<~ ꍏꌗ꓄ꋪꀤꀸ ~>
Они такие сладкие. Но ведь и солёные тоже. Я в них растворяюсь. Я не знаю, что за порыв тянет меня к нему. Он вдруг поцеловал меня, тогда, минуту назад, а потом отстранился. И мне это не понравилось. Я хочу ещё. И хочу не чтобы завлечь его, обмануть, втянуть в свои сети, как тогда, у дерева. Я хочу этого для себя. Моё нутро хочет. Мне это нравится. Не сказать, что тогда не нравилось, но сейчас… И теперь уже я его целую. Кладу руку ему на щеку, легонько тяну к себе и сталкиваю наши губы. В полной уверенности, кажется, что это действо меня от всего спасёт. Нас спасёт, обоих. От всего мира. Что со мной? Это сперва нежно, аккуратно. Он тоже немного подступает, и наши тела оказываются уже совсем рядом. Его рука скользит по моему лицу, зарывается в волосы. Гладит их. Это так… приятно. Хотя странно, что я замечаю что-либо кроме его рта. Он прижимается ко мне со всем чувством. Он тоже пытается спастись. И я хочу его спасти. А потом что-то меняется. Нежность перерастает в какой-то порыв, заставляющий его уже потянуть мои волосы. Я тяну его; потом вдруг случайно кусаю его губу, вдруг осознав, что это ещё лучше, чем раньше. Ему тоже нравится. Он заставляет меня приоткрыть рот и проникает туда языком. По мне прокатывается волна. Он вжимается в меня. Одна рука бродит по спине, другая — по голове, шее. И потом, когда я уже чувствую, что мне нечем дышать, он вдруг отстраняется. Настолько резко, что я замираю, уставившись на него и не в силах что-либо произнести после произошедшего. Он смотрит на меня так пронзительно и возбуждённо. В его лесных глазах огонь. Он без слов берет меня за руку и начинает куда-то тянуть. Куда-то в ночь. Ещё не приведя в порядок дыхание, я стараюсь справиться и не отставать от него. Он не оборачивается. Просто идёт вперёд, сжимая мою ладонь, а я молча следую за ним. И мне, кажется, вообще неважно, где мы окажемся в следующую минуту. Главное, что мы. Он заводит меня в остатки какой-то постройки. В темноте плохо видно, но я вижу лунный свет, проникающий сквозь дыру в крыше на пол, на часть стены. И на деревянный стол, к которому он меня подводит. Он несколько секунд смотрит на меня. Сперва на лицо, потом на тело. А, вновь вернувшись к лицу, резко приникает ко мне. И я опять в нашем с ним ярком новорождённом мире. Он разворачивает меня. Я бедром прижимаюсь к столу. Его ладони сперва приклеены к моим щекам, сейчас же начинаю спускаться вниз. Скользят по шее, переходят на плечи. Достигает одежды. На миг опять открывается от меня, тяжело дышит. Но теперь он не настолько далеко, чтобы на меня посмотреть. Его нос касается моей щеки, и он проводит им по ней. Его дыхание опаляет мою кожу. Он медлит, словно спрашивает. Я догадываюсь, что должно быть дальше. Я не знаю точно, что, но я этого хочу. Он проводит по моему плечу вниз, и ткань сползает. Он целует мою оголённую кожу, и я издаю какой-то тихий звук, отдаленно напоминающий мою песню, только краткую. И порождённую иными чувствами. Мои волосы, сковывающие шею, он отводит, откидывая назад. Потом вдруг переключается на платье, которое приподнимает, проводя по моим ногам вверх. А затем вдруг резко подхватывает меня и сажает на стол. На миг я прозреваю и резко распахиваю глаза: что я делаю? В кого я превращаюсь? Я позволяю человеку то, что происходит. Человеку. Но ведь этот человек — Иккинг… Мой Иккинг. Я ведь его выбрала. Выбрала для… Он увлекает меня в новый поцелуй, ничего не замечая вокруг, и я забываю обо всех этих мыслях. Пока он расправляется с платьем, чуть ли