Старая кухня, кофе, разговоры обо всем и ни о чем

— Это была наша первая встреча. Мы перекинулись взглядами, но не общались ни тогда, во дворе школы, ни когда оказалось, что мы в одном классе, ни через год. У меня появились подружки, я прилежно училась, хорошо себя вела. Ты вечно с кем-то лез подраться, твою старушку пару раз вызывали к классному преподавателю. И вот как-то тебя пересаживают ко мне на вторую парту из-за того, что я постоянно шепталась с одной из моих подруг. Пускай ты и лез в драки, но на уроках был довольно тихим. Был увлечен, но не тем, что рассказывал учитель. Ты что-то постоянно писал и рисовал в своей тетрадке, а что, я не могла разглядеть. Однажды ты эту тетрадку выронил из портфеля. Я хотела вернуть находку, но из любопытства заглянула внутрь. Там было много рисунков наших учителей и одноклассников. Ты рисовал не очень аккуратно, но видно было, что старался перейти черту «палка, палка, огуречик. Вот и вышел человечек». Учителя и дети в твоих рисунках имели схожие черты с некоторыми животными, а иногда предметами, ты рисовал их истинную натуру, получалось забавно. Вспоминаю сейчас и удивляюсь твоей проницательности. Ты тонко понимал истинное лицо кого бы то ни было. Это одна из твоих самых замечательных черт.  От последних слов ты смущенно улыбнулся, в то время как Юля продолжала свой рассказ:  — Но все же идеальная отличница заговорила во мне, и я отнесла тетрадь учителю. Тебя отругали, позвали старушку в школу. Придя на следующий день, ты был обижен и зол. Я боялась, что ко мне ты полезешь с кулаками, как лез к кому-то, кто смел пошутить в твой адрес, но этого не произошло, ведь ты не знал, кто отдал учителю твое творчество. Через какое-то время тетрадь тебе вернули, и ты, как ни в чем не бывало, продолжил рисовать учителей и теперь только некоторых одноклассников. Только делал ты это более скрытно. На парте я как-то раз обнаружила скомканный лист, развернула и узрела себя в твоем видении. У меня не было черт животного, но была маска той самой надоедливой отличницы, которую ты, наверно, подразумевал как занудную и высокомерную, только вышло что-то страшно злое. Во мне тогда впервые по-настоящему заиграла совесть. Мне стало стыдно. Листочек этот я тебе подсунула на уроке, ты удивился сначала, а потом потупил взгляд. Тебе наверно показалось, что рисунок меня расстроил, но это было не так. Мы так просидели урок, а потом ты предложил идти в столовую вместе, как бы вместо извинений за тот рисунок. И мы стали чаще общаться постепенно. Но я так и не призналась и не извинилась за то, что наябедничала тогда, — к концу этой истории голос Юли переменился. Начало она рассказывала бойко, воспоминания заставляли ее улыбнуться, а в конце слышалось сожаление и словно что-то еще.  Её рассказ на мгновение погрузил тебя в то время, ты будто бы действительно начал припоминать эту встречу, но тут словно гром среди ясного неба разразилось ее извинение за тот далекий случай. Тебя резко вернуло в маленькую кухоньку, до тебя дошло сказанное и ты рассмеялся. Кто бы мог подумать, что Юля до сих пор винит себя за что-то, что было во втором классе.  Услышав смешок, она подняла на тебя взгляд полный сожаления, которое не оправдывалось тем далеким случаем.  Бросив беглое извини за свой смешок, ты почувствовал вину за заданный тобой вопрос, который привел к подавленному состоянию Юли.  — Пускай я смутно помню это, но тебе нет смысла уже извиняться. Как видишь, обида прошла и тебе незачем цепляться за такие глупости. Взглянув на собеседницу чуть внимательнее ты заметил, что она не считает эту историю глупостями, и, кажется, сейчас вот-вот начнет тонуть в пучине самокопания и вины, вспоминая все последующие истории, в которых она сделала что-то не так. Такой настрой не представлял из себя ничего хорошего, и ты решил как можно скорее сменить тему, озвучив первое, что пришло на ум. — У меня кофе остыл. Завари, пожалуйста, ещё. Юля молча встала из-за стола и направилась выполнять твою просьбу, погруженная в свои раздумья. В то время как ты сокрушался над своей глупостью. Ибо кофе у тебя оставался — добрая половина кружки.  Требовалось сменить тему, но каждый рассматриваемый тобою вариант выглядел как новая история с извинениями Юли. — Почему в школу всегда приходила страрушка? Неужели я приемный? Юлю твоя шутка не рассмешила, и ты начал сокрушаться про себя еще больше: «Это еще хуже просьбы заварить кофе. Ничего другого нельзя было придумать?»  — Твои родители умерли, когда ты был еще совсем маленьким.  Ты говорил, что совсем не помнишь их, — выдохнула девушка соболезнуя. — Но, признаться, я как вчера помню, что ты частенько отшучивался так же, как сейчас. Совсем не меняешься.  И вроде эта тема не подразумевала ничего позитивного, но Юля улыбнулась на последней своей фразе, а ты выдохнул спокойно и даже рассмеялся.  — Моя старушка сильно на меня гневалась после моих выкрутасов? — решил ты продолжить тему, так как она казалась тебе наиболее безопасной и не представляла угрозы новых извинений или подавленного состояния. — Нет. Она, скорее, имела черты такого рода мамаш и бабушек, что души не чают и свято защищают свое дитятко, что бы оно не вытворяло. Но даже имея эти черты, и ведя иногда споры с преподавателями, доказывая им, что ты хороший мальчик, дома она как никак, а наказывала тебя, при этом наказания никогда не бывали слишком строгими. Я помню случай, когда тебя сильно наказали. И он, наверное, единственный.  — За что же она меня? — ты напрягся, но все равно ожидал услышать эту историю.  -Нам тогда было лет по восемь. Мы гуляли во дворе зимой, построили крепость из снега и защищали ее от каких-то мальчишек. Признаться честно, это многим веселее, чем возиться с куклами и чайным сервизом со сверстницами. Те мальчишки, от которых мы защищались, в итоге захватили крепость, и прогнали нас в соседний двор. Но ты не отчаялся. Ты сказал, что мы отвоюем крепость обратно. Так и случилось. Вооружившись какими-то палками и запасясь снежками, мы пошли осаждать крепость. За всем этим мы упустили счет времени, на улице совсем стемнело. Когда мы почти взяли крепость, то услышали как тебя звала твоя старушка. Ты жил в парочке дворов от моего, и она прибежала искать тебя, раз ты не явился вовремя домой, подумав уже о том, что тебя могли похитить. Ты ей кричал, мол, дай доиграть, а она тебе обещала дома устроить. Ты от нее побегал какое-то время, а потом вы ушли. Ты на следующий день рассказывал, что она тебе под пятую точку дала пару раз и весь вечер говорила, как волновалась за тебя. И на улице после этого ты месяц не гулял вообще. Тебе вдруг сделалось досадно при вспоминании старушки, но ты не подал виду. — А тебя что, совсем не ругали?  — Почему же? Ругали. И наказали тоже. Только на две недели, а потом, чтоб ты не скучал, я к вам ходила в гости. Твоя бабуля меня вечно чем-то угостить пыталась.  Ты улыбнулся, но чувство досады тебя не покинуло.