<~ ꍏꌗ꓄ꋪꀤꀸ ~>
— Ты выглядишь не слишком счастливым. Он невесело ухмыляется, глядя на траву под ногами. — Лучше подумай о том, как люди отнесутся к ведьме. — Я сказала бы, что эта ведьма снесет голову любому, кто неправильно на неё посмотрит, но я пообещала тебе, что не буду никого здесь убивать. Поэтому скажу, что ведьма эта под защитой вождя. А вождю никто перечить не станет. — Даже ведьма? — Она не в счёт. Уже рассвет и я уже привыкла на него смотреть не снизу, не из воды. Его потрясающие розовые краски заливают небо. Свежий воздух бьёт в лицо, порывы его щекочут. На миг от удовольствия я закрываю глаза. Ох уж эти человеческие штучки. — А если вождь не станет защищать ведьму? — После всего того, что между ними было? Он усмехается. Ему нравится наша игра. Иккинг, шагая впереди также, как и ночью, только не сжимая уже мою ладонь, оборачивается, и я замечаю лукавую искру в его глазах. — А что было? — А ты забыл? Тебе напомнить? — Может быть, как-нибудь… — Не надо — так не надо… — Я этого не говорил… Деревни мы достигаем слишком быстро. Сперва показываются части сохранившихся крыш, освещённые рассветным солнцем, а затем и вся она, разрушенная и совсем уже не прежняя. Один вздох — и мы идём мимо первых развалин. Все вроде бы тихо, но я вдруг начинаю слышать чьи-то всхлипы. Быстро поворачиваю голову на звук, не переставая идти, хоть и замедляюсь. Я вижу где-то средь домов женщину. Она, стоя на коленях, истошно плачет, сжимая в руках какой-то предмет. Присмотревшись, я разглядываю куклу. Детская игрушка. Я почему-то очень хочу взять Иккинга за руку, но он безостановочно шагает вперёд, и моя затея оборачивается провалом. Последний раз оглядев женщину, я устремляюсь вслед за ним. Он не сбавляет темпа вплоть до конца нашего пути, коим значится огромный зал, прорубленный в скале. Проникает туда через не совсем целые двери, я за ним, и мы впервые за долгое время оказываемся среди людей. Одни тихо говорят, вторые едят за столом в глубине, третьи… — Иккинг! Мне уже начинает это надоедать. — Где ты был?! Я проснулась, тебя нет и… Тут внезапно выскочившая откуда-то брюнетка замолкает; она видит меня. Её приподнятые брови заметно напрягаются. Глаза с меня переходят на Иккинга и в соответсвии с переходом мелькают множеством вопросов и, кажется, парой догадок. — Откуда это…вы? — Мы только зашли, — без раздумий просто выдаёт Иккинг. — Ночь прошла нормально? Всем хватило места и тепла? — Да, — она опять с прищуром косится на меня, — всем. Так где вы… Закончить брюнетке не даёт подступивший знакомолицый викинг. Я с неким удивлением вижу на его лице повязку, скрывающую один глаз. Впрочем, выглядит он так, словно этот факт нисколько не изменил его настроя на более мрачный или ещё более унылый, наоборот, я почти впервые вижу его искреннюю улыбку. Его рука хлопает Иккинга по плечу. Тот подаёт голос первым. И вопрос его немного меня удивляет. — Как Задирака? Брюнет, Сморкала, заметно никнет. Он грустно чуть-чуть улыбается. — А как мы все? Иккинг, чьё лицо эмоциями схоже теперь с лицом товарища, кивает, поджав губы, и выдыхает. Они вместе начинают направляться вперёд, угрожающе приближаясь к скоплению людей и готовясь скрыться в нем. Однако мой порыв направиться следом очень быстро прерывает напыщенная особа, названая драконьей всадницей. Её острый взгляд впивается в мои глаза, а ладонь — в плечо. Сперва я думаю, что она собирается напомнить мне о моем месте — месте в цепях за решеткой, но даже она — удивительно — похоже, об этом забывает. — Куда ты собралась? Они будут готовятся к Нареканию. Тебе нельзя с ними. Очень хочется хмыкнуть и выплюнуть ей какой-то едкий ответ, но на ум ничего не приходит. — И что же мне… — Раз уж выжила и осталась среди нас — веди себя как мы. Занимайся восстановлением деревни и радуйся, что сейчас никому нет дела до тебя. Но учти, — она притягивает меня ближе и, угрожающе напрягая всё лицо, переходит на полушёпот, — если ты хоть подумаешь о том, чтобы причинить кому-то вред, пеняй на себя. Мне даже не хочется ей отвечать. Любой мой ответ лишь разожжет яростную искру, которая появляется внутри неё каждый раз, когда она меня лицезреет. Тем более рядом с Иккингом. Иккингом, что никогда не будет её.***
