И пусть весь мир подождёт

На первый «совместный» день рождения Шоё получает россыпь синяков, две коробки молока и пакет мясных булочек из магазина «Саканошита». — Ты тупица, — ворчит Кагеяма в раздевалке: пока вся команда переодевается, чтобы побыстрее отправиться домой, он, недовольно скрестив руки, пялится на Хинату, который едва-едва справляется с собственной футболкой. — Последний приём был просто ужасен, ты практически получил мячом в нос. Хината сердито сминает форму и забрасывает её в сумку, даже не удосуживаясь достать для грязной одежды отдельный пакет. — И что с того? — с демонстративным безразличием дёргает плечами, кидая косой взгляд на сокомандника. Кагеяма, кажется, вот-вот взорвётся от недовольства: его щёки и уши наливаются агрессивно красным, пальцы стискивают дверцу ящика, а нос морщится, словно он увидел что-то мерзкое и абсолютно безобразное. Хината лишь хмыкает на эту пляску лицом, слишком усталый, чтобы вступать в перепалку. Дома его ждёт тихий ужин с семьёй, тёплые поздравления и, наконец, мягкая кровать с подушками, в которые можно спокойно уткнуться лицом, закинув ногу на свёрнутое одеяло. В комнате достаточно жарко, чтобы спать в одних лишь шортах. — Ты тупица, — уже более спокойно повторяет Кагеяма, по всей видимости, наконец взяв себя в руки. Он резво начинает переодеваться, и Шоё, поддавшись ленивому азарту, тоже ускоряется: он не планирует проигрывать этой дылде ни в чём. Ни в переодевании на скорость сегодня. Ни в приёмах завтра. Или, быть может, послезавтра. Ладно, на крайний случай — точно на следующей неделе. Закусив губу, Хината дёргает шнурки — кто вообще научил его снимать обувь, не расшнуровывая? — а после замирает, внезапно подмечая, что в раздевалке тихо. Слишком тихо. Всего пару минут назад крошечная (для такой толпы!) комната утопала в болтовне: Танака с Нишиноей громко обсуждали одноклассниц, Дайчи грозным голосом напоминал всем о необходимости поторопиться, а Цукишима, как обычно закатывая глаза и фыркая, просил Тадаши заткнуться хотя бы на минуту. Но сейчас тишину можно порезать ножом на кусочки и положить каждому на красивую тарелочку, словно… торт. Хината медленно косится на то место, где ещё совсем недавно стояли кроссовки Кагеямы (вместе с их обладателем, конечно). Пусто. Нахмурившись, он всё-таки поднимает голову. Его оглушает мгновенно… — С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ! …и воцаряется хаос. Поздравления, крики, улыбки, Киёко, заглянувшая в мужскую раздевалку, чтобы вручить имениннику коробку сладостей — подарок от всей команды, которая, не теряя времени зря, наваливается на Хинату с групповыми объятьями, очень даже чувствительными хлопками по спине и разнообразными пожеланиями: от здоровья и побед до грудастой одноклассницы и… в общем, приятного времяпрепровождения (Дайчи не даёт Танаке договорить, урезонивая его крепкой оплеухой). Шоё благодарит друзей и быстро осматривается по сторонам. Прищуривается. Когда Кагеяма заходит обратно в раздевалку, Хината, красный, запыхавшийся и улыбающийся во все тридцать два, уже готов идти домой. — У тебя день рождения, — спокойно подытоживает Тобио, когда они выходят из ворот школы. Несколько долгих секунд Хината медлит, слепо пялясь на колёса велосипеда. Кагеяма хочет что-то спросить? Просто ставит перед фактом? Планирует посмеяться или попытаться как-то задеть? Обзовёт придурком? Шоё уже всерьёз начинает волноваться, когда Кагеяма продолжает: — Я выходил из раздевалки, когда тебя поздравляли. Хината сводит брови к переносице. Хочет сказать: «Я заметил», потому что… ну, потому что он действительно заметил. Сложно пропустить отсутствие этой высокой дылды с такими пронзительно синими глазами. Хочет спросить: «Я тебе настолько противен, что ты не захотел меня поздравлять?». Хочет обидеться, побольнее влепить идиоту, вскочить на велик и умчаться в сторону дома. Но вместо всего этого он лишь растерянно чешет затылок и выдаёт глубокомысленное: — Твои пасы сосут. Слова срываются с его губ сами по себе, и Хината испуганно прижимает ладошку ко рту, будто бы хочет поймать тихие звуки, засунуть их обратно к себе в глотку, ну и вообще… почему он это сказал? Пасы Кагеямы восхитительны: точные, быстрые, идеально выверенные. Просто замечательные. Кагеяма резко замирает — словно врезается в невидимую стену, внезапно выросшую прямо перед его носом. Несколько секунд он молча стоит спиной к Хинате, и Шоё замечает, как напрягаются мышцы на его шее, как пальцы, ещё минуту назад расслабленные, скрючиваются. Когда Кагеяма поворачивается к нему — синие глаза горят. — Что ты только что сказал?! Хината ощетинивается. — Что слышал, придурок. Следующие десять минут они всецело посвящают хорошей, сочной драке. Вырвав велосипед из рук Шоё, Кагеяма осторожно прислоняет его к ближайшему столбу. Хината согласно кивает — так безопаснее и для них, и для не такого уж и дешёвого средства передвижения. Они замирают друг перед другом, обмениваются оценивающими взглядами, а затем бросаются вперёд. Тобио дотягивается первым — вцепляется пальцами-крючками в рыжие пряди, тянет их на себя, пытается побольнее дёрнуть, сжать. Шоё не отстаёт — пригибается, едва не лишившись половины скальпа, обхватывает идиота за талию и, навалившись всем весом, толкает в траву у обочины. Толчок выходит красивым, а главное — эффективным: Кагеяма действительно заваливается на землю, но с одной лишь оговорочкой — ухватившись за чужой локоть, он утягивает Шоё за собой. Яростную возню сопровождают громкие: «Да что ты о себе возомнил, тупица!», «Что на тебя нашло?! Отцепись!», «Идиот», «Бесполезный кусок дерьма!». Хината тихо воет, когда мощный локоть находит себе уютное пристанище прямо у него в рёбрах, и, схватив врага за запястье, дёргает чужую руку к себе, прицельно впиваясь зубами в предплечье. Кагеяма вскрикивает, замирает, словно пойманный в ловушку, и смотрит. Нет, ну… смотрит. Оказывается, они лежат слишком близко друг к другу — куда ближе, чем планировалось изначально. Хината краснеет и разжимает челюсть. Кагеяма хмурится. Весь бой длится ровно десять минут, по окончанию которых они, словно по таймеру, откатываются в разные стороны, поднимаются с земли, оттряхиваются, кидают друг на друга несколько очень красноречивых взглядов и, придя к молчаливому соглашению, сворачивают в «Саканошиту». На выходе из магазина Хината крепко сжимает пакет с булочками, две коробочки молока (одну он, конечно, отдаёт Тобио) и лелеет тихое: — С днём рождения, тупица. Сумрак сгущается. Шоё видит красные щёки Кагеямы, его сжатые в кулаки ладони и какой-то листик, застрявший в тёмных волосах — по всей видимости, трофей для ни-разу-не-победителя драки. Хината улыбается и уверенно протягивает ладонь к Тобио. Тот больше не хмурится.

