Снег на песке

Ледяные узоры на окнах серебрились мягким сиянием. Бьянка умылась, оделась и вышла на улицу: по утрам ее немного мутило, а свежий морозный воздух придавал ей сил. Метель уже улеглась, двор покрывала девственно гладкая снежная пелена, а с тусклого серого неба на землю плавно опускались белые крупинки. Дедов пес Туман выбежал из будки и плюхнулся на спину, требуя, чтобы ему почесали брюхо. Бьянка осторожно присела на корточки и погладила теплый мохнатый живот, а собака счастливо заулыбалась зубастой пастью и радостно затрепыхала лапами в воздухе. Бьянке нравилась простая жизнь в Рюккене, напоминая те времена, когда отец еще не был королем. Тогда он обустраивал форты и укреплял армию молодого государства, и они всей семьей кочевали по гарнизонам. Домой пока не тянуло: там вокруг нее соберется свита, пойдут расспросы, придется общаться с сестрой… Потом. Успеется. В запасе еще есть месяцок-другой чтобы насладиться тишиной и покоем. Где-то на околице забрехала собака. Туман насторожился, вскочил на ноги и навострил уши. Бьянка потрепала его по пушистому загривку. — Тихо, Туман, угомонись. Но лай все не смолкал. Напротив, к нему добавился басовитый голос соседского кобеля. Вот уже и Туман начал встревожено бухтеть, внимательно поглядывая на ворота. В калитку постучали. Бьянка вздрогнула, а пес разразился яростным лаем. — Кого принесло в такую рань? — недоуменно пробормотала она. Бьянка с усилием отодвинула обледеневший засов. Деревянная створка со скрипом распахнулась… … и небо рухнуло на землю. Перед ней стоял Амрен. Сердце замерло и взорвалось оглушительном ритмом. Ноги подкосились, по телу пробежала дрожь. В холодную зиму ворвалось жаркое лето, наполняя морозный дым печных труб ароматами меда и сандала, горячих песков и экзотических пряностей. Несколько секунд они ошеломленно смотрели друг на друга, а затем Амрен сделал шаг навстречу и порывисто притянул ее к себе. Со всхлипом Бьянка упала к нему на грудь. Горячие слезы покатились по щекам, пальцы судорожно вцепились в его спину, жадно сминая плотное сукно кафтана. Амрен крепко прижимал ее к себе и что-то сбивчиво шептал ей на ухо, торопливо гладя по волосам. Бьянка не верила, что это сейчас происходит с ней, она затаила дыхание в страхе, что сон развеется, и возлюбленный растворится в ледяной пустоте. Позади хлопнула дверь. Раздался голос Бьярни: — Что ж ты гостя-то на улице держишь? Зови его в дом! Амрен поспешно оторвался от Бьянки и почтительно склонился перед стариком. — Мир вам, господин Шульц, — с заметным акцентом произнес он. — И тебе не хворать, сынок. Кто таков? Зачем пожаловал? — и пока тот подбирал слова, дед подмигнул Бьянке. — Басурманин твой, что ли? — Угу, — кивнула она. Бьярни снова перевел взгляд на Амрена. Седые брови грозно сдвинулись к переносице. — Ну, я сейчас с тобой потолкую, — сердито замахнулся он. Тот вскинул ладони и ошалело улыбнулся. — Спасибо, но его величество король Зигурд уже со мной потолковал, — и тут Бьянка заметила расплывшийся на его скуле лиловый кровоподтек. — Хм… — прищурился Бьярни. — Ну ладно, раз так, то мне к сказанному добавить нечего. Проходите в дом, чего на морозе-то стоять. — Спасибо, — поклонился Амрен. Он поднес ладони к лицу и дохнул на них густым белым паром. Бьянка взяла его руки в свои. Холодные как лед. — Вот чудо, даже перчаток не надел! — с нежностью проговорила она. Амрен улыбнулся ей и опасливо покосился на старика. — Заходите уже, — проворчал тот, стоя в дверном проеме. — Тепло выходит. Они вошли в дом. В сенях Амрен помог Бьянке снять дедову куртку, которую та набросила, выходя во двор, затем скинул с плеч свой кафтан и повесил