Опасные игры

Ругань в кабинете Акулы было слышно ещё в коридоре, она выплескивалась туда хлёсткой волной при каждом открытии двери, будто большая рыба нервно била хвостом по стенкам своего аквариума. Ральф обречённо вздохнул, готовясь к тому, что и его сейчас заденет плохим настроением директора, а ведь его собственное и без того было ниже плинтуса со вчерашнего вечера. Ещё и голова болела от паршивого вина. — Что случилось? — спросил он, заходя в кабинет и пропуская формальности со стуком и приветствием. — Кладовщик не вышел! — выпалил Акула. — Там медикаментов привезли и всякую бытовуху ещё. А этот, не побоюсь этого слова, нехороший человек, валяется сейчас где-то под забором, как пить дать! И разбираться некому, совсем некому. У меня с министерства звонки с самого утра, я бы сам… Он отчаянно плюхнулся в кресло и вытер взмокшее лицо рукавом пиджака. — Я Шерифа отправил, — рассказывал Акула, — но этот увалень уже что-то там напутал. — Я могу помочь, — предложил Ральф, флегматично разглядывая огнетушитель, висевший на стене. Акула вскинул на него подозрительный взгляд. Ещё вчера Ральф бы слинял из кабинета, услышь он что-то про склад — кладовщик регулярно оказывался выведенным из строя горячительными напитками в самый неподходящий момент, и все вокруг знали, чем это грозит отважившимся его заменить. Работа была не пыльная: все принять, сверить, записать, но, во-первых, выцепить из каши макулатуры нужные бумаги умел только сам пропойца, а во-вторых, занятие это было зверски унылым и запросто могло затянуться на весь день. И Ральф ни за что не согласился бы сортировать коробки со шприцами и пластырями, если бы буквально пятнадцать минут назад ему не сообщили, что Душенька искала его с самого утра. Когда он уходил вчера из её спальни, она выглядела вполне довольной и теперь наверняка считала себя его официальной женщиной, если вообще не напридумывала чего побольше. А Ральф собирался всё это прекратить. И выглядело это по меньшей мере некрасиво: почти месяц ходил вокруг да около, подкармливая любезностями и томными ухаживаниями, а стоило наконец оказаться с дамой в одной постели — и на следующий же день он сбегает. Подумать можно было всё, что угодно, но первым делом — что Ральф редкостная свинья. Ральф корил себя за то, как долго тянул и что вообще начал всю эту бессмысленную историю. На Стервятника она не произвела никакого эффекта. Точнее, не произвела того эффекта, которого хотел Ральф, только проблем подкинула. У Ральфа было чувство, будто он тыкал гремучую змею палкой и ждал не понятно чего. Что-то мазохистское было в том, как он общался со Стервятником. Поэтому возможности малодушно скрыться от Душеньки до поры до времени, а заодно отдохнуть от растревоженного осиного гнезда на хромых ножках он был только рад. Но к вечеру всё равно заскучал и пришёл к пониманию любви кладовщика к спиртовым настоям. Янус, забегавший на склад пару раз сверить свои заявки с привезёнными коробками, подозрительно косился на Ральфа, но ничего не говорил. — Ну что? — буркнул Ральф на очередной Паучий взгляд. — Ты прости ради бога, не то чтобы я собираюсь лезть в твои дела, — пробормотал тот, — просто выглядишь ты совсем плохо. — Если есть, что сказать, говори. — Душенька совсем тебе не пара. Не знаю даже, кому она пара. Не стоит так из-за неё переживать. — Я из-за неё не переживаю, — заверил его Ральф. Он переживал совсем из-за другого. Из-за лезвия, которое ему чуть в глаз не воткнули, например, из-за ярости, которая выливалась из глаз Стервятника, обжигая всё внутри, и натурально заставляла Ральфа задуматься о собственной безопасности. Из-за слов, которые тот ему сказал. От того, как он это сказал, становилось даже больно. — Шериф говорил, у тебя на неё серьёзные планы, — вздохнул Янус. — Жаль, что вы расстались. — Мы ещё не… — Ральф нахмурился. — Что, прости? — Мне Шериф сказал, — Янус смущённо сунул руки в карманы своего халата. Кажется, ему было неуютно от того, что он без приглашения полез в чужие дела. — Душенька сегодня что-то такое говорила Овце. Может, я что-то не так понял? — Да всё так. Извини, мне надо идти. — А коробки? — крикнул ему вслед удивлённый Паук. — В гробу я их видал! — бросил Ральф. — Пусть Шериф теперь разбирается, я и так почти весь день убил. Душеньку Ральф нашёл в комнате отдыха. Заметив