Я не подарок, а тем более — не трофей

И мой герой не держит строй и лезет на рожон... — Би-2

POV Вильям 4:56 утра, Осло Whitey — G.I.R.L.       Обернувшись, я сначала с удивлением, но потом с пониманием лицезрел следующую картину: девушка согнулась пополам, опустив голову и опустошая содержимое желудка на уличную плитку. Странно, что она не сделала этого раньше. Долго продержалась, похвально. «Волосы не придётся держать. Практически нечего ведь» — подумал я, отбросив решение предложить ей свою помощь.       На миг остановившись, затем прокашлявшись, пытаясь спровоцировать новый прилив рвоты — но поняв, что это бесполезно, — девушка достала из кармана джинсов резинку и быстро завязала ею волосы. Всё предусмотрела. Надо же.       Как только я увидел, что она засовывает два пальца в рот, не думая, сразу же подбежал. — Чудно ты придумала: разукрасила мне не только капот, но и дорожку перед домом...       Не успел я договорить, как блондинка повернула ко мне голову: на мокром от пота лбу слиплись короткие волосы, которые не имели никакого желания присоединиться к своим сородичам в хвост; всё ещё эти подтёки на щеках, которые вдобавок к заметным кругам под глазами делали лицо ещё более уставшим; она практически съела всю помаду, и только в морщинках на губах осталась краска, что выглядело не весьма эстетично... Но отбросим описание внешности, чего только стоил её взгляд — он выражал столько эмоций одновременно, что, казалось, девушке было адски тяжко ощущать этот груз, об этом свидетельствовал её сморщенный от напряжения лоб. Было что-то хищное в её взгляде, ненавистное, но в то же время я сумел разглядеть и отчаяние. Но то, что она явно хотела меня убить, было бесспорным фактом на лицо.       Сначала мне была безразлична её судьба — и когда я услышал тот неприятный звук, что она издала и когда воочию убедился в своих догадках, увидев её постхмельные мучения, — меня, скорее, больше волновала плитка возле моего дома. Ладно, шучу. Разумеется, её положение было поправимым. Да ещё и в скором времени. Но после того, как блондинка посмотрела на меня, я понял, что препирание будет лишним в сложившейся ситуации. И я без лишних слов взял её за одну, а потом и за другую руку, не забыв при этом забрать её рюкзак, и сильно, но не настолько, чтобы она ощущала боль — скорее, чтобы не могла сопротивляться, — держа её, потащил в сторону дома. — От-отпусти м-меня, — видимо, вся её твёрдость и бывалый напор. что она использовала в нашей конфронтации, улетучились после содеянного минутой ранее. — Нет уж. Потом спасибо кажешь, — не стал церемониться я, ведя с ней светские беседы. — Но я хотела вызвать так-кс-с-и, — попыталась повысить голос девушка, но — видимо, боль в висках усилилась, отчего она, всё-таки высвободив одну из рук, прикоснулась к тому месту — притихла. — Вызовешь после того, как знатно проблюёшься в уборной, а не на глазах уже проснувшихся соседей. — Да неужели, тебя волнует мнение остальных? — прозвучал вопрос, уже без запинаний. Неужто полегчало?       Закрыв за ней двери, я зло посмотрел в её глаза, но, поняв, что не хочу дотошно изъясняться, почему меня не прельщает перспектива разоблачения сего дебоша со стороны моих соседей. Направив блондинку в уборную, я попутно бросил: — Вытрешься синим полотенцем... — но моё наставление не было услышано, так ещё и дверь перед носом закрыли, — ну да ладно, всё равно все стирать собирался.       