Па-па-па с протагонистом

      Шэнь Цинцю вынырнул из сна с гулко бьющимся сердцем. Сзади его обнимал кто-то сильный, и этот кто-то сильный определенно хотел сдавить этому Шэню грудную клетку, поскольку прижимал к себе довольно… безапелляционно, сказал бы Шэнь Цинцю. Они успели поменять позу ночью? Ну, от нее было не легче, чем когда Цинцю был придавлен грудью Бинхэ к простыням... Как тогда, так и сейчас, как ни крутись, уйти от соприкосновения не получалось, ведь хватка была крепкой. Дернись — или задохнись.       Это ощущение вызывало острое чувство дежавю. Шэнь Цинцю прекрасно знал, кто дышит ему в шею, и даже не удивлялся. Вероятно, Системе стоит поменять статус Шэнь Цинцю с «главного злодея» на «главного плюшевого мишку для главного героя».       Вообще-то, этот Шэнь только вчера воскрес… Полегче, господин Ло!       Шэнь Цинцю поднял руку и шлепнул по ладони, обхватывающей его живот.       — Бинхэ, я не могу дышать, — хриплым ото сна голосом сказал он.       Ло Бинхэ — а это действительно был именно он — мгновенно подскочил, нависая над телом Шэнь Цинцю. Сильнейшее волнение так и просачивалось сквозь его встревоженный и вместе с тем обрадованный взгляд. Он всхлипнул:       — Так значит, мне не приснилось… учитель… и правда жив.       Всклокоченный, усталый, очевидно не выспавшийся Ло Бинхэ предстал перед Шэнь Цинцю несчастным верующим, дождавшимся от бога исполнения своей самой сокровенной мечты. Пробуждение шицзуня казалось ему сном, подобному тем, что сотни раз посещали его во время пятилетнего ожидания возвращения Шэнь Цинцю из мертвых, поэтому Ло Бинхэ не мог верить вчерашним воспоминаниям, пока Шэнь Цинцю снова не заговорит с ним. Из его покрасневших глаз опять потекли горячие слезы. В этот раз — слезы счастья.       Шэнь Цинцю неожиданно смутился. Сознание, затуманенное ещё вчера, сегодня было гораздо чище, и от этого Шэнь Цинцю ещё лучше понимал неправильность картины, представшей перед глазами. Самый сильный, самый стойкий герой этого мира — и плачет! Ему казалось, что Бинхэ выплакал годовой запас слез вчера, а у того, оказывается, ещё что-то осталось?       — Бинхэ, здесь совершенно незачем лить слезы, — неловко произнес Шэнь Цинцю. Ему по-прежнему совсем не нравилось видеть такую глубокую тоску на лице Ло Бинхэ.       Учитель ведь жив, а не мертв — тут радоваться надо, а протагонист нюни распустил!       Шэнь Цинцю вздохнул.       — Ну, ну, — ласково проворчал он, стирая Бинхэ влагу с глаз. — Мой ученик так вырос, а всё норовит казаться маленьким. Всё хорошо. Не надо больше плакать.       Ло Бинхэ издал гудящий звук, сгребая его в своих медвежьих, но осторожных, объятиях. Он всё никак не мог успокоиться. Шэнь Цинцю мог только устало вздохнуть.       — Бинхэ-Бинхэ… — вздохнул он, запуская пальцы в темные кудри и мягко поглаживая их, не зная, что ещё сказать.       И что ему делать с подобной чрезмерной эмоциональностью?       — Учитель… — чуть гнусаво произнес Ло Бинхэ Цинцю в плечо. — Этот ученик очень-очень старался, чтобы вернуть вас к жизни. Когда вы уже во второй раз нашли дорогу из мертвых, я… потерял разум от радости, потому до сих пор не могу прийти в себя. Этот Бинхэ просит прощения…       — Здесь не за что извиняться, — отозвался Шэнь Цинцю.       Никогда прежде ему не доводилось видеть своего ученика в столь плачевном, в буквальном смысле, состоянии. Ну, кроме того раза, когда он пришел в себя вчера. Неужели Бинхэ и правда так сильно переживал за него?..       Теперь, зная о чувствах Ло Бинхэ, Шэнь Цинцю даже думать не хотел о том, каково ему пришлось, когда Шэнь Цинцю умер в первый раз, ведь…       …У Ло Бинхэ было, воистину, хрустальное сердце. Разбитое вдребезги новой смертью Шэнь Цинцю, вчера оно было кое-как склеено по кусочкам теплым поцелуем в лоб, а сейчас вновь содрогалось — то ли от эха ушедшей тревоги, то ли от волн облегчения настоящего момента — и сыпалось драгоценной крошкой в виде слез, бесконтрольно собирающихся в крохотные алмазики на ресницах.       Шэнь Юань всегда пугался, видя слезы на женском лице — что уж говорить о мужском? Честно говоря, впору было растеряться.       Подумав, что пряник сможет вывести Бинхэ из меланхоличного состояния, Шэнь Цинцю решился:       — Быть может, мой ученик обрадуется, если получит какую-нибудь награду за свои старания?       — Награду? — тут же оживился Ло Бинхэ, приподнимаясь на локте. Шэнь Цинцю улыбнулся.       — Да. Этот мастер готов исполнить одно твое желание.       Во влажном взгляде Ло Бинхэ промелькнула искорка опасного предвкушения, и Шэнь Цинцю поспешил добавить:       — Что-то в рамках разумного, разумеется. Что-то, что будет по силам этому учителю.       