Опасные игры

Ральф недолюбливал радостный праздник Новый год. Времена задорных утренников давно прошли, весёлых детишек в костюмах мальчиков-зайчиков, чьи глаза счастливо светились от обладания красиво упакованных наборов из конфет и мандаринов, среди жителей Дома уже не было, и праздничные мероприятия ограничивались торжественной речью директора и дискотекой вокруг ёлочки в актовом зале. В такие дни Ральф часто вспоминал Лося. Его довольное лицо, когда какой-нибудь малец, сверкая пылающими ушами, звонко рассказывал стишок со сцены, его воодушевлённую настойчивость, когда он уговаривал Ральфа сыграть Деда Мороза — ведь сам он не мог, дети сразу разгадают — его блестящие глаза, когда они, отправив по спальням всех мальков и непривычно счастливых взрослых ребят, попивали в затихшей учительской чай с коньяком. Тогда этот праздник отчего-то казался веселее. Сейчас он по большей части вызывал неясную тоску и головную боль. Дежурить на дискотеке Ральф наотрез отказался, прикрывшись тем, что завтра все воспитатели разъедутся на праздники к семьям, а он останется на бессменном дежурстве почти один — и бдить подрядили Шерифа, Ящера и Душеньку. Стоило ли говорить, что стражи порядка смотрели на всё сквозь пальцы, а разнузданное веселье довольно скоро выплеснулось из актового зала и потекло по этажам. Когда мимо его двери уже третий раз за последние двадцать минут пронёсся дребезжащий на все лады Мустанг Шакала Табаки, таща на себе шумного всадника, а следом где-то совсем рядом грохнула петарда, Ральф понял, что от головной боли не поможет ни одна таблетка. Вариантов было немного: напиться в дымину со своими подопечными, как Шериф, или искать место потише. Ральф высунулся в коридор и побрёл по стеночке в сторону, где было потемнее и потише, где мимо не проносились и не проползали ночные весельчаки, вооружённые скачущими по стенам фонариками, блестящей мишурой и разрывающими мозг хлопушками. Он понял, что на верном пути, когда коридор совсем потемнел и пришлось доставать собственный фонарик, чтобы освещать себе путь. Приблизившись к дверям библиотеки, Ральф дёрнул ручку, обрадовался, что библиотекарша, как всегда, не потрудилась её запереть, и, убедившись, что никто его не видел, шмыгнул внутрь, тихо прикрывая за собой дверь. Внутри было пыльно и темно, тонкими паутинками тянулся лунный свет, проникавший в огромные окна, почти полностью загороженные стеллажами с книгами. От накрывшей его тишины даже зазвенело в ушах. Ральф включил маленькую зелёную лампу на столе библиотекарши и расслабленно опустился в её жёсткое кресло, разворачиваясь высокой спинкой ко входу — если кто сунется, не заметит его сразу. Он раздумывал о планах на ленивые праздничные дни, когда учебных мероприятий не будет, да и воспитателей временно поубавится, и надеялся, что все просто дружно впадут в спячку и не станут добавлять ему проблем. Эти затяжные праздники всегда грозили обрушиться на него какой-нибудь безумной затеей Шакала или ему подобных неугомонных умов. А иногда — затянуть в пучину депрессии особо ранимых владельцев острых лезвий. Вот с этим разбираться не хотелось. Этого хватает с головой на Выпуск. Ральф поморщился, когда понял, что мысли опять затекли в неприятное русло. И в этот раз, помимо судеб своих воспитанников, его волновала и своя собственная. Что он станет делать после Выпуска? Не хотелось в это верить, но головой Ральф понимал — этот Выпуск последний. Он так врос в эти серые стены, что боялся не прийтись ко двору в мире снаружи. В Наружности не многое изменилось, он не так давно лично в этом убедился. А вот сам Ральф поменялся, наверное, до последней клеточки мозга. Эти странные мысли отравляли его существование, их хотелось не думать, и Ральф вынул из кармана пачку сигарет. Он смотрел на огонёк тлеющей сигареты и на дым, вырывающийся у него изо рта, и сразу как-то становилось легче. Проще, привычнее. — Курить в библиотеке — пожароопасно, — раздался тихий голос, в котором, несмотря на поучительное предостережение, не было ни намёка на осуждение. Ральф вздрогнул и подумал, что даже не услышал, как открылась