его, она тут же отвела глаза. Солнце уже зашло, и тусклое искусственное освещение делало её старше, путаясь в крашеных волосах и подчеркивая тени под глазами. — Нам бы поговорить, — сказал Ральф, ни с кем больше не здороваясь. Он рассчитывал, что она выйдет вместе с ним в коридор, но вместо этого все присутствующие — Овца, Шериф и Гомер — быстро переглянувшись, выскользнули из кабинета. Отлично, кажется, весь Дом был уже в курсе того, о чём Ральф ни черта не знал. Может, стоило не прятаться по углам от своей зазнобы? — Что происходит? — спросил он тихо, подходя ближе. Почему-то он был уверен, что сбежавшие коллеги ушли недалеко и грели уши сейчас прямо за дверью. — Нам нужно расстаться, — вымолвила Душенька, рассматривая свою туфлю. — Что? Ральфу казалось, что он ослышался. Он никак не мог поверить, что того сложного разговора, женских истерик, обид и, возможно, слёз, от которых он упорно убегал весь день, просто не будет. Можно было расслабиться и вернуться к привычной жизни. — Я понимаю, что это неожиданно, — пробормотала она. — Не пойми меня неправильно, вчера всё было… Но я вынуждена всё прервать, пока мы не зашли слишком далеко. — Но я не… — выпалил было Ральф, чтобы показать своё неравнодушие, но вдруг осёкся: а что если он сейчас начнёт её уговаривать вернуться ради приличия, а она сдастся без боя? И он прикусил язык. — Раз ты этого хочешь, я не имею права на тебя давить. И тут Душенька вскинула на него взгляд, злобный и обиженный. — Ты даже не спросишь почему?! Ну вот, началось. — Не вижу смысла копаться в этом, раз всё закончено, — ответил Ральф. Душенька молчала с минуту, плотно сжимая губы. Было заметно, что её распирало от желания вывалить всё наружу, и Ральф сдался. — Что не так? — выдохнул он. — Я боюсь за свою жизнь! — Что? — он непонимающе нахмурился. — Вчера ко мне подошёл один из твоих мальчиков. Хромоногий, с голубыми волосами, — пояснила Душенька. Можно было и не пояснять, Ральф сразу догадался, о ком шла речь. — Это не мой, это Шерифа, — на автомате поправил он. — Не важно, — фыркнула Душенька. — Он велел никому не говорить, но я всё-таки скажу. Он угрожал мне, сказал, чтобы я от тебя отстала. Она явно ждала от него реакции, но Ральф просто молчал. — Я испугалась! — Что такого он тебе сказал? — поинтересовался Ральф, он совсем не сомневался, что Стервятник мог всерьёз напугать Душеньку. — Много всего. Сказал, что добавит ложечку крысиного яда к моим двум ложечкам сахара в утренний кофе! — она сверлила Ральфа колким взглядом, силясь выбить из него хоть какую-то эмоцию, но так и не получив своё, нервно повысила голос: — Откуда этот малолетний преступник знает, сколько ложек сахара я кладу в кофе? Ральф пожал плечами, и Душенька вскочила со своего места. — Ты ничего не собираешься сделать? Ученик угрожал мне убийством! — Что ж ты не пожаловалась директору? — спросил вдруг Ральф. Душенька возмущённо открыла рот и тут же захлопнула. Она испугалась Стервятника не на шутку — это было видно. И она никому не сказала, и почти жалела, что сказала Ральфу, ведь ей было запрещено. — Я даю слово, что никто не причинит тебе вреда, — пообещал Ральф, сжалившись над ней. — Хорошо, если так, — она вдруг разом притихла. — Извини, что так всё вышло. Надеюсь, мы сможем остаться в хороших отношениях. Душенька дёрнула плечом и отвернулась к окну. Она не была слишком расстроена потерей ухажёра, но обида всё равно точила её изнутри. Ральф выдохнул и направился к выходу. — А этот сучёныш, оказывается, сказал правду, — прилетело ироничное ему в спину. — Не понял? — обернулся Ральф. — Он сказал, что ты принадлежишь ему, — усмехнулась Душенька, всё ещё уставившись в грязное окно. — Похоже, так оно и есть. *** — Стервятник, на минуточку, — скороговоркой проговорил Ральф, хватая его за локоть и сдёргивая со стула так, что тот рассыпал все свои карты на парту и чуть не рухнул на пол. Так, что все его товарищи-картёжники молча пооткрывали рты. Так, что Стервятник, не успев прихватить трость, ковылял запинаясь за Ральфом до его комнаты и шипел от боли в увечной ноге. Ральф небрежно толкнул его на диван — стоять тот всё равно бы не стал, да и не смог бы без трости. — Скажи, ты считаешь нормальным угрожать воспитателю? — Ральф вперился в него взглядом, прислоняясь бедром к столу и складывая руки на