Не знаю, сколько минут прошло, прежде чем девушка вышла из ванной комнаты. Я успел приготовить чай, чтобы согреться. Ну и оставил чашку ей. Я не собирался спрашивать, какой она любит и сколько ложек сахара добавлять, поэтому приготовил всё по-своему усмотрению: чёрный с бергамотом (мой любимый; вроде, незамысловатый, но зато какой вкус) и два кубика карамелизированного сахара (не мой любимый, но другого не было, да и покупала его мама, которая всё ещё любила навещать меня иногда и, святые угодники, подкармливать). Она и того не заслужила. Но я могу посочувствовать её состоянию. Да и одета она была не по погоде. Вот же дура; не удивлюсь, если она часто болеет. В общем, чай я приготовил по доброте душевной.       Кстати, насчёт мамы... Почему я не хотел, чтобы кто-то из соседей стал свидетелем того, как блондинка блюёт возле моего дома, так ещё и я стою неподалёку... Мне плевать, что подумают другие, но вот миссис Полссон... Эта старушка была любительницей встать ни свет ни заря, дабы выгулять старенького Аугуста — добрейшего спаниеля — и заодно о проследить не творю ли я хуйню какую-то часом. Она была весьма милой и безобидной, но её крепкая дружба с моей мамой настораживала. Точнее, я хотел свободы и переехав от родителей, когда мне стукнуло 20, думал, что всё — мечты сбываются, гуляй, Вильям! Нихуя подобного, родной. Мама, с болью в сердце выпустила меня из-под своей юбки, но осознавая, что я без неё загнусь — точнее, сопьюсь (с Крисом за компанию) или, того хуже, начну наркоманить — решила, что навещать меня на выходных, отличнейшая идея, которая имеет быть. Как бы не так. Да, мне приятно, что она обо мне не забывает, но, чёрт, я всё-таки взрослый, я прилично зарабатываю, чтобы спиваться от горя, а тем более, я никогда не ощущал потребности в наркотиках — у меня и так смысл в жизни есть (пока что, по крайней мере).       Так вот, этот божий одуванчик в обличье семидесятилетней бабули любил крысятничать на меня маман, мол, притон тут из приличного дома устраивает. Ну, во-первых, я на него заработал, чтобы делать с ним что-угодно, а во-вторых — я могу делать с ним, что угодно, потому что это мой дом. Да и тусовки я здесь довольно-таки редко устраиваю, я уже стар для этого дерьма. Мне только 22, а я уже сдулся с этой вашей весёлой молодостью. Или даже не так; мне уже 22, а моя судьба зависит от какой-то старушки, которая какого-то хуя втёрлась моей маме в доверие и теперь регулярно ограничивает мою свободу?! Поздравляю, Вилл, теперь тебе доступен высший уровень маразма в твоей жизни. Спал и видел! Самое обидное то, что мама расстраивается из-за того, что думает, что я не оправдал её надежд. Слава Богу, она умалчивает о моих движах отцу, у того бы знатно горела жопа. Хотя мне, откровенно говоря, похуй, что он там подумает — с его-то отношением ко мне ни странно было бы, если бы я спился/скурился/сторчался. Как говорится, если человеку многое запрещать, потом у него сорвёт крышу, и ог почувствует безграничную вседозволенность. Но, увы, точнее, к с счастью, я не такой. Хотя, наверное, я бы назло ему так и поступил бы. Назло ему, но не себе. Я человек простой — мне важна моя жизнь, даже если бы она была ничтожной. Нет, не так. Мне важна моя жизнь, поэтому я ни в коем случае не позволю ей быть ничтожной.       Размышляя обо всём этом, я заметил, что чай мой давным-давно остыл, и пить его мне расхотелось. Спустившись со второго этажа, я заметил, что девушка уснула на диване. Ну и ладно. Я думал вызвать ей такси — ведь она явно была не в состоянии сделать это сама, — но ладно. Я всё же не изверг какой-то. Пусть проспится.       