дверь, что не заметил, как Стервятник опять его выследил. Но когда тот подошёл совсем с другой стороны, Ральф понял: Стервятник не следил за ним, он был в библиотеке до него. И получалось, что это Ральф прервал его уединение, и Стервятник ему любезно это позволил, ведь Ральф просидел, утопленный в своих мыслях, не меньше получаса. — Почему ты сидишь тут один? — спросил Ральф, наблюдая, как Стервятник задумчиво перебирает ручки в стаканчике на столе, не приближаясь к Ральфу слишком близко. — Было весело, пока не припёрся Шериф, — пояснил он. — Поймите правильно, Крысиные вечеринки — просто улёт, обожаю их, и девчонки у Крыс самые прикольные. Да и Шериф, в общем-то, отличный мужик, но бухать с ним — это странно. — Ещё бы, он же воспитатель. — Да не, не в этом дело. С вами бы я выпил, да и Третья бы не отказалась отметить праздник в вашей компании, но с Шерифом почему-то не так. Крысы почти все меняются в его присутствии. Кроме Рыжего и, пожалуй, Мертвеца. А девчонки странно смеются. Ральф понимающе кивнул и аккуратно затушил сигарету в грязной кофейной чашке. — Короче, мне было не по себе, и я слинял, — сказал Стервятник, оставляя в покое ручки и прислоняясь бедром к столешнице на шаг ближе к Ральфу, словно старался подобраться незаметно. Помолчал, а потом вдруг предложил: — Может, выпьем вместе? У меня есть. Глаза его странно блестели, и Ральф подумал, что Стервятник, должно быть, уже опустошил половину своих запасов тут, спрятавшись в густой тени книжных полок. — Нет, — отказался Ральф. — Как-то это непедагогично. Стервятник хмыкнул. — Жаль, с вами было бы весело. С вами вообще здорово. — Так зачем ты ушел из Третьей? — неожиданно для себя самого спросил Ральф, слишком поздно понимая, что зря. — Чтобы вы не были моим воспитателем. — Не вижу логики. — Ну если вы вдруг захотите меня трахнуть, это не будет вас сдерживать. Если бы можно было задохнуться вдохом, Ральф бы точно задохнулся. Посинел бы и издох прямо в старом кресле библиотекарши. — Ты в своем уме? — поинтересовался он, сохраняя каменное лицо. — Ты действительно полагаешь, что только то, что я не твой непосредственный воспитатель, даёт мне право это сделать? — Ну а что в этом такого? — пожал плечами Стервятник, отлепляясь от столешницы, и Ральф моментально напрягся всем телом. — Я даже отвечать на это не буду. Стервятник мимолётно коснулся пальцами его плеча, в один шаг оказываясь совсем близко. Он смотрел не моргая прямо в глаза, и Ральф настороженно ждал, что приставучая Крыса придумает нового, чтобы его достать. Стервятник улыбнулся и вдруг перекинул ногу через Ральфа, пристраиваясь коленом на кресле. Ральф вжался в спинку сиденья и подумал, что нужно оттолкнуть наглеца, но вовремя среагировать не успел — Стервятник уже забрался к нему на колени, сжимая своими тощими ногами его бёдра. — Вы страдаете хернёй, — заявил Стервятник, подаваясь вперёд и практически укладываясь на Ральфа. Спинка кресла протяжно скрипнула, отклоняясь назад. Стервятник гладил пальцами его грудь, пытаясь заползти под рубашку между пуговиц, дышал в губы какой-то спиртовой дрянью, настоянной на мандариновых корках, и ёрзал на его коленях, выгибаясь в пояснице и притираясь всё плотнее. — Это ты страдаешь хернёй, — выдавил Ральф, пытаясь сдержать бешеный стук собственного сердца. Он знал, что Стервятник чувствовал его ладонями. — Слезай. Стервятник наклонился к самому его уху и выдохнул вибрирующим низким голосом: — Вы слышали про возраст согласия? Так вот, я весь согласен, могу даже письменно подтвердить, если хотите. — Слезай! — Я не могу, — весело ответил Стервятник, издевательски рассматривая побелевшие от злости губы Ральфа. — Колено болит, я теперь из этой позы никогда не выберусь. Ральф зашипел сквозь зубы и, обхватив Стервятника за талию, с трудом поднялся на ноги. Стервятник удивленно охнул, вцепляясь в его плечи и прижимаясь ещё сильнее. Ральф опустил его на стол и оттолкнул от себя острую коленку. — Уймись, Стервятник! Он хлопнул дверью так, что информационный стенд сорвался со стены и рухнул на пол, треща развалившейся рамкой и бухая эхом на весь коридор.