***

Ровно через год Шоё получает букет, мяч с белой надписью «Mikasa» и предложение, от которого нельзя отказаться. На календаре — двадцать первое июня. В наушниках — Элвис, чей голос ласкает слух сладкими переливами (не лучший выбор для пробежки, но Хината ничего не может с собой поделать — раз за разом влюбляется в надрывное «I want you, I need you, I love you»). Перед Шоё, прямо у ворот его дома — Кагеяма, который, совершенно не смущаясь, протягивает ему букет полевых цветов, крепко перевязанный тонкой бечёвкой. Хината молча смотрит на цветы, на быстро вздымающуюся грудь связующего (бежал?), на длинные пальцы, украшенные парочкой мелких порезов… Господи, он ведь так бережёт свои руки. Шоё ожидал от тупицы чего угодно. Нет, честно — абсолютно чего угодно, кроме, чёрт его побери, этого. Вздохнув, он стягивает наушники и широко улыбается. — Что это, Дурояма? — Цветы, — Тобио недоуменно хмурится, будто спрашивает: сам, что ли, не видишь? — Так ты возьмёшь их или нет? Он решительно, практически агрессивно, пихает букет в грудь Хинаты. На красивом лице (за прошедший год Шоё всё-таки смирился с тем неопровержимым фактом, что Кагеяма, мать его, очень красивый) ни капли румянца — Тобио спокоен, собран и весьма уверен в своих действиях. Нет, конечно, на площадке он всегда уверен, но вот в жизни… тот ещё дурачина. И Хината… Хината очарован. — И по какому поводу? — Шоё принимает охапку цветов и, уткнувшись в них лицом, вдыхает. Вкусно. — Сам прекрасно знаешь, — фыркает Кагеяма. — У тебя же день рождения, придурок. Хината улыбается шире. — И ты решил поздравить меня ранним утром? В субботу? Прямо у моего дома? — Я это… — Кагеяма наконец начинает краснеть (господи, он не робот!), открывает спортивную сумку и усердно копошится в ней. — Вот! Принёс. Это тебе. Не хочешь опробовать? Хината растерянно смотрит на шикарный жёлто-синий мяч. — Это что, Микаса VT1000W? — удивлённо распахнув рот, он осторожно откладывает в сторону букет и кричит: — Кидай! И Кагеяма кидает.