Подойдя к ней, я заметил, что в отличие от меня чай она всё-таки выпила. Может, я угадал, а может, ей было всё равно, лишь бы согрел. Собственно, всё равно. Также я увидел, что она помыла голову, ведь волосы её были ещё слегка влажными. Как ни странно, но футболка не была заблёванной, так же, как и джинсы. Вывод: она умеет пить, иначе потеряла бы самоконтроль и не следила бы за чистотой одежды. Учуяв запах своего мужского геля для душа, я понял, что помыла она не только голову. Гостеприимным тоном было бы дать ей свои вещи, которые не будут ей слишком велики, чтобы она спала в свежем, а не снова провонялась бы сигаретами, запах которых, по ходу, намертво въелся в ткань футболки... Но я не эталон гостеприимства. Она должна быть благодарной, что я не вышвырнул её и не заставил платить штраф. Ой, ладно, мне всё ещё всё равно. Пусть спит. Всё-таки сон — это дорогое удовольствие для студентов, я солидарен с ней. Стоп, а почему я так уверен в том, что она студентка? Может, она вообще школьница. Задумавшись о её возрасте, я словил себя на том, что наши лица очень близко друг к другу и не хотелось бы, чтобы она вдруг проснулась, столкнувшись с моим пристальным взглядом. Вдруг ещё чего подумает, что я намеревался поцеловать её. Ну или плюнуть ей в лицо... Так, стоп, я, конечно, не икона нравственности, но даже для меня это уже слишком — думать о таком.       Не зря говорят о том, что люди кажутся милее и беззащитнее, когда спят. Я снова словил себя на мысли, что нахожу её внешность весьма незаурядной и очень даже симпатичной. Вот если бы я не видел её в том нехорошем свете, в котором она сразу мне пристала, я бы мог представить её как девочку, которая со всеми мило щебечет о парнях, дарит всем валентинки и не скупится на милые и дорогостоящие подарки, даже в качестве «Тайного Санты» и печёт по выходным булочки с корицей. Я чуть ли не рассмеялся вслух при одной лишь мысли, но вовремя сдержался, поняв, что могу её разбудить. Вспомнив ту девушку, которая яростно ударила меня по яйцам с разгону, я изумился, как такая цепочка догадок, даже если и ошибочных и чисто ради смеха, могла вырисоваться в моём сознании. Скорее, даже подсознании. Хотя даже Фрейд, старый извращенец и пердун, не мог бы объяснить сию мою ересь. Нет, она бы точно не могла быть такой милой, даже в параллельной вселенной, я уже молчу о том, что в школу благородных девиц вход ей воспрещён.       Но оттого мне всё больше была интересна её персона. Мне определённо нравилось то, что в ней не было той напускной тошнотворной и приторной сладости, которой обладали девочки её наружности. Хотя чего уж всех под одну гребёнку равнять — я не отрицал факта, что существуют где-то особи женского пола её подвида. Редкостного вымирающего вида. Приписать её к феминисткам я почему-то не мог. Вот даже представлять не хотел. Наверное, это всё из-за того, что с теми самками у меня всегда пути расходились, а если даже и пересекались, то исход я до сих пор вспоминаю, как страшный сон. Я хотел видеть в ней что-то стоящее. Боже, я как какая-то малолетняя девочка вырисовываю пастельными тонами образ принца с уже имеющегося объекта воздыхания, даже если он и мизинца моего не стоит. Мрак.       Я начинаю размышлять о девушке больше, чем минуту, и это даже не Альва. Я разрешил девушке остаться у меня, и это опять-таки не Олсен. Можно сказать, что это прогресс, но ни черта подобного — это долгий путь вниз. Долгий, потому что у меня возникло чувство, что я ещё неоднократно с ней столкнусь. Самое стрёмное то, что я бы хотел этого. Мне было чисто по-человечески интересно, что будет дальше. Да из-за своего интереса я и сидел вот так возле дивана на корточках и нагло пялился на спящую девочку, при этом философствуя в голове, кем она является на самом деле или кем бы могла быть. Из-за своего любопытства я и вышел на гул сирены и заговорил с ней, вместо того, чтобы послать её к чертям собачьим и заставить оплатить штраф. Я как будто знал, что с ней это не прокатит. Не того поля ягода. Мне хотелось изучить её, растянуть этот процесс, смакуя плоды моего исследования. В последнее время мне было так скучно жить, что я словно обрадовался этому случаю с девушкой. Не многое могло меня заинтересовать, я всё-таки парень избирательный. А она смогла. Причём, наглейшим образом.       