Феликс очень сильно пожалел, когда решил пойти в небольшую кафешку у университета вместе с Джисоном, потому что тот не затыкался не под каким предлогом. Феликс, конечно, уже давно привык к этим бесконечным разговорам, но сейчас, кажется, их стало в два раза больше, а речь Хана становилась всё более возбуждённой, как будто он рассказывал не о том, как вчера увидел очень милую собачку на улице, а спас мир от ужасного злодея. И это наталкивало его на кое-какую мысль.
— Джисон-и, ты, случаем, не влюбился? — спросил Феликс, когда они заняли пустой столик у окна и заказали кофе. Джисон аж поперхнулся своим американо, а после залился краской по самые помидоры и начал что-то невнятно мямлить. Из этой каши Феликсу удалось понять лишь «идиот» и «ничего подобного». Ли устало вздохнул. То, что его друг был влюблён, было слишком очевидно, а догадаться, в кого именно, так вообще было проще простого. Как ни странно, лучше всего Феликс читал именно эмоции Джисона, хотя и не всегда было понятно, о чём думает этот малый (который старше самого Феликса всего на один день). — Брось, Джисон-и, это слишком очевидно.
— Бред. Ни в кого я не влюблён, забудь об этом, — Джисон недовольно нахмурился и сделал ещё один глоток, прежде чем посмотреть в окно и застыть. Особого труда не надо, чтобы понять, кого именно он там увидел. Феликс проследил за его взглядом и заметил стоящего через дорогу Хёнджина, который увлечённо что-то рассматривал в своём телефоне и при этом очаровательно улыбался, так, что у любой девушки тут же остановилось бы сердце. Его отросшие, перекрашенные в блонд волосы были собраны в милый хвост на затылке, а сам он выглядел как модель, сошедшая с журнала.
Феликс перевёл взгляд на Джисона. Брюнет, казалось, был очарован до глубины души, что в его глазах едва было видно звёзды восхищения. Черты его лица заметно смягчились, а на губах заиграла лёгкая улыбка, но и её хватило, чтобы убедиться в своих догадках окончательно.
Малыш Хан-и влюбился. И либо это были лишь слуховые галлюцинации, либо Феликс реально слышал бешеный стук его сердца. А когда Хёнджин, наконец, повернул голову в их сторону, Джисон чуть вздрогнул, но быстро собрался и широко улыбнулся. Хван улыбнулся в ответ и, посмотрев по сторонам и убедившись в безопасности проезжей части, побрёл через дорогу прямо к кафе, в котором сидели Ли и Хан.
Не прошло и минуты, как дверь заведения открылась и внутрь вошёл высокий блондин в узких джинсах, и, чёрт возьми, они так хорошо сидели на нём и так явственно обтягивали подтянутые из-за танцев бёдра, что вдох невольно застрял где-то в горле. Хёнджин нашёл их взглядом и, не переставая широко улыбаться, подошёл ближе. Он громко поздоровался, на что парни ответили тем же. Джисон, подвинувшись, пустил к себе под бок Хвана, и тот с удовольствием уселся рядом. Феликс увидел, как сильно сияют глаза Джисона, когда Хёнджин оказывается где-то поблизости.
— Хорошо выглядишь, — Феликс улыбнулся, скользя взглядом по лёгкой рубашке Хёнджина, которая едва ли прикрывала острые ключицы. Хван смущенно поблагодарил и улыбнулся в ответ своей очаровательной улыбкой, и Феликс испугался, как бы сердечко у малыша Хан-и не остановилось ненароком. — Собрался куда-то? Может, свидание?
Феликс спросил это специально, чтобы посмотреть на реакцию Джисона, и точно не прогадал. Лицо Джисона секунду спустя заметно помрачнело. Он неотрывно смотрит на то, как щеки Хёнджина немного пунцовеют, и Ли прямо чувствует, как Хан готов взорваться от напряжения. Хёнджин коротко рассмеялся.
— Нет, нет, ничего такого, просто настроение хорошее, вот и вышел немного прогуляться.
Услышав это, Джисон расслабился, а Феликс сдерживался, чтобы не засмеяться в голос. Боже, Джисон-и, да у тебя на лице всё написано, подумал Ли про себя, хитро улыбаясь.