***

Через несколько лет Шоё празднует день рождения в Рио и получает лучший подарок из всех возможных. Двадцать первого июня Хината просыпается в десять утра, наскоро моется и распахивает старенький ноутбук. На заставке рабочего стола они с Тобио улыбаются друг другу. Кажется, это их выпускной — день обещаний, надежд и горького расставания. Хината несколько секунд смотрит на драгоценное фото, а после включает скайп. — Ну, давай же… — бормочет себе под нос, кидая взгляд на часы. В Токио уже десять вечера, но… Тобио же не мог забыть, верно? Пока программа загружается, заставляя ворчливый ноутбук нагреваться, Шоё открывает на телефоне сообщения и кидает взгляд на одинокое «скучаю», отправленное им же ещё день назад. Прочитано. Оставлено без ответа. Пальцы дёргают мышку — указатель находит один-единственный контакт. Вызов. Кагеяма Тобио принимает звонок не сразу. Ну, если это вообще можно назвать «принимает» — когда экран загорается знакомыми светлыми обоями, Хината понимает, что Тобио, его дурацкий любимый Тобио, спит. Прямо перед ноутбуком. Тёмная чёлка растрепалась по подушке, и это так сильно напоминает старшую школу, что Хината улыбается — сердце сжимается от нежности к этому придурку, хотя он немного, совсем немного, злится. Он несколько раз тихо зовёт Тобио по имени, но связующий не спешит просыпаться — лишь морщится, переворачивается на другой бок и забирается поглубже в одеяло. Странно. Хината вздыхает, наливает себе рюмку кашасы и, отсалютовав спящему Тобио, опрокидывает её до дна. Заходит в твиттер. Нет, он не грустит. Они обязательно поболтают с Тобио завтра, послезавтра и послепослезавтра — ведь они разговаривали вчера, позавчера и позапозавчера, но сегодня, в его день рождения, он чувствует себя немного одиноко и даже… разбито. Хината кидает взгляд на календарь. Скоро всё это закончится. Он выпивает ещё рюмку-другую, слепо улыбается спящему Тобио и выключает скайп. В дверь квартиры звонят — неприятная трель отдаётся болью в не совсем трезвой башке, и Хината хмурится: кого это угораздило? Он ложится на кровать и делает вид, что его не существует. Трель не замолкает. Хината раздражённо бросает в стену мяч, а потом всё-таки собирается с силами и подходит к двери. — Кого там ещё принесло? — ворчит он себе под нос, отмыкая входной замок. Кто-то нетерпеливо дёргает ручку, и Шоё, мысленно досчитав до десяти, чтобы не сорваться, резко распахивает дверь. — Ну ты и придурок, конечно, — Кагеяма потирает ушибленное плечо. — Кто же так гостей встречает? Хината трёт глаза. Неужели он уснул на диване? Отключился в спальне? Слишком много выпил? У него горячка? — Тобио, — хрипло выдыхает. — Что ты здесь делаешь? Кагеяма улыбается, оттесняет его плечом и проходит в квартиру. — К тебе приехал. Хината рассеянно закрывает входную дверь и замирает в полуметре от внезапного гостя, который стоит прямо вот здесь — в зоне досягаемости, а не на расстоянии часовых поясов — и спокойно улыбается. Слишком бледный для Рио. Выбивающийся из цельной картины. Абсолютно прекрасно вписывающийся в его жизнь. — А… — Хината глупо открывает рот, тяжело сглатывая. — А скайп? — Зациклил запись, настроил автоответ, — отмахивается Кагеяма, улыбаясь. И, о господи, как же Шоё скучал по этому, но… — У тебя же через три дня матч? — Хината хватается за стену рукой, не давая телу сползти куда-то вниз: то ли от искреннего удивления, то ли сорок градусов дают о себе