Мисс «самая главная» направила меня к женщинам, занимавшимся едой. Освоить мне их искусство сперва не вышло первоклассно, поэтому пришлось лишь проделывать манипуляции с глиняными предметами, в которых хранилась их еда. Кстати, я вновь осознала, как давно не ела. Так давно, что, кажется, забыла уже вкус рыбы. Я задумываюсь об этом тогда, когда вдруг цепляю глазами свежий улов, сложенный на стол только что пришедшей парой мужчин. Закончив дело, они тут же вновь исчезают. А женщины, с коими они имели краткий диалог, начинают заниматься едой. Берут скользкую рыбу своими руками, кожа которых по большей части истерта в морщины, обмывают её, берутся за ножи, резкими движениями обнажая розоватое мясо, начинающее благоухать так сильно знакомым мне запахом… Я забываю про все на свете. — Что с тобой? — вдруг раздаётся сбоку, и я инстинктивно резко оборачиваюсь с, возможно, хищным выражением лица. — Ты как будто впервые видишь рыбу… Я не успеваю ей ответить. Пока смотрю в её человеческое лицо, пытаясь осознать, что только что наблюдала, как её сестры расплавлялись с морскими жителями, слышится ещё голос. — Ты что, Иде? На меня, сидящую средь горшков, с презрением смотрит женщина. Меж её рукой и боком зажата корзина, другая рука упёрта в другой бок. Она смотрит на меня так, будто место мне нигде иначе, как среди той самой рыбы, с которой безжалостно расправляются совсем рядом. Она ещё, поджав губы, несколько своих драгоценных мгновений уделяет мне, а затем обращается к той, что удосужилась адресовать мне свои слова. Слова человека. — Она же…она ведьма. Единственное, в чём были правы берсерки, Один до них доберись, это то, что она, — свободная рука женщины брезгливо качается в мою сторону, — ведьма. Это она та сирена, которую поймали всадники. Ого. Слухи быстро расходятся. Иккинг, вроде, не особо афишировал моё присутствие на острове. Ну или мне это только показалось. Наше присутствие… Негласное воспоминание о Коббер колит мне сердце. Я не успеваю что-либо ответить; а Иде, кажется, спокойно ждёт продолжения речи, потому что, нисколько не удивившись, стоит, взирая на товарку. От этого возмущение ещё больше заливает собеседнице лицо. — Я удивлена воообще, что она всё ещё жива, а ты с ней поболтать собралась? До этих пор я не сильно желала проявлять какие-либо эмоции, но сейчас не могу не удивится ответу Иде. Я даже поворачиваясь в её сторону, широко распахнув глаза. — Она сражалась лучше некоторых наших бойцов. Вот, почему она ещё жива. Корзинка, зажатая меж боком и рукой, почти оказывается на земле, но женщина, краснеющая, как рак, всё-таки успевает её удержать. — Да она же убийца!.. — Мы тоже их убиваем. Нам что же, перерезать ей горло и скинуть её в на скалы потому, что наши народы враждуют, и это учитывая то, что она сражалась на нашей стороне и, возможно, многих из нас спасла? Женщина-рак краснеет ещё пуще, и вместо того, чтобы ждать её комментариев, Иде обращается ко мне. — Ты, кажется, голодна. Ты что-нибудь ела сегодня? Я, всё ещё поражённая, отрицательно качаю головой, не отрывая глаз от её глаз, лучистых и тёплых. — Тогда следует как можно скорее это сделать. Ты ешь нашу еду? Отвечаю я не сразу; кажется, она успевает подумать о том, что я немая или просто не понимаю её языка. — Я не знаю вашу еду. Но рыба, которую вы делаете, съедобна. — Отлично, — усмехается она. — Пойдём, тебе надо поесть. Тут она вообще вытворяет что-то из рамок вон выходящее: тянет ко мне свои руки и хочет обхватить мою, наверное, чтобы помочь мне встать, что странно, учитывая её знания о моём участии в бою. Я — возможно, слишком резко — отодвинув горшок, поднимаюсь сама, и она, согласно кивнув самой себе, не снимая приятного выражения лица, кивает куда-то в сторону. Я начинаю шагать довольно неуверенно, и под презрительные взгляды женщин, обращённые к нам, следую за ней.***
В том ли, что мой рот не видал и крошки уже очень продолжительное время, в том ли, что от еды викингов и впрямь не хочется вспороть живот дело, но кусок рыбы, почти вырванный Иде для меня, оказывается сносным, и я, распробовав, проглатываю его почти целиком. — Я дала бы тебе ещё, но это сейчас наша скромная норма на человека, — извиняющимся тоном сообщает Иде, которая, оставив меня наедине с едой на пару минут и отправившаяся продолжать делать свои дела, заглянула узнать о состоянии моих дел. Её мирное лицо вдруг злится. — Проклятые берсерки… — Ничего! — выпаливаю я так, что она вздрагивает, то ли от неожиданности, то ли от резковатого моего говора, — ты итак сделала много. Никто бы тут для меня такого не сделал… — добавляю