The Shoot / Фотосессия

Это же Rolling Stone. Тот самый Rolling Stone. Журнал. Фото на обложке и трёхстраничное интервью. И эта проклятая фотосессия. Для Беки Митчелл это первое серьёзное интервью, а позировать она и вовсе никогда не любила. (Её мать собрала целый альбом мутных фотографий дочери, ускользающей от камеры в последнюю секунду или запечатлённой с хмурым выражением лица.) Она медленно, но верно двигалась прямиком к вершине успеха, и все остановки, которые она совершала в пути, лишь приближали её к заветной цели. У неё была репутация дерзкой и уверенной в себе особы, и проблема заключалась не в том, что она была дутой. Просто это же Rolling Stone. И потому сейчас она находится в студии какой-то цыпочки, дожидаясь, когда та прибудет с камерой и начнёт указывать, в какую позу встать. Кресло, в котором Бека расположилась, слишком удобное, и она не может удержаться, чтобы не постукивать по нему ногой. Её ладони вспотели, и манжеты кожаной куртки неприятно натирают запястья всякий раз, как она бессознательно сжимает кулаки. Где-то тикают часы, и её нога постукивает в такт размеренному ритму. Его мелодия почти успокаивает её, но вскоре к ней присоединяется новый звук. Вплетаясь в ритм времени настолько плавно, что это кажется невозможным, стук каблуков дополняет тиканье часов так, что заставляет взгляд синих глаз беспокойно заметаться. Звук шагов стихает перед дверью, через которую Бека вошла четверть часа назад, и она чувствует, как сердцебиение учащается, пытаясь поймать прерванный ритм. Тяжёлая металлическая дверь медленно скользит в сторону, освобождая дорогу высокой блондинке, одетой в облегающий костюм. Она видит Беку, сидящую в кресле как на иголках, и поднимает бровь, вероятно, удивлённая её нервозностью. — Мисс Бил приехала и скоро к вам подойдёт. — Её тон холоден и нарочито вежлив, и, как только она уходит, Бека с облегчением выдыхает, потому что не знает, как бы себя повела, окажись эта женщина фотографом. Ей не хотелось иметь дело с какой-то длинноногой льдышкой, напоминающей о каждой девочке, с которой она училась в школе и чувствовала себя ещё более застенчивой. Конечно, когда мисс Бил на самом деле появляется, в Беке не остаётся ни капли спокойствия. — Простите, что заставила ждать. На дороге случилась авария и возникла пробка, а потом эта собака… — фотограф спохватывается, прижимает ладонь ко лбу и с растерянной улыбкой качает головой. — Впрочем, неважно, — обрывает она пояснения, и Бека наконец приходит в себя. Хлоя Бил — копна рыжих волос, искрящиеся голубые глаза и улыбка, от которой у Беки всё словно плывёт перед глазами. Ну разумеется. Как же иначе. Если ситуация может стать более неловкой, то непременно станет. Камера Хлои болтается на ремне, перекинутом через плечо, ударяясь при каждом шаге о бедро. На ней выцветшие светло-голубые джинсы и белая футболка с V-образным вырезом; фотограф выглядит спокойной и непринуждённой, и Бека понимает, что легко она от неё не отделается. — Меня зовут Хлоя, и сегодня я буду вас фотографировать, — весело и дружелюбно произносит девушка, решительно протягивая Беке руку, а та только и может что пялиться, потому что Хлоя продолжает улыбаться, заставляя её пульс отдаваться в ушах. Нет, она не позволит себе опозориться. — Ох… ээ… — она резко встаёт, вынуждая фотографа сделать шаг назад, — приятно познакомиться. — Бека вытирает ладонь о джинсы, берёт Хлою за руку, и её лицо искажает гримаса. Потому что сейчас она начнёт нести полную чушь, сто процентов. Она нутром чует. — Я здесь, чтобы сфотографироваться. Что вы уже знаете, так как только что сказали, что… Бека указывает свободной рукой на камеру, а потом внезапно вспоминает, что до сих пор сжимает чужую кисть. Резко отдёрнув ладонь, она пытается смахнуть с лица выбившиеся пряди волос, и молния на рукаве её куртки противно лязгает. Бека Митчелл далеко не любитель зрительного контакта, но ей