его на крючок. Он повернулся к Бьянке и застыл как вкопанный. Брови полезли на лоб, а глаза ошарашено уставились на ее живот. Он судорожно сглотнул и поднял на Бьянку изумленный взгляд. — Это твой ребенок, Амрен, — просто сказала она. Шумный выдох вырвался из его груди. Он сгреб Бьянку в охапку и принялся лихорадочно покрывать ее лицо поцелуями. Она была готова разрыдаться от счастья, но тут из-за двери донесся строгий голос Бьярни: — Ну где вы там? Каша стынет. Бьянка напоследок прильнула к губам возлюбленного. — Пойдем, — шепнула она. Разомкнув объятия, они вошли в комнату и уселись за стол перед дымящимися тарелками. — По маленькой? — Бьярни указал взглядом на бутылку водки. Амрен поднял глаза к бревенчатому потолку, видимо проверяя, не бдит ли за ним Бурхан, и кивнул. — Как звать-то тебя, мил человек? — поинтересовался дед, разливая спиртное по рюмкам. — Прошу прощения, — подскочил тот. — Забыл представиться. Амрен Баязид. — И зачем пожаловали, господин Баязид? — За невестой, — он накрыл ладонью руку Бьянки. Та ощутила, как губы сами по себе расплываются в счастливой улыбке. — А что ж ты сразу-то на ней не женился? — прищурился Бьярни. — Ребеночка-то заделать успел. Амрен тяжело вздохнул. — Убежала от меня моя любимая. Старик поднял косматую бровь. — Значит, была у нее на то причина. А может, не хочет она за тебя замуж, почем тебе знать? — он лукаво подмигнул Бьянке. Амрен бросил на нее вопросительный взгляд. Та решила подыграть деду. Она загадочно усмехнулась и кокетливо взмахнула ресницами, не проронив не слова. — Ну, это, конечно, не мне решать, — причмокнул губами дед. — Отдаст ли Зигурд свою кровиночку за иноверца? Ой, сомневаюсь… Бьянка пригорюнилась. А ведь и правда, вдруг отец воспротивится их браку? — Его величество уже согласились, — сказал Амрен. — Что?! — хором воскликнули его собеседники. — Вначале у нас вышло… э-э-э… как это слово… «не разуметь». — Недоразумение? — предположила Бьянка. — Точно, — Амрен потер багровую скулу. — Но давай я лучше расскажу все с самого начала. *** — Атаман… — встревожено заговорил Джамиль, когда Амрен подошел к нему поближе. Тем временем дверь спальни резко захлопнулась, в замке сердито повернулся ключ. «Шайтан! Надо же было этой безмозглой курице попытаться запрыгнуть ко мне на член! Я еще не настолько выжил из ума, чтобы изменять Бьянке с ее придурочной малолетней сестрицей…» — Амрен! Ты меня слушаешь? — А? Что? — встрепенулся он. — Говорю, там пришли люди от самого падишаха. Требуют, чтобы ты пошел с ними во дворец. — Что?! — Амрен изумленно вытаращился на Джамиля. — От падишаха? — Да, — растерянно развел руками тот. Амрена бросило в пот: «Проклятье! Только этого еще не хватало! Неужели султан узнал, кто убил Селима? Мне конец! Что делать? Бежать? Сопротивляться? Твою мать, ну почему все навалилось именно сейчас?» На лестнице послышался топот, и в галерее показалось двое вооруженных стражников. — Амрен Баязид? — обратился к нему один из них. «Баязид? Он знает кто я такой! Нет смысла отрицать». — Да, — кивнул Амрен. — Наш великий султан приказал доставить тебя во дворец. Амрен судорожно вздохнул. Выхода нет. — Хорошо, я пойду с вами. Подождите минуту. Он подошел к двери спальни и постучал. — Бьянка! Любимая! Молчание. — Мне нужно срочно уехать. Пообещай, что дождешься моего возвращения! «Или известия о моей казни». — Нет, — сдавленно ответила она. — Прошу тебя! — взмолился он. — Я вернусь, и мы поговорим. Я отпущу тебя, но позволь мне все объяснить. Тишина. — Скажи, что дождешься меня! — Амрен в отчаянии прислонился к двери лбом. — Хорошо. — Спасибо. Амрен оглянулся. Гвардейцы выжидающе смотрели на