Они разговаривали с Хёнджином ещё минут пятнадцать, и всё это время Джисон внимательно слушал всё, что говорил парень, да и сам был непривычно тихим всё то время, что они провели вместе, и только когда Хёнджин, отвлекшись на смс, сказал, что ему уже нужно бежать и в спешке покинул заведение, снова превратился в болтливого лучшего друга. Феликс сделал вид, что ничего не заметил.
Джисон и сам не понял, как начал испытывать к Хёнджину нечто большее, чем просто дружба. Просто в один момент его улыбка показалась ему такой ослепительной, что могла бы заменить солнце в маленьком мире Джисона, и он больше не мог оторвать от неё взгляда. От каждого случайного прикосновения в груди разливалось небывалое тепло, и даже вечные перебранки Чанбина и Феликса раздражали его чуть меньше, чем обычно. Хёнджин был для него кем-то особенным, с ним он хотел быть рядом всё своё время, хотел видеть его каждый день и быть причиной его улыбки. Именно об этом он думал каждое утро, когда открывал глаза, именно это снилось ему по ночам в самых чудесных снах, и именно этого он желал всей душой. Джисон любил просто слушать Хёнджина, его голос и то, как он забавно возмущается на что-то, или как возбуждённо рассказывает, как играл с Ками на днях. Он так любил это, что не осмеливался сказать что-то в такие моменты, поэтому был непривычно тихим, и великим наслаждением для него было то, как щеки Хёнджина розовели от смеха над какой-то его шуткой, сказанной ненароком. Всего этого порой было так много, что Джисон терялся в себе, не понимал, что нужно делать, чтобы всё не испортить, и чаще всего такие мысли наводили его на то, что чувства эти неправильные, что это только загубит их с Хёнджином дружбу, и тогда у Джисона не останется совсем ничего, кроме разбитого на миллион осколков сердца.
Когда Хёнджин смотрел на него так, что замирало сердце, в душе теплилась крошечная надежда на то, что всё это может быть взаимно, что он не один погряз в этих чувствах, но вся она разбивалась вдребезги, когда Хан замечал, каким взглядом тот смотрит на Сынмина, и какая вселенская тоска кроется в этом взгляде, на самой глубине. Джисон понимал, что у него нет никаких шансов, но поделать со своими чувствами ничего не мог, и со смущением тоже. Он всегда краснел, когда Хёнджин по-дружески обнимал его, и только слепой бы не заметил, что чувствует Хан, потому что тот совершенно не умел скрывать свои настоящие чувства, никогда не умел.
И сейчас, когда Хёнджин ушёл, оставив после себя только быстро бьющееся сердце Джисона, он ощутил такую пустоту внутри, что внезапно захотелось расплакаться прямо здесь. Но вместо этого он просто продолжил много говорить, как делал всегда, а Феликс просто продолжил слушать его, прекрасно заметив его состояние, но не решаясь что-либо сказать. Он обязательно поговорит с ним насчёт этого, но чуть-чуть попозже, когда будет подходящее время. Сейчас же, наблюдая, как Хан постепенно успокаивается, он облегчённо выдохнул.
***
Сынмин предпочёл бы оказаться где угодно, даже на лекции у самого нелюбимого преподавателя (понимаете, на что он был готов?), чем лежать на кровати с температурой за сорок. Всё тело болело, и при любом движении складывалось впечатление, что на нём лежит огромный камень, мешающий пошевелиться. Его лицо побледнело, а синяки под глазами придавали ему вид зомби. И, как бы странно это ни звучало, но всю неделю Чонин стабильно навещал его, помогал и лечил несмотря на пары, и только в выходной день почему-то внезапно пропал. Сынмин пообещал себе как следует отыграться на нём, когда выздоровеет, потому что бросать друга, который даже встать не может, при этом даже на звонки не отвечая, очень грубо.
Сынмин попытался пошевелиться, но кроме ещё большей усталости и боли в затылке это ничего не дало, и он пролежал в этой позе ещё несколько минут, тупо смотря в потолок и придумывая новые изощеренные способы пыток, которым подвергнется Ян, когда вернётся.
