Опасные игры

Родные серые стены встретили Ральфа, будто разлуки и не было. Они тянулись к нему цветными маркерными буквами, щекотали пыльным шуршанием истертых колес по не менее истертому полу, хлопали по плечу матерными воплями и смехом, разносившимся по коридорам. Дом делал всё, чтобы Ральф поскорее забыл о своей жизни вне этих стен, заставлял его теряться по дороге к вопросу, а хотел ли он вообще сюда возвращаться? Ральф шёл по дышащему полной грудью коридору, слушая звук своих шагов и эхо знакомых голосов, завязнув в мыслях и буквально чувствуя, как на плечах нарастал, словно древесные грибы, казалось бы, сброшенный груз причастности. Он дышал, и корни, пущенные в нём этим местом, вновь оживали. Если верить распорядку, распечатанному на пожелтевшем от времени листочке, приклеенном на первом этаже на информационном стенде, время после обеда отводилось под сон-час. Но спали в эти часы, пожалуй, только неразумные, да те, кто ночью не успел урвать часочек в обнимку с подушкой. Ральф сам был бы не прочь воспользоваться правом прикорнуть хотя бы на полчасика, ведь вставал он не в пример раньше учеников, но воспитателям такая привилегия не полагалась. Оставалось лишь завидовать энергии своих юных воспитанников, растрачивающих это золотое время. Ральф, медленно моргая, видимо, от зависти, направлялся к директору, чтобы обсудить некоторые рабочие моменты. А свалилось их на голову Ральфу неприлично много, несмотря на то, что вернулся он только вчера. Акула не скрывал собственного облегчения от возвращения блудного подчинённого, но всё ещё злился из-за затянувшегося несанкционированного отпуска. И срывать злость он будет не один день. Ральф вздохнул. Вокруг Перекрёсточного дивана собралась компания цветастых подростков, восторженно вопящая на весь коридор, перекрикивая даже безобразную музыку, которая кряхтела у кого-то из них из кармана. Крысы, что с них взять. Практически полным составом. Причину их восторгов Ральф заметил издалека — длиннющие ноги, затянутые в полупрозрачные чулки, заканчивающиеся раньше, чем начиналась юбка, трудно было не заметить. Не то чтобы Ральф не видел раньше девушек, но от постоянного теперь присутствия их на его территории было всё ещё немного неуютно. Но разве Длинная Габи (кажется, так её звали) заставила бы Рыжего верещать, словно белугу, хватаясь за лицо, будто он вот-вот сорвёт с него свои очки? И точно: подойдя ближе, Ральф понял, что причиной визжащего безумия Крыс была не только она. Габи, старательно отклячивая задницу в изящном изгибе и практически вываливая аппетитную грудь из декольте, покровительственно нависала над сидящим в непозволительной близости от неё Стервятником, придерживая его за подбородок когтистыми пальцами, и, выкрутив наполовину тюбик своей фирменной фиолетовой помады, раскрашивала его губы. Ральф даже замер, наблюдая за этим действом. Стервятник сидел прямо, подобрав под себя больную ногу, задрав подбородок к Габи, которая была практически на голову выше него, опустив ресницы и приоткрыв рот. Ральф неотрывно следил за масляно блестящим кончиком помады, ползущим по его губам. Габи аккуратно прокрасила место вокруг металлического колечка в нижней губе, закрутила помаду и довольно оскалилась, рассматривая свою работу. Стервятник соблазнительно улыбнулся, поворачиваясь к зрителям. Крысы хором завыли и зааплодировали. Стервятник заметил Ральфа, уставившегося на него немигающим взглядом, и убрал прядь волос за ухо, кокетливо опуская взгляд. — Мне идёт? — спросил он, вновь встречаясь с воспитателем глазами. Он играл томного красавца, но в его глазах Ральф видел другое — дерзость, вызов, неприкрытую жестокость. Этот взгляд заставлял что-то внутри Ральфа сжиматься в пульсирующий комок. Он с трудом сглотнул и медленно кивнул. — Отличный цвет, — пробормотал он. Губы Стервятника растянулись в довольной улыбке. Улыбка дикого хищника, от которого хотелось побыстрее сбежать. Кто-то из Крыс одобрительно свистнул, и остальные заржали. Ещё полтора года назад Ральф удивлялся, почему Стервятник решил разделиться с братом и перешёл из Третьей во Вторую, но теперь он понимал — в Крысятнике ему самое место. Хоть он и выглядел самой опрятной Крысой в этом подвале, Стервятник был безумен и неуправляем похлеще многих. *** Посиделки с соскучившимися коллегами закончились сильно после отбоя, и