него, положив руки на эфесы кривых сабель. Он подошел к заместителю. — Джамиль. Ты всегда был мне верным товарищем. Я хотел бы тебя кое о чем попросить. — Конечно, атаман, — тот испуганно уставился на него. — Но что происходит? — Я не знаю, вернусь ли из дворца живым. Ты мог бы исполнить мою последнюю волю? — Что? Они хотят тебя убить? — прошептал Джамиль и указал глазами на стражников. — Так давай их прикончим. — Это бесполезно, вместо них появятся новые. Я должен пойти с ними. В общем, слушай и запоминай: если я до завтрашнего вечера не вернусь, то управление «Мечами» переходит к тебе, но сперва ты лично должен будешь отвезти девчонок в Хейдерон. — Слушаюсь, атаман. — Доставишь их прямиком к королю, понял? — Я все сделаю, Амрен, будь спокоен. — Но до тех пор следи, чтобы они не сбежали, — он бросил беглый взгляд на запертую дверь. — Предупреди ребят на воротах. — Будет исполнено. — Я вверяю их тебе, Джамиль. Прощай. — До свидания, друг, я верю, что ты вернешься. Да защитит тебя Бурхан. Они крепко обнялись. Амрен вышел на улицу. Там его ждала золоченая карета в сопровождении небольшого отряда конной стражи. «Надо же, с почестями повезут. Как падишаха», — Амрен бросил на убежище последний взгляд. Суждено ли ему сюда вернуться? Увидит ли он снова свою возлюбленную? «Если меня казнят, то получится очень глупо — она так и будет думать, что я ей изменил. Хотя… может оно и к лучшему? Не так сильно будет по мне убиваться». Он уселся на бархатное сиденье. Дверца захлопнулась, и карета тронулась в путь. *** Свет факелов неверными отблесками плясал на каменных стенах дворца. Шаги гулким эхом разносились по коридорам — Амрен вновь ступал под этими сводами, точно так же как во времена своего детства. Руки ему пока не связали, в темницу не бросили. Добрый знак? Процессия остановилась перед султанскими покоями. Амрен с замиранием сердца смотрел на высокие резные двери, снова чувствуя себя провинившимся подростком. Внутренности сжимались от леденящей тревоги. Все как тогда. Как двенадцать лет назад. Гвардеец доложил о его приходе. — Пусть войдет, — раздался знакомый голос, и по телу пробежала дрожь. Стражники распахнули створки, и Амрен вошел в роскошно обставленную комнату. В нос ударил запах благовоний, от обилия ковров и позолоты зарябило в глазах. — Подойди! Амрен не сразу увидел падишаха. Тот лежал на широкой кровати под огромным балдахином, его лицо почти затерялось в груде расшитых подушек. Бескровные губы, впалые щеки, лихорадочно блестящие глаза — Амрен с трудом узнал в изможденном старике некогда могущественного повелителя. Сделав несколько шагов, он опустился перед ложем на колени. Падишах протянул иссохшую кисть. Амрен поцеловал ее и прикоснулся к ней лбом. Костлявые пальцы погладили его по щеке. — Амрен, — проговорил султан, — сынок, ты вернулся. «Сынок». В груди будто разлилась едкая кислота — это всколыхнулась обида, что все годы сжигала его изнутри. Амрен поднялся с колен. — В тот день, когда умерла моя мать, умер и мой отец, — с горечью бросил он. — Я тебе больше не сын. — Ты забыл, что говоришь со своим повелителем? — гневно вскинулся падишах. — Да, ты мой повелитель, — запальчиво ответил Амрен. — Но ты мне не отец! — Стража! — воскликнул султан. Стоящие вдоль стен гвардейцы, встрепенулись. «Вот и все. Догавкался. И кто меня за язык тянул?» — Амрен стиснул кулаки. — Выйдите вон! — неожиданно приказал падишах. Проводив взглядом уходящих стражников, Амрен вопросительно уставился на повелителя. — Сынок, послушай, — сбивчиво заговорил тот, когда они остались наедине. — Мы должны забыть все разногласия, ведь на кону будущее нашей династии. Амрен недоуменно