Опасные игры

Последний день в году и даже Новогодняя ночь прошли относительно спокойно, из происшествий можно было выделить лишь измученного рвотой Белобрюха. Что ж, лечить страдальцев, объевшихся немытыми мандаринами, Ральфу было не впервой, и, набив бедняжку под завязку активированным углём, он оставил того тихонечко посапывать в обнимку с ведром. Ближе к полуночи Ральф сам отпер двери и выпустил взбудораженный народ смотреть на отголоски фейерверков, мелькавших между хмурыми Расчёсками, и поджигать собственные скромные запасы пиротехники. Вокруг всё громыхало, звеня стёклами и гуляя эхом между близкими многоэтажками, и Ральф застегнул куртку под самое горло, жалея, что не надел шапку. Он курил на крыльце, привалившись к перилам, в компании девчушки с огромными блестящими глазами, пристроившейся в коляске подальше от него, и задумчиво разглядывал цветные трещащие вспышки в чёрном небе, которые почему-то больше не вызывали трепета в его душе. Когда Ральфу было лет двадцать, он так же восторженно наблюдал салюты на Новый год или день города, как вертящиеся сейчас во дворе ребята. Тогда всё казалось проще, а жизнь лежала впереди — яркая, стремительная, нисколько не пугающая. Тогда он умел восхищаться тонкостью момента или просто красивыми вещами: фейерверками, ночными прогулками под фонарями, высокими ёлками, укутанными снегом. Теперь он стал другим, не то чтобы чёрствым, просто менее эмоциональным. Теперь он думал о других больше, чем о себе, а о бессмысленности бытия чаще, чем о счастье. Хотя и сейчас он, наверное, прогулялся бы по звенящему морозом лесу с замиранием сердца. Ральф бросил взгляд на воспитанников, вытоптавших в сугробах витые тропы, раскрасневшихся от мороза и собственных криков, и подумал, что они-то и не видели толком засыпанных снегом елей — вокруг Дома был пустырь, а на лыжную базу в горах, где ветхие строения охраняла гудящая на ветру могучая растительность, они ездили только летом. Ральф почувствовал движение за спиной, но не двинулся с места. Стервятник пристроился к перилам совсем близко, но на удивление даже не соприкасаясь с Ральфом плечом, словно между ними застыла тонкая прозрачная морозная плёночка. — О чём думаете? — спросил Стервятник. — О том, как жаль, что я не могу свозить вас на старую лыжную базу зимой. Стервятник промолчал. Наверное, не знал, что на это ответить, или не хотел лезть в его слишком личные мысли. Терпения сохранить этот момент, правда, ему хватило ненадолго. — А обо мне думаете? — Стервятник, не начинай, — попросил его Ральф. — Такой приятный вечер. — Я могу сделать его ещё приятнее. — Можешь. Если помолчишь. Краем глаза Ральф заметил, как Стервятник расплылся в своей фирменной хитрой улыбочке, но всё же больше не сказал ни слова. И Ральф расслабился. Наверное, именно этим можно было объяснить, почему Стервятнику так легко удалось подловить его в собственной прихожей и зажать в тёмном углу, не удосужившись, как всегда, прикрыть за собой дверь. Горячие пальцы тут же заползли Ральфу под куртку, намереваясь, по всей видимости, снять её вместе с рубашкой. Но Ральф сжал тонкие запястья, обрывая все дерзкие попытки. Жёлтые глаза сверкнули в полумраке комнаты, и Стервятник, чуть приподнявшись на носочках, лизнул Ральфа в губы. Иногда очень хотелось отвесить паршивцу звонкую оплеуху, но Ральф держал себя в руках. По глазам Стервятника он видел, что тот воспримет это, как безмолвное позволение зайти дальше. Только такой безумец, как он, мог посчитать насилие признанием ответных чувств. — Стервятник! — предупреждающе зарычал Ральф. — Молчите, — тихо произнёс тот. — Просто помолчите, и я сделаю всё сам. А завтра сможете притвориться, что ничего не было. — Мне и притворяться не надо. Ральф вытолкнул его в коридор и захлопнул дверь. Ключ на два оборота и щеколда. И можно выдохнуть, нервно срывая с себя прилипшую к спине рубашку. Утром Ральфа ждали два мандарина и полосатая карамельная трость, уютно пристроившиеся на его подушке. И незакрытая щеколда. Видимо, вернуть её в исходное положение с обратной стороны двери не получилось. Или просто кто-то специально этого не сделал, будто насмехаясь над воспитателем. Ральф снял обёртку с конфеты, сунул её в чашку своего паршивого растворимого кофе и стал раздумывать над тем, где раздобыть амбарный замок. *** Наверное, где-то