не рвёт его на мне, я и не замечаю, что руки тянутся к его доспехам. Я силюсь понять, как от них избавиться, и вскоре нахожу множество ремешков и завязок. Однако это не так сильно помогает: расправиться с ними в то время, пока он касается меня своими губами, меня всю, оказывается очень сложно. Я не могу даже руки поднять. Не знаю, как так выходит, но он все-таки избавляется от своего панциря. Я провожу руками по его разгоряченной груди, поражаясь теплу, которое она даёт моим ладоням, и будто надеясь его впитать. Так вот, о чем поётся в нашей песне.…Нам хочется любви, тепла, но это не дано…
Теперь я понимаю. Он на миг отрывается от моей груди и заглядывает прямо в глаза. Лунный свет падает на часть его лица, на растрепанные волосы. Я хочу его всего. Он мой. Только мой.***
<~ ꃅꀤꉓꉓꀎᖘ ~>
— Тебе нужна новая одежда. Говорю, натягивая рубаху на себя. Кажется, она немного пострадала за сегодняшнюю ночь: у шеи ткань немного разошлась. Впрочем, не только она принесла себя в жертву. Я как будто разорвал сарафан Астрид… На него больно смотреть. Я кратко на неё оборачиваюсь. Она недвижно сидит на столе и смотрит на меня. — Это всё ты виноват… Я усмехаюсь и поспешно отвожу взгляд. Её нагота меня немного смущает. Хотя, это ведь мои мысли, тут я имею право не врать хотя бы себе. Она прекрасна. И дело не только в её красоте. В ней есть что-то настолько притягательное, что я буквально с трудом смог от неё оторваться. Наверное, почти очевидно, что это её сиренья натура. Как бы она не довела меня до чего-то плохого… — Отчего ты не смотришь на меня? — Насмотрелся уж за ночь… — Тебе что, не понравилось? — Ты себя-то слышишь? — саркастично выдыхаю я прежде, чем успеваю осознать смысл слов. На её лицо наползает ухмылка. Мы молчим. Когда я справляюсь с последней завязкой, ловко собранной цепкими пальцами сирены час назад, она спрыгивает со стола и начинает как ни в чём ни бывало шагать к выходу из остатков Драконьего Штаба, в который моя очень сообразительная башка завела нас ранее. Я тут же хватаюсь её за запястье и тяну назад. — С ума сошла?! — А что? — А если тебя кто-нибудь увидит? — Что ж, пусть смотрят. — Нет! У людей, знаешь ли, не принято разгуливать голыми по острову! — Даже ночью? — Даже ночью. Она фыркает, вырывает свою руку из моей и скрещивает её с другой на груди. Я благодарю Одина за то, что он подарил ей достаточно длинные волосы для того, чтобы они могли скрывать часть тела. — И что мы тогда будем делать? Мне из-за тебя сидеть тут вечно? — Нет. Ты посидишь тут совсем недолго, пока я схожу за новым сарафаном. — И где ты его возьмёшь? Ворвёшься к кому-нибудь и попросишь платье? — Врываться не к кому, все дома разрушены. Все люди и сохранившиеся вещи в Большом Зале. Ещё темно, все спят. Они вряд ли меня заметят. — Она молчит, и я наклоняю голову. — Ну? Обещаешь никуда не выходить? — Так и быть. А если твои дружки объявятся? — Это вряд ли, они все очень устали. Но, если и так, спрячешься неподалёку, чтобы я смог тебя найти. Я согласно киваю, облегченно вздыхаю и направляюсь осуществить свой план. Но у меня этого не выходит: как только я оказываюсь рядом с Астрид, её руки обвивают меня, обхватывают шею, ползут на скулы, и она впивается в меня своими губами. А она явно быстро учится. Ночью она была поскромнее. Эта мысль заставляет меня ухмыльнуться. Я инстинктивно касаюсь её оголённой талии, но тут же беру себя в руки и отстраняюсь. Она вопросительно и недовольно смотрит на меня своими большими синими глазами. — Иначе я до рассвета отсюда не уйду, и мои дружки успеют объявиться. А мы же не хотим, чтобы ты лезла в кусты.***
