вернули девяностые

Первые пару дней Эмбер практически не вставала с кровати. Ужасная слабость порой не давала даже открыть глаза, не то встать, но организм стремительно шёл на поправку. Выстрел прошёл удачно — пуля не задела ни кость, ни артерии, инфекции не было. За всё время, проведённое в больнице, отец ни разу не навещал девушку. На самом деле, она была даже рада этому. По крайней мере, никто не выносил ей мозг и не внушал мысль о том, насколько она ничтожна. У Эмбер были серьезные проблемы с самооценкой, которые она умело скрывала за маской эдакой стервы. Это было обыкновенной реакцией подросткового мозга на унижения, и винить её за это было нельзя. В целом, вся личность девушки была взращена на бесконечных побоях и оскорблениях отца. Она получала не только физические травмы, но и моральные, из года в год. Никто даже подумать не мог, что такой уважаемый человек избивал свою дочь-подростка. Он считал это правильным воспитанием. Эмбер же просто терпела и приспосабливалась: училась правильно врать, хитрить и абстрагироваться от реальности. Все её сплетни и буллинг в сторону более слабых, чем она, были лишь отражением отношения к ней отца. Несмотря на всё это, девушка не притворялась плохим человеком. Она была плохим человеком, но и винить её в этом было глупо. Никто бы не стал лучше от насилия в семье. Внезапно, дверь распахнулась, и в палату вошла девушка-медсестра, открывая кому-то проход. Эмбер приподнялась на локтях, пытаясь разглядеть, что происходит. — Проходи, устраивайся здесь. Надеюсь что вы, девчонки, поладите, — ворковала медсестра, пропуская темнокожую девочку примерно того же возраста, что и Эмбер. Она выглядела робко и стеснительно, вела себя немного скованно. — Спасибо, — тихо сказала та, неловко ставя сумку с вещами на кровать. Эмбер глубоко вздохнула. «Отлично, теперь ко мне подселили обезьяну. А жизнь становится всё интереснее и интереснее», — пронеслось в голове девушки. — Ой, извини, забыла поздороваться. Привет, я Тиффани, а ты… — Не разговаривай со мной, отродье, — сказала Эмбер, отворачиваясь к стенке и пытаясь смириться с произошедшим. Многолетние установки о превосходстве белых не давали ей просто принять тот факт, что темнокожие тоже могут быть неплохими ребятами. Опять же, спасибо отцу. Тиффани опешила и чуть ли не расплакалась, но всё же смирилась и начала неторопливо раскладывать свои вещи на тумбочке, иногда валящиеся из рук. Светловолосая со злостью повернула голову. — Ты не можешь поаккуратнее, животное? — прошипела та, вновь вгоняя бедную девочку в ступор. — И-извини… — тихо сказала та, торопливо поднимая упавшие вещи. Эмбер прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Угораздило же! Причём угораздило несчастную Тиффани, которой предстояло провести вместе со светловолосой ещё как минимум две недели. Ну, не повезло девочке, конечно.