Когда список насчитывал уже целых десять пунктов, дверь в коридоре негромко хлопнула, ключи со звоном приземлились на тумбочку и до ушей Сынмина донеслись быстрые шаги Чонина. Он осторожно заглянул в комнату и, увидев, что Ким уже не спит, вошёл внутрь с пакетом в руках.
— Где ты был? — голос Сынмина звучал хрипло, и каждое слово из-за болящего горла давалось ему с большим трудом. Чонин поставил пакет с покупками на стол и подошёл к парню, потрогал его лоб, чему-то хмыкнул и, встряхнув градусник, вручил его больному. Сынмин принял его без возражений, но ответ на свой вопрос всё ещё ждал.
— Прости, что был так долго, я ходил сначала в аптеку, а потом в супермаркет за едой, внезапно позвонил профессор и сказал срочно подойти к нему, ну, я и пошёл. Он целый час рассказывал, что моя успеваемость катится в лету и что я должен срочно принести тот доклад, ну, помнишь, про молекулы? Я его написал уже давным давно, но сдать забыл, и мне пришлось идти в общагу за этой стопкой бумажек, а потом снова в универ, и вот, я здесь.
Выслушав все объяснения, причин убивать Чонина стало чуть меньше, да и злиться у Сынмина сил больше не было. Спать больше не хотелось, но усталость никуда не пропала и всё, чего хотел сейчас Ким — это принять жаропонимающее, чтобы боль в теле ненадолго затихла, и что-нибудь почитать. Что-нибудь не слишком серьёзное, чтобы не нагружать явно не желавший работать мозг, а просто, наконец, нормально отдохнуть.
Чонин, кажется, понял его без слов, поэтому просто кивнул сам себе и потянулся к маленькому пакету с лекарствами, но прежде, чем дать Сынмину таблетки, посмотрел на градусник и, убеждаясь, что температура нисколько не спала, вручил лекарство и стакан воды парню, помогая подняться. Сынмин снова послушно всё выпил, зажмурился немного от горьких таблеток и лёг обратно.
— Я сварю тебе кашу, подожди немного, хорошо? — Чонин взял пакет и, не дожидаясь ответа от не имеющего никакого аппетита что-то есть Сынмина, вышел из комнаты. Ким только вздохнул, понимая, что поесть всё равно надо, и поделать он с этим ничего не может, и попытался смириться.
Взяв телефон с тумбы рядом с кроватью, первое, что бросилось в глаза — это время, ведь на часах уже почти три часа дня, и пропущенные звонки от преподавателей. Неужели им не понятно, что Сынмин заболел? Зачем названивать по сто раз? Ким этого совсем не понимал, но перезванивать желания не было совершенно, но зато желание спать вернулось как-то слишком быстро, не прошло и десяти минут. Ещё несколько минут спустя в комнату вернулся Чонин с небольшой тарелкой в руках, которая была заполнена тёплой кашей. Ян, как ни заставлял Сынмина съесть чуть больше, не добился абсолютно ничего, поэтому вскоре сдался.
— Поспи немного, хорошо? Ты выглядишь уставшим. Если что-то понадобится или заболит, позови меня, я буду в соседней комнате, — Чонин ласково накрыл его одеялом, улыбнулся на мягкий кивок со стороны Сынмина и ушёл.
Ким некоторое время спустя успешно уснул.
***
Примерно через пару часов в дверь квартиры Сынмина позвонили. И на пороге оказался никто иной, как Хван Хёнджин. Он неловко переминался с ноги на ногу, ожидая и надеясь, что ему откроют. И Чонин открыл.
— Что ты здесь забыл? — спросил он с явной неприязнью, а глаза Хёнджина засияли. Он вообще не ожидал, что ему откроют, если он придёт сюда, но всё оказалось немного лучше, чем он себе представлял. И хоть Чонин не высказывал никаких знаков гостеприимства, он не был расстроен. Самое главное, что ему позволили уже находиться здесь, а всё остальное не важно.
— Чонин, пожалуйста, могу я взглянуть на Сынмина? Я слышал, он заболел, а любая его болезнь тяжело проходит, ты и так знаешь, — начал было Хёнджин, но Чонин грубо перебил его, ничуть не изменившись в лице:
— С какой стати тебе беспокоиться о нём?