Стоило Шэнь Цинцю произнести эти слова, как Ло Бинхэ перестал дрожать. Радость от пробуждения учителя завертелась, подстегнутая этим сладким обещанием, и превратилась в огонек игривой фривольности, с каждой секундой всё ярче разгорающийся в его душе.       Ло Бинхэ мигом вышел из слезливого состояния и задумчиво склонил голову набок, таинственно улыбаясь. Шэнь Цинцю поежился от внезапного холодка, побежавшего по спине. Быстро же Бинхэ поменялся в лице!       Кажется, этот старик ещё пожалеет о своей щедрости…       — Учитель, я решил, — возвестил Ло Бинхэ после непродолжительных раздумий.       Ло Бинхэ одним махом развел колени учителя и вклинился между его ног, опираясь на руки по обе стороны от его тела.       — Бинхэ! — возмущенно воскликнул ошарашенный Шэнь Цинцю и дернулся назад.       Шэнь Цинцю уже пожалел о своих словах. Обливаясь потом, он попытался подняться, однако места для отступления решительно не оставалось: спиной Шэнь Цинцю приклеился к изголовью кровати, а по бокам отход был закрыт руками Ло Бинхэ.       Самым верным в этой ситуации было бы дать протагонисту под дых коленом и быстренько свалить, как прежде поступал Шэнь Цинцю, стоило Ло Бинхэ перейти черту. Однако…       В памяти всплыл вид Ло Бинхэ, что вчера и сегодня так искренне плакал из-за него, судорожно сжимая пальцы на одеждах цвета цин с еле теплящейся верой в лучшее. И Шэнь Цинцю... не смог оттолкнуть его.       Под рукой не было веера, чтобы стукнуть ученика по голове за дерзость, ровно как не было и силы воли, чтобы проделать то же самое ладонью, поэтому горный лорд мог только молчаливо сопротивляться. Шэнь Цинцю гордо воздел подбородок, пытаясь выглядеть сильным, ни на миг не прерывая зрительного контакта — то был единственный проявленный упрямым заклинателем жест уязвимой непокорности.       Ло Бинхэ, подобно вкушающему радость охотнику, что загнал добычу в угол, подался ближе, но скоро замер на почтительном расстоянии и засмеялся, остановленный видом ощетинившегося Шэнь Цинцю.       — Учитель, неужели вы всё ещё боитесь меня? — спросил он, и только глухой не заметил бы в этом, на первый взгляд, ласковом смехе отголосок печали.       Сердце Шэнь Цинцю гулко и больно забилось.       — Не неси вздор. Этому мастеру неведом страх, — чуть резче необходимого произнес Шэнь Цинцю, тщетно пытаясь утихомирить своё сердце. — А моему ученику, по всей видимости, не занимать бесстыдства!       Они застыли, глядя друг на друга.       Ло Бинхэ, аккуратный и внимательный к эмоциям учителя, и Шэнь Цинцю, холодный к проявлению любой ласки по отношению к нему — за внешним фасадом непробиваемой уверенности они оба были нерешительны.       Ло Бинхэ боялся быть отвергнутым. Шэнь Цинцю боялся поддаться чужим чувствам.       Ло Бинхэ осторожно улыбнулся, и даже в зрачках его отразилась эта улыбка — ясный свет теплых глаз был подобен солнечным зайчикам, отражающимся в водной глади. В этом взгляде не было и намека на коварство или хитрость — только, быть может, капелька робости и надежда на большее.       — Учителю не стоит бояться Ло Бинхэ. Как уже было сказано прежде, он никогда не причинит учителю боли.       Шэнь Цинцю очнулся и дал себе мысленную затрещину: в самом деле, чего он шугается, словно он — заплутавшая в лесу девица, а его ученик — вылезший из пещеры монстр? Бинхэ — его Ло Бинхэ, не Бин-гэ! — ведь ничего дурного не сделает, не таков был его нрав. И слава богу, что это милое личико не принадлежит его грозному двойнику из оригинального романа — уж тот бы, не колеблясь, взял своё, если бы захотел…       И всё же, Шэнь Цинцю опасался верить этой улыбке.       Он действительно боялся, но отнюдь не Ло Бинхэ — а того, что тот чувствовал к нему, и какие последствия это может иметь. Всё, произошедшее с ними, казалось каким-то странным, сюрреалистичным, но вот он здесь — после трех смертей и многих-многих лет своей и чужой жизни — держит хрустальное сердце Ло Бинхэ в своих руках, и только в его власти сохранить его целым или же разбить вновь. Глубоко внутри он не мог не бояться власти над протагонистом, которую никогда и не думал иметь.       Ответственность за это была слишком велика. Как и любовь этого несносного мальчишки.       Шэнь Цинцю позволил себе легкую усмешку, насмехаясь над самим собой. Ло Бинхэ ведь пока даже ничего не сделал, а мысли уже путались и грозно нависали, подобно толстой шапке снега горного пика — если их станет слишком много, равнину отрешенного разума накроет лавиной хаоса. А ведь когда-то ему верилось, что расшатать его самообладание непросто.       Не найдя выхода из внутренней борьбы, Шэнь Цинцю первым опустил взгляд и сказал нерешительно:       — Так какое желание... имеет мой ученик?       — Этот Бинхэ просит об одном поцелуе, — мягко донеслось спереди.       