передернул плечами. — А я тут причем? Ты отказался от меня, приговорил к смерти. Зачем ты велел мне явиться? Чтобы казнить? — Нет, сын мой. Я позвал тебя, чтобы передать тебе трон. Амрен опешил. — Это что, какая-то шутка? — недоверчиво спросил он. — Нет, Амрен. Это не шутка. Ты единственный из моих сыновей, кто остался в живых. — Погоди, — тот растерянно запустил руку в волосы. — Как же так? У тебя ведь целая куча наследников. Я уже сбился со счета, сколько раз пушки стреляли в честь того, что у тебя родился очередной мальчик. На смуглом лице султана проступила болезненная испарина. — Бурхан подарил мне десятерых сыновей, но девять из них уже предстали перед ним. Видимо, лишь тебе суждено меня пережить. Амрен уже ничего не понимал. — Не может быть! Все мои братья мертвы? Но почему же никто об этом не знал? Повелитель тяжело, с хрипом, вздохнул. — Ильяс и Ахмед умерли во младенчестве… — Это знаю, — перебил Амрен, — но что с остальными? — Ты пропал без вести. В народе пошла молва, что над династией нависло проклятие. Мы стояли на пороге восстания, и поэтому я повелел держать в строжайшем секрете кончину остальных сыновей. — Но Хамуда ты казнил прилюдно. — Да, потому что этот пес осмелился бунтовать против меня. — Но что случилось с другими? Неужели все мертвы? Глубоко запавшие глаза засветились безмерной печалью — сейчас Амрен видел перед собой не всесильного повелителя, а скорбящего отца. — Мурат и Рахим скончались во время эпидемии чумы. Ходили слухи, что их нарочно заразили, но доказательств нет… Фарид погиб на охоте. А Юсуф и Хусейн… их отравили. — Кто? Зухра? Падишах долго молчал, глядя в потолок, затем снова перевел глаза на Амрена. — Раньше я бы повелел отрубить голову каждому, кто осмелился бы так отзываться о госпоже. Но чем дольше я об этом размышляю, тем больше у меня подозрений, что смерть моих детей — это ее рук дело… Но сейчас не время об этом говорить… В конце концов у меня остался один Селим. Все надежды я возлагал на него, но всевышнему было угодно отнять его у меня. Какие-то неверные пробрались к нему во дворец и подло задушили его, да пребудет он в раю. Амрен криво усмехнулся. Жаль, что так вышло с Селимом. И слава Бурхану, что отец не знает, кто именно его убил. — Но разве у Селима не было детей? — поинтересовался он. — Были. Двое, — с грустью сказал повелитель. — Но оба стали жертвами распрей в его гареме. Одна из его наложниц убила сына другой, а когда ее приговорили к смерти, то она отравила и своего ребенка. — Что? Зачем? — опешил Амрен. — Из мести или от отчаяния, — предположил падишах. — Судьба распорядилась так, Амрен, что ты теперь мой единственный наследник. Да уж. Какая ирония — тот, кого хотели убить, выжил; а те, кого берегли как зеницу ока — мертвы. — Но как ты узнал, что я жив? — поинтересовался он. — Когда мне сообщили о гибели Селима, со мной случился удар. Смертельная болезнь уже давно подтачивала мои силы, а с тех пор я и вовсе не поднимаюсь с постели. Амрен глядел на султана, а видел перед собой лишь немощного старика — прерывистое дыхание, заострившийся нос — очевидно, Бурхан скоро призовет его к себе. — И что было дальше? — он снова опустился на ковер возле кровати, но уже не перед повелителем, а перед умирающим отцом. Исхудалые пальцы стиснули его ладонь. — Я понимал, что скоро умру, и род мой прервется, — продолжил падишах. — Отчаяние мое не знало границ. Но к счастью ко мне пришел мой верный Вакиль и сообщил, что ты жив. Сначала я ему не поверил, ведь все давно считали тебя погибшим. Но великий Бурхан даровал мне эту милость — снова увидеть моего первенца. Я всегда выделял тебя среди сыновей, Амрен. До того, как все