Я, убедившись в том, что она никуда не собирается выходить, устремляюсь по знакомкой тропинке вниз к деревне. Прошлой ночью мы шли с другой стороны, сверху, и поэтому я вижу новый ночной Олух почти впервые. Он уже успел успокоится, но глазу всё равно тяжело привыкнуть к картине, предстающей перед ним. То, что произошло, противоречиво, и я это осознаю. Она — сирена. Я — человек. В любой другой ситуации один из нас должен был убить другого только исходя из этого факта, но вчера… Вчера мы позабыли про все устои. И, плохо это или нет, но я ни о чём не жалею. Я хотя бы честен. Как бы то ни было, это помогло, кажется, и мне, и ей, а помощь нам обоим явно нужна была. И я не знаю, будут ли у этого последствия, но сейчас у меня явно есть дела поважнее. К тому же, я слишком устал для того, чтобы думать по типу «а что произойдёт, если…». Да, хоть в следующую ночь надо будет хорошенько поспать. За всеми этими размышлениями я не замечаю, как добираюсь до Зала. Стараясь как можно осторожнее — что почти невозможно — отворить огромную дверь, проскальзываю внутрь. Я правда был уверен, что все спят, поэтому огонёк вдалеке оборачивается для меня неожиданностью. Проходя мимо викингов, предваряющих в царстве Морфея, я довольно быстро добираюсь до нужного места. За столом, где несколько часов назад сидели Плевака и другие викинги, теперь находится Задирака. Его мёртвый взгляд устремлён в деревянную поверхность. Перед ним ничего нет; только остатки свечи и сложённая здоровая рука. Заслышав шаги, Торстон поднимает на меня голову. — Иккинг? — удивляется он. — Я думал, ты спишь. — Я ещё в сумерках ушёл. — А я и не заметил. Сундуки, в кои сложили всеобщие сохранившиеся пожитки, находятся совсем неподалёку, поэтому я направляюсь к ним, при этом продолжая его слышать. — Давно ты тут? — аккуратно приподнимая крышку, интересуюсь я. — Всю ночь не сплю. — А хорошо бы. — Знаю; не спится. — Ты один такой? — Вроде бы, да. По крайнем мере, я не слышал, чтобы кто-то выходил. Сморкала и остальные долго тут перед ночью сидели, а, как ушли, пришёл я. Свеча почти догорела, — зачем-то добавляет он немного погодя. Пока я ищу нужное в темноте, его вдруг осеняет. Он даже поворачивается на меня. — А ты где был, друг? И что ты делаешь? — Я… в Штабе, — только не спрашивай, с кем, — мне надо было побыть на воздухе. — Ясно. А что ты делаешь? — Я… Это сложно. Я потом объясню. — Ясно. Я уже иду мимо него со всем необходимым, но замираю. Его глаза настолько безжизненны, что моё сердце сжимается. Я сажусь рядом с ним, отложив одежду в сторону. — Ты хоть что-нибудь поел со вчерашней ночи? — Нет. — И вообще не поспал? — Да. — А планируешь? — Я… не думал об этом. Я кладу руку ему на плечо. На нездоровое, и он, Видимо, от этого вздрагивает. — Послушай, Задирака, так нельзя. Ты же хочешь спасти Ханну и ребёнка? — Конечно! — он резко оживляется. — Я живу только ради этого! — Но на это уйдёт немало сил. А откуда они у тебя будут, если ты не будешь думать о себе хоть немного? — Ты прав, наверное, — выдыхает он, вновь переводя глаза на стол. — Я попробую, просто правда не хочется. Я ему улыбаюсь и уже собираюсь встать, резко вспомнив о голой сирене, затаившейся в обломках постройки. Но его слова меня останавливают. — И Сморкала тоже был прав, тогда, в Штабе. Мы все поражены твоей выдержке. Стоик, сам того не зная, воспитал себе достойного преемника. Олух получит достойного вождя, я уверен, и вождь этот выполнит свой долг, отомстив всем врагам, причинившим его людям вред. Сегодня ведь нарекание, ты помнишь? — Помню. Как о таком забыть? Олух получит отличного вождя. И как обрадовались бы его люди, узнай они о том, что в ночь перед нареканием вождь этот взял сирену… Достойный преемник убийцы морских тварей выходит.***