Она отвлекла меня от размышлений, перевернувшись на другой бок и засопев с двойной силой. Зато не храпит. Какая прелесть. Только сейчас я заметил, что блондинка, честно говоря, спала в весьма неудобной позе, ведь ноги её всё ещё касались пола. Небось уснула сидя. Не ожидая от себя, я аккуратно расшнуровывая её кеды, вытащил из них её ступни — от моего взора не ускользнули её салатовые носки с динозаврами, что весьма позабавило меня, — так же бережно уложив её на диван, чтобы она не проснулась. Достав из шкафа тёплый плед, я укрыл её. Отойдя от диван, я созерцал своё творение с удовлетворённым взглядом. Наверное, если бы у меня была младшая сестрёнка, я был бы отличным братом. Если бы она меня не доставала. Представив худший исход, я всё-таки обрадовался, что у меня нет сестры. Да и вообще, в кого это я превращаюсь... ещё и сопли свои сейчас есть буду что ли... Бросив последний взгляд на девушку, которая уже вовсю пускала прозрачные ниточки слюны на подушку, которую я успел подложить под её белобрысую голову, я улыбнулся краешком губ. Всё-таки она забавная.       Увидев, что за окном верхушки деревьев купались в приятном красноватом свете от проснувшегося ото сна солнца, я посмотрел на наручные часы — уже шесть утра. Надо же. Задвинув шторы и выключив свет, я поднялся по лестнице на второй этаж — в свою комнату.       Раздевшись, я сразу же плюхнулся на кровать. Разглядывая фосфорные звёздочки, которые наклеил в раннем детстве и так и забыл снять, я снова погрузился в мысли. Наверное, она совсем не способна на лицемерие. Она из тех, кто говорит всё прямо, не опасаясь реакции собеседника. И на измену она тоже не способна, не знаю чем прикрепит эту теорию — просто догадка и всё. Я вообще недоумевал от того, зачем я строю все эти доводы. Первое впечатление бывает обманчивым. А ещё я охреневал от того, что эта девушка пробудила во мне водоворот мыслей. Да я о науке в своё время не думал столько, как сейчас о ней.       Я терпеть не мог людей. Ещё больше я терпеть не мог подростков с их потерянностью и фальшивостью. Понаблюдав же за ней всего лишь несколько минут, можно было сказать, что она точно знает, чего хочет. И она не примеряет роли со всей неумелостью тех, с кем мне довелось столкнуться. Она как будто от рождения знала, кто она. Как бы это ванильно сейчас ни звучало, но она была не такой, как все... Она была, блять, собой! И она не боялась быть собой, невзирая на то, что вела себя кончено. Ей не было стыдно за то, что она расцарапала чужой капот просто из-за голого энтузиазма и жажды мести. Я, конечно, не поощрял порчу чужого имущества, но её смелость заслуживала уважения. Да ей даже блевать передо мной не было стыдно! Нет, ну то, что естественно, то не стыдно, но всё же. Когда Альва наклонялась над унитазом, а я держал её роскошные вьющиеся волосы, она потом тысячу и один раз извинялась. Тут же совсем другой случай. Я словно посмотрев незабываемый триллер, смаковал его послевкусие, чередуя одну мысль другой. Так на меня повлияла эта девушка. Наверное, этот азарт пройдёт, как только я проснусь, но пока я получал удовольствие от непонятного ощущения. Я забылся, утопая в этих размышлениях. Вот же чёрт. Надо поскорее выбираться из этой трясины, которая поглощала меня ещё больше, когда я пытался вынырнуть. Я не искал это, я сыграл с самим собой злую шутку...