Глаза Шэнь Цинцю против воли распахнулись шире.       Ох... Нечто дурное Бинхэ, пожалуй, и не сделает, а вот нечто возмутительное — ещё как. Хотя… стоило порадоваться, что в эту голову не взбрела мысль более откровенного характера...       — Ты уже целовал этого учителя прежде, а тебе всё мало? — спокойно спросил Шэнь Цинцю, жестоко досадуя на то, что не успел отодвинуться пораньше — оттягивай время или нет, Ло Бинхэ определенно был в выигрышной позиции, находясь меж его ног, и мог сотворить с учителем всё, чего бы ни пожелал, вне зависимости от согласия Шэнь Цинцю… Но нет.       Он завис в интимной близости и ждал, когда Шэнь Цинцю смягчится и даст свое разрешение сам. Терпеливо и уверенно, не давя, но и не отстраняясь. Это сводило Шэнь Цинцю с ума.       — Не слишком ли это? — пробормотал Цинцю, медленно заливаясь предательской краской.       — Всего один поцелуй, — взгляд Бинхэ стал жалостливым, придавая всесильному демону удивительное очарование. — Только один, и этот ученик не будет докучать вам целый день!       Предложение было заманчивым. Шэнь Цинцю мысленно затягивал сигарету, как перед отважным прыжком в воду. С обрыва в десять метров. Зимой.       Всё дело было в том, что протагонист никогда раньше не спрашивал разрешения. Он или целовал насильно, как в Цзиньлане, или пользовался удобным моментом, как во снах, или в открытую соблазнял, как в золотой клетке демонической обители, но чтобы вот так?       Спросить, прежде чем взять? С подобной честностью, с таким искренним лицом?       Подобного прежде не случалось. Ло Бинхэ впервые просит о ласке, которую Шэнь Цинцю должен подарить ему по-настоящему добровольно. Это… было даже более смущающим, чем если бы Ло Бинхэ просто взял своё, как прежде.       Шэнь Цинцю ощутил, как чужие пальцы отводят его волосы в сторону и прикасаются к скуле в мягком жесте. Он дернулся и отвернулся, злясь на себя, заливаясь краской ещё сильней. Ну вот кто тянул тебя за язык по поводу желания, Шэнь Цинцю, какие злые силы?! И ведь этот прохвост, Ло Бинхэ, прекрасно знает, что Шэнь Цинцю не может устоять перед этим взглядом!       — По-жа-луй-ста, — тихо попросил Ло Бинхэ, наклоняясь ближе.       ...Ах, да пошло оно всё к чёрту.       Он поддастся.       «Только потому, что я больше не хочу видеть твои слёзы!» — подумал Шэнь Цинцю, собрал всю волю в кулак, закрыл глаза и кивнул, желая, чтобы это мучение закончилось как можно быстрее.       Теплое дыхание коснулось губ, а в следующую секунду Шэнь Цинцю оказался… нет, не завлечен — приглашен в поцелуй. Ло Бинхэ не напирал, не настаивал, оставляя Шэнь Цинцю возможность сбежать, если тот захочет, и легко-легко заскользил по его губам своими.       Это был первый осознанный поцелуй за всё время, который Ло Бинхэ не похитил — но попросил; первый раз, когда Шэнь Цинцю полностью осознавал, что делает, и не отталкивал; первый раз, когда оба были готовы и согласны, и потому что-то в этом моменте ощущалось иначе.       Что-то медленно, но неотвратимо менялось.       Ло Бинхэ, конечно, всё ещё боялся, что его отвергнут и вышвырнут с постели, как раньше. Несмотря на это, он не мог остановиться — отказаться от этих желанных губ было выше его сил и боязни показаться настойчивым.       Теплые руки Бинхэ мягко коснулись лица Шэнь Цинцю, и пальцы скользнули по линиям скул. Поцелуй оставался робким и нежным, как колыхание крыльев бабочки.       Бинхэ знал, что у него не было никакого права на дерзость, подобную той просьбе о поцелуе, что он эгоистично озвучил, ведь... Он и правда был безродной псиной, вечно ждущей, когда ей перепадет кусочек любви от единственного человека, который мог ему ее дать. Но он хотел стать кем-то большим для своего любимого человека. Он не хотел оставаться жалким учеником без прошлого, что удерживал учителя жалостью к себе. Он мечтал о совсем ином — но, возможно, для этого было пока слишком рано. Сперва ему надо было завоевать Шэнь Цинцю. А пока он будет нежиться в подаренном тепле столько, сколько ему будет позволено.       Дрожащее тепло растворилось между устами, когда губы Бинхэ зашевелились, скользя по губам Шэнь Цинцю, выпуская почти неслышимый и почти отчаянный шепот:        — Учитель, не отталкивайте меня. Учитель, прошу, не бойтесь…       Шэнь Цинцю поднял трепещущие ресницы, встретился взглядом с такими близкими глазами Ло Бинхэ и... оказался пронзен сильным, невероятно очевидным чувством, что отражалось в них.       Ло Бинхэ о своих чувствах никогда не молчал — но Шэнь Цинцю, кажется, только сейчас прочувствовал их до конца.       «Пожалуйста, попробуйте полюбить меня».       Вот, что говорил этот поцелуй и этот взгляд.       