Ральф спускался с третьего этажа уже в темноте. Хорошо, что выработанные годами привычки не забылись за пять месяцев, и он прихватил с собой фонарик. Тусклый луч света прыгал по ступенькам и перилам, цепляясь за отваливающиеся кое-где куски краски и грязные железные прутья. Ощущение, будто он сам существует лишь в этом крохотном луче, делало темноту вокруг Ральфа ещё гуще и крало все звуки. И почему-то вызывало сонливость, хотя напряжение одиночной ночной прогулки должно было взбодрить. Ральф вздрогнул и остановился, когда фонарик выхватил из темноты зеленоватую в этом скудном желтушном освещении макушку. Стервятник красился в синий, но краска быстро смывалась со светлых волос, поэтому большую часть времени его патлы были грязно-голубого оттенка, как у болотной русалки. Ральф иногда поражался, как быстро и естественно он перенял традиции Крысиного царства. Одежда Стервятника оставалась преимущественно черного цвета, но была достаточно драной и затасканной для новоиспеченной Крысы, а рисунки на майках впечатляли своей психоделичностью. Для полного Крысиного комплекта ему не хватало татуировки, но Ральф не был уверен, что она уже не красовалась где-нибудь на не самом заметном месте. Зато пирсинга было хоть отбавляй — нижняя губа, нос, бровь и, кажется, даже язык. И бритва у Стервятника имелась. Ральф никогда не видел, но ходили легенды, что она выскакивает, как жало, из облезлой трости. — Что ты тут делаешь? — спросил Ральф. Его немного напрягало, что Стервятник торчал прямо на лестнице, подпирая собой стену, в полной темноте, словно охотился на потерявшую бдительность добычу. А Ральф действительно потерял бдительность, он не услышал ни единого звука, не почувствовал чужого присутствия. Он вообще заметил Стервятника, только потому что тот ему это позволил. — Это ж очевидно, — усмехнулся Стервятник. — Вас поджидаю. Глаза его неестественно сверкнули, как у ночного хищника. Ральф отвел от него луч фонарика и продолжил спуск, не показывая своей настороженности. — Для чего? — Соскучился, — ответил Стервятник, прихрамывая рядом. — Вы вчера заскочили к своим и даже в Шестую, а мне вашего внимания нихрена не досталось. — А нам есть, о чем говорить? — Расскажите, как провели отпуск, например. — Отлично провел. — Я что, даже не заслужил хотя бы немного подробностей? — Мы с тобой не друзья, — грубо ответил Ральф. — Чего ты хочешь? — А я думал друзья, — разочаровано протянул Стервятник. Его огорчение звучало почти натурально. Стервятник был в чем-то прав, отношения у них на самом деле немного отличались. Они были более доверительные, но в то же время более напряжённые, чем с остальными жителями в Доме. Когда Стервятник был ещё в Третьей, они сблизились как-то естественно и легко. Ральф умел не обращать внимание на колкости обиженного на весь мир подростка, спускал ему с рук мелкие провинности, и кому-то могло показаться, что Ральфу просто было на него наплевать, но Стервятнику показалось, что Ральф принимал его таким, какой он есть. Ральф видел нездоровую злость Стервятника и словно откладывал решение этой проблемы на потом. Кому-то могло показаться, что он не знал, что с этим делать, но Тени показалось, что он хотел этим приручить. И Тени это не нравилось, за это он Ральфа не любил, из-за этого он ссорился со Стервятником. Из-за этого и из-за того, что Стервятник-то Ральфа любил. Ральф понял это, когда тот уже перебежал во Вторую. Он думал, что, возможно, стал причиной непонимания между братьями, хоть и настоящего разлада между ними не случилось. И это огорчало Ральфа, но он ничего не сделал. И кому-то могло показаться, что он снял с себя ответственность, сдавая воспитанника с рук на руки Шерифу, но Стервятнику показалось — это потому, что он чувствовал что-то в ответ. Клубок недосказанности и странных намёков вот уже целую вечность путал мысли Ральфа, заматывая его в кокон отчуждённости. И иногда ему хотелось, чтобы острое лезвие хромоногой Крысы разрезало все эти стянувшиеся в узлы липкие нити. — Пожалуй, не буду напрашиваться в гости, — выдёргивая Ральфа из привычных пыльных размышлений, произнес Стервятник, когда они остановились у его комнаты. Ральф знал, что Стервятнику приглашение не нужно: захочет — вломится сам. И хоть он ни разу так не делал, Ральфу почему-то после этих слов захотелось подпереть дверную ручку шваброй.