***

Дни как назло тянулись медленно, а на сердце стояла тоска из-за того, что приходится проводить лето в белых больничных стенах. Тиффани оказалась тихой и незаметной, так что Эмбер раздражало только само её присутствие. Девочка больше не пыталась познакомиться и наладить контакт, видимо поняла, что это бесполезно. Из головы светловолосой не выходил тот спецкоп, который помог ей на протесте. Если бы не он, девушка бы вырубилась куда раньше, а может и чего похуже. Но она не понимала одно — зачем такому парню тратить свою жизнь на БЛМ. Неужели он не понимает, что мог бы заняться чем-то более полезным? Этот факт мешал окончательно начать относиться к нему хорошо, полностью перечеркивая все его хорошие качества. Хотя о каких хороших качествах можно было говорить, когда она разговаривала с ним всего ничего? Ни о какой симпатии и речи не шло, максимум — Эмбер была благодарна ему, но место обиде было. В конце концов, именно из-за него девушке влетело от отца. К слову об отце, он всё-таки наведался в больницу. Немало разозлившись из-за такого соседства своей дочери, он все же пожелал ей «скорейшего выздоровления» (правда, как то сухо) и удалился. Когда он ушёл, Эмбер с облегчением выдохнула. Компания отца вызывала у неё только неприятные эмоции. Нога стремительно заживала: даже быстрее, чем предполагали врачи. Организм девушки на удивление хорошо справлялся с такой обширной раной. Больничные будни проходили обыденно и однообразно, а уже спустя две недели врачи отпустили Эмбер домой, но при условии полного покоя ноге. Конечно, никто и не собирался исполнять это указание, так что папаша обещал уже на следующий день после выписки вновь потащить дочь на протест. Его совершенно не волновало, что именно после такого мероприятия Эмбер загремела в больницу. Он считал, что это лишь закаляет силу духа. Девочка же никак не могла этому сопротивляться. После выписки и прибытия домой, светловолосая завалилась на кровать и начала бесцельно листать соцсети, лайкая какие-то посты в Инстаграм и коротая время до сна. Внезапно, её взгляд задержался на интересной новости.

Таинственные протестующие в масках помогают народу на протестах

— Ох, господь, ты и тут, — закатила глаза та, пробегаясь взглядом по подробностям. Спецкопов снова сделали героями и «Робин Гудами», будто они не обычные варвары и дикари, громящие город из-за чёрных. Эмбер передёрнуло от негодования. Она выпустила телефон из рук, перевернулась на спину, закрыла лицо руками и издала протяжный страдальческий стон. «Ну почему люди такие тупые?!», — крутилось у неё в голове. На самом деле, она сама тешила в себе мечту стать кем-нибудь важным, чтобы про неё тоже писали новости и называли героем. Просто всё как-то не получалось сделать что-нибудь важное и значимое для человечества. Да и не горела она желанием помогать человечеству, просто хотелось чтобы её любили. Хоть кто-то… Эмбер задумалась, любил ли её вообще кто-то. Мама умерла ещё при родах, отец — вряд ли. В школе её отродясь ненавидели, а отвратительный характер девушки лишь усугублял ситуацию. В поисках внимания Эмбер плела сплетни, оскорбляла других и пыталась подняться выше за чужой счёт, что не прибавило ей репутации. Дружить с ней тоже было невозможно, потому что в итоге эта дружба превращалась в токсичность и абьюзерство. Отсутствие родительской любви и заботы и недостаток внимания со стороны сверстников сделал своё дело: из маленькой девочки выросла вполне себе взрослая девушка, правда токсичная, абьюзерка и расистка. Целиком и полностью это была вина отца, буквально слепившего из неё монстра, когда на деле настоящим монстром был он. В голове всплыло болезненное воспоминание. Эмбер, возрастом чуть помладше, сидит на скамейке с мальчиком примерно её возраста. Его лицо напрочь стёрлось из памяти, оставляя лишь размытый призрачный образ. Единственное, что помнила девушка, это то, что она была счастлива. По настоящему счастлива. Не как эмоции от чего-то материального, а чистое и кристальное чувство. Она не ощущала такого очень давно. Оба подростка улыбаются. Светловолосая протягивает ему мизинец на руке. — Давай пообещаем, что будем друзьями навсегда-навсегда? — заговорщически сказала девушка. Паренёк протянул мизинец в ответ и скрепил их в знак согласия. Эмбер засмеялась. — Я, Эмбер Хартслоу, клянусь, что никогда не предам нашу дружбу. Мальчик повторяет клятву.

***

На следующий день отец, как и обещал, вновь потащил Эмбер на очередной протест ради «закалки силы духа». Нехотя собравшись, девушка села в машину, надеясь просто отсидеться в салоне до тех пор, пока не вернётся папа. Прошлая её вылазка из автомобиля не увенчалась ничем хорошим: находиться на протесте в открытую было попросту опасно, пусть даже она и не являлась протестующей, а просто наблюдала. Везде была слишком сильная разруха и разбой чтобы высовываться. С такими мыслями Эмбер вновь оказалась в эпицентре бунта.