от слёз и горя, и она поскользнулась, только в последнюю секунду поймав себя за кончики пальцев.       — Что? — пробормотала она себе под нос, теперь жалея, что не ушла.       Он шагнул вперёд, каждый шаг обдуманный, с его весом, проходящим через пятку.       — Тебе нравится это? Неужели ты не понимаешь, что всем так же больно, как и тебе… — В полузакрытых глазах Жени он предстал ангелом-мстителем, и она почти испугалась его, если бы не тот факт, что он, кажется, мчится вперёд на парах.       — О чём ты говоришь? Это я проиграла, — её голос был резким и дрожал больше, чем ей хотелось бы, но она держала голову высоко.       Юзу горько рассмеялся, и Женя возненавидела этот звук даже больше, чем боль в его глазах.       — Это не значит, что нам всем не было чертовски трудно.       — Это не одно и то же, — сказала Женя, но в её голосе звучала фальшь, и она не верила собственным словам. Она шла вперёд, стараясь сохранить свой авторитет, пока не оказалась прямо перед ним, но её руки были скомканы и свободно висели вдоль тела.       — Это чушь собачья, и ты это знаешь. — Он насмешлив и оскорбителен и совершенно не похож на своего обычного оптимистичного покладистого «я». И по какой-то причине Женю эти перемены опьяняют.       Она наклонила голову, не желая встречаться с ним взглядом, потому что не совсем уверена, что будет делать, а может быть, потому что не хочет выяснять.       — Нет, не знаю. — Она проклинала себя после того, как произнесла совершенно неубедительные и незрелые слова.       — Тогда ты ещё больший ребёнок, чем я думал, — говорит Юзу, прежде чем повернуться, чтобы уйти. Теперь он был разочарован в ней, а также зол, и Женя задавалась вопросом, что ещё она может испортить.       Едва он отошёл от неё, как Женя поймала себя на том, что схватила его за руку, развернула лицом к себе и, когда он вздрогнул от неожиданности, прижалась губами к его губам.       За несколько секунд контакта Женя успела почувствовать только горьковато-сладкий привкус. Потом он отстранился и посмотрел на неё с шоком и отвращением, и только тогда Женя поняла, что последнее, к чему она прикасалась этими губами, была та чёртова серебряная медаль для дурацких фотографий. Желудок скрутило в узел, и Женя с трудом подавила рвотный позыв.       — Ты можешь представить, что я Алина, если хочешь воплотить в жизнь свою фантазию о золотой медали, — насмешливо произнесла Женя, заставляя себя невинно улыбнуться.       Юзу чуть не зарычал на это и, запустив руки в её волосы, приподнял её лицо так, чтобы она смотрела на него.       — Ты думаешь, что Алина или кто-то ещё делает это со мной, — прошептал он, их губы были в нескольких дюймах друг от друга, прежде чем, наконец, они поцеловались.       Если их первый поцелуй был мимолётным и полным надежды, а последний — болезненным и резким, то этот — долгим, удовлетворяющим и полным. Он держит её так несколько секунд или минут, Женя не может сказать. Она чувствует стук крови в своём мозгу и его одежду под своими цепкими пальцами, когда она держит его так же крепко, как и он, потому что они оба знают, что разрушатся, если отпустят друг друга.       Наконец поцелуй прекратился, но не объятья. Они оба выглядели неряшливо, Женя чувствовала, как слёзы текут по её щекам, а жидкая тушь и помада стекают на губы Юзу, окрашивая их в алый цвет. Она провела пальцами по его губам, одновременно твёрдым и мягким, прежде чем стереть помаду, перенося её себе на пальцы. Она выглядела кроваво-красной на её пальцах, словно она поранилась, и Женя снова почувствовала тошноту.       Она посмотрела вниз, не в силах сопротивляться принуждению, и увидела, как рука Юзу обхватила её и закрыла, скрывая пятно. Она знала, что оно всё ещё там, просто сжав кулак, она не избавится от него, но, может быть, хотя бы на мгновение она сможет притвориться, что его не существует.