неоднократно говорили, что в её работе это необходимость, так что она заставляет себя снова посмотреть в глаза Хлое. Которая до сих пор улыбается. — Первая фотосессия? — спрашивает она, отступая на несколько шагов назад, а затем обходит побеленную стену, отделяющую одну половину большого открытого пространства от другой. Бека неохотно следует за ней. — Откуда вы знаете? В ответ Хлоя смеётся, потом включает одну из ламп, стоящих напротив стены, и посылает ей ободряющую улыбку. Рассыпавшиеся по плечам рыжие волосы вспыхивают в лучах лампы. У Беки захватывает дух от этого зрелища. — Просто догадка, — Хлоя на мгновение отвлекается от установки штатива и регулировки освещения. Все источники света направлены на стену, которую они обошли, и Бека неловко переминается с ноги на ногу, поглощённая процессом, но пытающаяся казаться равнодушной. Потому что иначе это выглядело бы стрёмно. А она обещала Джесси, что перестанет быть странной, даже если так получается не нарочно. (Впрочем, это всегда происходит не нарочно. У неё и в мыслях не было отключиться и специально вперить тяжёлый, хоть и совершенно несфокусированный взгляд в парня, сидевшего напротив них с Джесси в приёмной. И уж точно Бека не планировала засмотреться на секретаршу с длинными ногами и кокетливой улыбкой и врезаться на выходе в дверь.) — Итак… Бека, вернувшись на землю, видит, что Хлоя снова смотрит на неё с любопытством, склонив голову набок. Она хватается за первую же возникшую мысль. — Ах, да, — Бека сконфуженно опускает взгляд в пол, прежде чем шагнуть вперёд, — точно. Прошу прощения. Я — Бека. — Она протягивает руку и быстро добавляет: — Митчелл, — внося окончательную ясность. Рыжеволосая выглядит озадаченной, но, усмехнувшись, берёт протянутую руку и пожимает. — О, я знаю, кто ты. — Смутившись, Бека убирает руку, поражаясь собственной глупости. Ну конечно же она знает. Ведь Беке была назначена встреча и всё такое. К счастью, Хлоя не может услышать её внутренний монолог; наклонившись ближе, она заговорщицки шепчет: — Я вообще-то вроде как твоя поклонница. По лицу Беки начинает расплываться улыбка, но недоверие берёт верх, и её глаза холодно сужаются, прежде чем она успевает нацепить маску. — Держу пари, ты говоришь это всем девушкам. На что Хлоя, потянувшаяся за пультом дистанционного управления, который лежал на табурете рядом с одной из ламп, только морщит нос и отрицательно качает головой. Она направляет пульт через плечо за спину, и в дальнем углу комнаты оживает стереосистема. Вступительные ноты ударных микса, который, возможно, стал «прорывом» Беки, как электрические разряды, потрескивают через динамики. Музыка наполняет пространство энергией и уверенностью; может, прозвучит эгоистично, но эта песня всегда оказывала на неё такой эффект, с первой минуты создания, и с тех пор её влияние ничуть не уменьшилось. Ритм заставляет пульс ускоряться и напоминает о том, что её тело — живое. — Только самым симпатичным. Хлоя подмигивает, и Бека чувствует, как щёки тотчас заливает румянец. Она отводит взгляд, и Хлоя теперь уже откровенно хохочет. Бека краснеет ещё сильнее. — Новичков всегда так легко смутить, — говорит Хлоя, убавляя громкость. Бека не знает, что ответить, чтобы не стать пунцовой, поэтому держит рот на замке и старается не слишком таращиться на Хлою, устроившуюся на табурете. — Итак, как ты хочешь это сделать? Бека оглядывается, словно в поисках чего-то, а затем, вопросительно подняв брови, смотрит на фотографа. — Разве не я должна спрашивать об этом? — Глаза Хлои, Бека уверена, реально мерцают. — Ты хочешь сделать всё по-моему? От её интонации Бека непроизвольно сглатывает. В голосе Хлои столько уверенности и страсти. Одним плавным движением она соскальзывает с табурета, и сердце Беки пропускает удар, она думает… на самом деле она вообще не думает. Её захлёстывает жуткая паника, застыв на месте, она может только наблюдать, как фотограф