груди. — Какому именно? — с наглой улыбочкой на губах уточнил Стервятник. Даже не стал отрицать. — Тебе смешно? Слушай, я очень терпеливый, но твои выходки — за гранью. Никто, ни в одной стае себе такого не позволяет. Ты грозишь людям смертью, и я знаю, что ты делаешь это всерьёз. — И что с того? — Что с того?! Может, мне стоит донести Акуле, раз Душеньку ты запугал? Пролетишь, минуя Клетку, в места менее приятные. Директор не такой идиот, как я, рисковать понапрасну он не будет. — Валяйте! — пожал плечами Стервятник. — Только вот я знаю, что вы нихрена не сделаете. Хотели — давно бы настучали, но вы молчите. А знаете почему? Ральф напрягся, сжимая челюсти. Он знал, что Стервятник собирался сказать, но не хотел слышать. — Потому что вам это нравится. Вас заводит адреналин, вам нравятся мои домогательства, вы просто отрицаете очевидное. Если я перестану, вы приползёте ко мне сами, отвечаю! — Захлопни клюв! — не выдержал Ральф, и Стервятник усмехнулся. — Ты просто оборзевший в край наглый пацан. Проваливай отсюда! — Ральф дёрнул его за локоть. — Немедленно! — Ой, да ради бога, — фыркнул Стервятник, ковыляя к выходу. — Ночью приду. — Я тебе приду! — гаркнул Ральф ему вслед. — И дверь закрой! Ральф закрыл глаза. Он так и не сказал Стервятнику того, чего хотел. Он так и не поставил его на место. Он так ничего и не предпринял. Это, очевидно, была уже не жалость к побитому жизнью подростку. Это была тупая слабость. Трусость. Нерешительность. Он не просто потворствовал поведению Стервятнику — он залип вместе с ним в этой паутине изломанной зависимости. И он не хотел шевелиться. Ральф вытащил из ящика стола новую пачку сигарет и спустился на крыльцо покурить. Без куртки. Просто стоял, медленно затягиваясь и выдыхая дым, трясясь от холода, словно назло самому себе, смотрел в звёздное небо, в потухшие после отбоя окна Дома и думал только одну мысль. Когда уже чёртовы пауки обглодают его до костей? Когда он вернулся, дверь в его комнату была заперта. На щеколду. Изнутри. *** Ральф провозился в кладовой добрые полчаса, пытаясь с фонариком найти какой-нибудь подходящий инструмент. Первой мыслью было просто вынести дверь, и тот факт, что она открывалась наружу, даже не казался существенным препятствием. Потом Ральф решил, что разобьёт стекло и там уже достанет проклятую щеколду. Но аккуратно снять дверь с петель было бы разумнее, правда, заниматься этим в ночи при свете фонарика было совсем неохота. Да и назад придётся прикручивать, и всё одному. В итоге, раскопав пару отвёрток, Ральф сгенерировал план. Для начала он попытается просто выдрать щеколду — держалась она на паре ржавых саморезов, не велика задача. А уж если силенок не хватит, придётся откручивать петли. И крайний вариант — стекло. Почему-то самого простого пункта — позвать Стервятника и заставить его открыть — в плане не было. Ральфу было стыдно за собственную ребячью гордость и упрямство, но он знал: приди он к Стервятнику или нет, тот всё равно будет чувствовать себя победителем. Можно хотя бы не смотреть ему при этом в глаза. Ральф практически добрался до собственной двери, когда услышал странный шум и дикие вопли со стороны учительского туалета. Весь тёмный и, казалось бы, пустой коридор пришёл в движение в одночасье, будто из всех щелей полезли тараканы на двух ногах, а то и на инвалидных колясках, сползаясь на звук. Ральф бросился туда. — Что здесь происходит? — рявкнул он, вламываясь в туалет и слепо шаря фонариком по стенам. Кто-то рванул мимо него, задевая плечом. Один, второй, Ральф дёрнулся, хватая в потёмках чей-то рукав. Лицо обожгло резкой болью, и он, охнув от неожиданности, отступил назад и разжал пальцы. Прижал руку к лицу и тут же одёрнул, зашипев от боли. В голове зазвенело, Ральф сделал два глубоких вдоха и поднял фонарик, осматриваясь. В дверях стремительно образовывался затор из любопытных. Он подошёл к кабинкам. На полу за унитазом сидел Слепой, потирая незрячие глаза. Рядом с ним по стенке сползал окровавленный Рыжий. Зрачки в его распахнутых глазах почти не отреагировали на свет, а кожа была прям-таки белой, и Ральф понял — сейчас потеряет сознание. Он подхватил Рыжего, бросив свой фонарик на пол. — Посветите кто-нибудь до лазарета, — попросил Ральф, и из темноты к нему ступил Стервятник с каменным лицом, но недобрыми