это произошло с твоей матерью, именно тебя я видел своим преемником. — Но ты бы приказал меня казнить, если бы я тогда попался! — Ты же сам понимаешь — таковы традиции. Согласно обычаю, детей прелюбодейки тоже предают смерти. Но теперь все изменилось. Ты — единственный, в ком течет кровь Баязидов, и я лучше смирюсь с грехом твоей матери, чем позволю прерваться нашей династии. Повелитель сглотнул, что далось ему с явным трудом, и замолчал. Амрен тоже не проронил ни слова, в замешательстве обдумывая его слова. Он давно уже похоронил все мысли о троне. Столько лет считать себя обычным атаманом, а тут вдруг снова стать наследником династии. Все его братья пали в борьбе за престол, и теперь эта ноша достанется ему. «А нужно ли оно мне?» — А если я не соглашусь? — строптиво сказал он. Султан вперил в него непонимающий взгляд. — Что значит «не соглашусь»? Как ты можешь отказываться от такой чести? — Мне не нужен трон. Я давно уже перестал считать себя твоим наследником. Падишах сжал его руку. — Сын мой, не руби сгоряча. Вспомни, чему тебя учили. Ты ведь мой первенец, мой лев; ты был рожден, чтобы править. Ты — будущее нашей династии. Не зря же Бурхан сохранил твою жизнь. Ты должен возглавить нашу великую страну. Молю тебя, не противься своей судьбе. Амрен в изумлении смотрел на султана: «Я не ослышался? Он молит?» — Хорошо, повелитель… — он проглотил ком в горле, — отец… Я подумаю. *** — И ты согласился? — спросила Бьянка. Амрен кивнул. — Я долго над этим размышлял, — сказал он. — Власть — это тяжелое бремя, будет ли оно мне по плечу? Но потом я понял: ведь я могу принести пользу, изменить что-то к лучшему в моей стране. И раз Бурхан дает мне такую возможность, то кто я такой, чтобы от нее отказываться? Бьянка с легким недоверием склонила голову набок. — То есть, теперь ты султан? — уточнила она. — Ну да, — он улыбнулся с таким видом, словно и сам еще не до конца в это поверил. — Отец объявил меня своим преемником, а через несколько дней — скончался. Да упокоит Бурхан его душу. — Аминь, — Бьярни залпом опрокинул рюмку. Амрен сделал то же самое. Его передернуло. — Ух, шайтан! — он смахнул навернувшуюся слезу. — Ну и крепкое у вас в Хейдероне вино! — Самогон, — ухмыльнулся старик. — На можжевеловых ягодах. — А еще я подумал, — продолжил Амрен, что если стану султаном — то твой отец согласится отдать мне тебя в жены. — Ишь, каков хитрец, — Бьярни усмехнулся в седую бороду. — И папа согласился? — поинтересовалась Бьянка. — Не сразу, конечно. Сперва он был со мной немного… резковат. Но потом мы с ним выпили этого вашего… сумо… само… — Самогона? — уточнил Бьярни, снова до краев наполняя рюмки. — Угу. Наутро чуть не сдох, так башка раскалывалась, — Амрен почесал в затылке. — Уж не знаю, конечно, не проклянут ли меня мои подданные… — За что? — удивилась Бьянка. — Ну так я ведь столько лет жил за пределами дворца. Уже и забыл большую часть того, чему меня там учили. Она с жаром перебила его: — Зато ты узнал столько, сколько и не снилось предыдущим султанам! Ты видел жизнь по другую сторону стен. Ты знаешь, как живут простые люди, знаешь, что их тревожит, чего они хотят. А ведь это гораздо важнее, чем этикет и прочая мишура. — Да, ты права, — Амрен накрыл ее руку своей. — Твои слова придают мне уверенности. — Правильно, слушайся Бьянку — не пропадешь. Она у нас девка умная, — Бьярни поднял рюмку. — Ну, за нового султана! Они опрокинули стопки. — А где же твоя свита, господин султан? — поинтересовался дед, проглотив несколько ложек каши. — Неужели ты приехал один? — Как же, — ухмыльнулся Амрен, — мне теперь и шагу не дают ступить одному. Просто ваши стражники не хотели