быстро приближается… И, наконец, подходит. — Сперва избавимся от этого. — Хлоя вторгается в личное пространство Беки, с ужасом уставившейся на неё, и начинает стаскивать куртку. — Забавно, обычно девушки обнажаются после того, как я закончу фотографировать. Бека громко выдыхает. — Да ты мачо! Никогда прежде она не слышала, чтобы кто-то так хохотал целых десять минут. Ошеломлённая, Бека позволяет Хлое снять куртку, оставив её в голубой клетчатой рубашке, и положить одежду на табурет. Когда фотограф вновь поворачивается, её распущенные локоны всё так же покачиваются вокруг лица, но теперь, по крайней мере, она выглядит милой и даже немного застенчивой.  — Прости, мне очень жаль. Я больше не буду. — Она рассеянно тянется рукой вниз и поднимает камеру, висящую у бедра. — Ты мне поверишь, если я скажу, что вроде как слегка нервничаю, снимая тебя? Брови Беки взлетают вверх. — Нет, — с лёгкостью выпаливает она. Губы Хлои изгибаются в улыбке, она берёт камеру в обе руки и возится с настройками. — Может, я действительно твоя большая поклонница. — По-прежнему улыбаясь, она опускает взгляд на камеру, и сердце Беки заходится в бешеном ритме, когда её мозг отмечает, насколько восхитительно выглядит девушка. — Вроде той, что составляет плейлист из твоих песен и отслеживает твой аккаунт в Твиттере. — О! — это всё, что Бека может выдавить. И когда Хлоя снова поднимает взгляд, она жалеет, что вообще открыла рот. Потому что тогда, возможно, Хлоя не посмотрела бы на неё снова и она могла бы скрыть смущение, пока та занята с камерой. И это просто нелепо. Реально, до абсурда нелепо. Бека Митчелл — не абы кто, она сама всего добилась, её песни крутят по радио, она даже была на ток-шоу! И да, признаться, может быть, когда-то она ощущала себя немного неловко, но сейчас? Сейчас это просто смешно. Она чувствует, будто ей снова четырнадцать, но это не может повториться, потому что она взрослый человек и не теряет самообладание из-за красивых девушек с рыжими волосами. Она же профессионал. — Эм. — Да вот только её мозг, похоже, не получил новое послание и продолжает обрабатывать старые сигналы. Её рот остаётся открытым неприлично долгое время; наконец она мысленно даёт себе пинок. — Ого, — Бека и сама чувствует, что улыбка вышла натянутой. — Мне правда жаль. — Она поднимает руку в попытке заправить мнимую прядь за ухо. — Обычно я не такая… — Разговорчивая? — выгибает бровь Хлоя. Сникнув, Бека сердито смотрит на неё. — Вымотанная, — поправляет она, не до конца уверенная, что это то слово, которое она хочет использовать, но оно срывается само собой. — Я не слишком люблю фотографироваться. Признание вышло до странного интимным. Бека как можно глубже засовывает руки в карманы узких джинсов. — Ну, если ты беспокоишься из-за своей внешности, то можешь не волноваться. — Хлоя подносит камеру к лицу, и та скрывает её ухмылку. — Ты сто пудов фотогенична. — Услышав щелчок, Бека вздрагивает. Фотограф опускает камеру, смотрит на экран и долго молчит. — Может, это мы и не станем использовать. В конечном итоге Хлоя объясняет Беке, как именно будет происходить фотосъёмка, и приглашает встать перед побеленной стеной. В паузах между снимками они обмениваются репликами. Хлоя расспрашивает Беку, каково это — быть знаменитой, и та закатывает глаза, выдавая банальный трёп, что в этой сфере она не ради денег и просто хочет заниматься музыкой. Хлоя находит её рассказ захватывающим и минут на пятнадцать совершенно забывает о работе, засыпая девушку сотней вопросов. И это странно, потому что Бека всегда отвергала любую попытку узнать её получше, пресекая расспросы суровым взглядом и строгим молчанием. Она предпочитает, чтобы её личная жизнь оставалась действительно личной, но глаза Хлои такие голубые, а её улыбка, возможно, самая искренняя из всех, что она видела с тех пор, как прилетела в Лос-Анджелес. Так что Бека отвечает на вопросы фотографа. И