в глубине души Ральф понимал, что иногда ему всё же трудно было устоять перед домогательствами Стервятника, и от того, что сам Стервятник это прекрасно знал, Ральфу хотелось продемонстрировать свою непоколебимость ещё больше. Стервятник дразнил его изо дня в день, все праздничные выходные, почему бы не подразнить в ответ? Что это как-то по-детски, Ральф понял, когда уже приобнимал Душеньку за талию в коридоре и нёс ей какую-то милую ерунду о том, какой чудесно отдохнувшей и посвежевшей она вернулась с каникул. Это всё отдавало несусветной чушью, особенно учитывая, что буквально час назад Душенька во всеуслышанье заявляла, какая бессердечная дура её младшая сестра, с которой они грызлись все ужасно скучные выходные, проведённые у родственников. Несмотря на это она смущенно хихикала и наклонялась к Ральфу, то и дело касаясь его своей затянутой в пуш-ап грудью. Стервятника рядом не было, да и вообще никого из Крыс, но Лэри вполне чётко разглядел, как Ральф наклонился ближе к её уху и что-то прошептал, поглаживая большим пальцем поясницу. Душенька Ральфу не нравилась, вот совсем, но втягивать в свои игры Овцу или кого-то ещё из женского персонала Дома было немного совестно. С Душенькой угрызения совести его как-то не мучили. С ней можно было даже пару ночей провести, не опасаясь за хрупкое женское сердце. Не то чтобы Ральф собирался, но всё же. Душенька, глянув по сторонам, улыбнулась и повернулась, чтобы ответить ему так же шёпотом. Она наклонилась слишком близко, и Ральф почувствовал, как её губы едва коснулись уха. Едва, но достаточно, чтобы на мочке остался влажный след. Ральф сдержался, чтобы тут же не вытереть его, и как-то совсем некстати вспомнил, что облизанные Стервятником губы вытирать он не торопился. Вечером того же дня, после всей рабочей суеты, Душенька вдруг стала заваривать свежий кофе в комнате отдыха, будто рабочий день и не думал кончаться, будто все остальные воспитатели не разошлись по своим комнатам. Ральф улыбнулся ей и ослабил галстук. Он не стал закрывать дверь, но сесть всё же предпочёл на диван, который не видно было сразу от входа. Душенька предложила ему кофе и, поставив две чашки на столик, присела рядом, изящно закидывая ногу на ногу. Провожая её после кофейных посиделок до дверей, ведущих в воспитательский коридор, Ральф был убеждён — потом Душенька будет рассказывать всем, какой он был джентельмен и не торопил события, хотя сама уже точно готова была скинуть тесную юбку в комнате отдыха, если бы он только закрыл дверь. Спускаясь на второй этаж, Ральф чувствовал себя уставшим и рассеянным. Он остановился покурить на Перекрестке, лениво глядя в окно на отражение коридорных ламп. Словно даже Наружный пейзаж в Доме был не положен. Появление Стервятника в растянутом сером свитере его не удивило. Он даже не смог понять, ждал ли он его раньше или позже — поведение дикой Крысы трудно было прогнозировать. Ральф только знал, что отдача будет, не реагировать Стервятник просто не умел. Но Стервятник не сказал ему ни слова, закурил, пристроившись рядом, и даже не посмотрел в его сторону. Так они и стояли, разгоняя дым сигарет по оконному стеклу и не встречаясь глазами в отражении. Спустя несколько молчаливых минут Ральф даже почувствовал облегчение, шумно выдохнул, раздавил сигарету в банке с вонючими окурками и собрался уходить, когда Стервятник наконец подал голос. — Красный вам не идёт, — произнёс он тихо. Могло показаться, что невозмутимо, но Ральф слышал — с усмешкой. — Что? — не понял Ральф. Стервятник неторопливо затушил и свой окурок, качнулся навстречу и поднял руку, касаясь его лица. Ральфу стоило усилий не отшатнуться от этого движения. Стервятник медленно провел большим пальцем по его губе, смотря в глаза, словно этим взглядом вынуждал Ральфа стоять на месте. А потом показал ему палец, испачканный красной помадой Душеньки. Ральфа передернуло, и он даже не понял, от чего именно: от этого слишком пошлого прикосновения Стервятника или от его ехидной улыбки, наконец прорвавшейся сквозь деланное безразличие. Будто он не воспринимал Ральфа всерьёз, будто видел его ребячество насквозь. Стервятник вытер испачканный палец о штанину, обошёл Ральфа, намеренно задевая его плечом, и скрылся в темноте коридоров. А Ральф остался стоять как вкопанный, хотя это он собирался уйти первым.