знать. — Так я ненадолго. Кагеяма Тобио ухмыляется, и Шоё принимает правила игры. — Так что же ты мне привёз в подарок, Придуркояма? — старое прозвище тает на языке сладкой ностальгией. Шоё подходит ближе, закидывает руки на чужие плечи, притягивает к себе… — А сам как думаешь? — шепчет Тобио ему на ухо, Хината закрывает глаза. Кагеяма привёз ему руки. Много, очень много рук, много пальцев, касаний, ласк — Кагеяма трогает Шоё везде: то обманчиво нежно гладит волосы, то больно дёргает, заставляя его вскрикивать и извиваться. Ладони скользят по ключицам, плечам, ещё ниже — по рукам, по телу, считают рёбра, играют с кожей — пускают мурашки невесомыми прикосновениями — пробегаются по рельефу мышц, спускаются туда, где Шоё максимально напряжён и беззащитен. Где он больше всего заинтересован. Кагеяма привёз ему губы. Много, очень много губ, много поцелуев, мокрых, сочных, словно экзотические плоды, и коротких — практически невинных, целомудренных. Шоё подставляется под ласки, позволяет Тобио выцеловывать всю невысказанную тоску, боль от разлуки, разгорающееся желание, разрешает покрасневшим губам цепляться за загорелую кожу, рисовать дорожки на крепком теле. Шоё всхлипывает, когда Тобио мягко кусает его за мочку уха, шепча… Кагеяма привёз ему слова. Много, очень много слов, много фраз, томного шёпота, обещаний, клятв, накопленных за месяцы разлуки. Тобио никогда не отличался разговорчивостью — для этого у него был Хината, но сейчас, в квартире с крепко зашторенными окнами и лёгким запахом солнца, Тобио говорит очень много, говорит быстро и медленно — шепчет, какой же Шоё красивый, какой вкусный, желанный, любимый. Хината молчит, потому что дыхание срывается от тяжёлых всхлипов, молчит, потому что горло сводит судорогой и одиночество стекает по щекам. Кагеяма привёз ему себя, и это, наверное, самое дорогое, самое ценное, что мог предложить ему мир. Руки, губы, слова, тело, жар, крепкий член, на который Шоё насаживается с таким отчаяньем, словно боится, что в последний раз, словно ночь вот-вот кончится, и Тобио опять улетит на другой конец света, на двенадцать часов в будущее — туда, где Шоё не сможет до него дотянуться. Утром Тобио действительно улетает. В телефоне появляется сообщение: «Я тоже скучаю по тебе. Жду».

***

Двенадцать месяцев спустя Хината Шоё остаётся без подарка. Мир уже просто не может предложить ему большего. Он просыпается поздним утром, потягивается в нежнейшей из кроватей, прижимается к горячему телу под боком и тихо шепчет: «Спишь?». Кагеяма в полусне бормочет что-то неопределённое и обхватывает Шоё рукой, притягивая его ближе. — Не пущу, — шепчет, жмурясь, и Хината тихо хихикает, а после утыкается губами в солёный после сна висок. Целует. Вчерашняя победа становится знаковой в истории их партнёрства, но дальше — больше. Дальше — Олимпиада. Пока на будильнике одиннадцать, и плотные шторы спасают их от света, о триумфе свидетельствует только красная форма в стиральной машине да парочка новых мозолей на стопах. Но Шоё отлично знает: стоит им проснуться, умыться, позавтракать, включить телевизор или залезть в социальные сети — как о них заговорит вся Япония. И он уже знает, какой заголовок выйдет в свет: «Феноменальный дуэт: обручившаяся пара покоряет волейбольный Олимп». Хината тихо хихикает над собственными мыслями, целует Тобио в щёку и закрывает глаза, отправляясь обратно в царство Морфея. И пусть весь мир подождёт.