старается не думать о том, что ей стоит, вероятно, беспокоиться из-за лёгкости, с которой слова срываются с языка. Как только Хлоя вспоминает, чем они должны заниматься на самом деле, её лицо вновь исчезает за камерой. Они отсняли уже, кажется, миллион кадров, но Бека по-прежнему напряжена, её позы неуклюжи, хотя она буквально умоляет тело поработать на неё всего один день. Хлоя терпелива и добра, она мягко предлагает то наклонить голову, то изменить позу, однако советы не помогают. Бека чувствует и сама. — Это не ты, — бормочет Хлоя, сделав ещё несколько попыток. Она опускает взгляд на камеру и листает снимки, пока Бека стоит, обхватив себя за локоть и прикусив зубами большой палец. Хлоя не ошибается, Бека просто не знает, как всё исправить. — Можешь прислониться к стене? Фотограф смотрит на неё исподлобья и делает несколько шагов вперёд. Бека выполняет указание, и Хлоя тут же падает на корточки, задирая объектив. Бека старается не обращать внимания на футболку, плотно обтягивающую грудь девушки, когда та поворачивается, наклоняется и выгибается. Камера щёлкает, и Бека снова вздрагивает. Хлоя встаёт и оставляет камеру свободно болтаться у бедра. Выражение её лица такое мягкое и сочувственное, будто она старается успокоить Беку взглядом. — Бека, расслабься. — Словно она не пыталась сделать это с того самого момента, как Хлоя вошла в дверь. Бека встряхивает руки и поводит плечами, чтобы ослабить напряжение. — Тебе нужно раскрепоститься. А потом Хлоя идёт к ней, прямо к ней, и у Беки перехватывает дыхание. Только это невозможно, она же профессионал, а так реагируют малолетки. От этой мысли её тошнит. Хлоя останавливается в полуметре и тянется к волосам Беки, собранным в небрежный пучок. Кончики пальцев пробегают по непослушным прядям, и Бека невольно прикрывает глаза. Игры с волосами сводят её с ума. — Твои волосы на фотографиях всегда выглядят такими мягкими. Голос Хлои доносится словно издалека, мысли Беки сосредоточены на её руках, на том, как они распускают её волосы. Дразня и освобождая прядь за прядью. Когда она заканчивает и волосы Беки беспорядочно рассыпаются по шее, Хлоя проводит по ним пальцами, перебирая и приглаживая. Она задумчиво что-то напевает, и Бека хочет узнать что и почему, но все силы уходят на то, чтобы заставить глаза открыться. Кончики пальцев касаются впадинки под горлом, и её словно бьёт током. Глаза Беки резко распахиваются, с почти слышным щелчком, и тут же упираются в невинные голубые глаза Хлои. Она просто возится с моими волосами. Бека повторяет мантру четыре раза, и каждое напоминание звучит решительнее предыдущего. Вот только она уверена, что с волосами у неё полный порядок, по крайней мере, сейчас, а Хлоя всё не отходит. Она просто смотрит, как тёмные локоны скользят между пальцами, закусив нижнюю губу и бросая на Беку короткие взгляды, будто что-то обдумывая. Её поведение совершенно неуместно. Разве профессиональные фотографы так себя ведут? Да что вообще происходит? Родители всегда обвиняли Беку в импульсивности, и она спорила с ними с первого дня, как они заговорили об этом. Она не прыгает от балды с самолёта и не покупает товары по завышенной цене рядом с кассами. «Импульсивность» вообще не входит в её лексикон. Правда, в девятнадцать лет она собрала сумку и села в самолёт до Лос-Анджелеса, прихватив только ноутбук и наушники; впрочем, в те времена это было модно. Но то был единственный случай в относительно короткой и совсем недавно ставшей занимательной истории её жизни, и до сего момента Бека верила, что так будет и дальше. Она никогда не действует импульсивно. Не с её нервами. А сейчас она немного нервничает. Вроде как. Бека чувствует это ещё до того, как всё происходит, — как внезапный всплеск энергии, возникший из ниоткуда и мгновенно её поглотивший. Она не может остановиться. Бека вскидывает голову, чуть наклоняется и прижимается губами к губам Хлои так, что