нас впускать без доклада, а я боялся, что моя любимая снова сбежит. Пришлось оставить всех за воротами. — А как же ты сам сюда попал? — полюбопытствовала Бьянка. — Легко, — пожал плечами тот, — перелез через забор. Она хмыкнула и отправила в рот ложку заметно остывшей каши. — Кстати, — Амрен пристально посмотрел в ее глаза. — Ты так и не ответила, станешь ли ты моей женой? Не проронив ни слова, Бьянка отвела взгляд. В комнате повисло неловкое молчание, лишь было слышно, как дрова тихо потрескивают в очаге. Бьярни поднялся из-за стола. — Пойду гляну, как там Туман поживает, — он вышел за дверь. Амрен порывисто схватил Бьянку за руку, напряженно вглядываясь в ее лицо. — Бьянка, возлюбленная моя, ты — смысл моей жизни, я не могу без тебя дышать. Свет мой, душа моя, почему ты молчишь? Клянусь Бурханом, у меня ничего не было с твоей сестрой. — Я знаю. Она легонько коснулась его щеки. Он торопливо поцеловал ее ладонь. — Тогда почему? Ты больше не любишь меня? — Люблю, Амрен, очень люблю. Я с ума по тебе схожу… Он вопросительно смотрел на нее. В глубине черных глаз — таких родных, таких любимых — плескалось бесконечное обожание. -… именно поэтому я и не могу быть с тобой, — закончила Бьянка. — Я не понимаю… — Ты ведь теперь султан. — И что с того? — Гарем. — Что? — У тебя теперь есть гарем, — вздохнула Бьянка. — А я никогда не соглашусь делить тебя с другими женщинами. Ты же меня знаешь, я или тебя зарежу, или сама умру от ревности. Поэтому лучше все это не начинать. Белозубая улыбка солнечным лучом озарила лицо Амрена. — Если дело лишь в этом… У меня нет никакого гарема. — Как это? — Бьянка недоверчиво нахмурила брови. — Я его упразднил. Ее глаза полезли на лоб от удивления. — Что? Но почему? Амрен взял ее за руку. Их пальцы крепко переплелись. — Я ведь сам вырос в гареме, и знаю, что он из себя представляет. Это вечные склоки, дрязги, интриги… А все для чего? Чтобы наплодить побольше наследников. — Ну да, — согласилась она. — А смысл? У моего отца было десять сыновей, и где они все? В живых остался лишь я один. — Ага, и то, потому что вовремя оттуда сбежал. — Вот именно. Быть главарем наемников оказалось безопаснее, чем принцем. А вот взять, к примеру, твоего отца — у него только двое сыновей, но оба живы и не враждуют между собой. — Видел бы ты, как они в детстве дрались из-за любой ерунды! — хмыкнула Бьянка. — Мы с Селимом тоже дрались, — Амрен заметно помрачнел. — Но разница в том, что твои братья рождены одной матерью, и никто не настраивает их друг против друга. — Это да, — кивнула она. — Мама обоим надирала уши и заставляла мириться. — Вот и я хочу, чтобы наши с тобой сыновья жили в мире и согласии, и никому из них не пришлось однажды казнить своих братьев… В общем, я разогнал это змеиное гнездо и подписал закон о том, что престол отныне наследуется по старшинству. — Но ведь это против всех ваших традиций, — растерянно проговорила Бьянка. — Как же твои подданные к этому отнеслись? Амрен пожал плечами. — Я — султан, и это я устанавливаю традиции. Да, поначалу среди знати нашлись недовольные. Пришлось даже срубить несколько голов… Но когда людям объяснили, что золото, которое тратилось на гарем, теперь пойдет на развитие школ и лечебниц, они меня полностью поддержали. — То есть, ты хочешь сказать, что гарема больше нет? — для верности переспросила Бьянка. — Нет, и не будет, — твердо ответил Амрен. Она не верила своим ушам, а на ее лице невольно расплывалась блаженная улыбка. — Любовь моя, так ты станешь моей женой? — нетерпеливо осведомился он. — Что за вопросы, конечно стану! — выпалила она. — Бурхан свидетель, ты сделала меня счастливейшим из смертных!