Шэнь Цинцю не ожидал… такого. Он сразу потерялся, не зная, как реагировать на посыл и заданный темп. Это... Да это же пока просто касание, которое не успело превратиться в настоящий поцелуй! Что ему нужно с этим делать? Шэнь Цинцю не знал, однако совсем скоро первым робко подался вперед, чуть хмурясь и совсем не понимая логики Ло Бинхэ.       Бинхэ ведь хотел разрешения? Он получил его! Ну а теперь почему медлил, зачем испытывал терпение? Бери уже, если дают, не играйся, для тебя ведь это так много значит!..       Шэнь Цинцю почувствовал легкий отголосок нетерпеливого раздражения и скользнул языком по чужим губам, намекая, что стоило бы и перестать ребячиться. А Ло Бинхэ, несмотря на весь жар, что охватил его от макушки и до кончиков пальцев, оставался предельно терпелив. Он получил свой поцелуй — да, так и есть, но кто-нибудь говорил о том, каким он должен быть и когда ему следовало кончаться?       Обнадеженный реакцией учителя, Ло Бинхэ усилил напор, оставляя его предельно осторожным, и аккуратно вобрал в себя мягкость чужих губ. Он правда пытался быть осторожным, но — по неопытности или же из-за волнения — всё равно случайно задел клыками уголок чужого рта, оставляя там крохотную ранку. Шэнь Цинцю зашипел и дернулся. На нижней губе выступила кровь.       — Ты!.. Ты так и не научился целоваться, — не то сердито, не то смущенно выдохнул Шэнь Цинцю, пытаясь перевести дыхание. Он только сейчас понял, как заполошно билось его сердце, толчками бросая кровь к щекам и губам.       Ло Бинхэ улыбнулся чуть печально:       — То же самое вы сказали мне в прошлом.       Шэнь Цинцю оторопел на мгновение и ощутил неловкость. Неужели Бинхэ до сих пор помнит ту стычку в Цзиньлане? Это был их первый поцелуй на памяти Шэнь Цинцю (если злостный акт передачи демонической крови можно так назвать), и воспоминания о нём были вовсе не радужными.       — Ты имеешь в виду, когда ты напоил меня своей кровью на крыше?       — Ещё раньше, — покачал головой Ло Бинхэ. — Во времена ученичества на пике Цинцзин. Я помню это... по своим видениям.       Ученичества…       Ох.       И Шэнь Цинцю понял. Тогда, когда они, вроде как, любили друг друга, да?       Сердце забилось ещё чаще. Почему-то любое напоминание о том самом прошлом вечно выводило его из состояния равновесия. В контексте их общего прошлого их нынешняя поза и действия казались ещё более невыносимыми. Шэнь Цинцю хотел поскорее избавиться от странного ощущения, что камнем взбаламутило пруд его спокойствия, ведь... он чувствовал себя как-то странно.       — Вы припоминаете, учитель? — вкрадчиво спросил Ло Бинхэ.       — Нет, — отворачиваясь, пробормотал Шэнь Цинцю.       — Жаль, — тихо вздохнул Ло Бинхэ. — Но ничего. Я верю, что вы всё вспомните, — после Ло Бинхэ улыбнулся, касаясь пальцем капельки крови, потекшей с раненой губы Шэнь Цинцю вниз к подбородку.       — Простите меня, шицзунь…       Он подался вперед вновь, замирая у самых губ заклинателя, и прошептал:       — …и позвольте загладить свою вину.       — Ты же сказал, всего оди... — Шэнь Цинцю замычал в новый поцелуй со вкусом своей крови — ласковый, извиняющийся и очень-очень теплый.       Когда язык Ло Бинхэ скользнул внутрь, Шэнь Цинцю ахнул, зажмурившись сильнее. Пусть Ло Бинхэ действовал интуитивно, пусть и не всегда впопад сплетались их языки, но весь поцелуй просто кричал о том, насколько Ло Бинхэ искренен, насколько этого хотел, насколько… сильно любил.       Происходящее неимоверно смущало Шэнь Цинцю, ведь этот интимный поцелуй слишком походил на поцелуй настоящих возлюбленных.       Шэнь Цинцю поплыл от нежности Ло Бинхэ. В груди заполыхало. Он начал задыхаться; ведомый инициативой своего ученика, он стек на спину, а Ло Бинхэ взял его лицо в свои руки и продолжил целовать, трепетно выпивая каждый его кроткий вздох. В какой-то момент Бинхэ отстранился, чтобы горячо и влажно пройтись языком по кровавой дорожке на подбородке учителя, вернулся к его манящим алым устам и влажно вобрал в себя кровоточащую губу, посасывая саднящее место укуса. Шэнь Цинцю вдруг стало слишком жарко.       — Тише, стой, — судорожно зашептал Шэнь Цинцю, но Ло Бинхэ даже не думал останавливаться — он мечтал показать шицзуню свою любовь вот так, понимая, что слова не донесут до него смысла. Он протестующе замычал прямо в рот Шэнь Цинцю, вызывая в его теле странный, взволнованный трепет, и с новой силой принялся за ласки, затягивая учителя в бешеный водоворот своих чувств, которых с лихвой хватило бы на двоих…       Шэнь Цинцю понял, что если это не прекратить, последствия могут быть непредсказуемыми.       — Хватит! Довольно, — хрипло выдохнул он, толкая Ло Бинхэ в грудь.       Стоило Ло Бинхэ отстраниться немного и поднять на него свой взгляд, как Шэнь Цинцю ощутил самое настоящее онемение в конечностях.       