девяносто шесть процентов за то, что у ней не выйдет списать это на «мышечный спазм». Ладно, это уж слишком, похоже, она и впрямь бывает импульсивной. Бека отшатывается так быстро, как только успевает себя одёрнуть, с глухим стуком впечатавшись затылком в кирпичную стену. — Чёрт, — шипит она, поднимает руку, чтобы потереть голову, и задевает руку Хлои. — Чёрт! Да что… я такая… о боже! — Она прижимает ладонь к ушибленному месту и опускает глаза. — Прости. Я не должна была… Так непрофессионально… Господи, я такая… Пальцы скользят по изгибу шеи, погружаются в волосы и снова наклоняют её голову. Бека резко и шумно выдыхает через нос и поддаётся движению. Губы Хлои мягкие, с вишнёвым привкусом — теперь разум Беки достаточно ясен, чтобы осознавать это. Они нежно касаются губ Беки и замирают на несколько ударов сердца — Бека чувствует, как секунды бьются о рёбра, — а затем Хлоя проводит языком по её нижней губе. Бека охает — она почти уверена, что это она, — и размыкает губы. Находит талию Хлои и прижимает её к стене, чувствуя каждый сантиметр прильнувшего тела. Пальцы Хлои запутались в её волосах, губы и язык разжигают огонь в каждой клеточке тела, и гонят по венам, и заставляют копиться внизу живота. В комнате совсем не осталось воздуха. У Беки такое чувство, что её лёгкие вот-вот взорвутся, если только их не опередит голова. И пока она занята своими ощущениями и тем, чтобы не развалиться на части, её руки блуждают без присмотра; и она осознаёт, что они скользнули под тонкий материал и прижимаются к тёплой коже, только когда Хлоя стонет. Стонет. Раскрепощённо, в поцелуй. И руки Беки в ответ щупают шелковистую кожу поясницы Хлои. Она понятия не имеет, что делать: просто погладить или, может, притянуть девушку ближе; на самом деле, она даже не думает об этом. Как будто она пьяна или под кайфом. А может, и то, и другое сразу. Хлоя слегка покусывает губу Беки, ее рука скользит вниз, и Бека почти уверена, что она и правда спит и видит сон. И потому Бека отстраняется. Этот сон не имеет смысла, как и прерывание поцелуя, но она всё равно отодвигается. И только когда у неё получается вдохнуть, Бека понимает, что причина, вероятно, заключалась в том, что ей был необходим глоток воздуха, чтобы не умереть от недостатка кислорода. Хлоя тихонько удовлетворённо мурлычет — Бека чувствует щекой. — Ты — нечто, — озвучивает она мысль Беки о ней самой и смеётся. Мягко и весело. Наверное, Бека мертва. Именно поэтому она не может ни пошевелиться, ни открыть глаза, ни заговорить, ни сделать что-то ещё, хотя бы отдалённо напоминающее нормальное человеческое действие. Каким-то чудом она умудряется облизать губы. Внезапно Хлоя отходит, и руки Беки, лишившись опоры, опадают. Порыв холодного воздуха вызывает мурашки на коже. Когда Беке удаётся открыть глаза, Хлоя снова направляет на неё камеру. Голова откинута назад, тёмно-синие глаза слегка приоткрыты и смотрят прямо в объектив; Бека даже не моргает. — Я могу тебя куда-нибудь пригласить, когда мы закончим? — доносится из-за камеры голос Хлои, и внутри Беки что-то поднимается. Растёт, пока не начинает давить на уголки рта, растягивая в улыбке, которую невозможно контролировать. Хлоя делает снимок. Три недели спустя они смотрят на него на обложке Rolling Stone. Журнал лежит между ними на круглом столике, стоящем на летней веранде небольшого кафе рядом со студией Хлои, которая уверяет, что здесь самые лучшие в мире блинчики. И Бека это непременно проверит, поскольку Хлоя не дала ей шанс заказать что-нибудь другое. — Выглядишь сногсшибательно! — хвастливо заявляет Хлоя и прячет самодовольную усмешку за стаканом апельсинового сока. Бека удивлённо вскидывает брови. — Очень гордишься этим, да? — Рыжая утвердительно мурлычет, пристально глядя на Беку поверх стакана, отчего у той где-то глубоко внутри возникает приятное чувство, и она ёрзает на стуле, прежде чем пробормотать: — Имеешь право.