глазами. До Могильника они дошли молча. — Эй, есть кто? — крикнул Ральф, и в кабинете, из-под двери которого сочился слабый свет, что-то грохнуло. Через секунду выскочила заспанная Паучиха и, выпучив испуганные глаза, замахала Ральфу, показывая, куда тащить пострадавшего, а сама метнулась за Янусом, который спал в задней комнате. Ральф завис на пороге, наблюдая, как Янус с помощницей возились над бессознательным Рыжим. И только когда врачеватель поднял взгляд на Ральфа и кивнул, мол, всё обойдётся, тот устало сел на стул в коридоре. Он разглядывал руки, вертя отвёртку, которую на автомате сунул в карман. Кровь засохла на пальцах и при каждом движении трескалась, крошилась мелкой пылью. Его собственная или Рыжего. Лицо болело, сердце колотилось неумолимо, а в голове мозг разрывала усталость. От жестокости, от этого места. Неужели это уже были первые звоночки Выпуска? До него ведь было так далеко, да и Ральф думал, что в этот раз всё будет тихо. Кажется, он слишком сильно забыл о том, кто они такие. Помпей, Рыжий, кто следующий на очереди? Может, он сам? Ральф горько усмехнулся, глядя на себя в стеклянную дверцу шкафчика. Через лицо шёл ровный порез, нанесённый очень острым лезвием. Ещё чуть-чуть и лишился бы глаза. Того самого глаза, который буквально вчера ему угрожал вырезать Стервятник. Какая ирония. После того, как взволнованная Паучиха обработала его рану, Ральф поплёлся на выход. Стервятник ждал его у Могильника с фонариком. И Ральф с грустью вспомнил, что ему ещё разбираться с запертой дверью, и подумал, может, Стервятник будет так заботлив, что просто молча отопрёт её. Без ехидства и пускай даже без извинений. Просто отопрёт и оставит одного. Они спускались по лестнице в тяжёлом молчании, и Ральф слышал, как идущий немного позади Стервятник шумно дышал. Слышал, как дико билось его сердце. Или это его собственное всё никак не могло успокоиться? На нижних ступеньках Ральф вдруг потерял опору и на секунду перестал дышать, пытаясь сообразить, что произошло и как теперь не сломать себе шею. Он быстро и неуклюже проскочил последние ступеньки и врезался в стену, понимая, что вовсе не споткнулся. Стервятник толкнул его в спину. Этим, конечно, было не убить и даже не покалечить, но тогда зачем? Ральф резко развернулся и тут же был прижат к стене. Стервятник осветил его лицо фонариком, внимательно рассматривая рану, золотые глаза опасно сузились. Ральф прищурился от раздражающего света. — Я даже немного ревную, — протянул Стервятник, аккуратно поглаживая Ральфа по щеке в опасной близости от пореза. — Ведь только я имею право оставлять на тебе метки, — произнёс он тихо-тихо и, прижимаясь всем телом, медленно провел по свежей ране языком, слизывая тут же выступившую кровь. Ральф дёрнулся. Делать невозмутимый вид было всё сложнее. Стервятник не верил в его невозмутимость, в его фальшивое каменное лицо, да он и сам уже не верил. Он не отстранился, будто сделал Стервятнику одолжение, позволяя ему в темноте этот слишком интимный поступок. Стервятник улыбнулся. — Эти ублюдки заплатят, — прошептал он. И Ральфа будто ледяной водой окатило. Он сбросил с себя оцепенение и с силой отшвырнул Стервятника прочь. Тот не устоял, и рухнул на ступеньки, с грохотом роняя трость. — Я предупреждаю тебя в последний раз, — прорычал Ральф. Он чувствовал, что булькающий ядовитый гнев вот-вот прорвёт плотину внутри него, — ещё хоть кого-нибудь ты тронешь пальцем! Хоть кому-нибудь станешь угрожать, я лично выкину тебя отсюда! Глаза Стервятника удивлённо распахнулись. — Ты знаешь, сколько пометок в твоем деле? Мне даже устраивать ничего не нужно, только намекнуть. Если хоть с кем-то в Доме ещё хоть что-то случится, мне будет плевать, ты это сделал или нет. Клянусь, тебя здесь больше не будет! — Ты очень сексуален в гневе, — произнёс Стервятник сладким голосом. Как же хотелось залепить ему пощечину. Ральф медленно выдохнул, успокаиваясь, но ладони будто горели. И он ударил. — И больше не подходи ко мне! — рявкнул он. Когда он разбил стекло на двери в свою комнату рукояткой отвёртки, стены будто зазвенели вместе с его раскалёнными нервами. Он просунул руку внутрь, разрезая и царапая кожу торчащими осколками, и отодвинул щеколду. А когда дверь отворилась, сунул стержень отвертки под бесполезную задвижку и выдрал её с корнем.