<~ ꍏꌗ꓄ꋪꀤꀸ ~>
Я, наконец, слышу что-то кроме шума моря и ветра, и совсем скоро появляется он. Он был прав — кроме него никто не приходил. Он, окинув меня глазами и поспешно отведя их, проходит ко мне, суёт мне одежду. — Вот. Всё, что я смог найти. Я перебираю пальцами не совсем приятную ткань. — Может, оденешься? — Раз ты просишь. Он рассматривает потолок, стены, пока я пытаюсь натянуть на себя то, что он мне принёс. Это оказывается почти то же, что и в прошлый раз: светлая рубаха и синий сарафан в пол с небольшой золотой вышивкой вдоль ворота. Я оглядываю себя и даже ловлю на мысли о том, что это, возможно, не так плохо. Поднимаю голову, а Иккинг всё ещё занят постройкой. Я покашливаю, и он тут же обращает глаза ко мне. Смотрит несколько секунд, смотрит на всю меня. — А мне нравится… — чуть улыбается он. — Одежда покороче была бы практичней. — Ну простите. Было темно, и я взял первое, что хоть отдалённо напоминало женскую одежду. — Если в мужской проще будет хотя бы поднять ногу, я лучше буду носить её. — Вряд ли отыщется твой размер. Мы немного молчим. — Что мы теперь будем делать? — В смысле… — В прямом. Что нам теперь делать? Что будет с деревней? Он, кажется, немного выдыхает, когда я уточняю свой вопрос. — Придётся с очень многим разобраться. Восстановление деревни, здоровья людей и драконов, разборки с Дагуром… — он говорит всё это, жестикулируя и смотря куда-то вниз, но вдруг поднимает глаза на меня и смотрит с какой-то странной эмоцией, — ты сказала вчера, что не будешь уплывать сейчас. Что ты имела в виду? — Я никуда не уйду без сестры. Вы поплывёте к берскеркам — я поплыву с вами. — Берсеркам. — Плевать. Когда мы до них доберёмся, им будет уже неважно. — То есть, ты не… — он подбирает слова, — ты не вернёшься в море без неё? — Нет. Он хочет сказать ещё, но словно боится меня спугнуть. — Что ж… тогда нам ещё предстоит убедить людей в том, что ты с нами заодно. Учитывая то, что ты вытворяла в битве. Кстати, я не знал, что вы так можете. — Я тоже. Но… так могут далеко не все. Он приподнимает уголок губ. А потом протягивает мне руку. — Тогда заключаем мир? И помогаем друг другу? — Мы же что-то вроде этого уже делали. — Ну, сейчас ситуация немного изменилась, и у нас уже другой мир. Ты же не собираешься никого убивать? Я на секунду замираю. Но быстро беру себя в руки, он ничего не замечает. — Ты этого боишься? — Не успел я тебя сегодня испугаться… В голове всплывает ночь, и улыбается уже теперь не только он. — Хорошо. В любом случае, — я делаю шаг в его сторону, — моя цель сейчас — берсерки. — Поднимаю ладонь, заношу над его развёрнутой рукой. — У меня нет времени обращать внимание на каких-то там, — приподняв подбородок, заглядываю ему в глаза, — викингов. И в момент, когда он уже смотрит ниже моих глаз, приоткрыв рот, я сжимаю его пальцы и пару раз трясу. Он принимает удар. — Отлично. Поверю тебе. — А если я обману? — Скормлю тебя драконам. Пойдём. — Куда? — Мой отец был вождём. Его убили, и вождя больше нет. Олуху нужен новый вождь, — произносит от словно на автомате отрепетированную речь, тяжело вздохнув и потупив взгляд, — и им по нашим законам буду я. И сейчас мы пойдём смотреть на то, как Олух обретёт этого нового вождя. Ура.