Темные глаза Бинхэ полыхали скрытым огнем. Влажные уста выпускали дрожащее дыхание. На лбу собралась складочка, выражающая еле сдерживаемое желание. И волосы, в которые вдруг захотелось запустить руку, падали водопадом. Ло Бинхэ поймал кисть Шэнь Цинцю и поцеловал пульс на тонком запястье, словно бы не в силах расстаться с ним.       — Оторваться от учителя... чрезвычайно сложно.       Шэнь Цинцю распахнул глаза и насилу отпихнул Бинхэ ещё сильнее, отсаживаясь так далеко на постели, как только возможно.       — Т-ты… — возмущенно начал Шэнь Цинцю, но голос его подвел — дрожащий и низкий от совершенно неуместного зарождающегося возбуждения — Цинцю поверить не мог, что возбудился! — он совсем не подходил для того, чтобы отчитывать заигравшегося ученика. — Да откуда ты… Мне казалось, ты и правда не умеешь… целоваться… — язык Шэнь Цинцю сам собой повернулся не тем боком, выдав то, что должно было остаться только у Цинцю в голове.       А как только вырвалось, Шэнь Цинцю захотелось этот самый язык себе отрезать.       «О, нет!! Я ведь совсем не это хотел сказать!!»       Кончики губ Ло Бинхэ неуверенно приподнялись.       — Вы правы, я не умею, — осторожно улыбнулся Ло Бинхэ, смущенно опуская глаза. — Этот ученик действительно не владеет искусством поцелуя. Но если это с учителем, то у меня, право, как-то само собой...       Шэнь Цинцю показалось, что он сейчас взорвется, как ртутный градусник.       — Всё, достаточно, — оборвал он Бинхэ, решительно вставая с постели.       Голова резко закружилась, он еле успел схватиться за столик, чтобы не упасть, и в то же мгновение руки Ло Бинхэ поддержали его. Встревоженный голос прозвучал совсем близко:       — Учитель, вы в порядке?       — Н-не трогай меня, — испуганно отшатнулся Шэнь Цинцю, и Ло Бинхэ опустил руки.       Шэнь Цинцю отшатнулся совершенно непроизвольно, а когда оглянулся на Ло Бинхэ, увидел на его лице отголосок душевной боли… И почувствовал острый укол совести.       — Простите меня, — склонил голову Ло Бинхэ. — Этот ученик был неправ. Мне… Простите, если вам было неприятно, — выдавил он. — Я… пойду подготовлю завтрак.       Ло Бинхэ, ещё пять минут назад разрывавшийся от радости напополам с нежностью, ссутулился и посмурнел, выходя из комнаты. На самом пороге пальцы Шэнь Цинцю поймали его за черно-красную ткань платья, и Ло Бинхэ замер.       — Всё… нормально, — буквально выжал из себя Шэнь Цинцю, не поднимая взгляда. — Но… постарайся в следующий раз сдерживать свои обещания. Один — значит один, — последнее добавил совсем тихо.       — Хорошо, — чуть расслабился Ло Бинхэ, и улыбка вновь вернулась на его нежный лик. — Шицзунь?       — Ну что? — пробормотал Цинцю, пялясь в пол.       — Спасибо.       Когда Ло Бинхэ вышел из комнаты, Шэнь Цинцю скатился по двери на корточки, пряча лицо в руках. Он реально только что сказал именно эти слова? Он ведь просто хотел успокоить это дитя, но всё опять вышло наперекосяк! Дьявол, да хватило бы и первого предложения! Второе-то зачем? Выходило, что Шэнь Цинцю не против и дальше потворствовать желаниям своего ученика, но это было далеко не так!       Он не хотел больше целоваться с Ло Бинхэ!       Потому что… это было слишком. Это делало с ним что-то неправильное.       Шэнь Цинцю ещё долго пытался прийти в себя, чтобы согнать ненавистный румянец с щёк.       Идя по коридорам, Ло Бинхэ буквально парил. Походка его была лёгкой и бодрой. Шицзунь, его любимый щицзунь, и правда медленно таял, потому Бинхэ не мог не радоваться очередному успеху в борьбе за сердце учителя. Быть может, даже если учитель не сможет вспомнить, у него получится влюбиться просто так? В прошлом ведь вышло, так почему сейчас не может?

***

      Шэнь Цинцю выглянул наружу, осматривая коридор. Среди холодных стен гулял морозный воздух, от которого Шэнь Цинцю ёжился и кутался в свои слишком тонкие для здешнего холода одеяния. И как Шан Цинхуа мог проводить здесь практически всё своё время?       Несмотря на то, что Ло Бинхэ должен был скоро воротиться, Шэнь Цинцю просто не мог сидеть на месте без понимания того, в какие дебри ушел сюжет. Для начала он решил собрать информацию прошедших дней — кто знает, что случилось, пока он плавал в междумирье?       И лучшим человеком, кто смог бы ему обо всем рассказать, был…       А вот и он. К удаче Шэнь Цинцю, в дальнем проходе мелькнула фигурка Шан Цинхуа.       — Шан-шиди! — крикнул Шэнь Цинцю.       Фигурка уже завернула за ледяную колонну, но после окрика остановилась и опасливо вернулась к развилке, выискивая взглядом окликавшего.       — Шиди, я здесь, — вновь позвал Шэнь Цинцю, поднимая в воздух руку.       