Хёнджин ненадолго замолчал, выражение его лица стало серьёзным, и он ответил спустя какое-то время:
— Я беспокоюсь.
— Раньше тебя не особо волновали чувства Сынмина, почему вдруг сейчас ты так рвёшься увидеть его? — Чонин ответил моментально, и злость внутри него уже начала закипать. Он никогда не позволит случившемуся повториться, никогда не пожелает его Минни снова испытать всю ту боль, что он пережил. Никогда.
— Пожалуйста, Чонин, — попросил Хёнджин с искренней мольбой в глазах, и Чонин видел это, но всё ещё сомневался, стоит ли впускать его. Хёнджин продолжил, — я честное слово ничего не сделаю, клянусь. Просто дай мне взглянуть на него.
И Чонин смягчился.
— Ладно, но ненадолго, он сейчас спит. Только попробуй ему что-нибудь сделать, и ты больше никогда не появишься на пороге этой квартиры, — он всё ещё с неприязнью смотрел на парня напротив, а потом впустил его внутрь, и в глазах Хвана было столько радости, словно ему позволили что-то, что он очень сильно хотел, как родитель покупает ребёнку желанную вещь. Хёнджин даже позволил себе широко улыбнуться.
Чонин провёл его к комнате, в которой спал Сынмин, и снова грозно посмотрел. Хёнджин кивнул, мол, всё будет хорошо, и осторожно вошёл, оставив Яна позади. Он осмотрелся, понимая, что Ким ничуть не изменился в своих предпочтениях, а комната его пребывала всё в такой же чистоте, как и всегда. Увидев на стене плакаты с DAY6, он улыбнулся. Ему всё ещё нравится эта группа. Когда взгляд его опустился на парня, который закутался в одеяло, как гусеница, его сердце замерло, а затем болезненно сжалось. Даже спустя столько времени он оставался всё таким же прекрасным, таким же очаровательным, даже когда спал, и пусть сейчас его лицо было бледнее снега из-за болезни, а на голове полнейший беспорядок, он всё равно был самым красивым человеком, которого когда-либо встречал Хёнджин. Всегда им оставался.
Он тихо подошёл ближе и сел на корточки рядом с кроватью, вглядываясь в знакомые черты лица, в голове подмечая, как сильно он повзрослел. И не только внешне. Хёнджин бы даже позавидовал, если бы не был сейчас так увлечен рассматриванием
родного чужого лица. Внезапно желание коснуться нежной кожи сделалось таким сильным, что он не мог больше сдерживать его.
Протянув ладонь, он нежно коснулся его щеки, погладив её большим пальцем. Кожа под пальцами была горячей, а сам Сынмин дышал тяжело, что Хёнджину показалось, он вот-вот задохнётся в этом одеяле. Немного поднявшись, он принялся распутывать непонятный кокон, в котором запутался Сынмин. Он делал это очень осторожно, чтобы случайно не разбудить его, и с миссией справился успешно.
Сынмин так очаровательно причмокнул губами во сне, что Хёнджин еле сдержал желание запищать, так это было мило. Он только улыбнулся, и все-все эмоции отразились на его лице и в глазах. Нежность, забота, ласка и безграничная любовь, которая, казалось, с какой секундой становилась всё больше, что было невозможно дышать. Но Хёнджин сам всё испортил, сам подверг их всему этому, и виноват во всём только он один. Если бы у него была возможность вернуться на несколько лет назад, он бы ею воспользовался, даже ни разу не задумавшись.
Когда начало темнеть, а время пребывания Хёнджина в этой квартире уже давно превысило «недолго», пришло время уходить, чего Хван чертовски не хотел. Но пугать Сынмина своим внезапным присутствием он не хотел ещё больше.
Последний раз взглянув на него, такого невинного и милого во сне, он вздохнул и, наклонившись, мягко поцеловал его горячий лоб, тихо прошептав:
— Выздоравливай, Минни.
И вышел из комнаты.
Уже на пороге он посмотрел на Чонина, который вызвался проводить его, и попросил:
— Не говори ему, что я приходил, пожалуйста. Не хочу, чтобы он волновался.
И Чонину оставалось только кивнуть.