я, и она успокаивается. — Да… Сирен у нас не любят. Но ты… — она оглядывает всю меня. — Ты не похожа на сирену. Может, это всё слух? Хотя… кто из людей умеет делать льдышки? Я даже улыбаюсь. Смотрю на её доброе, менее грубое и более худое, чем у других тут, лицо и не замечаю, как спокойно продолжаю наш диалог. — Этот слух правда. Смысла скрывать, наверное, уже нет… А это, — я оглядываю нижнюю часть платья, скрывающий ноги, — это и для меня загадка. В какой-то степени. — Когда-нибудь ты её разгадаешь. Мы улыбаемся друг другу. Ну надо же. Так длится несколько мгновений и она уже поворачивается, чтобы уйти и продолжить работу, но мой голос её останавливает. — Но есть ещё одна загадка. Ты. Почему ты против них? Почему ты меня защитила? Она по-доброму усмехается, прикрыв глаза. — Я не против них, но я против их мнения на твой счёт. Я тоже не была рада, когда узнала, что всадники притащили к нам сирен. Но вместо того, чтобы сбежать в море или примкнуть к берсеркам и помочь им уничтожить своих пленителей ты и вторая сирена стали помогать нам, и я немного поменяла своё отношение ко всему. Почему я должна пытаться тебя унизить или делать вид, что тебя не существует, если наш вождь сохранил тебе жизнь, а наш будущий вождь не лишил тебя её, когда ты оказалась фактически на воле? Я, конечно, имею своё мнение, но я верила Стоику и верю Иккингу. Я никогда не ждала таких или хоть немного похожих на такие слова речей от человека. От них в груди почему-то как будто становится теплее, и это тепло отражается на моём лице. Вдруг раздаётся какой-то протяжный звук, и я вздрагиваю, автоматически настраиваясь на нападение. Но Иде успокаивает меня. — Не бойся, это всего лишь горн. Мы должны идти. — Куда? — К Большому Залу. Туда, откуда звучит горн. Он зовёт нас всех на Нарекание. Сейчас Олух приобретёт своего нового вождя.***
Когда мы с Иде добираемся до окрестностей Большого Зала, здесь уже находятся, кажется, все люди, оставшиеся на острове, а ещё несколько драконов. Одним из них является друг Иккинга — иссиня-чёрное создание, которое спасло мне жизнь. Удивительные существа — драконы. Интересно, эти, земные, схожи с нашими, подводными? Или, может, они враждуют так же, как и сирены с людьми? Хотя, нет. Они не настолько глупы. Из полтора десятка лиц я вылепляю знакомые: однорукий близнец, любимая Хедер, Сморкала, Рыбьеног. Ещё сестра близнеца с торчащей из-под одежды перевязкой на плече. Иккинг… Он стоит в окружении людей, именуемых всадниками, но, заметив меня, кивает и вроде как неуверенно пытается улыбнуться уголком губ. Я чуть приподнимаю брови, но тут моё внимание переключается: я вижу Готти. Я никогда прежде не видела её вне стен дома. Она, неразлучная со своей палкой-посохом, стоит рядом с одноногим викингом, вроде бы, Плевакой. Тот в здоровой руке держит небольшую тару с какой-то чёрной горкой. И, пока я смотрю на неё, не замечаю, как успевает сформироваться людской круг, в центр которого также не совсем уверенно направляется Иккинг. Прямо к Плеваке, успевшему переместиться туда же. Толпа вдруг замолкает, все застывают, даже драконы. Я и хочу спросить у Иде о том, что будет дальше, и хочу узнать сама. Готти тоже оказывается рядом с ними. На фоне её маленькой сгорбленной и покрытой шерстяными одеждами фигурки они кажутся великанами. Поэтому для того, чтобы оказаться ближе к ней, Плевака опускает тару ниже, а шатен встаёт на одно — левое — колено. Мне видно не совсем хорошо за плечом какого-то амбала, но, кажется, Готти своей когтистой рукой зачерпывает чёрную массу, оказывающуюся порошком, и переносит её часть на Иккинга, точнее, на его лоб. — Что это? — тихо спрашиваю я. — Зола, — шепчет Иде. Это выглядит немного странно, но одновременно и завораживающе. Так интересно видеть почти единственных людей, что вели со мной мирный диалог на этом острове, вместе и за таким странным делом. Впрочем, кончается оно довольно быстро. Проделав махинации со лбом парня, Готти кивает с широкой улыбкой на лице и делает плавный, будто бы приглашающий куда-то, жест рукой. Я вижу Иккинга сбоку, но даже так пытаюсь прочесть его эмоции. Он выглядит не совсем счастливым, скорее немного напряженным. Его пальцы сформированы в кулак, но не сжаты. Он делает шаг вперёд, туда, куда указала Готти, и оглядывает викингов и меня. — Наш вождь, наконец, вновь с нами! — радостно кричит Плевака. Округу озаряет всеобщий радостный гул.