Шан Цинхуа нерешительно приблизился, всё продолжая оглядываться по сторонам. Поведение Самолёта озадачивало. Шэнь Цинцю тоже заозирался, но никого не увидел. Распахнув дверь в свою (уже свою) комнату, он вежливо кивнул, приглашая зайти. Шан Цинхуа замер на пороге, промямлив:       — Эм, шисюн, а может, в другой раз поговорим?       — В чём дело? — очень тихо спросил Шэнь Цинцю, хмурясь.       — А-а, хотя н-нет, давай-ка лучше зайдем, шисюн, чего уж на пороге, на всеобщем обозрении, стоять! — Шан Цинхуа резво прошагал мимо Шэнь Цинцю и застыл в центре комнаты, знаками показывая, чтобы дверь закрыли.       Шэнь Цинцю, по-прежнему ничего не понимая, послушно закрыл дверь. А потом, на всякий случай, добавил на дверь запирающее и заглушающее заклинание. Хотя, вряд ли это остановит какого-нибудь высокоуровнего демона, если тот очень захочет проникнуть внутрь…       — Самолёт? — Цинцю сложил руки на груди, ожидая объяснений.       — Ай-я, братец Огурец, не дай бог Всемогущий Ло нагрянет по мою душу, да ещё и в твоей комнате, — простонал Шан Цинхуа, стирая пот невидимым платочком. — Знаешь, он никого-никого к тебе не подпускал, пока ты был в отключке, да и сейчас, вроде как, ничуть не смягчился, намереваясь оберегать тебя, как нечисть — свой прах! Меня и так колотят сутки напролет, не хватало ещё и на его гнев нарваться! Нет печальней вида, чем сыновья, шпыняющие собственного отца по углам…       — Прекрати параноить, — закатил глаза Шэнь Цинцю и махнул рукой на стул. — Сядь, успокойся. Он вернется только через полчаса минимум, у нас есть время обсудить насущное.       Шан Цинхуа всё так же нерешительно опустился на стул, пробормотав что-то вроде «пять минут, и быстро свалю». Натянув улыбку, он сказал:       — Ну, дружище, как на том свете?       — Ты и сам там бывал, — хмыкнул Шэнь Цинцю. — Мрачно. Долго меня не было?       — Год.       Шэнь Цинцю округлил глаза, и Шан Цинхуа покатился со смеху.       — Сори, бро. Где-то с неделю. Учитывая, что в предыдущий раз ты пролежал, бездыханный, аж пять лет, я считаю, что это более чем хорошо.       — И то верно, — вздохнул Шэнь Цинцю, потирая переносицу. Было бы совсем плохо, проспи он ещё и финальную битву с боссом. Шэнь Цинцю слегка задумался и, как бы невзначай, спросил: — А Ло Бинхэ действительно был рядом со мной всё это время? Ну, пока я не очнулся?       — О-о-о, — Шан Цинхуа сделал большие глаза и махнул рукой. — Ни на секунду не отходил. А когда кто пытался приблизиться, сразу в такую ярость впадал, что, того и гляди, реально бы убил на месте.       — Правда? — улыбка сама собой захватила уста Шэнь Цинцю. Он этого даже не заметил.       — Ага, ты был его личной дакимакурой и полотенцем для слез одновременно. Мы подойти к этой комнате вчера смогли только потому, что градус его демонической силы, защищающей вас, упал впервые за целую неделю, — Шан Цинхуа вдруг снова засмеялся: — Эй, видел бы ты своё тупое лицо…       — Пошел ты, — величественно бросил Шэнь Цинцю.       — Не-не-не, погоди, братец Огурец, — заулыбался Шан Цинхуа. — это тебе несвойственно. Что-то происходит в твоей пропащей душонке, или этот старик неправ?       — Неправ.       — М-м, — многозначительно протянул Цинхуа, с усмешкой подмечая, что Шэнь Цинцю и правда какой-то странный сегодня.       — «М-м», — передразнил Шэнь Цинцю. — Брось! Признаю, умилился немного, но только и всего.       — Ну, как знаешь, — вздохнул Шан Цинхуа, но остался при своем мнении. На самом деле, он был даже рад за Цинцю — уж кто-кто, а он прекрасно знал, что главный герой рано или поздно добьется своего, и чем меньше его товарищ, ставший невольно целью протагониста, будет сопротивляться, тем легче будет им обоим.       — Лучше расскажи мне, что произошло… в тот день. Бинхэ не смог объяснить толково. Куда делся Тяньлан-цзюнь? Ты вообще предполагал, что он вылезет из-под своей горы-усыпальницы?       — Для меня это тоже хороший такой сюжетный поворот, — Шан Цинхуа стал серьезнее и принялся рассказывать.       — Вскоре после того, как мы с Мобэй-цзюнем удалились из обители Ло Бинхэ, мы почувствовали сильные всполохи темной энергии позади. Каково же было наше удивление, когда мы вышли на осаду, да ещё какую — пострадал дворец самого Ло Бинхэ, Владыки Севера! Мы поспешили к источникам сильнейших выбросов темной ци и обнаружили вашу компашку: ты мертв, Чжучжи-лан с переломанными конечностями рядом копошится, Тяньлан-цзюнь уверенно повергает нашего протагониста наземь, и, в общем, всё плохо. С нашим появлением перевес сил изменился, и Тяньлан-цзюнь, схватив Чжучжи-лана подмышку, разрезал пространство Синьмо и исчез. На Ло Бинхэ потом смотреть было жалко — такого горя во плоти я ещё никогда не видел. Я пошел во дворец, защита которого не поддерживалась более силой хозяина, чтобы, так сказать, оценить масштаб разрушений, и вдруг нашел твоё старое тело, а вместе с тем — слабые всполохи ци в ядре. Тут-то я и догадался, что между твоим растительным и обычным телом до сих пор сохранилась связь; появилась идея, что твоя душа может трансмигрировать обратно. Ло Бинхэ, кажется, прежде и жить не хотел, но, когда я сказал ему о своей догадке, он вскинулся и бросился к тебе, чтобы перенести в дворец Мобэя. Ну, а совсем скоро откуда ни возьмись на Ледяной дворец напал Лю Цингэ…       — Ах, верно, — устало нахмурился Шэнь Цинцю. — А я думал, не привиделся ли он мне.       — Был бы он видением, не оставил бы меня с переломом ног и гордости, — болезненно хмыкнул Шан Цинхуа, содрогаясь от воспоминаний. — Слава небесам, что Мобэй в этот раз сжалился и самостоятельно залечил все мои повреждения… Лю Цингэ хорошо досталось, и он сбавил спесь, дожидаясь, пока ты не очнешься. До сих пор где-то по дворцу шляется. В общем… — Шан Цинхуа хлопнул по бедрам, подытоживая, — …могу сказать, что теперь, если главный герой не соберется с силами, то его становление Владыкой трех миров подвергнется опасности — всё-таки, у Тяньлан-цзюня и кровь чище, и Синьмо в руках, да и Ло Бинхэ… ну…       — Что — ну? — Шэнь Цинцю это «ну» заставило напрячься.       — Я хотел сказать, он такой же сильный, как и оригинальный Ло Бин-гэ, это верно, но, в отличие от Бин-гэ, он не так… в себе уверен? — Шан Цинхуа развел руками. — То есть, не устойчив эмоционально? Вкупе с дисбалансом ци нарушение его душевного равновесия может быть большой проблемой.       — Дисбаланс, говоришь, — нахмурился Шэнь Цинцю. Это правда, что он заметил гнетущую атмосферу вокруг Ло Бинхэ, но не подумал, что это может быть связано с перевесом демонической энергии в его теле.       Шан Цинхуа подтвердил его опасения:       — Он отхаживал твое тело своей человеческой ци всё время, пока ты не очнулся, и сейчас, как видишь, вокруг него одни только темные миазмы — баланс внутри его ядра действительно неплохо так нарушен.       — Его папаша тоже обратил на это внимание, — Шэнь Цинцю задумался. — Постой, что же он сказал… «Чем больше колеблется сердце, тем больше страдает разум»? И что Синьмо перестанет ощущать его хозяином, если он продолжит в том же духе…       — В этом есть смысл, — согласился Шан Цинхуа. — В конце концов, Синьмо необходимо держать в узде. Если Синьмо посчитает Ло Бинхэ недостойным, что уже происходит, то постарается пожрать его разум. Ло Бинхэ до сего момента должен был приструнить Синьмо своей волей, но из-за переживаний о твоей смерти и в связи с появлением новоявленного родственничка он впал в какую-то депрессию, — покачал головой Шан Цинхуа. — Добавь ко всему то, что его темной энергии некуда деваться. Как я уже сказал, всё это время его светлая ци тратилась на твое лечение, а людей-сосудов для её пополнения он уже давно не использовал. Вот он и не может никак успокоить ни разум, ни сердце, ни силу. Полный набор геройского кризиса.       — Ясно, — омрачился Шэнь Цинцю. Новости были совсем неутешительными. — Значит, если я правильно понимаю, то главными нашими целями становится предотвращение объединения миров Тяньлан-цзюнем и возвращение контроля над Синьмо…       С объединением миров оба попаданца были хорошо знакомы по оригинальному роману — Ло Бин-гэ как раз смог это воплотить, поэтому ситуация была вполне обсуждаема. А вот усмирение Синьмо было уже новой проблемой, о которой прежде думать не приходилось.       Из-за того, что у Ло Бинхэ не было жён — сосудов для его темной энергии и источников светлой — он постоянно находился в нестабильном состоянии, что было сродни отсутствию дамбы перед вышедшей из берегов буйной рекой. Ло Бинхэ грозило искажение ци, если срочно не привести его в норму. Кроме того, Синьмо будет очень рад воспользоваться слабостью своего хозяина, чтобы сломить его окончательно, как своих предыдущих владельцев, и тогда Тяньлан-цзюнь сможет стать новым полноценным хозяином Синьмо. В таком случае у него будет гораздо больше шансов на успешное выполнение своего плана.       — Как ты думаешь, что можно сделать, чтобы Бинхэ пришел в норму? — подал голос Шэнь Цинцю.       — Потрахаться? — легко предложил Шан Цинхуа.       Шэнь Цинцю чуть язык от злости не проглотил. Ну конечно, запросто! «Трахаться» ведь будет не он!       — У тебя всё в этом дрянном романе сводится к сексу?!       — Ну, брат, я думал, ты уже давно смирился с этим фактом! — попытался защититься Шан Цинхуа. — Ты же теперь у нас взял на плечи бремя всех его трехсот жён, а значит, и обмениваться с ним энергией тоже должен именно ты, а легче и лучше всего это происходит посредством... Ай!       Шан Цинхуа еле-еле успел увернуться от книги — первого предмета, попавшегося под руку разъяренному Шэнь Цинцю.       — Знаешь, уж лучше помолчи, — Шэнь Цинцю с трудом возвращался в состояние относительного спокойствия. На плечи этого старого Шэня ложится уж слишком много обязанностей. Быть для Ло Бинхэ и нянькой, и энергообменником, и наставником, и женой? Всё это казалось Шэнь Цинцю непосильным, но он понимал, что другого выхода нет, хоть это и бесило его неимоверно.       Шан Цинхуа и правда замолчал. Скоро Шэнь Цинцю заметил, что слоев одежды на Шан Цинхуа чуть ли не меньше его собственных, а держится Шан Цинхуа на этом холоде уж гораздо увереннее Шэнь Цинцю. Он отвлекся:       — Самолёт, разве тебе не холодно?       — Нет, на мне лежат чары, разгоняющие холод Ледяного дворца, — с готовностью отрапортовал Шан Цинхуа, радуясь, что тема, за которую его могли снова поколотить, наконец, сменила свой курс.       — Хм. Мне бы это тоже не помешало. Не знаешь, как на себя наложить такие чары?       — Ну, гм, это точно может сделать Мобэй, он ведь ледяной демон, — глаза Шан Цинхуа вдруг снова забегали, и это не укрылось от Шэнь Цинцю.       — То есть, мне просто надо пойти к Мобэю и попросить его?       — Слу-ушай, не знаю, тебе это не понравится, — неловко заулыбался Шан Цинхуа, потирая затылок.       — Ну давай уже, выкладывай, — вздохнул Шэнь Цинцю. Он так и знал, что бесплатного сыра без мышеловки не бывает.       — Он должен тебя поцеловать.       …Пожалуй, Шэнь Цинцю предпочтёт замёрзнуть насмерть. Цинцю медленно сел на стул, спрятав лицо в ладони. Шан Цинхуа пожал плечами:       — Эй, брат, ты только не сердись, окей? Я же говорил, тебе не понравится. Но этот финт даже не я придумал! Никому раньше не требовалась защита от холода в гостях у Мобэя, поэтому я это не прописывал, честно. Когда я попросил у Мобэя помощи, он сказал, что штука с чарами сработает только через рот, мол, иначе морозоустойчивость как-то не так проявится…       Ситуация преодолела максимальный порог тупости, который мог вынести Шэнь Цинцю. Серьезно? «Через рот»? Шэнь Юаню было достаточно одного демона, который готов целовать его и днем и ночью, а сейчас выясняется, что и второй требует такой же дичи? Шэнь Юань был на 90% уверен, что именно Шан Цинхуа, девственная его задница, виноват в том, что его создания практически поголовно требуют какой-то интим буквально ни за что!       В сторону Шан Цинхуа был поднят жест, искренне посылающий создателя этого гейского безобразия в пешее эротическое.       — Просто иди нахуй, Самолет, пронзающий небеса. Мне больше нечего сказать.       Шан Цинхуа на мгновение замолчал, а потом нахохлился и тоже поднял средний палец.       — Ну и что, Несравненный Огурец? Я тоже так могу! Давай ещё скрестимся на пальцах, как на мечах! Достал ты уже со своими обвинениями, честное слово! Я же тоже живу по законам этого мира, мне так же плохо, как и тебе! Вечно я в чём-то виноват!       Вдруг обоих поразил грохот посуды, бьющейся о пол. Но даже первее этого грохота появился плотный, почти осязаемый туман демонической ци, который за секунду распространился в воздухе и определенно пытался забраться в их лёгкие через нос и рот, чтобы вытеснить там весь кислород и заставить корчиться в муках.       Шэнь Цинцю при всём при том пришлось несколько легче, чем Шан Цинхуа. Он кое-как глотнул воздуха, подумав: «так и убить можно!», встретившись пораженным взглядом со схватившимся за горло Шан Цинхуа. Тот выпучил глаза в сторону двери и… побледнел. А потом посинел. Шэнь Цинцю медленно обернулся и застыл, опознав в темной фигуре, бьющей убийственной силой, своего ученика.       Глаза Ло Бинхэ полыхали смертельным красным, контрастируя с легкой улыбкой на губах. От нежности, лучившейся из его души ещё минут двадцать назад, не осталось ни следа. Напротив, гуща черно-красных вихрей стала настолько явной, что, казалось, поглотила его добрую овечку целиком. Шэнь Цинцю заметил, что Ло Бинхэ уставился на их пальцы, которые оба, пораженные в самое сердце удушающей силой, ещё не успели убрать, и подумал, что он очень, очень сильно влип.       Зря он не объяснил Ло Бинхэ этот жест с самого начала. Сильно зря.       — Я вышел буквально ненадолго, а учитель уже отдаёт предпочтение иному, — произнес Ло Бинхэ размеренно, но следующие слова были насквозь пропитаны жгучей болью: — Неужели сердце учителя так легко заполучить?       Заклинатели пришли в ужас.       Шэнь Цинцю насилу выдавил, говоря как можно тише:       — Шан Цинхуа, телепортируйся. Я разберусь.       — Н-нельзя в пределах дворца, — проблеял Шан Цинхуа.       — Ну, — улыбнулся Шэнь Цинцю, — пожалуй, тогда это всё. Приятно было познакомиться.